|
Цель: Воспитание уважительного отношения к старшим.
I.
Учащиеся вместе с учителем становятся в круг. Ведущий незаметным
пожатием руки «передаёт привет» рядом стоящему ученику. Тот передаёт «привет»
дальше. Игра идёт до тех пор, пока «привет» не вернётся обратно.
II. Игра
«Угадай, чей голосок».
Дети стоят в кругу.
Одному участнику (желательно родителю) завязываются глаза. Те, на кого
указывает ведущий, подходят ближе и произносят «МЯУ!». Участник
игры с завязанными глазами должен угадать голос своего ребёнка.
III. Сообщение
темы и целей.
- Я предлагаю сегодня
поговорить о дорогих нам людях, о наших бабушках и дедушках.
IV. Беседа
учителя с детьми.
- У кого из вас,
ребята, есть бабушки и дедушки?
- Как их зовут?
- Кто живёт вместе с
бабушкой и дедушкой?
-У кого бабушки и
дедушки живут отдельно?
- У вас дома есть
вещи, которые напоминали бы вам о ваших бабушках и дедушках?
- Какие это вещи?
-Как вы думаете, ваши
бабушки и дедушки всегда были бабушками и дедушками?
- А вы сами
когда-нибудь станете пенсионерами?
V. Чтение
учителем рассказа В. Осеевой «Бабка».
VI. Беседа
о прочитанном.
- Как бабушка
относилась к внуку, зятю и дочке?
- Что она делала для
отца Бори?
- Что делала по
хозяйству?
- Что делала для
Бори?
- Какой же была
бабка?
- Как
Боря разговаривал с бабкой?
- От кого он научился
этому?
- Когда мальчик
изменился, стал делать замечания родителям?
- А что мы можем
сделать, чтобы дети не повторяли ошибок Бори?
VII. Работа
в группах по составлению правил для детей.
VIII. Обобщение. Примерные
варианты ответов:
- Почаще навещать.
- Приглашать к себе в
гости.
- Иногда обнять и
поцеловать в щёчку.
- Поздравлять с
праздниками.
- Помогать по
хозяйству.
- Говорить
комплименты.
- Говорить с ними о
жизни.
- Спрашивать совета.
- Рассказывать о
добрых новостях.
- Иногда приносить
маленький гостинец (яблочко, булочку, конфету).
- Делать небольшие
подарки.
IX. Раздать детям памятки
X. Выполнение задания.
- А
какие из этих пунктов вы бы хотели выполнить прямо сегодня?
В.Осеева «Бабка»
Бабка была
тучная, широкая, с мягким, певучим голосом. В старой вязаной кофте, с
подоткнутой за пояс юбкой расхаживала она по комнатам, неожиданно появляясь
перед глазами как большая тень.
— Всю квартиру собой
заполонила!.. — ворчал Борькин отец.
А мать робко
возражала ему:
— Старый человек...
Куда же ей деться?
— Зажилась на
свете... — вздыхал отец. — В инвалидном доме ей место вот где!
Все в доме, не
исключая и Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека.
* * *
Бабка спала на
сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала
раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь:
— Самовар поспел.
Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку...
Подходила к Борьке:
— Вставай, батюшка
мой, в школу пора!
— Зачем? — сонным
голосом спрашивал Борька.
— В школу зачем?
Темный человек глух и нем — вот зачем!
Борька прятал голову
под одеяло:
— Иди ты, бабка...
— Я-то пойду, да мне
не к спеху, а вот тебе к спеху.
— Мама! — кричал
Борька. — Чего она тут гудит над ухом, как шмель?
— Боря, вставай! —
стучал в стенку отец. — А вы, мать, отойдите от него, не надоедайте с утра.
Но бабка не уходила.
Она натягивала на Борьку чулки, фуфайку. Грузным телом колыхалась перед его
кроватью, мягко шлепала туфлями по комнатам, гремела тазом и все что-то
приговаривала.
В сенях отец шаркал
веником.
— А куда вы, мать,
галоши дели? Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них!
Бабка торопилась к
нему на помощь.
- Да вот они,
Петруша, на самом виду. Вчерась уж очень грязны были, я их обмыла и
поставила.
Отец хлопал дверью.
За ним торопливо выбегал Борька. На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко
или конфету, а в карман чистый носовой платок.
— Да ну тебя! —
отмахивался Борька. — Раньше не могла дать! Опоздаю вот...
Потом уходила на работу
мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала ее не тратить лишнего:
— Поэкономней, мама.
Петя и так сердится: у него ведь четыре рта на шее.
— Чей род — того и
рот, — вздыхала бабка.
— Да я не о вас
говорю! — смягчалась дочь. — Вообще расходы большие... Поаккуратнее, мама, с
жирами. Боре пожирней, Пете пожирней...
Потом сыпались на
бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражений.
Когда дочь уходила,
она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука
спицы и вязала. Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно —
по ходу ее мыслей. Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка
качала головой:
— Так-то, голубчики
мои... Не просто, не просто жить на свете!
Приходил из школы
Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стул сумку с
книгами и кричал:
— Бабка, поесть!
Бабка прятала
вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как
Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким
человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.
Бабка слушала его
любовно, с большим вниманием, приговаривая:
— Все хорошо,
Борюшка: и плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от
хорошего душа у него зацветает.
Иногда Борька
жаловался на родителей:
— Обещал отец
портфель. Все пятиклассники с портфелями ходят!
Бабка обещала
поговорить с матерью и выговаривала Борьке портфель.
Наевшись, Борька
отодвигал от себя тарелку:
— Вкусный кисель
сегодня! Ты ела, бабка?
— Ела, ела, — кивала
головой бабка. — Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.
Потом вдруг, глядя на
Борьку выцветшими глазами, долго жевала она беззубым ртом какие-то слова.
Щеки ее покрывались рябью, и голос понижался до шепота:
— Вырастешь, Борюшка,
не бросай мать, заботься о матери. Старое что малое. В старину говаривали:
трудней всего три вещи в жизни — богу молиться, долги платить да родителей
кормить. Так-то, Борюшка, голубчик!
— Я мать не брошу.
Это в старину, может, такие люди были, а я не такой!
— Вот и хорошо,
Борюшка! Будешь поить-кормить да подавать с ласкою? А уж бабка твоя на это с
того света радоваться будет.
- Ладно. Только
мертвой не приходи, — говорил Борька.
После Обеда, если
Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом,
просила:
— Почитай что-нибудь
из газеты, Борюшка: кто живет, а кто мается на белом свете.
—
"Почитай"! — ворчал Борька. — Сама не маленькая!
— Да что ж, коли не
умею я.
Борька засовывал руки
в карманы и становился похожим на отца.
— Ленишься! Сколько я
тебя учил? Давай тетрадку!
Бабка доставала из
сундука тетрадку, карандаш, очки.
— Да зачем тебе очки?
Все равно ты буквы не знаешь.
— Все как-то
явственней в них, Борюшка.
Начинался урок. Бабка
старательно выводила буквы: "ш" и "т" не давались ей
никак.
— Опять лишнюю палку
приставила! — сердился Борька.
— Ох! — пугалась
бабка. — Не сосчитаю никак.
— Хорошо, ты при
Советской власти живешь, а то в царское время знаешь как тебя драли бы за
это? Мое почтение!
— Верно, верно,
Борюшка. Бог — судья, солдат — свидетель. Жаловаться было некому.
Со двора доносился
визг ребят.
— Давай пальто,
бабка, скорей, некогда мне!
Бабка опять
оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развертывала газету,
подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в черные строки. Буквы, как
жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались
в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка
поспешно зажимала ее толстым пальцем и торопилась к столу.
— Три палки... три
палки... — радовалась она.
* * *
Досаждали бабке
забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги
самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на
бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой — в "чеканочку".
Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой.
При этом, охваченный азартом игры, он натыкался на все окружающие предметы. А
бабка бегала за ним и растерянно повторяла:
— Батюшки, батюшки...
Да что же это за игра такая? Да ведь ты все в доме переколотишь!
— Бабка, не мешай! —
задыхался Борька.
— Да ногами-то зачем,
голубчик? Руками-то безопасней ведь.
— Отстань, бабка! Что
ты понимаешь? Ногами надо.
* * *
Пришел к Борьке
товарищ. Товарищ сказал:
— Здравствуйте,
бабушка!
Борька весело
подтолкнул его локтем:
— Идем, идем! Можешь
с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.
Бабка одернула кофту,
поправила платок и тихо пошевелила губами:
— Обидеть — что
ударить, приласкать — надо слова искать.
А в соседней комнате
товарищ говорил Борьке:
— А с нашей бабушкой
всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная.
— Как это — главная?
— заинтересовался Борька.
— Ну, старенькая...
всех вырастила. Ее нельзя обижать. А что же ты со своей-то так? Смотри, отец
взгреет за это.
— Не взгреет! —
нахмурился Борька. — Он сам с ней не здоровается.
Товарищ покачал
головой.
— Чудно! Теперь
старых все уважают. Советская власть знаешь как за них заступается! Вот у
одних в нашем дворе старичку плохо жилось, так ему теперь они платят. Суд
постановил. А стыдно-то как перед всеми, жуть!
— Да мы свою бабку не
обижаем, — покраснел Борька. — Она у нас... сыта и здрава.
Прощаясь с товарищем,
Борька задержал его у дверей.
— Бабка, —
нетерпеливо крикнул он, — иди сюда!
— Иду, иду! —
заковыляла из кухни бабка.
— Вот, — сказал
товарищу Борька, — попрощайся с моей бабушкой.
После этого разговора
Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:
— Обижаем мы тебя?
А родителям говорил:
— Наша бабка лучше
всех, а живет хуже всех — никто о ней не заботится.
Мать удивлялась, а
отец сердился:
— Кто это тебя научил
родителей осуждать? Смотри у меня — мал еще!
И, разволновавшись,
набрасывался на бабку:
— Вы, что ли, мамаша,
ребенка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.
Бабка, мягко
улыбаясь, качала головой:
— Не я учу — жизнь
учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила на
свете, а ваша старость впереди. Что убьете, то не вернете.
* * *
Перед праздником
возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром
поздравляла домашних, подавала чистое глаженое белье, дарила носки, шарфы,
платочки.
Отец, примеряя носки,
кряхтел от удовольствия:
— Угодили вы мне,
мамаша! Очень хорошо, спасибо вам, мамаша!
Борька удивлялся:
— Когда это ты
навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые — еще ослепнешь!
Бабка улыбалась
морщинистым лицом.
Около носа у нее была
большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.
— Какой петух тебя
клюнул? — смеялся он.
— Да вот выросла, что
поделаешь!
Борьку вообще
интересовало бабкино лицо.
Были на этом лице
разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые
годами.
— Чего это ты такая
разрисованная? Старая очень? — спрашивал он.
Бабка задумывалась.
— По морщинам,
голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать.
— Как же это?
Маршрут, что ли?
— Какой маршрут?
Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала — ложились на
лицо морщины. Нужду терпела, билась опять морщины. Мужа на войне убили —
много слез было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки
роет.
Слушал Борька и со
страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни — неужели все лицо
такими нитками затянется?
— Иди ты, бабка! —
ворчал он. — Наговоришь всегда глупостей...
* * *
Когда в доме бывали
гости, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую с красными полосками,
и чинно сидела за столом. При этом следила она в оба глаза за Борькой, а тот,
делая ей гримасы, таскал со стола конфеты.
У бабки лицо
покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла.
Подавали на стол дочь
и зять и делали вид, что мамаша занимает в доме почетное место, чтобы люди
плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за все: и за
почетное место, и за Борькины конфеты.
— Я вам, мамаша, не
мальчик, чтобы за столом подавать, — сердился Борькин отец.
— И если уж сидите,
мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты
потаскал! — добавляла мать.
— Да что же я с ним
сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается? Что спил, что
съел — царь коленом не выдавит, — плакалась бабка.
В Борьке шевелилось
раздражение против родителей, и он думал про себя: "Вот будете старыми,
я вам покажу тогда!"
* * *
Была у бабки заветная
шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой.
И дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка
какие-то вещицы "на смерть". Борьку одолевало любопытство.
— Что у тебя там,
бабка?
— Вот помру — все
ваше будет! — сердилась она. — Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то
вещам!
Раз Борька застал
бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей
комнате. Бабка проснулась, увидала открытый сундук, охнула и припала к двери.
Борька дразнился,
гремя замками:
— Все равно открою!..
Бабка заплакала,
отошла в свой угол, легла на сундук.
Тогда Борька
испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.
— Все равно возьму у
тебя, мне как раз такая нужна, — дразнился он потом.
* * *
За последнее время
бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все
присаживалась.
— В землю врастает, —
шутил отец.
— Не смейся ты над
старым человеком, — обижалась мать.
А бабке в кухне
говорила:
— Что это вы, мама,
как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не
дождешься.
* * *
Умерла бабка перед
майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на
коленях недоконченный носок, на полу — клубок ниток. Ждала, видно, Борьку.
Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал. Он долго глядел на
мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся
вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.
Бабка, наряженная,
как для гостей, — в белой кофте с красными полосками, лежала на столе. Мать
плакала, а отец вполголоса утешал ее:
— Что же делать?
Пожила, и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.
* * *
В комнату набились
соседи. Борька стоял у бабки в ногах и с любопытством рассматривал ее. Лицо у
бабки было обыкновенное, только бородавка побелела, а морщин стало меньше.
Ночью Борьке было
страшно: он боялся, что бабка слезет со стола и подойдет к его постели.
"Хоть бы унесли ее скорее!" — думал он.
На другой день бабку
схоронили. Когда шли на кладбище, Борька беспокоился, что уронят гроб, а
когда заглянул в глубокую яму, то поспешно спрятался за спину отца.
Домой шли медленно.
Провожали соседи. Борька забежал вперед, открыл свою дверь и на цыпочках
прошел мимо бабкиного кресла. Тяжелый сундук, обитый железом, выпирал на
середину комнаты; теплое лоскутное одеяло и подушка были сложены в углу.
Борька постоял у
окна, поковырял пальцем прошлогоднюю замазку и открыл дверь в кухню. Под
умывальником отец, засучив рукава, мыл галоши; вода затекала на подкладку,
брызгала на стены. Мать гремела посудой. Борька вышел на лестницу, сел на
перила и съехал вниз.
Вернувшись со двора,
он застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая
рухлядь. Пахло залежавшимися вещами.
Мать вынула смятый
рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.
— Мой еще, — сказала
она и низко наклонилась над сундуком. — Мой...
На самом дне
загремела шкатулка. Борька присел на корточки. Отец потрепал его по плечу:
— Ну что же,
наследник, разбогатеем сейчас!
Борька искоса
взглянул на него.
— Без ключей не
открыть, — сказал он и отвернулся.
Ключей долго не могли
найти: они были спрятаны в кармане бабкиной кофты. Когда отец встряхнул кофту
и ключи со звоном упали на пол, у Борьки отчего-то сжалось сердце.
Шкатулку открыли.
Отец вынул тугой сверток: в нем были теплые варежки для Борьки, носки для
зятя и безрукавка для дочери. За ними следовала вышитая рубашка из старинного
выцветшего шелка — тоже для Борьки. В самом углу лежал пакетик с леденцами,
перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими
печатными буквами. Отец повертел его в руках, прищурился и громко прочел:
— "Внуку моему
Борюшке".
Борька вдруг
побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот,
долго вглядывался он в бабкины каракули: "Внуку моему Борюшке".
В букве "ш"
было четыре палочки.
"Не
научилась!" — подумал Борька. И вдруг, как живая, встала перед ним бабка
— тихая, виноватая, не выучившая урока.
Борька растерянно
оглянулся на свой дом и, зажав в руке пакетик, побрел по улице вдоль чужого
длинного забора...
Домой он пришел
поздно вечером; глаза у него распухли от слез, к коленкам пристала свежая
глина.
Бабкин пакетик он
положил к себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: "Не
придет утром бабка!"
|
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.