А
зори здесь тихие- тихие…
(Пьеса
по мотивам одноимённой
повести Б. Васильева «А зори здесь тихие…»)
Действующие
лица:
Старшина Васков
Девушки ( все одеты в военную форму)
Рита Осянина
Женька Комелькова
Соня Гурвич
Галя Четвертак
Лизавета Бричкина
Декорации:
На сцене камень-магильная плита на середине сцены; несколько листьев, фон
– осенний лес. Девушки сидят на сцене.
Ведущий: Шел май 1942 года. Война по-своему распоряжается человеческими жизнями, и судьбы
людей переплетаются причудливо и непонятно.
Старшина Васков после ранения был назначен комендантом 171-го
разъезда. Трижды в день он обходил объект и делал в тетради одну и ту же
запись: объект осмотрен, нарушений нет.
Спокойно служилось старшине Васкову до тех пор, пока для
охраны объекта на разъезд не прибыли зенитчицы – стайка шумных и задиристых
девах, которые ночами азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим
немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки…
Стояли белые ночи. Длинные сумерки дышали густым настоем
зацветающих трав. А зори здесь были тихими-тихими…
На сцену выходит, опираясь на палку, однорукий
старик. Он идёт не спеша, вороша палкой опавшие листья, бубнит себе под нос,
подходит к камню, затем садится на пенек.
Васков: - Да-а-а, старый я совсем стал. Каждый день молодость
вспоминаю… Война эта проклятая каждую ночь снится. Рука, окаянная, нету её, в
42 здесь её потерял, всё ноет… Горело всё во мне тогда, и мысли путались.
Бывает горе – что косматая медведица: навалится, рвёт, терзает – света не видишь.
А отвалит – и ничего, вроде можно дышать, жить, действовать. Как не было. Эх… (оглядывается
по сторонам) А зори-то здесь тихие, только сегодня разглядел. И чистые-чистые,
как слёзы. С сыном, вот, Альбертом Федотычем, каждый год сюда приезжаем грибов
пособирать, рыбёшку половить. А в прошлом году на могилку плиту привезли
мраморную. Вот она, могилка братская…
(Старик низко опустил голову и покачал ею, потом снова заговорил,
сначала тихо, глотая комок в горле, потом всё громче, с надрывом)
Пять девчат, пять девочек было всего… всего пятеро. И всё равно фрицы,
проклятые, не прошли. И сдохли здесь, все сдохли!
( Он осёкся, потом снова заговорил тихим голосом)
Простите, девчата, ради Христа, простите. Положил ведь я вас, всех
пятерых положил. Будь проклята эта война! Простите меня, девочки, за ниточки
ваши оборванные, за детей ваших нерождённых. Оборвались ниточки…Вот только одна
и осталась – сын. Прости меня, сынок, что мамку твою не уберёг я… В могиле она
вместе с девчатами, в братской могиле. Рита Осянина, Галя Четвертак, Гурвич
Соня, Женька Комелькова. Вот только Лизаветы нет, в болоте она утопла, там и
могилка её.
Лизавета.
Васков: -Как же это сталось с тобой, Лизавета?
Лиза: - Торопилась я.
Васков: -Не дошла, значит, Бричкина…Значит, полезла ты, боец Бричкина, в
топь эту, трижды клятую… Страшно тебе было, девочка?
Лиза: - Страшным было одиночество, Федот Ефграфыч. Мёртвая, загробная тишина
над болотом. Я плохо помнила, как выбралась на островок. Вползла на коленях,
ткнулась ничком в траву прелую и заплакала… А потом стала думать о тебе, Федот
Ефграфыч (улыбается), ты сразу мне на сердце лёг…
Васков : - Знаю я, Лизонька. Знал… Всё знал.
Лиза: Думала я, Федот, вот выполню боевой приказ. А там… Да только не
привелось нам с тобой. Когда ноги медленно, страшно медленно что-то вниз
потянуло, что ни шага, ни полшага сделать нельзя было, а тропа рядом, казалось,
рукой дотянуться можно… Знаешь, я небо вдруг увидела, синее, прекрасное, когда
тянулась к нему, тянулась и верила… Зря, всё зря…
Васков: -Нет! Не говори так, Лизавета! Сутки мы выиграли, не зря вы погибли!
Смертью храбрых погибли! Галя Четвертак в перестрелке и Соня…
Лиза: - Соня… Как же так, Соня?
Лиза: (Делает
шаг вперёд. Звуки болота) Первой погибла Лиза Бричкина. Болото…
Последний кусок до сухой земли оставался. Огромный пузырь вспучился перед ней
так неожиданно, что она рванула в сторону. Всего шаг в сторону, а ноги сразу
потеряли опору. Тропа была где-то рядом – шаг, полшага от нее, но эти полшага
уже было невозможно сделать. «Помогите! На помощь!..» Жуткий одинокий крик
долго звенел над равнодушным ржавым болотом и взлетал к безоблачному майскому
небу. Над деревьями медленно всплыло солнце, и Лиза в последний раз увидела его
свет – теплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего
мгновения верила, что это завтра будет и для нее… Простите!
Васков
идет к Соне.
Соня.
Васков:
- Эх, девочка, и зачем ты только за этим кисетом вернулась, торопилась принести
мне махорку ту, трижды клятую.
Соня: - Это ничего, товарищ старшина. Кто ж знал, что немцы там, как будто
ждали меня. Ничего, мне осторожней надо бы. Я, когда бежала, сильно сапогами
топала, по неопытности в каптёрке на два размера больше получила.
Васков: - Я тогда заострённым был, на твой крик заострённый, услыхал далёкий
такой, слабый, как вздох.
Соня: - Я бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на плечи
потная тяжесть, почему сердце рванулось вдруг пронзительной яркой болью…Успела
я крикнуть, жаль, что слабо. Я предупредить вас хотела, громче, чтоб услышали
вы.
Васков: - Услышали мы, спасибо тебе, девочка. Это потому ты крикнуть успела,
что удар у него, у фрица, на мужика поставлен был, не дошёл он до сердца с
первого раза: грудь помешала. Маюсь я, Соня, маюсь, казнюсь по сей день.
Простить себе не могу, что не удержал тогда тебя и сгубил переводчика своего.
Всех вас сгубил. Тебя, Сонюшка, Лизу, Галю…
Соня:
Простите и меня, Федот Евграфыч. Не донесла я, забытый вами кисет, а так
хотела! Ведь бегала уже по этой тропинке! А все так неожиданно произошло!
Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная
тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. (Крик
и эхо в лесу) Нет, успела. И понять успела, и крикнуть, потому что не
достал нож до ее сердца с первого удара… Две узких дырочки виднелись на Сониной
гимнастерке: одна в грудь, другая пониже – в сердце.
Соня: Галя,
девчонка совсем, беззащитная такая…
Соня делает шаг в сторону, встает рядом с Лизой, снимает пилотку и
опускает голову.
Галя.
Васков
подошёл к Гале.
Галя : - Я тогда сапоги эти, что вы, товарищ старшина, с Сони, убитой
уже, сняли и мне дали носить не могла.
Васков: Ничего, Галя, Соня не обиделась, а у меня боец разутый, а как
же, разувшись, воевать?
Галя: - Я думала, что сапоги пока есть у Сони, она как бы живая…Ведь
детдомовская я, товарищ старшина, мне и фамилию в детдоме дали – Четвертак. А
девчонки наши мне как сестры были. Героини они, а я испугалась, товарищ
старшина. Немцы на прямую вышли, куст оставили, где пряталась я… Не сдержалась
я, не смогла… Выгнулась, заломила руки за голову, метнулась наперерез им…
Ничего не видела и не соображала. Я только почувствовала, как спину мою
разорвало, закричала, а только один булькающий хрип получился. А ноги…Ноги все
бежали, ещё бились в Сониных сапогах.
Васков: Не сразу я поверил, лежал все за своим валуном, а потом главное
решил: увести фрицев, увлечь за собой, заманить, оттянуть от последних своих
бойцов. Уж их-то, последних, непременно уберечь должен был, обязан был перед
совестью своей мужской и командирской. Хватит тех, что погибли. По горло
хватит, до конца жизни.
Галя:
И меня простите, товарищ старшина. Трусихой я оказалась. Правильно меня в
детдоме дразнили. Пользы от меня на четвертак! Когда бой начался, от ужаса не
смогла ни разу выстрелить. Спряталась. Лежала за камнем и даже уши зажала
руками, а винтовка в стороне валялась. А потом не выдержала и побежала…(автоматная
очередь). А потом с разлету уткнулась лицом в землю. Вот и вся моя
маленькая жизнь!..
Женя и Рита.
Васков подходит к Рите и Жен, стоящих рядом.
Васков : Не выполнили вы, девчата, приказа моего отходить в случае
чего.
Рита: Как же мы без вас вернулись бы, товарищ старшина, Федот Ефграфыч.
Васков: Эх, девчонки вы мои, девчонки. Да какой я вам старшина,
сестрёнки. Зовите как тогда, просто, Федотом зовите. Или – Федей, как маманя
звала. Я навечно брат вам, сестренки. Да вот только не мне надо было б над
могилкой вашей стоять, а вам над моей.
Женя: - Ничего, Федот. Всё-таки сутки эти, последние наши, даром
для немцев не прошли. Испугались они, осторожность свою умножили.
Васков: Мы с вами, девчата, в том бою никак отступить не могли. Держать
эту позицию, ни клочка земли немцам на этом берегу не отдавать. И такое чувство
у меня было, словно за спиной моей вся Россия сошлась, только вас я слушал:
бьют фрицев девчата, значит, живы. Значит, держат свой фронт, свою Россию.
Держат! Только бой тот неравный был. Девчата вы, а против мужиков.
Женя: : -Увидела я только, как Рита, скорчившись, под сосной сидела.
Силилась серыми губами улыбнуться, а по рукам, которыми живот зажала, кровь
текла…
Рита: Гранатой меня тогда. Я боли боялась, поняла я тогда, что –всё…Рана
смертельная. Боялась я, что умирать придется долго и трудно. Не надо было,
Женька, немцев уводить за собой. Не жалела я себя, своей жизни и молодости,
потому что все время думала о том, что было куда важнее…
Женя : Сын? Вот ради него ты и жить должна была. Не могла я иначе,
верила я, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно. Для
меня, для тебя, для Феди… Я даже удивилась, когда пуля первая в бок ударила,
все так глупо было, несуразно, неправдоподобно было умирать в 19 лет.
Рита: Я слышала очереди, а потом все стихло, и тогда я поняла, Женька,
что тебя…, что ты…умерла. Только Васков все же соврал…Соврал, что ты сразу
умерла.
Васков : Не победили они нас, понимаешь, не победили, Рита!
Он замолчал, стиснул зубы, закачался, баюкая руку. Сел на пень.
Рита: Болит? До сих пор болит?
Васков: Здесь у меня болит! (он ткнул себя в грудь) Здесь свербит,
девчата. Так свербит! Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За
десяток фрицев?
Женя: Ну зачем так… Все же понятно, война…
Рита: Рано
утром Рита Осянина, возвращаясь из города, где она навещала больную маму и
маленького сына, натыкается на немецких десантников, пробирающихся в нашем тылу
к стратегическому объекту – железнодорожному мосту, который они хотели
взорвать.
На
пути у них встали 5 девушек из гарнизона во главе со старшим лейтенантом
Федотом Евграфовичем Васковым.
Женя: Выполняя
задание «остановить десантников, не дать им добраться до железнодорожного
моста» все пять девушек погибли, а Васков сумел взять в плен, оставшихся в
живых немецких десантников.
Женя: Женька…
Она всегда верила в себя… Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от раненой
Риты Осяниной. Ни на мгновение не сомневалась, что всё окончится благополучно.
И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо,
так несуразно и неправдоподобно умирать в девятнадцать лет. …А немцы ранили ее
вслепую, и она могла бы затаиться, переждать. Но она стреляла, пока были
патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью
уходили и силы. (Звук трёх выстрелов) И немцы добили ее в упор, а
потом долго смотрели на ее гордое прекрасное лицо.
Рита: Рита
знала, что ее рана смертельна, и что умирать она будет долго и трудно. Пока
боли почти не было, только всё сильнее пекло в животе, и хотелось пить. Васков,
уйдя в разведку, оставил ей наган, два патрона в нём, но всё-таки спокойнее с
ним. Он скорее почувствовал, чем расслышал этот слабый выстрел. (Звук
выстрела) Рита выстрелила в висок, и крови почти не было.
Соня:
Простите и меня, Федот Евграфыч. Не донесла я, забытый вами кисет, а так
хотела! Ведь бегала уже по этой тропинке! А все так неожиданно произошло!
Бежала, радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная
тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. (Крик
и эхо в лесу) Нет, успела. И понять успела, и крикнуть, потому что не
достал нож до ее сердца с первого удара… Две узких дырочки виднелись на Сониной
гимнастерке: одна в грудь, другая пониже – в сердце.
Лиза: Покачиваясь
и оступаясь, вы товарищ Васков шли к избе, и знали, что там немцы. Сил у вас уже
не было. Когда рванули дверь и крикнули: «Хенде хох! Лягайт!».
Соня: Нет,
не крика они испугались, не гранаты, которой размахивал старшина. Просто подумать
не могли, в мыслях представить даже, что вы один, на много верст один. Не
вмещалось это в их фашистские мозги, и потому на пол легли, мордами вниз, и
повязали друг друга ремнями.
Галя: А
когда вы им сказал: «Что, взяли? Взяли, да? Пять девчат, пять девочек было
всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все
сдохнете! Лично, каждого убью! А там пусть судят меня, пусть судят…»
Женя: Тот последний путь он уже никогда не
мог вспомнить. Колыхались впереди немецкие спины, сознание уходило от него, и
чудились ему в белесом мареве его девчата, все пятеро, а он всё время шептал
что-то и горестно качал головой.
Васков: Война –
понятно, а мир сейчас. Страшно боялся я тогда: что ответить, когда спросят?
Почему вам умереть пришлось? Что же это вы, мужики, мам наших от пуль защитить
не могли? Что же это вы со смертью их оженили? Дорогу Кировскую берегли да
Беломорский канал имени товарища Сталина? Там ведь охрана, да и людишек куда
больше, чем пятеро девчат да старшина с наганом. Что ответить? Не знал я
ответа, да и сейчас не знаю.
Он сидит,
девушки медленно подходят и становятся в строй. Звучит песня «Мы вернемся
назад», затихает.
Соня: Не надо,
товарищ старшина. Родина ведь не с каналов начинается. Совсем не оттуда.
Лиза: А мы ее защищали.
Женя: Сначала её, потом – канал.
Васков: Пять
девчат, пять девочек было всего, всего пятеро, не прошли фрицы проклятые, не
прошли…
Ведущий: И такое чувство у него было, словно именно за его спиной вся
Россия сошлась, словно именно он, Федот Евграфыч Васков, был сейчас ее
последним сыном и защитником… А зори здесь были тихие-тихие…
