Дидактический материал для
повторения тем
«Причастия. Причастные обороты»
Предлагаю несколько отрывков для диктанта из автобиографической повести в
рассказах «Последний поклон», главной «заветной» книги В.П.Астафьева.
1.
Подчеркните грамматические основы, выделите обороты. Составьте схемы.
2.
Выполните морфемный, морфологический разбор 2-3 причастий.
3.
Есть ли в тексте средства выразительности? Приведите примеры.
Запах сена
Дождь размохнатился, загустел, будто
шубой накрыл крышу и меня вместе с нею. Попадая на сучок, на шляпку гвоздя, на
ощепину ли, редкие капли выбивались из все заполнившего шептания, трогали
струну, натянутую над головой. Дышать стало легко. Ближе и свежее сделался
запах веников, сухой травы. Село, подворье наше, и я вместо с ними, согласно и
доверчиво погружались в глубину ночи, наполненную черным пухом, может, дряблой
водой, запаренной вениками. Корова в стайке, во время грозы переставшая валять
жвачку во рту, переступила, вздохнула, пробно скрипнула жвачкою, еще раз
вздохнули и зажевала, зажевала…
Какой спокойный, какой глубокий сон
наступил всюду…
Конь с розовой гривой
Тетя Феня и бабушка о чем-то разговаривали в избе, но о чем —
не разобрать. В кладовке пахло отрубями, пылью и сухой травой, натыканной во
все щели и под потолком. Трава эта все чего-то пощелкивала да потрескивала.
Тоскливо было в кладовке. Темень была густа, шероховата, заполненная запахами и
тайной жизнью. Под полом одиноко и робко скреблась мышь, голодающая из-за кота.
И все потрескивали сухие травы да цветы под потолком, открывали коробочки,
сорили во тьму семечки, два или три запутались в моих полосах, но я их не
вытаскивал, страшась шевельнуться.
Монах в новых штанах
Дерево — это целый мир! В стволе его дырки, продолбленные
дятлами, в каждой дырке кто-нибудь живет, трекает: то жук какой, то птичка, то
ящерка, а выше — и летучие мыши. В травке, в сплетении корней позапрятаны
гнезда. Мышиные, сусликовые норки уходят под дерево. Муравейник привален к
стволу. Есть тут шипица колючая, заморенная елочка, круглая зеленая полянка
возле лиственницы есть. Видно по обнаженным, соскобленным корням, как полянку
хотели свести, запластать, но корни дерева сопротивлялись плугу, не отдали
полянку на растерзание. Сама лиственница внутри полая. Кто-то давным-давно
развел под небо огонь, и ствол выгорел. Не будь дерево такое большое, оно давно
б уже умерло, а это еще жило, трудно, с маетою, но жило, добывая опаханными
корнями пропитание из земли и при этом еще давало приют муравьям, мышкам,
птицам, жукам, метлякам и всякой другой живности.
Фотография, на которой меня нет
Прошли годы, много, ох много их минуло. А я таким вот и помню
деревенского учителя — с чуть виноватой улыбкой, вежливого, застенчивого, но
всегда готового броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в беде,
облегчить и улучшить людскую жизнь. Уже работая над этой книгой, я узнал, что
звали наших учителей Евгений Николаевич и Евгения Николаевна. Мои земляки уверяют,
что не только именем-отчеством, но и лицом они походили друг на друга. “Чисто
брат с сестрой!..” Тут, я думаю, сработала благодарная человеческая память,
сблизив и сроднив дорогих людей, а вот фамилии учителя с учительницей никто в
Овсянке вспомнить не может. Но фамилию учителя можно и забыть, важно, чтоб
осталось слово “учитель”! И каждый человек, мечтающий стать учителем, пусть
доживет до такой почести, как наши учителя, чтоб раствориться в памяти народа,
с которым и для которого они жили, чтоб сделаться частицей его и навечно
остаться в сердце даже таких нерадивых и непослушных людей, как я и Санька.
Пеструха
1.Белых ночей в нашей местности нет, но
есть, оказывается, промежуток времени — это в самой-самой середине июня, когда
день вовсе не исчезает, не гаснет, он скапливается за Енисеем в треугольнике
распадка над Караульной речкой.
Уже и вечер прошел, и в сон село
погрузилось, и летучие мыши засновали в тени скал, все унялось, смолкло, даже
коровы перестали бренчать боталами, кони — колокольцами. Легли они в росную
траву, обсушив своим боком пятнышко на поляне, согрев собою и для себя клочок
земли, а в небе ночь все борется со днем и никак не может погрузить его в
бездну темноты. Вот уж оттеснила тьма свет дня на закрайки, вдавила в распадок,
вроде бы все обратила в серую мглу, утопила в сумраке немого безбрежья; но меж
вершин все еще рдеют остатки зари, бледненькие, что лоскутки, оторванные от
выцветшего платка на игрушечные девчоночьи пошивки. Но вот и от лоскутов зари
лишь отсветы остались, сам свет прошедшего дня окончательно завял. Прозрачной
зеленью, отсветом горных лесов и приречных трав наполнился треугольничек
распадка, сделался похож на стеклянную воронку, в какую цедят молоко, мажет
белым, нет даже бледновато-синим, снятым молоком стенки стекла, утягивая за
собой и настой земли, и теплоту небесной синевы.
2.Какой добрый наступает вечер! Так и
хочется поделиться с соседями и всеми людьми на свете хлебом, молоком, солью и
сердцем. Пеструха всех напоила, ублажила, надежду на завтрашний день подарила.
И знаю я: раньше всех поднявшись,
бабушка осторожно опустится на колени перед иконостасом и, глядя на неподвижный
синенький свет лампады, будет молиться и просить, чтобы все дни были похожи на
прошедший благостный день. “Дай мне с душевным спокойствием встретить все, что
принесет мне наступающий день… Во всех словах и делах моих руководи моими
мыслями и чувствами… Дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все
события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить,
надеяться, прощать и любить. Аминь”.
