Анна
Малыхина. Рассказ «Именины Анны»
Именины Анны
Конец декабря 2019 года, морозное утро
воскресенья. Редкий день, когда мне, закрывающему четверть и полугодие учителю,
можно не ехать в школу, и я с радостью готова устремиться туда, где всегда ждут
– в дом мамы. Дочь собирает гостинцы для бабушки и прабабушки, муж готовит
машину к поездке, а я, убирая посуду со стола после завтрака, бросаю мимолётный
взгляд на настенный календарь.
– Ну вот, снова заработались и заучились:
на календаре всё ещё начало недели. Какое сегодня число-то, Катя? – спрашиваю
дочь, понимая уже и сама, что именно услышу.
– Двадцать второе декабря, мама. Скоро
твой день рождения, между прочим. «Про него хоть не забудь из-за школьных
ёлок», — говорит Катя и меняет на календаре отметку.
Двадцать второе декабря! Вот ведь что с
нами порой творит занятость. Я едва не забыла про один из самых важных дней в
жизни своей бабушки Анны. Чудо, что есть время и возможность, и мы едем.
– Саша, Катя, едем же скорее. Сегодня у
бабушки Анны именины. Надо за тортом заехать.
До девяноста одного года бабушка жила в
своём доме далеко отсюда, в Башкирии, в красивейших местах Приуралья, где
проходит граница Европы и Азии. Дети её после окончания школы разъехались во
все стороны. Навещали, конечно, но после смерти дедушки в 1995 году бабушка
Анна осталась одна. Сама справлялась со всеми домашними делами, держала
хозяйство – корову и тонкорунных овец. Косила сено, пряла шерсть и вязала из
неё невероятной красоты вещи. Такие эти вещи были уникальные, что меня,
девчонку, в школьные годы в автобусе увлекавшиеся вязанием женщины просили
постоять тихонько, чтобы снять, зарисовать узор с варежек или свитера.
Пока бабушка практически не ослепла, она
отвергала все разговоры о переезде. Но настал момент, когда нельзя стало
откладывать, и вот в доме моих родителей приготовлена отдельная комната для
долгожданной гостьи.
Вскоре после приезда у бабушки был день
рождения, 93 года, и вся наша большая семья придумывала, как лучше порадовать
бабушку. Было решено заказать торт с надписью. Когда в кондитерской узнали, для
кого будут готовить, они нам пообещали бесплатный торт на столетний юбилей.
Но в жизни самой бабушки Анны бесплатного
ничего не было. Помню наш с ней разговор после того, как прочла ей рассказ
«Индия» Виктора Астафьева.
– Ты вот, Анечка, про девчонку эту,
Сашу-то, больно трогательно рассказываешь, что в стужу-то по грудь через
сугробы шла, когда ей связь, повреждённую фашистским снарядом, надо было
восстановить. Жалко ведь её, сердечную. В войну столько их, молоденьких,
погибло и из моих подруг да знакомых... Меня-то почему не забрали на фронт? Ох,
не забрали, а ведь я писала прошение в районный военкомат, хотела уйти хоть
санитаркой. И ведь могла бы, образование ветеринарного врача у меня было. На
санинструктора вмиг бы переучилась, но не пустили меня. Директор колхоза знал,
что я одна из баб и девчонок умела управляться с важной техникой – трактором, а
без него бы мы тогда пропали. Деревня и ближайшие усадьбы державшихся особняком
единоличников очень далеко от Уфы и от железной дороги стояли, всех мужчин
трудоспособного возраста призвали на фронт, кто-то ушёл добровольцем. А кормить
оставшихся детей и стариков надлежало нам, таким вот девчонкам. Да…
– Про сугробы-то я тебе, Анечка, расскажу.
Пришлось нам с Аннушкой-соседкой десятого марта в первую весну войны в районный
центр спешно, в ночь, идти. Трактор сломался, а действующая МТС только там до
войны была. Вот и брели мы, надеясь отыскать необходимые запчасти. На Урале
зимы, ты знаешь, снежные, порой выше окон заметает, и тогда намело хорошо. К
снегу и морозу, ночному лесу мы с раннего детства привычные, шли спокойно.
Восемнадцать километров и расстоянием стыдно назвать. Я ведь, Анечка, потом,
после войны уже, когда ты у нас маленькая жила, куда как дальше в несколько раз
тебя на руках несла, когда окрестить тебя решила, а церковь лишь в далёких
Ирныкшах была. И тяжести твоей на руках не чувствовала. Вот и тогда, в марте
военном, одна мысль стучала в висках – скорее вернуться и отремонтировать
трактор. Но на обратном пути нас вдруг неожиданно жарко солнце стало в спину
пригревать. И сугробы припекать солнышко начало, и превратились те сугробы в
смесь снега с грязью и льдом.
Так мы и шли, продираясь по грудь в этой
ледяной шуршащей каше. Сначала даже отвлекать друг друга разговорами пытались,
девичьи мечты свои осторожно рассказывали. Женихов мы, слава Богу, до войны не
нажили, поэтому никого сердечного не провожали и не ждали. Братьев же всех до
единого на фронт проводили, как та твоя Саша-то из рассказа земляка вашего,
Астафьева. Да…
– Соловья баснями не прокормишь, и
невозможно долго обманывать себя разговорами. Аннушка моя один раз,
оступившись, чуть с головой не ушла в это болото снежное. Вытянула я её, откуда
только силы тогда взялись. Когда промокшими насквозь и продрогшими до костей мы
наконец-то смогли выбраться на пригорок, то первым делом проверили небольшую,
но такую ценную ношу, спрятанную у меня за пазухой. Развернув тряпицу,
рассмотрели запчасть. Названия не помню, Анечка, а вот как она лежит передо
мной – сейчас даже вижу. В смазке, блестит. Целая! Осталось только донести и
установить. Но нет сил у нас с Аннушкой. Замёрзли и стали чужими ноги. Постояв
какое-то время, Аннушка закричала: «Нюра, у меня горячая вода по ногам бежит.
Откуда тут горячая вода?» Собравшись с силами, я наклонилась к её ногам, подняла
полы тулупа и увидела струйки тёмной крови, сочившейся по изрезанным ледяной
шугой ногам. Чуть погодя и мои ноги, Анечка, загорели-запылали. И заглядывать
не пришлось, чтобы понять, что там струится горячая кровь, и там разодраны
острым льдом хлопчатобумажные чулки. Обнялись мы, две Анны, да повели друг
друга к деревне. Благо, её уж с пригорка-то и видно стало.
Бабушка затихла, посмотрев не то что мимо
меня, а словно сквозь годы переживая ту ночь и тот день. Мне же хотелось
узнать, как закончилась история.
– Бабушка, – осторожно позвала я, –
расскажи, как вы тогда домой дошли, не заболели ли и трактор-то смогли
отремонтировать?
– А что бабам сделается, внученька? До
дома уж почти без сил пришли. Одежду просушили, раны промыли. Сестра меня шалью
маминой укутала, да я и пошла трактор починять. Скоро посевная, а она не
спросит, у кого что болит.
Вздохнув, бабушка посмотрела прямо на меня
и спросила:
– А что ж ты, Анечка, такая обычно
внимательная, не спрашиваешь, почему я так точно дату запомнила, 10 марта?
– И правда, бабушка, почему?
– Почему, почему… Мы когда с Аннушкой на
пригорке-то стояли, кровь унимали, она мне и сказала, что ангел-хранитель нас
от смерти уберёг, одними ногами изрезанными да простудой отделались. Именины
наши одиннадцатого марта. День мученицы Анны Благовещенской. Ты вот, Анечка,
теперь понимаешь, почему не день рождения мне так дорог, а именины?
Теперь я понимала, да.
…Время в пути летит незаметно, если ты
пассажир комфортабельного автомобиля. Подъезжая к пекарне, я знала, что, помимо
торта, подарю бабушке икону Святой Анны Благовещенской. Преображенский собор
совсем рядом, надо лишь выбрать и купить нужную икону.
Но оказалось, что подарок в тот день ждал
и меня. Не успели мы приехать к маме и бабушке и отдать свои гостинцы, как
бабушка позвала меня в свою комнату и, поцеловав, вручила икону Анны Пророчицы.
Это святая, чьи именины приходятся в аккурат на 22 декабря. Я плачу, сев рядом
с бабушкой, слов нет совсем.
– Что ты, милая, успокойся. Почитай мне
лучше, не плачь. Давай опять твоего Астафьева, что ли. Только про войну не
надо. Сегодня лучше про Левонтия с Васеней его непутёвой, да Санькой с Витькой.
Помнишь, как ты совсем маленькая читала да удивлялась, откуда это Астафьев всё
про наших соседей знает, только имена другие пишет. Расскажи, как они песню про
обезьянку пели.
Летом 2021 года Анне Владимировне Журба
исполнилось 100 лет. Труженик тыла, вдова ветерана Великой Отечественной
войны.
Баба Аня, бабушка Нюра. Моя крёстная и
ангел-хранитель.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.