Анализ романа А.Иванова "Географ глобус пропил" доя урока литературы в одиннадцатом классе.

Алексей Иванов.  Роман «Географ глобус пропил»

      Произведения современного пермского писателя Алексея Иванова вызывают неизменный интерес: «Общага на крови», «Чердынь – княгиня гор», «Географ глобус пропил».

     Виктор Служкин - главный герой романа.

       Главный герой романа – человек отнюдь не идеальный, нет в нем ничего от узнаваемого, типичного образа учителя. Главное в нем – творческое отношение к жизни, а значит, свобода от стереотипов, какими бы они ни были. Не случайно Служкин становится объектом недовольства и раздражения со стороны тех, в ком эти стереотипы сильны: жена Надя видит в нем неудачника, неспособного сделать семью обеспеченной и счастливой, завуч Роза Борисовна – случайного в школе человека, не имеющего педагогического образования и позволяющего себе возмутительные, недостойные «педагога» поступки.

       Современная школа представлена в романе Иванова жестко и реалистично: писатель не идеализирует ни учеников, ни учителей. В учительстве Служкин не проявляет ни особого природного дара, ни профессионального рвения. Он воспринимает школу как работу, службу, а не призвание. Однако школа – это особый мир, к которому невозможно быть нейтрально-равнодушным, а потому с первых минут в школе Служкин попадает в круговорот разнообразных человеческих отношений: яростная борьба «на выживание» с «зондеркомандой» под предводительством Градусова, особые человеческие заинтересованные отношения с «отцами», тяжбы с «красной профессурой» и, конечно, влюбленность в Машу Большакову.

        Служкина как учителя во многом можно обвинить, однако не хочется: в нем есть особое обаяние непосредственности. Он сохранил в себе «детскость», которая проявляется и в его шуточках, и в легкости отношений с учениками, иногда доходящей до безответственности и легкомыслия.

        В Викторе Служкине с первых страниц романа поражает его способность принимать себя и окружающих такими, какие они есть. Он не пытается казаться лучше: обвинения в неудачливости, страх перед Розой Борисовной, который он и не пытается скрыть от своих же учеников, неготовность разобраться в отношениях с Надей, Веткой, Сашей Руневой, Кирой Валерьевной, Леной Анфимовой, протянувшаяся из детства дружба с Будкиным, нежность к дочери Тате, привязанность к речному миру Камы – все это принимается Служкиным как данность, с которой он живет и которую не считает нужным изменять. И других Служкин ни в чем не осуждает, не отторгает никого, за всеми признавая право на нравственный и жизненный выбор. Вероятно, именно это приятие и становится причиной легкости его характера. Герой Иванова не из породы ниспровергателей или победителей, которые по-разному, но все же пытаются возвыситься над реальной действительностью.

       Служкин из поколения рубежа: его детство и юность прошли в советскую эпоху, полную официоза и стереотипов, где, с одной стороны, были клуб «Бригантина», пионерские сборы и митинги, а с другой – обычная мальчишеская жизнь, никак с этим официозом не связанная. Возможно, поэтому человеческая природа Служкина не принимает официоз и стереотипность, признавая лишь самое главное – умение любить и принимать  жизнь в ее данности.

       Живые уроки Виктора Служкина.

       Служкин во многом справедливо полагает, что воспитывает сама жизнь, стиль поведения, личность учителя, а не слова и тем более – назидания. География «пронзает» его учеников не на уроках во время скучной диктовки Служкина, а в походах,  когда становится частью жизни девятиклассников. «И тогда я опять рассказываю отцам – про закопченные заводы Демидовых и Строгановых, про плотины и пруды, про барки и сплавщиков, про весенний вал, на гребне которого летели к Перми железные караваны, рассказываю про каменные тараны бойцов, про риск и гибель, про нужду и любовь…»; «Отцы слушают непривычно внимательно. На уроках в школе я такого не видал». Именно там учитель находит слова, помогающие ребятам прочувствовать их живую связь с древностью, которую молчаливо хранят утесы и обрывы, пещеры и реки, ощутить мощные природные процессы, медленно меняющие облик Земли. «Отцы, пораженные, остановились на опушке. Отсюда открывалась вся долина между двумя грядами пологих, заснеженных гор… От пространства, вдруг открывшегося глазам, становилось жутко»; «И вот теперь у них под ногами словно земля заговорила. До самых недр, до погребенных костей звероящеров, она вдруг оказалась насыщенной смыслом, кровью, историей. Эта одухотворенность дышит из нее к небу и проницает тела… Тайга и скалы стали чем-то важным в жизни, важнее и нужнее много, если не всего».

       Вечная красота дикой северной природы завораживает всех. Кажется,  словно в самих строках романа ощутима мощная энергия величественных просторов Урала. «Какая древняя земля, какая дремучая история, какая неиссякаемая сила». У каждой северной реки свой характер: непредсказуемый Поныш, с его изменчивостью и заторами, и величаво-спокойная, со скалистыми берегами  Ледяная (в действительности река Чусовая). «Поныш был диким, свирепым, первобытным. Он был словно только что создан природой и брошен на землю, не готовую его принять. Он бурлил, бился в скалы, топил леса, пёр напрямик, выворачивал деревья. А Ледяная совершенно иная. Глубокая, спокойная и ровная вода мерно и мощно идет в крепких берегах».

       В походе, преодолевая одно препятствие за другим, получив после «отлучения» Служкина от командирства определенную свободу, девятиклассники обнаруживают свои человеческие качества, раскрываются не как ученики, а как личности.   Поход не только отлучает ребят от удобства городской жизни, но и разрушает устоявшиеся стереотипы школьных отношений. В походе нет места лени, там невозможно выдержать испытания в одиночку, нужно считаться с другими, иногда принимать молниеносные решения, как в случае с Градусовым, прыгнувшим в ледяную воду за уплывающим катамараном.

       Ощущение своей человеческой малости и затерянности среди беспредельных северных просторов роднит и учителя, и его таких разных учеников, заставляет чувствовать необходимость друг в друге. «Надувная плошка и пригоршня человечков на ней – посреди грозного таежного океана. Это как нож у горла, как перовая любовь, как последние стихи… И я чувствую, как снова нашу разношерстную маленькую компанию посреди этого неприкаянного пространства сшивают незримые горячие нитки человеческого родства».

       Вероятно, главная учительская победа Служкина – решение «отцов» самостоятельно идти через Долгановский порог, идти не ради игры в риск или нерасчетливой мальчишеской удали, а ради того, чтобы Маше и Служкину не нужно было переплывать через бурную ледяную речонку. Пошли – ради других. «Видно, кто-то из отцов пошел за нами в Межень и увидел злую речонку. Отцы поняли, что мы на другом берегу. И чтобы мы, дураки, возвращаясь поутру, не сунулись эту речонку переплывать, отцы решили поскорее плыть в Межень сами. И вот они плывут. Без меня. В одиночку. Через порог… Мы с Машей неподвижно стоим на вершине Хромого камня и молча смотрим. Душа моя ледяная. А отцы в это время берут порог… Отцы все сделали не так, как я учил. Все сделали неправильно. Но главное – они прошли. И лед в моей душе тает. И мне становится больно от того, что там, в Долгане, меня вместе с отцами не было. Мне больно. Но я обреченно рад этой боли. Это – боль жизни». 

       Не случайно глава  «Вечное влечение дорог» написана от первого лица: читатель непосредственно открывает внутренний мир Виктора Служкина через его восприятие природы, строки написанных им стихов, отношение к «отцам» и Маше. «Я стою и слушаю, как в полной тишине беззвучно течет время, текут реки, течет кровь в моих жилах». Читатель видит в герое Иванова вечное стремление человека к любви и счастью – только не за счет кого-то другого, не с условием несчастья другого. «Дай Бог мне никому не быть залогом его счастья. Дай Бог мне никого не иметь залогом своего счастья. И еще, дай Бог мне любить людей и быть любимым ими. Иного примирения на Земле я не вижу».

       Вероятно, поэтому в финале романа мы видим Служкина одного, рядом с единственным кровно и навсегда с ним связанным человеком – дочерью Татой. Где-то остались его окончившие девять классов ученики, понимающие и не понимающие его женщины, уплыли из камского затона корабли, прошла мимо сохраненная Служкиным для ее будущей судьбы Маша Большакова. Герой Иванова поливает вином балконные цветы, которые «не росли уже тысячу лет»,  всматривается в «лучезарную пустыню одиночества» и, как всегда, принимает этот мир во всех его совершенствах и несообразностях.