Экспрессивные возможности видо-временных форм глагола в высказывании

Экспрессивные возможности видо-временных форм глагола в высказывании

Из всех частей речи глагол выделяется как самая слож­ная и самая емкая, так как обладает широкими возможнос­тями яркого описания жизни в ее развитии, движении. Так, Л. В. Филиппова утверждает, что в глаголе, образно говоря, «течет самая алая, самая артериальная кровь языка»: «Движение и его выражение – глагол – явля­ются основой языка. Найти верный глагол для фразы – это значит дать движение фразе» [Филиппова, 2002: 68].

Как справедливо указывает И. Б. Голуб, в художественной речи с помощью глагольных форм изо­бражается динамика окружающего мира и духовной жизни человека. Если писатель хочет «вдохнуть жизнь» в повество­вание, он обращается к глаголам [Голуб, 2005: 133].

Особое значение в художественном пространстве произведения приобретают видо-временные формы глагола, так называемый видо-временной контекст. «Видо-временные формы глагола (спрягаемые формы, verbum finitum) – основной фонд глагольных образований, – пишет по этому поводу           Т. А. Кильдибекова. – Им принадлежит ведущая роль в системе форм глагольного слова (на парадигматическом уровне). Им принадлежит ведущая (организующая) роль и в составе глагольного предложения (на синтагматическом уровне)» [Кильдибекова, 1985: 17].

При этом в видо-временной форме глагола, как указывает Е. Н. Прокопович, рассматриваемой морфологически, в составе парадигмы, а синтаксически в составе предложения, синтаксическое время, как категория уровня предложения, получает наиболее ярко выражение. Это можно видеть прежде всего на примере широкого круга временных значений (перфектного, аористического, имперфектного и др.), возникающих в видо-временной форме глагола на уровне предложения. Пока­зательно, что ряд временных значений может быть поставлен в связь не только с определенными структурно-семантическими группами глаголов, но и с определен­ными структурно-семантическими типами предложения [Прокопович, 1982: 24].

Видо-временная форма глагола, таким образом, рассматривается в большинстве современных исследований как средство выраже­ния синтаксического времени, а следовательно, как синтаксическая единица. Считая видо-временную форму глагола организующим центром глагольного предложения, средством выражения синтаксического времени, важно рассмотреть ее в употреблении, в строе предложе­ния, со всеми теми особенностями (грамматическими и сти­листическими), которые при этом возникают [Прокопович, 1982: 25].

При изучении видо-временной соотносительности глагола в произведении важно учитывать две линии анализа указанных форм глагола в строе предложения – грамма­тическую и стилистическую. «Линии эти не разобщены, нао­борот, они теснейшим образом друг с другом связаны, на­ходятся в постоянном взаимодействии», – подчеркивает О. П. Рассудова [Рассудова, 1970: 16].

Как указывает Е. Н. Прокопович, форма слова может быть нейтральной и стилистически окрашенной (маркированной). Это распространяется, есте­ственно, и на глагольные формы и прежде всего на видо-временные формы глагола. Как нейтральные в стилистическом отношении формы глагольных времен, так и экспрессивные, употребляясь в строе предложения, обнаруживают целый ряд особенно­стей. На их использование накладывает существенный от­печаток сфера применения этих форм, сфера их употреб­ления. Особое положение занимает в этом отношении, по мнению исследователя, художественная литература. В художественной литературе видо-временные образования глагола приобретают особую специфику. Как глагольное слово в целом (в совокупности своих форм), видо-временная форма глагола служит созданию художественного образа. «Поэтому если вполне правомерно соотношение – слово и образ, то столь же правомерным следует считать и производное, вытекающее из этого соотношение – форма слова и образ», – пишет ученый [Прокопович, 1982: 30].

«Слово в художественном произведении, совпадая по своей внешней форме со словом соответствующей нацио­нально-языковой системы и опираясь на его значение, обращено не только к общенародному языку и отража­ющемуся в нем опыту познавательной деятельности наро­да, но и к тому миру действительности, который творчески создается или воссоздается в художественном произведении, – полагает В. В. Виноградов. – Оно является строительным элементом для его по строения и соотнесено с другими элементами его конструкции или композиции. Поэтому оно двупланово по своей смысловой направленности и, следовательно, в этом смысле образно. Его смысловая структура расширяется и обога­щается теми художественно-изобразительными «прира­щениями» смысла, которые развиваются в системе целого эстетического объекта. Выяснение этих новых смысловых наслоений, преобразующих и обогащающих семанти­ческий строй общенародных слов, выражений, конструк­ций, композиционных систем речи, и составляет задачу науки о языке художественной литературы. В стиле лите­ратурного произведения, в его композиции, в объединяющей все его части и пронизывающей систему его образов структуре образа автора находит выражение оценка изоб­ражаемого мира со стороны писателя, его отношение к действительности, его миропонимание» [Виноградов, 1963: 125].

Так же и форма слова, в том числе и видо-временная форма глагола служит в художественном произведении задачам создания художественного образа. Интересен тот факт, что видо-временные формы глагола, участвуя в создании художественного образа, входя в круг изобразительных средств языка художественной литера­туры, вместе с тем выполняют в художественном произ­ведении композиционно-синтаксическую роль.

«В строе художественного повествования можно на­блюдать определенным образом группирующиеся и в оп­ределенной последовательности расположенные видо-вре­менные формы глагола, – пишет в этой связи               В. В. Виноградов. – Причем, как состав этих групп, так и их расположение оказываются различными не только у разных писателей, но и в различных произведениях од­ного писателя» [Виноградов, 1936: 213].

Обратимся к экспрессивным возможностям видо-временных форм глаголов и их функциям в ткани художественного произведения. Согласно точке зрения И. Б. Голуб, важнейшая стилистическая функция глагола в художе­ственной речи – придавать динамизм описаниям. Проиллю­стрируем это примером: «Сотников сидел на головном в батарее тракторе... Перед самым рассветом Сотников не выдержал и только зад­ремал на сиденье, как громовой взрыв на обочине вырвал его из сна. Комбата обдало землей и горячей волной взрыва, он тут же вскочил: «Комсомолец» сильно осел на правую гусеницу. И тут началось... Танки расстреливали полк на дороге» (В. Быков). «Речь, насыщенная глаголами, выразительно рисует стре­мительно разворачивающиеся события, создает энергию и напряженность повествования», – полагает лингвист [Голуб, 2006: 286].

Мастера художественного слова и стилисты видят в глаго­ле и яркое средство образной конкретизации речи. По наблюдению М. Н. Кожиной, «для художествен­ного повествования или описания характерна постепенность в передаче события, действия, движения, состояния, мысли, чувства как осуществляющихся во времени, как бы «дроб­ность» изображения и отсюда – эстетически обусловленная последовательность глаголов» [Кожина, 1992: 107].

Глагол представляет действие как процесс в грамматических формах времени, лица, наклонения, залога. Именно в этих грамматических категориях получает исчерпывающее выражение понятие глагольности, отчего и установилось мнение, что глагол как часть речи «специально создан» для изображения действия. «Видо-временные глагольные формы обладают неограниченными возможностями варьирования. Их секрет в том, что в речи очень часто одна глагольная форма может употребляться вме­сто другой, в переносном значении», – пишет И. Б. Голуб [Голуб, 2006: 287]. Остановимся на этом подробнее:

1. Так, при описании прошлых событий глаголы настоящего времени заменяют глаголы прошедшего време­ни: Вот мы трое идем на рассеете по зелено-серебряном и полю; слева от нас, за Окою... встает, не торопясь, русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой мутной Оки. Благодаря использованию такого настоящего времени события, о которых повествует автор, словно приближаются к читателю, предстают крупным планом: картина разворачивается как бы у нас на глазах. Стилисты называют такие глагольные формы настоящим историческим временем (или настоящим повествовательным). Обращение к настоящему историческому придает живость и газетным репортажам, например: Атаки наших троек становятся все острее; На 12-й минуте нападающий неожиданным уда ром открывает счет. Кроме того, писатели находят различные средства, помогающие усилить экспрессию глагольных форм в настоящем историческом. Та­кое употребление глаголов особенно оправдано при описании неожиданного действия, нарушающего закономерное течение событий: Пришли они, расположились поудобнее, разговорились, познакомились. Вдруг является этот... и говорит... (А. Кузнецов) [Голуб, 2006: 288].

2. Экспрессивное использование глагольного времени по­зволяет употреблять настоящее и в значении будущего для указания намеченного действия: У меня уже все готово, я после обеда отправляю вещи; Мы с бароном завтра венча­емся, завтра же уезжаем... начинается новая жизнь (А. Чехов), а также для описания воображаемых картин: Об чем бишь я думал? Ну, знакомлюсь, разумеется, с молодой, хвалю ее, ободряю гостей (Ф. Достоевский) [Голуб, 2006: 288].

3. Употребление форм прошедшего времени в эмоциональной речи открывает еще большие возможности для усиления ее действенности. Очень оживляет повествование включение прошедшего времени совершенного вида в кон­текст будущего, что позволяет представить ожидаемые собы­тия как уже совершившиеся: Ну, в головы ты вылезешь, – кричит отец, – мундир на тебя, дубину, наденут. Надел ты, дурак, мундир, нацепил медали... А потом что? (А. Чехов), – или в контекст настоящего, когда действие оценивается как фрагмент повторяющейся ситуации: Хорошо, Никеша, в сол­датах! Встал утром.. Щи, каша... ходи! вытягивайся! Ло­шадь вычистил... ранец (М. Салтыков-Щедрин).

Возможно и разговорное употребление прошедшего вре­мени совершенного и несовершенного вида в значении буду­щего или настоящего с яркой экспрессией презрительного отрицания или отказа: Так я и пошла за него замуж! (то есть ни за что не пойду за нее?!); Да ну, боялся я ее! (то есть не боюсь я ее!). В подобных случаях ироническая констатация действия означает, что на самом деле оно никогда не осуще­ствится. Неадекватность формы и содержания таких конст­рукций и создает их яркую экспрессию [Голуб, 2006: 288-289].

«Особая изобразительность прошедшего времени, – подчеркивает исследователь, – объясня­ется и тем, что в его арсенале, на периферии основной систе­мы глагольных временных форм, есть такие, которые образ­но рисуют действия в прошлом, передавая их разнообразные оттенки. И хотя эти особые формы прошедшего времени но­сят нерегулярный характер, стилистическое их применение заслуживает внимания» [Голуб, 2006: 289].

При этом выделяется ряд экспрессивных форм про­шедшего времени. Им присуща преимущественно раз­говорная окраска, но основная их сфера – язык художествен­ной литературы. Формы давнопрошедшего време­ни с суффиксами а-, -ва-, -ива (-ыва-) указывают на повторяемость и длительность действий в далеком прошлом: Бывало, писывала кровью она в альбомы нежных дев (А. Пушкин). Писатели прошлого легко могли образовать подобные формы от самых различных глаголов (бранивал, кармливал, танцовывал). В современном русском языке сохранились немногие из этих форм: знавал, хаживал, едал, говаривал. Граммати­ческое значение форм давнопрошедшего, времени может усиливаться сочетанием их с частицей бывало: Заснул тяжелым сном, как, бывало, сыпал в Гороховой улице (И. Гончаров).

Формы прошедшего времени мгновенно-произвольного действия: Поехал Симеон Петрович с пряжей в Москву, дорогой и заболей (М. Салтыков-Щедрин) – указывают на быстрое действие, совершившееся в прошлом,  подчеркивая его внезапность и стремительность. В отличие от форм повелительного наклонения, которым совершенно чуждо значе­ние времени, эти глагольные формы всегда указывают на время. Они могут употребляться в одном временном плане с формами настоящего-будущего времени в рассказе о событиях прошлого: Идет он с уздечкой на свое гумно... а ребята ему шутейно и скажи... (М. Шолохов); Привели Татьяну, барыня и спрашивает: – Ты о чем? – А та с простоты и ляпни... (П. Ба­жов). Впечатление неожиданности, мгновенности действия усиливают присоединяемые к глаголу элементы возьми и, возьми да и, которые придают действию оттенок неподготовленности, а порой и неуместности: Приехала экскурсия, мы с Костей – это наш штурвальный – стали комбайн показывать, а кто-то возьми да и запусти мотор (М. Шолохов) [Голуб, 2006: 289].

Глаголы будущего времени обычно получают за­ряд экспрессии при переносном употреблении в иных вре­менных планах. Будущее совершенного вида может указы­вать на действия, обращенные к настоящему времени: Сло­вечка в простоте не скажут – все с ужимкой (А. Грибоедов). Глаголы будущего времени совершенного вида часто ри­суют быстро сменяющиеся и повторяющиеся действия безот­носительно к моменту речи: И бубен свой берет невеста молодая. И вот она, одной рукой кружа его над головой, то вдруг помчится легче птицы, то остановится – гля­дит…(М. Лермонтов) [Голуб, 2006: 290].

Кроме того, в сочетании с частицей как глагол в форме будущего вре­мени совершенного вида, использованный в значении насто­ящего исторического, указывает на внезапное наступление действия, отличающегося особой интенсивностью: Достает Прохор Палыч «послание» и кладет на стол. Иван Ивано­вич берется читать и... как захохочет! (А. Чехов).

Однако будущее несовершенного вида уступает в выразительнос­ти вышерассмотренным формам. Но переносное его упот­ребление может привести к возникновению абстрактного на­стоящего, имеющего обобщающий смысл: В литера­туре, как в жизни, нужно помнить одно правило, что человек будет тысячу раз раскаиваться в том, что говорил много, но никогда, что мало (Д. Писарев). В иных случаях его образ­ность обусловлена модальными оттенками, которые будущее время может получать в речи. Выступая в собственном значе­нии будущего времени, глаголы несовершенного вида способ­ны выражать оттенок готовности совершить действие: Целый день марабу будет дежурить у бойни, чтобы получить кусок мяса (А. Песков). Если заменить форму будущего времени формой настоящего (целый день дежурит), признак готовности у глагола исчезнет [Голуб, 2006: 291].

Исследователь указывает и на другой возможный модальный оттенок будущего несовер­шенного – уверенность в совершении действия: Вернувшись из далекого путешествия, будешь хва­статься, рассказывать диковинные вещи (А. Солженицын).

В переносном значении нередко употребляются и гла­гольные видовые формы. Так, глаголы, имеющие форму несовершенного вида, в тексте как бы заме­щают глаголы совершенного вида, обретая характерные для них значения. Ср.: Прихожу я вчера и узнаю. – Пришел я вчера и узнал; Завтра же уезжаем и расстаемся навсегда. – Уедем и расстанемся... В этих случаях глаголы несовершен­ного вида обозначают конкретный единичный факт [Голуб, 2006: 291].

Итак, глагол – это самостоятельная часть речи, характеризующаяся категориальным значением процессуальности. Понятие процесса в определении глагола включает в себя разнообразные значения: конкретное действие (строить, рисовать), движение и перемещение в пространстве (ходить, летать), физическое и душевное состояние (спать, тосковать), деятельность органов чувств (видеть, слышать), изменение состояния (слабеть, краснеть) и т. д. Русский глагол как знаменательная часть речи имеет богатую и сложную систему форм, которые на основании выполняемых ими функ­ций и свойственных им категорий подводятся под следующие четыре разряда: инфинитив, личные формы глагола, причастия и деепричастия, а также грамматические категории залога, вида, времени, наклонения, лица, числа, систему спряжения, явления переходности / непереходности, возвратности / невозвратности. Особое значение в художественном тексте приобретает видо-временная соотносительность глаголов. Сочетание видо-временных форм глагола в одном контексте имеет большие изобразительно-выразительные возможности, некоторые из которых характеризуются дополнительной экспрессивной окраской.