доклад о Иване Ивановиче Дмитриеве

государственное бюджетное общеобразовательное учреждение Самарской области основная общеобразовательная школа № 16 города Сызрани городского

округа Сызрань самарской области

«Иван Иванович Дмитриев»

Выполнил:

ученик 7 класса

Скрыпник Владимир

Руководитель:

Кафидова Г.М.

2014г.

Поэзия, честь, ум

Его были душою...

Юстиция, блеск, шум

Двора - судьбы игрою.

Державин Гавриил Романович

     Самарский край – родина поэта, крупного представителя русского сентиментализма Ивана Ивановича Дмитриева.

   Родился Иван Иванович  10 сентября 1760 г. в родовом поместье, селе Богородском, Симбирской губернии, в 25 верстах от уездного города Сызрани, в старинной дворянской семье, ведущей свой род от князей Смоленских. Отец его, Иван Гаврилович, женат был на Екатерине Афанасьевне Бекетовой, сестре известного фаворита Императрицы Елизаветы Петровны, Никиты Афанасьевича Бекетова, не чуждого литературе: в молодости он много писал стихов (напечатанных в «Собр. разн. песен», 1769—1770 гг.) и написал даже трагедию «Эдип», оставшуюся неизданной и впоследствии утратившуюся (см. Словари: Новикова, Евгения и Б. — Каменского). Когда брат ее попал «в случай», ее тоже хотели взять ко двору. Ей было еще 16 лет, и она была красавицей. Но отцу ее этого не хотелось: он боялся придворных нравов. В это время присватался к ней 18-летний богатый и образованный симбирский помещик, Иван Гаврилович Дмитриев, и отец тотчас же согласился, чтобы только отклонить ее принятие ко двору. (M. А. Дмитриев: «Мелочи из запаса моей памяти», стр. 9).

   В семилетнем возрасте родители отправили его в Казань к деду — отцу его матери — Афанасию Алексеевичу Бекетову. Здесь началось его обучение в частном пансионе француза Манженя, где уже находился его старший брат Александр, будущий офицер и литератор. Через год дед переехал жить в Симбирск. Там мальчики стали учиться в пансионе поручика Кобрита. В 1772 году Иван Иванович и его брат были записаны на службу в лейб-гвардии Семеновский полк и «уволены в отпуск до совершенного возраста». Во время Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева Дмитриевы покинули Симбирск и временно переехали в Москву. Когда опасность миновала, мать с младшими детьми возвратилась в Симбирск, а Иван и Александр в мае 1774 года отправились в Петербург. Здесь оба брата были определены в полковую школу Семеновского полка.

   Это было время, когда в столице только и говорили о бунте Пугачева. Тогда-то, буквально через год после начала службы, в январе 1775 года новобранец Иван Дмитриев окажется очевидцем казни Емельяна Пугачева. Позже в своих воспоминаниях «Взгляд на мою жизнь» Дмитриев об этом подробно написал.

   В этом памятном для Ивана Ивановича году он получил свои первые чины, сначала — капрала, а затем — фурьера. После чего взял отпуск на один год и отправился в деревню. На следующий год он возвратился на службу и вскоре был произведен в подпрапорщики, в 1777 году — в каптенармусы, а в 1778 году — в сержанты.

  Первые стихи Дмитриев написал в 1777 году. Тогда же Н. И. Новиков в издаваемых им «Санкт-Петербургских ученых ведомостях» (№ 15) поместил его стихотворение «Надпись к портрету князя А. Д. Кантемира». Большое влияние на творческое созревание молодого поэта оказал подпоручик Семеновского полка Федор Ильич Козлятев. По словам Дмитриева, беседы с ним были для него «училищем изящества и вкуса». В последующие годы Дмитриев публикует свои произведения в периодических изданиях: журнале «Утро», газете «Утренние часы» и др. Однако успех долго не приходит к нему.

  Только после того, как в 1783 году Дмитриев познакомился и близко сошелся с Н. М. Карамзиным (а он был его дальним родственником), Иван Иванович попал в ту колею, которая вывела его к славе. По собственному признанию Дмитриева, именно благодаря Карамзину, он принялся за «усовершенствование в себе человека». Но особую роль в становлении поэтического таланта Дмитриева оказало знакомство с Гаврилой Романовичем Державиным, состоявшееся в 1790 году. В доме маститого поэта он встретился и познакомился со всеми знаменитыми писателями и поэтами того времени: И. Ф. Богдановичем, В. В. Капнистом, Н. А. Львовым, Д. И. Фонвизиным и многими другими.

      В 1790-х годах поэтическая звезда Дмитриева заблистала во всем своем великолепии. Один за другим появляются в печати его стихи, оды, сатиры, басни, стихотворные сказки. Чрезвычайно популярными стали его сказки в стихах: «Модная жена», «Причудница». Пользовались успехом его эпиграммы, пародии, мадригалы и прочие поэтические «мелочи». Особенно нравились публике песни на его слова: «Стонет сизый голубочек» (часто исполняется и в наше время), «Видел славный я дворец…», «Пой, скачи, кружись Параша» и др.

В 1791 году в «Московском журнале», который издавал Карамзин, появился целый ряд произведений Дмитриева, в том числе и самая его известная песня «Голубок» («Стонет сизый голубочек»). Последняя тотчас же была положена на музыку и получила самое широкое распространение. Вслед за «Московским журналом» Карамзин приступил к изданию «Аглаи» и «Аонид», в которых Дмитриев также принял участие.

    Особенно плодотворен был для него 1794 год. Дмитриев провел его на родине, в Сызрани, и в странствовании по Низовому краю и тут написал лучшие свои вещи: «Искатели фортуны», «К Волге», «Воздушные башни», «Причудница», «Чужой толк», «Послание к Державину, по случаю кончины первой его супруги», «Ермак», «Глас патриота» (на взятие Варшавы Суворовым). Последнее стихотворение, посланное Дмитриевым к Державину вместе с «Посланием», было представлено последним императрице и, по ее приказанию, напечатано за счет кабинета. «Знаешь ли, любезный», писал Дмитриеву Карамзин (из Москвы, 8 ноябрь 1794 г.), «что твой «Глас патриота» напечатан в Петербурге и ходит там и здесь под именем Державина?» (Пис. Кар. к Дм. 51). Сатира «Чужой толк» нанесла меткий удар тогдашним одокропателям и послужила явным признаком перехода от искусственной напыщенности ложноклассицизма к более естественному, хотя и приторному в своих крайностях, сентиментализму. Сказка «Причудница», отличающаяся необыкновенною для того времени легкостью и естественностью стихотворной речи, есть, собственно, перевод пьесы Вольтера «La Bequeule».  Ho тогдашняя критика поставила ее выше оригинала. А. Ф. Воейков, в своей критической статье о сочинениях Дмитриева, говорил, что в «Причуднице» он «далеко превзошел Вольтера» и «одержал над ним знаменитую победу» (Цветник, 1810, No 10). Об оде «Ермак» и о стихотворении «К Волге» Карамзин писал своему другу: «Сердечно благодарю тебя за стихи К Волге и за Ермака. И ту и другую пьесу читал я с великим удовольствием, не один раз, а несколько. Браво! Вот поэзия. Пиши так всегда, мой друг» (Пис. к Дм., 50). «Московский Журнал» Карамзина, в котором помещено 42 пьесы Дмитриева, выходил только два года (1791—1792) В 1794 и 1795 гг. Карамзин издал альманах «Аглая» (2 части), в котором напечатана только одна пьеса Дмитриева, а в промежутке между изданием первой и второй части «Аглаи» Карамзин напечатал сборник своих произведений, под заглавием «Мои безделки» (Москва, 1794, 2 ч.). Последовав его примеру, и Дмитриев издал первое собрание своих стихотворений, которое, в ответ своему другу, назвал «И мои безделки» (Москва, 1795). Печатанием этого сборника занялся Карамзин, который писал Дмитриеву 11 июля 1795 г.: «Твои приятные и скромные Безделки отпечатаны; думаю, что уже и публикованы. По возвращении в Москву сделаю счет с Клаудием (книгопродавцем) и перешлю к тебе сколько-нибудь денег» (Пис. к Дм., 56). «Это издание достопамятно для меня тем», сообщает Дмитриев в Записках, «что приобрело мне лестное знакомство с почтенным обер-камергером — Ив. Ив. Шуваловым. Меценат Ломоносова еще обращал приветливый взгляд и к позднейшему поколению наших поэтов» («Взгл. на мою жизнь. 76)."

   В 1795 году в Московской университетской типографии вышло первое издание его стихотворений под заглавием «И мои безделки». По версии исследователя Виктора Трофимовича Чумакова, книга стала первым печатным изданием, в котором встречается буква «ё». Первым словом, отпечатанным с буквой «ё», было «всё», затем «огонёк», «пенёк», «безсмёртна», «василёчик».

   В том же году Дмитриев приступил к изданию песенника, в который вошли как его собственные песни, так и песни других поэтов, и который вышел в 1796 году под заглавием «Карманный песенник, или собрание лучших светских и простонародных песен».

   Одновременно с литературными успехами, Дмитриев продолжал продвигаться и по службе: в 1789 произведен в подпоручики, в 1790 в поручики, в 1793 в капитан-поручики. Служба, однако, тяготила его, и он не раз испрашивал длительные отпуска, во время которых уезжал к себе на родину.

И.И. Дмитриев приезжал в Сызрань также в 1795, в 1812 – 1819 годах.

   В 1795 году Иван Иванович издал свой первый поэтический сборник, получивший название «И мои безделки», а в 1796 году — «Карманный песенник, или Собрание лучших светских и простонародных песен», куда, кроме фольклора, он включил свои произведения, а также песни Г. Р. Державина, А. П. Сумарокова, Ю. А. Нелединского, Н. П. Николаева, П. М. Карабанова и других поэтов.

    В январе 1796 года Дмитриев, получив чин капитана и взяв годовой отпуск, намеревался выйти в отставку, чтобы полностью отдаться и творчеству. В ноябре 1796 году умерла императрица Екатерина И. Дмитриев вернулся в полк. Спустя месяц ему все же удалось выхлопотать себе отставку. В приказе от 17 декабря 1796 года отмечалось: «Семеновского полку капитан Дмитриев 1-й уволен в отставку с награждением чина полковника и со всемилостивейшим позволением носить мундир». Теперь можно было устраивать свои поэтические дела. Но произошло событие, круто изменившее его жизнь.

     25 декабря 1796 Дмитриев и его товарищ Лихачев неожиданно были арестованы. Обоих под конвоем доставили к императору Павлу I, который сообщил им о поступившем на них доносе о том, что они якобы «умышляют» на жизнь государя. Монарх повелел разобраться в этом деле военному генерал-губернатору Н. П. Архарову. Наступили долгие дни тревожного ожидания. Однако вскоре доносчик был найден, и Павел I лично объявил Дмитриеву и Лихачеву о их «совершенной невиновности». Более того, Дмитриев был приглашен в Москву на коронацию императора. Павел I «осыпал» его своими милостями и приказал своему сыну, великому князю Александру Павловичу спросить его, чего он хочет. Дмитриев ответил: «Ничего, кроме спокойной жизни в отставке». Когда же великий князь в третий раз настойчиво повторил ему: «Скажи что-нибудь, батюшка решительно требует», только тогда Иван Иванович ответил, что желал бы поступить на статскую службу.

   И 22 мая 1797 года Дмитриев был принят на службу, совершенно неожиданно получив «хорошее место» товарища министра уделов и обер-прокурора третьего департамента Правительствующего сената, а через несколько дней стал статским советником.

   В своих воспоминаниях Дмитриев писал: «Отсюда начинается ученичество мое в науке законоведения и знакомство с происками, эгоизмом, надменностью и раболепством двум господствующим в наше время страстям: любостяжанию и честолюбию». Он отмечал далее, что «не без смущения» занял свой новый пост, думая прежде всего о важности своего нового звания — «блюстителя законов». По его мнению, это звание обязывало охранять законы от «умышленно кривых истолкований», «сносить равнодушно пристрастные толки и поклеп тяжущихся или подсудимых», противостоять иногда «особам, украшенным сединами, знаками отличий».

    Службу на прокурорском поприще он начал с того, что основательно проштудировал всю нормативную базу, которой следовало ему руководствоваться в своей деятельности, познакомился с «внутренним положением» поднадзорного ему департамента, порядком ведения дел. Департамент, где он служил, был, по его выражению, «энциклопедическим». Именно сюда стекалось множество уголовных и гражданских дел из Малороссии, Царства Польского, Лифляндии, Курляндии, Эстляндии и Финляндии. Департаменту были подведомственны Юстиц-коллегия, полиция, почта. Сенаторы обязаны были заниматься организацией работы школ и училищ, следить за устройством дорог и водных сообщений. Работы было много, а для Дмитриева она была поначалу к тому же совершенно незнакомой и немного занудной. Ведь в душе он все же оставался поэтом…

    Нужно отдать должное Ивану Ивановичу — он довольно быстро освоил круг своих обязанностей и с первых дней пребывания в должности обер-прокурора очень хорошо вписался в роль и активно отстаивал интересы законности. Это не всегда нравилось сенаторам. «Едва ли проходила неделя без жаркого спора с кем-нибудь из сенаторов, без невольного раздражения их самолюбия», — вспоминал позднее Дмитриев. Стычки по службе случались у него даже с поэтическим наставником Г. Р. Державиным, которого Дмитриев «любил и уважал от всего сердца». «Благородная душа его, — вспоминал Дмитриев, — конечно, была чужда корысти и эгоизма, но пылкость ума увлекала его иногда к решениям, требовавшим для большей осторожности других мер, некоторых изъятий или дополнений. Та же пылкость его оскорблялась противоречием, однако же, не на долгое время: чистая совесть его скоро брала верх, и он соглашался с замечанием прокурора».

     Служба его продвигалась успешно. В ноябре 1798 года он получил чин действительного статского советника. Однако времени для творчества практически не оставалось. По этому поводу он писал: «Во все это время, находясь в гражданской службе, я уже не имел досуга предаваться поэзии. Притом же и сам хотел на время забыть ее, чтобы сноснее для меня был запутанный, варварский слог наших толстых экстрактов и апелляционных челобитен».

    В декабре 1799 года жизнь Дмитриева опять круто изменилась. Неожиданно для всех, в том числе и для генерал-прокурора А. А. Беклешова, Дмитриев подает в отставку. 30 декабря он освобождается от занимаемой должности с пенсионом и присвоением чина тайного советника. Дмитриев селится в Москве и занимается исключительно литературной деятельностью. В 1803–1805 годах выходят в свет три тома его сочинений.

   Однако в феврале 1806 года его покой опять был нарушен. Молодой император Александр I, хорошо знавший Дмитриева, вновь призывает его на службу. Иван Иванович становится теперь сенатором в седьмом департаменте Правительствующего сената. В том же году он получил орден — Святой Анны 1-й степени. В 1807 году граф Завадовский, по желанию императора, предложил Дмитриеву занять пост попечителя Московского университета, на что Иван Иванович уклончиво ответил, что охотно бы на это согласился, если бы усердие заменяло сведения и дарования.

   Но император по-прежнему доверяет Ивану Ивановичу и, судя по его действиям не собирается вычеркивать Дмитриева из списка своего резерва — он выполняет многие его личные поручения. В 1808 году Дмитриев удачно выполнил два задания императора: сначала произвел следствие в Рязани о злоупотреблениях по винным откупам, а потом в Костроме «исследовал поступки» губернатора Пасынкова.

     Его умение объективно и оперативно разобраться в ситуации оценивается монархом — 1 января 1810 года Дмитриев становиться членом Государственного совета, назначается министром юстиции и генерал-прокурором. 30 августа 1810 года ему вручается орден Святого Александра Невского.

    Правосудие и прокурорский надзор находились тогда не в лучшем состоянии: множество инстанций только способствовали проволочкам и волоките, мало выделялось средств на содержание судебных мест, особенно палат гражданской и уголовной, зачастую чиновники назначались по протекции и т. п.

   Иван Иванович энергично принялся за работу, сумел провести ряд важных узаконений. У него было много хороших идей о наилучшем устройстве судебной и прокурорской частей. Но до осуществления их дело, как правило, не доходило. Он активно поддержал проект И. М. Наумова об учреждении Дома практического правоведения, который должен был стать «местом открытого адвокатства». Дмитриев признавал полезным открытие в России училищ законоведения, куда принимались бы не только дворянские, но и купеческие и мещанские детей. По его мнению, если бы этот проект осуществился, то через несколько лет можно было бы установить правило, чтобы «никого из стряпчих не допускать к хождению по делам без одобрительного свидетельства одного из сих училищ». «Таким образом, — писал он, — невежество и ученичество мало-помалу истребились бы между судьями и приказными служителями».

    Особенно трудно пришлось Дмитриеву во время Отечественной войны 1812 года. Война принесла ему множество новых дел и хлопот как по Сенату, так и по Министерству юстиции. Работать приходилось очень напряженно. В числе забот министра юстиции и генерал-прокурора Дмитриева были такие вопросы: немедленное обнародование манифестов и указов чрезвычайной важности; подготовка распоряжений по перемещению, временному устройству и восстановлению подведомственных учреждений в областях, подвергшихся нашествию; установление режима военного положения; восстановление порядка и оказание содействия жителям местностей, пострадавших от неприятеля; обеспечение рекрутских наборов и формирование, при содействии гражданских властей, воинских частей и ополчений; надзор за соблюдением интересов казны, борьба со злоупотреблениями при поставке продовольствия и имущества для военного ведомства и т. п.

    К министру регулярно поступали донесения губернских прокуроров по всем возникавшим судебным и административным делам и о чрезвычайных происшествиях, о которых он представлял доклад императору. Немало забот доставил и переезд московских департаментов Сената в Казань. Не хватало людей, так как многие чиновники Правительствующего сената и Министерства юстиции, проявляя патриотические чувства, вступали в действующую армию или в народное ополчение.

   Однако и в условиях военного времени некоторые вельможи, занимавшие должности в Комитете министров, отступали от интересов закона, на что им всегда указывал Дмитриев как генерал-прокурор. Своей принципиальной позицией он восстановил против себя многих членов комитета, которые стали откровенно противодействовать ему. Постоянно натыкаясь на глухую стену непонимания, Дмитриев подал рапорт об отставке, но император ее не принял, а лишь предоставил ему отпуск на четыре месяца.

    Кратковременный отпуск ничего не изменил. Дмитриев встретил все то же враждебное отношение вельмож и к себе лично, и к закону. Наиболее острыми стали его отношения с приближенными к императору сановниками, когда Дмитриев и министр финансов стали активно отстаивать интересы казны от алчных и своекорыстных откупщиков, среди которых выделялся некий Перетц. На министра юстиции посыпались жалобы и доносы. В конце концов, окружение императора сделало свое дело. Александр I открыто выразил Дмитриеву свое «неблаговоление». Это был серьезный удар по самолюбию Ивана Ивановича, несмотря на то, что ранее он сам просился на покой. Дмитриев тут же подал прошение об отставке, которая и была принята 30 августа 1814 года. Управление Министерством юстиции, по его рекомендации, временно было поручено сенатору Алексею Ульяновичу Болотникову. Ему Иван Иванович оставил письмо, в котором, объясняя причины отставки, писал: «Таким образом, я делаю Вас душеприказчиком моей чести».

    Еще раз, но уже совсем на короткое время, Дмитриев в 1816 году вернулся на службу, возглавив комиссию, созданную для рассмотрения просьб, подаваемых на высочайшее имя от жителей, разоренных неприятелем мест. Через два года он получил чин действительного тайного советника, а в июне 1819 года — орден Святого Владимира 1-й степени.

    Вскоре после этого Иван Иванович полностью отошел от государственных дел и уехал из Петербурга. Поселившись в Москве, Дмитриев занялся исключительно творчеством. Ведь еще до своей отставки с поста министра юстиции Иван Иванович облюбовал этот «город вязевый» как «приют для своей старости». С этой целью он купил в Москве так называемое «погорелое место», недалеко от Тверского бульвара у Патриаршего пруда, на Спиридоньевской улице, где, как отмечал поэт, «тишина и нет суетливой торговли». Там он построил большой дом, проект которого сделал архитектор A. Л. Витберг, разбил великолепный сад, за которым сам лично ухаживал. В этом доме он прожил последние двадцать три года своей жизни, лишь изредка выезжая на родину. В 1836 году он побывал в Дерпте, где гостил в семействе Н. М. Карамзина. Это было его последнее большое путешествие…

  3 октября 1837 года Ивана Ивановича Дмитриева не стало. По свидетельству Погодина, накануне, после обеда, Дмитриев вышел в сад и хотел посадить акацию около кухни, чтобы «заслонить ее с проезду». Тут он почувствовал себя плохо и его привели в комнату. Спустя два дня, Дмитриева не стало. Ему было 77 лет. Похоронен И. И. Дмитриев в Донском монастыре в Москве.

    Своей семьи у Ивана Ивановича не было. В последние годы жизни Дмитриев писал записки «Взгляд на мою жизнь», впервые опубликованные в 1866 году.

   Историческое значение сатиры Дмитриева громадно. Она уничтожила страсть писать оды и содействовала упадку ложноклассического направления в лирической поэзии. Не меньшей известностью пользовались и его мелкие стихотворения - эпиграммы, эпитафии, надписи к портретам и, наконец, сентиментальные романсы, так пришедшиеся по вкусу эпохи. Стараясь освободить стихотворный язык от тяжелых и устарелых форм, придать ему легкость, плавность и привлекательность, Дмитриев явился преобразователем русского стихотворного языка. В этом отношении в истории литературы имя Дмитриева стоит наряду с именем Карамзина, преобразователя прозаической речи. Изданий сочинений Дмитриева с 1795 г. по 1893 г. было семь. В 1825 г. вышла небольшая книжка его "Апологов в четверостишиях", из которых большая часть была переведена из Mollevaut. Затем с 1798 г. по 1893 г. было пять изданий его "Басен, сказок и апологов" (последние присоединялись с издания 1838 г.).

К Волге

 К ВОЛГЕ

 Конец благополучну бегу!

 Спускайте, други, паруса!

 А ты, принесшая ко брегу,

 О Волга! рек, озер краса,

 Глава, царица, честь и слава,

 О Волга пышна, величава!

 Прости!.. Но прежде удостой

 Склонить свое вниманье к лире

 Певца, незнаемого в мире,

 Но воспоенного тобой!

 Исполнены мои обеты;

 Свершилось то, чего желал

 Еще в младенческие леты,

 Когда я руки простирал

 К тебе из отческия кущи,

 Взирая на суда, бегущи

 На быстрых белых парусах!

 Свершилось, и блажу судьбину:

 Великолепну зрел картину!

 И я был на твоих волнах!

 То нежным ветерком лобзаем,

 То ревом бури и валов

 Под черной тучей оглушаем

 И отзывом твоих брегов,

 Я плыл, скакал, летел стрелою —

 Там видел горы над собою

 И спрашивал: который век

 Застал их в молодости сущих?

 Здесь мимо городов цветущих

 И диких пустыней я тек.

 Там веси, нивы благодатны,

 Стада и кущи рыбарей,

 Цветы и травы ароматны,

 Растущи средь твоих: зыбей,

 Влекли попеременно взоры;

 А там сирен пернатых хоры,

 Под тень кусточков уклонясь,

 Пространство пеньем оглашали —

 И два сайгака им внимали

 С крутых стремнин, не шевелясь.

 Там кормчий, руку простирая

 Чрез лес дремучий на курган,

 Вещал, сопутников сзывая:

 «Здесь Разинов был, други, стан!»

 Вещал и в думу погрузился;

 Холодный пот по нем разлился,

 И перст на воздухе дрожал.

 А твой певец в сии мгновенья,

 На крылиях воображенья,

 В протекших временах летал.

 Летал, и будто сквозь тумана

 Я видел твой веселый ток

 Под ратью грозна Иоанна;

 И видел Астрахани рок.

 Вотще ордынцы безотрадны

 Бегут на холмы виноградны

 И сыплют стрелы по судам:

 Бесстрашный росс на брег ступает,

 И гордо царство упадает

 Со трепетом к его стопам.

 Я слышал Каспия седого

 Пророческий, громовый глас:

 «Страшитесь, персы, рока злого!

 Идет, идет царь сил на вас!

 Его и Юг и Норд трепещет;

 Он тысячьми перуны мещет,

 Затмил Луну и Льва сразил!..

 Внемлите шум: се волжски волны

 Несут его, гордыни полны!

 Увы, Дербент!.. идет царь сил!»

 Прорек, и хлынули реками

 У бога воды из очес;

 Вдруг море вздулося буграми,

 И влажный Каспий в них исчез.

 О, как ты, Волга, ликовала!

 С каким восторгом поднимала

 Победоносного царя!

 В сию минуту пред тобою

 Казались малою рекою

 И Белы и Каспий, все моря!

 Но страннику ль тебя прославить?

 Он токмо в искренних стихах

 Смиренну дань хотел оставить

 На счастливых твоих брегах.

 О, если б я внушен был Фебом,

 Ты первою б рекой под небом,

 Знатнейшей Гангеса была!

 Ты б славою своей затмила

 Величие Евфрата, Нила

 И всю вселенну протекла.

1794

Примечания

*   Изд. 1, с. 9; изд. 2; изд. 5.

Но воспоенного тобой. Дмитриев родился близ Сызрани на берегу Волги.

Куща — шалаш, хижина, в данном случае — дом.

Весь — деревня.

Под ратью грозна Иоанна. Войска царя Ивана IV совершили поход на Астрахань, и в 1556 г. Астраханское ханство было присоединено к России.

Ордынцы — воины ханской орды.

Идет, идет царь сил на вас. Имеется в виду Петр I, стоявший во главе русской армии во время войны с Персией.

Луна и Лев — гербы Турции и Персии.

Дербент — центр Дербентского ханства, управлявшегося султаном, которого назначали персидские шахи; в 1722 г. Дербент был взят Петром I.

Гангес — Ганг — река в Индии.