Буклет о творчестве К. Булычева

 

Вы пришли ко мне в гости. Можно не снимать сапог и не надевать мягких тапочек. Ходите по квартире, берите с полок книжки и кивера, я с удовольствием расскажу вам о том, чем занимаюсь. А именно:

Об орденах и медалях.

О Бирме.

О должностных знаках.

О Лондоне.

О киверах и уланках.

О Великом Гусляре.

О спринт-истории.

О королях и капусте.

О современном соннике.

Но ни слова о фантастике!

И учтите, я не выношу разговоров о летающих тарелочках, экстрасенсах, белых, черных, зеленых и голубых колдунах и провидцах, о новой хронологии, о доброте товарища Ленина и о предсказаниях Нострадамуса.

Кир Булычев

Как я стал писателем

Можно не сомневаться, что писателя Кира Булычева знают все любители фантастики, но не многим известно, что это псевдоним ученого-востоковеда Игоря Всеволодовича Можейко. Недавно Игорь Всеволодович дал интервью одной из центральных газет. Сергей Елисеев, который беседовал с Игорем Можейко, охотно прислал в наш клуб свой материал, но предупреждает читателей, что он не задавал никаких вопросов о политике. Политикой они оба, Игорь и Сергей, интересуются, но никак в ней не участвуют. Перед вами фрагменты этого интервью.

 — Игорь, расскажи немного о себе. Совсем недавно ты рассекретился, и книголюбы узнали, что ты не только писатель Кир Булычев, но и доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института Востоковедения АН СССР Игорь Всеволодович Можейко. А о твоей личной жизни ничего не известно.

 — О себе. Родился в 1934 году в Москве. Предки мои со стороны отца — обрусевшие литовцы. Отсюда и фамилия. Мама же моя в девичестве имела фамилию Булычева — чистая русачка.

Закончил я педагогический институт иностранных языков, по специальности переводчик, и сразу загремел в Бирму, которая тогда как раз решила строить социализм. В Бирме мне пришлось тяжело. Климат, перемена часовых поясов, да еще я типичная «сова», а там надо было по их бирманским обычаям вставать в 6 часов утра. Вообще-то я был не столько переводчиком, сколько завхозом советской колонии в Рангуне. Поскольку обо мне сложилось хорошее мнение, то начальство и соответствующие органы рекомендовали меня в другие страны: от Западной до Восточной Азии. Я набрался там больших впечатлений, которые позже вылились в мои историко-географические очерки, опубликованные, главным образом, в журналах «Вокруг света», «Азия и Африка сегодня».

В 1957 году я женился. В 1960 году родилась дочка Алиса. В 1965-66 г.г. я, неожиданно даже для самого себя, стал писать фантастику. К этому времени я уже работал в Институте Востоковедения и защитил кандидатскую диссертацию. Через много лет была защищена и докторская. Недавно, имея уже около 20 опубликованных книг, вступил в СП СССР.

Сейчас у меня все, вроде, благополучно. Был, правда, инфаркт, но обошлось. Печатаюсь без больших проблем, поскольку на нишу в советской фантастике, которую я занял, никто не претендует в конкурсанты. Политикой интересуюсь постольку-поскольку, ни в каких партиях не состоял и вступать не собираюсь.

 — Как ты стал писателем-фантастом? Ведь первый свой научно-фантастический рассказ ты опубликовал, когда тебе было уже за 30.

— Получилось это почти случайно. Я уже довольно давно публиковал в «Вокруг света» исторические и географические очерки и был близок к редакции. Однажды, в конце 1966 года, была запущена в производство обложка очередного номера «Искателя», приложения к журналу, с нарисованным на ней динозавром, сидящим в большой банке. А рассказ к этой обложке так и не поступил. В редакции началось что-то вроде паники. Несколько человек взялись срочно написать этот рассказ — по рисунку. Наутро я принес рассказ, он был тут же принят. Это меня и воодушевило.

 — Какие у тебя отношения с редакторами? Пытаются ли они что-то исправлять, тем более вычеркивать в твоих рукописях?

 — Сейчас проблем в этом отношении нет. А вот раньше были. Ну, например, написал я в начале 80-х годов рассказ «Леночка-Леонардо», вполне невинный, о гениальном мальчике. Принес его в «Химию и жизнь», где ко мне всегда хорошо относились, так они заставили название изменить на «Лешенька-Леонардо». И сделать я ничего не смог. Были и другие подобные случаи.

— Кого из молодых фантастов ты считаешь наиболее перспективными?

 — Из того, что напечатано, и что я смог прочесть, мне нравятся Андрей Столяров и Вячеслав Рыбаков. На первых порах их произведения напоминали ранних Стругацких, но с каждым годом они пишут все крепче и самостоятельнее. Рыбаков даже какой-то приз на «Аэлите» этого года получил.

 — Последний традиционный вопрос. Что ты читаешь? Что читал, на чем вырос в детстве?

 — Вырос я, пользуясь твоей терминологией, как и все мое поколение, — на Жюль Верне, Дюма, Уэллсе, Беляеве, Гр. Адамове и, как ни странно, на Казанцеве. Первые публикации его «Пылающего острова» и «Арктического моста», не говоря уж о рассказе «Взрыв», направили мою фантазию внутрь страны. Ведь даже Беляев и Грин писали свою фантастику на псевдозаграничном материале. «Туманность Андромеды» Ефремова меня как-то не задела. А вот произведения Стругацких произвели потрясающее впечатление. Наверное, они и спровоцировали меня писать фантастику. Сейчас я, кроме газет, читаю довольно мало, не хватает времени.