Исследовательская работа на республиканскую НПК "Сибирская весна"

Оглавление:

 I   Введение                                                                                             1

II  Основное содержание:                                                                       2

    1.  Связь произведений сатирика с устным народным творчеством.

    2.  Использование пословиц и поговорок в сказках.  

    3.  Формирование эзопова языка Салтыкова-Щедрина на основе                                                                      пословиц и поговорок.

     4.  Трансформация народных сказок в произведениях писателя. 

III Заключение                                                                                        14

IV Список литературы                                                                           15

V. Приложение                                                                                       16

Введение

  В рамках программы по литературе в школе изучаются сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина. При чтении сказок я обратила внимание на то, как много фольклорных элементов использует автор в своих произведениях. Это пословицы и поговорки, сказочные зачины и концовки. Но на уроках мы изучили несколько сказок. И я решила исследовать другие сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина и выявить, в них фольклорные элементы.

  Сказки Салтыкова-Щедрина своеобразно интерпретируют фольклорные традиции. Связь с устным народным творчеством характеризует многие произведения сатирика. Он в совершенстве владел народной речью, нередко обращался к жанру сказки. Сатирическое начало, столь характерное для фольклора, было близко художественному сознанию М.Е.Салтыкова-Щедрина. Писатель не только опирается в своём творчестве на пушкинские традиции, но и развивает их, подмечая и воплощенные в фольклоре великие возможности народа, и черты косной, отсталой идеологии крепостного раба.

  Многое в фольклоре органически близко Щедрину, и прежде всего – нравственные идеалы, которые отражают внутренний строй сказки.

Чернышевский писал о народной поэзии: «… Она вообще полна жизни, энергии, простоты, искренности, дышит нравственным здоровьем».

Эти черты присущи и сказкам М.Е. Салтыкова-Щедрина.    

Основное содержание

В 1869 году Щедрин задумал издать книгу для детей. Туда он хотел включить свои первые сказки («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть» и «Дикий помещик»).  Однако, задумав создать цикл «Для детей», Щедрин имел в виду иного адресата. Говоря о замысле писателя, необходимо вспомнить о произведении, получившие в те годы большой резонанс, - романе Тургенева «Отцы и дети».

  Щедрин адресовал задуманный им цикл демократическому читателю, оппозиционно настроенным «детям», противопоставленным либерально-дворянским «отцам». Но при этом он обращался и к молодому поколению России в целом, а значит – и к тому «маленькому русскому дитяти», в колыбель которого должна попасть всеми отвергнутая совесть («Пропала совесть»).

    Связь с устным народным творчеством характеризует многие произведения сатирика. Он в совершенстве владел народной речью, нередко обращался к жанру сказки («Торжествующая свинья, или разговор свиньи с Правдой» из цикла «За рубежом», «Сказка о ретивом начальнике» и «Злополучный пескарь» из «Современной идиллии»). Сказочные мотивы органически вплетаются во многие произведения Щедрина, написанные в иных жанрах. Так, в сатирическом цикле «Пестрые письма» своеобразно использован традиционный сказочный сюжет – похищение человека медведем. Здесь повествуется о том, как статский советник Передрягин попал в медвежье царство, обитатели которого хотели с помощью опытного чиновника завести у себя конституцию.

  Сатирическое начало, столь характерное для фольклора, - «веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» - все это было органически близко художественному сознанию Щедрина. И все это живо воплотилось в его сказках.

  В своих сказках Салтыков-Щедрин опирается на пушкинские традиции. Но если для Пушкина (как для первооткрывателя) в фольклоре важно было главным образом все то, что свидетельствовало о душевной силе и величии народа, то Салтыков-Щедрин подмечает и воплощенные в фольклоре великие возможности народа, и черты косной, отсталой идеологии крепостного раба. Это можно показать на примере того, как Щедрин использовал пословицы и поговорки.

  И герои сказок, и сам повествователь нередко используют пословицы и поговорки. Сатирику внутренние близок самый дух пословиц: присущие им едкая ирония, юмор, насмешка, остроумное уподобление разнородных явлений. «Я люблю иногда прибегать к русским пословицам, потому что они ко всему как-то прилаживаются», - говорил Щедрин. И действительно, пословицы и поговорки в его произведениях всегда «прилаживаются» к стилю авторского повествования. Они срастаются и с его персонажами, воспроизводят их психологию, их характер. Вот, например, поговорки «премудрого» пескаря: «помаленьку да полегоньку», «гляди в оба».

  Особенно часто Щедрин обращался к пословицам, в которых народ осуждал несправедливо устроенное общество. Например: «Правда не ворона – за хвост ее не ухватишь» («Ворон-челобитчик»), «Один тяготы несет, а другой песенки поет», «Живем богато, со двора покато; чего ни хватись, за всем в люди покатись» («Соседи»).

  Сюжеты некоторых сказок рождаются из подобных пословиц: «На то щука в море, чтоб карась не дремал» («Карась-идеалист»), «Рабочий конь на соломе, пустопляс – на овсе» («Коняга»).

  На основе аналогичных пословиц и поговорок формируется зачастую и эзопов язык Щедрина. Вот, например, образцы эзоповских речений из сказки «Вяленая вобла»: «Откуда у тебя такая ума палата взялась? – обращаются к вобле запуганные либералы. – Ведь кабы не ты, мы, наверное бы, с Макаром, телят не гоняющим, познакомились!» И в другом месте о ретроградах: «Если б они не взывали к посредничеству ежовых рукавиц, если б не угрожали согнутием в бараний рог – могла ли бы вобла с успехом вести свою мирно-возродительную пропаганду?»

  Острым оружием в руках сатирика становятся и такие пословицы, которые рождены в рабстве, в неволе: «Стыд глаза не выест!» («Либерал»), «У барина заботушка много, а холопу за барином горюшка нет» («Орел-меценат»).

  Один из Пустоплясов так объясняет живучесть и покорность Коняги: «Это оттого его ничем донять нельзя, что в нем от постоянной работы здравого смысла много накопилось. Понял он, что уши выше лба не растут, что плетью обуха не перешибешь, и живет себе смирненько, весь опутанный пословицами, словно у Христа за пазушкой». И вяленая вобла, лишившись разума и совести, «не рвется, не мечется, не протестует, не клянет, а резонно об резонных делах калякает. О том, что тише едешь, дальше будешь, что маленькая рыбка лучше, чем большой таракан, что поспешишь – людей насмешишь и т.п. А всего больше о том, что уши выше лба не растут».

  Щедрин создавал свои сказки с целью пробуждения народного самосознания. Поэтому он отвергал в фольклоре все, что мешало решению этой задачи. Писатель, который непосредственно обращается к народу, утверждал Щедрин, должен постичь «народную мысль», подняться до понимания «кровной народной нужды». Народ «требует знаний, и только знаний… Тут более, нежели где-нибудь, требуется строго научный взгляд на вещи».

  Поднять народ до уровня передового революционного сознания – вот цель писателя истинно народного. Никакого упрощения сложных общественных и философских вопросов. Серьезное художественное исследование народной жизни во всех ее проявлениях. Язык – не подделка под народный, но народный в самой своей основе – таковы принципы, определившие художественную структуру щедринских сказок.

  Многое в фольклоре органически близко Щедрину, и прежде всего – нравственные идеалы, которые определяют внутренний строй сказки. Именно «нравственное здоровье», которым они проникнуты, вызывает непримиримое отношение к нравственным болезням, остроту сатирических обличений.   

  Приверженность писателя-сатирика к «великому делу любви» чутко уловил Л.Толстой. «У Вас есть все, что нужно, - писал он Щедрину сжатый, сильный, настоящий язык, характерность… и по содержанию – любовь и потому знание истинных интересов жизни народа».

  То, о чем так точно сказал Л.Толстой, сближает сказки Щедрина с народными. Но есть между ними и существенная разница. Народ в сказках выражал свои ожидания и чаяния, свои мечты. Сатирик переключает повествования из сферы мечты о победе добра и справедливости в реальный план. В его сказках торжествует не добро, а зло. Эта трансформация сказки отвечала просветительским задачам писателя: он стремился открыть глаза читателям, помочь им трезво взглянуть на реальную действительность.

  Нам с детства знакомы сказки об Иванушке-дурачке. Они не однородны. Сказки бытовые, проникнутые легким юмором, рисуют незадачливого героя, делающего все невпопад. Но в сказках волшебных Иван-дурак иной. Он всегда оказывается умнее, добрее, смелее умных братьев, побеждает их, царя, других противников.

  В сказке Щедрина «Дурак» Иванушка и похож и непохож на сказочного героя. В начале сатирик как будто вводит нас в традиционный мир сказки: «В старые годы, при царе Горохе это было…» И далее мы узнаем, что у умных родителей родился сын дурак. Как и герой волшебной сказки, на самом деле он не глупее, а лучше других. Но события развиваются скорее в духе сказки бытовой: все у Ивана получается нескладно и неладно. Однако веселый юмор народной сказки сменяется трагедией.

  Перед нами «дурак особенный, за которого, того и гляди, перед начальством ответить придется». Он не принимает морали того общества, где живет, не способен понять ни истории этого общества, ни его законов, ибо они противоречат главной потребности доброй души: «утешить, помочь». Поэтому и учитель Ивана, и исправник, и папочка видят в его словах и поступках лишь проявление неблагонадежности. Кончаются дурачества Иванушки его таинственным исчезновением. Очевидно, он попадает туда, куда Макар телят не гонял… Горестно звучит финал сказки: вернувшись через много лет домой, «он был бледен, худ и измучен. Где он скитался? Что видел?.. Пришел он домой и замолчал».

  Казалось бы, Щедрин незнаком светлый оптимизм фольклора. Но это не так. Исконно народное стремление к правде и вера в ее конечное торжество освещают даже самые мрачные страницы произведений сатирика. Вот, например, концовка сказки «Гиена»: «…Изгибло доброе, изгибло прекрасное, изгибло человеческое! Все, словно непроницаемым пологом, навсегда заслонено ненавистническим, клеветническим, гиенским! Но это – громадное и преступное заблуждение. «Человеческое» никогда окончательно не погибало, но и под пеплом, которым временно засыпало «гиенское», продолжало гореть. И впредь оно не погибнет и не перестанет гореть – никогда!»

  Так в сказках Щедрина воплощается «нравственное здоровье», присущее сказке народной. Меняется лишь ракурс рассмотрения жизненных явлений. Соответственно меняется и роль фантастики в сказке.

  Чудесное, волшебное в фольклоре может быть источником и зла, и добра. Но чаще волшебные предметы, животные, наделенные чудесными свойствами, иногда даже сама баба-яга помогают герою победить враждебные силы. Такого рода ситуаций мы не найдем у Щедрина. Волшебство в его сказках – это всегда те злые чары, которыми обладает «гиенское», это «заурядное, жестокое пошехонское волшебство». Человеческая личность не ограждена от самых страшных неожиданностей. Поэтому сатирик зачастую даже не считает нужным (в отличие от народной сказки) мотивировать, объяснять чудесные события. Генералы очутились на необитаемом острове просто так, непонятно почему: «по щучьему велению, по моему хотению», - иронически переосмысляет сатирик традиционную сказочную формулу. Столь же неожиданно в сказке о диком помещике поднялся мякинный вихрь – и мужики унеслись неведомо куда, оставив глупого помещика без верных Сенек. Их возращение не более мотивировано.

  Огромный жизненный материал, вошедший в сферу щедринских сказок, как бы расширяет их жанровые границы.  Да и традиционные фольклорные жанры существенно меняются под пером сатирика. Из волшебной сказки он берет лишь некоторые мотивы, образы, ситуации – и то сравнительно редко, переосмысляя их на свой лад. В «Диком помещике», например, происходит часто встречающееся в народной сказке превращение человека в зверя: одичавший помещик с головы до ног оброс волосами, «а ногти у него сделались, как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный». По-иному, более «прозаично», в отличие от народной сказки, рисуются здесь таинственное исчезновение крестьян, полет через губернский город «отроившегося роя мужиков». Эти фантастические эпизоды сатирик использует как приемы иносказания: так, в сказке «Дикий помещик» отражены отношения помещиков и крестьян после отмены крепостного права.

  Меняются у Щедрина и сказочные персонажи. К примеру, чудесный обладатель «недреманного ока» превращается в Прокурора Куролесыча, который невинных людей загоняет в кутузку.

  Переосмысляются и традиционные сказочные формулы. Скажем, если баба-яга обычно говорит: «Фу-фу-фу, русским духом пахнет», то дикий помещик жалуется на то, что в его поместьях пахнет мужицким духом. Иной, сатирический смысл приобретает сказочная концовка в «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил»: «…Оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!»

  Обращается Щедрин и к жанру бытовой сказки. И тут он не копирует фольклорных образцов, а вполне свободно обходится с ними, подчиняя материал своему замыслу. Так, близка к бытовой народной сказке о богатом и бедном братьях (или соседях) сказка «Соседи». Но судьбы щедринских героев Ивана Богатого и Ивана Бедного складываются совсем не так, как в народной сказке: бедняк не становится богатеем и даже не помышляет о том, чтобы изменить свою жизнь. И поведение их ничем не напоминает поведения сказочных персонажей: Ивана Богатый выступает в роли лжефилантропа, а Иван Бедный безропотно трудится в поте лица и «все-таки пустые щи не сходят у него со стола». Значительная часть сказок Щедрина восходит к жанру сказок о животных. Вместе с тем они перекликаются и с баснями Крылова, которые в свою очередь питала фольклорная традиция.

  Но сказочные и басенные волки, медведи, зайцы существенно меняются в произведениях сатирика. Сравним хотя бы образ мишки косолапого из народной сказки («Три медведя», «Липовая нога», «Теремок»), из басен Крылова («Квартет», «Пустынник и Медведь», «Медведь у пчел») со щедринскими Топтыгиными из сказки «Медведь на воеводстве». Сохраняя общие черты сказочного и басенного медведя, глуповатого увальня, иногда жестокого, но чаще смешного простака, Щедрин насыщает этот образ острым политическим содержанием. Его Топтыгины – воплощение деспотической власти, административного рвения.

  Вот, например, рассказ о Топтыгине 3-м: «Прибыл он в трущобу на своих двоих – очень скромно. На официальных приемов не назначил, ни докладных дней, а прямо юркнул в берлогу, засунул лапу в хайло и залег». Наличие двух планов – «животного» и «человеческого» - обнажает иносказательный смысл сказки. Ведь сама возможность совмещения этих планов доказывает «звериную» сущность царских сановников.

  Власть орлов, львов, медведей, щук над воронами, зайцами, карасями в сказках Щедрина безгранична. Эти хищники пожирают «внутренних супостатов», громят типографии, университеты. В отличие от народной сказки о животных, где обычно слабые оказываются хитрее, изворотливее сильных, щедринские волки и медведи всегда торжествуют над беззащитным зверьем.

Двуплановость сказок Щедрина определяет и особенности их языковой структуры. Язык сатирика – нерасторжимый сплав разнородных элементов. В сказке «Премудрый пискарь» такие характерные для произведений народного творчества выражения, как ума палата, на ус намотал, ни жива ни мертва и др., соседствуют со словами, почерпнутыми из публицистики (достойные граждане, общественность, умеренно-либеральный), из бытовой речи «просвещенных» обывателей (жуировать, делать моцион и т.п.).

  Сочетание разных лексических пластов в сказках Щедрина не создает стилистического диссонанса, ибо для сатирика народная речь не чужеродная стихия. Она в такой же мере его собственная, близкая ему по духу, как и язык книжной литературы. Возникает некий органический сплав, и совмещение в нем разных языковых элементов выполняет определенную художественную функцию: обнажает условность, иносказательность повествования, создает комический эффект. «Пестрота» художественной речи писателя-сказочника связана еще с одной особенностью его повествовательной манеры, на которой важно остановиться. В каждой из щедринских сказок мы слышим, как правило, несколько голосов. Чтобы различить их, задумаемся над вопросом: каким предстает перед нами повествователь, в этих сказках? Он может надеть на себя маску лукавого сказителя, прикидывающегося простаком, но на самом деле совсем не наивного. Он может появиться и без этой маски, и тогда мы услышим гневный или скорбный голос повествователя, во многом раскрывающего позицию сатирика. Мы можем услышать и голоса разных персонажей сказки, по-разному оценивающих события. Таким образом, рассказчик в сказках Щедрина многоликий. Он обладает удивительным даром перевоплощения, меняя точку видения происходящего, характер его оценки. Причем разные голоса в щедринских сказках не просто чередуются, а нередко звучат одновременно, словно бы накладываются друг на друга. Отсюда и стилевое многообразие, и сплетение разных лексических пластов.    

  Вслушаемся в текст любой из сказок. Вот, например, начало «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил». Это повествование от лица рассказчика, без сомнения, отражающего взгляды самого писателя: «Жили да были два генерала… Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воплотились и состарились, следовательно, ничего не понимали».

  Но по мере развития действия начинают звучать и другие голоса. Чей это голос: «Под деревом, брюхом кверху подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы»? Ну, конечно же, так думают и говорят генералы. В форме несобственно прямой речи от их лица ведется рассказ о поимке мужика. А в словах: «И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися!» - повествователь передает и мысли мужика. Но какая же горькая ирония слышится в этом сочетании разных голосов, в том, что не только генералы мужика величают тунеядцем, но и сам мужик сознает себя «лежебоком» и почитает за честь ублажать строгих генералов! Многоликость рассказчика раздвигает рамки сказки, освещает разные грани сложных, запутанных жизненных явлений.

   «Премудрый пискарь» - сказка. Традиции жанра соответствует уже само название: в русской народной сказке им часто служит имя либо постоянное нарицательное наименование главного героя, сопровождаемое характеризующем эпитетом, например: «Жадная старуха», «Кощей Бессмертный», «Вороватый мужик» и др., причем в ряде сказок этот эпитет указывает на умственные способности персонажа: «Иванушка-дурачок», «Мудрая дева», «Мудрая девица и семь разбойников», «Елена Премудрая», «Морской царь и Василиса Премудрая».

  Здесь мы найдем и сказочный зачин («Жил-был пескарь…»), и характерные сказочные формулы («ни в сказке сказать, ни пером описать», «жить да поживать»). Как и следует сказке, произведение насыщено разговорной и просторечной лексикой:                                                                                                 приголубить, вцепишься, чуть не угодил, в хребет впиться, разомлел, поддают, тошно, присмиреет, глянул, промыслит, хоронится, мелюзга, повывелось, шмыгают и т.д.; хайло, задаром, шваркнет, пущай, шабаш, остолоп, срамец и т.д.

  Изобилует текст и разговорными фразеологическими единицами:                                                            

смотри в оба, ума палата, умом раскидывать, свой брат, счет потеряли, страхов натерпелся, как полоумная, во все лопатки, ни жива ни мертва, на ус намотал, бог даст, хлеб-соль водили и др.;

  Если следовать традиционной классификации сказочных жанров, то «Премудрый пескарь» на первый взгляд сказка о животных. Главный персонаж и его окружение – рыбы: пескари, окуни, щуки, голавли, плотва, лещи – и прочие речные обитатели: рак, водяная блоха и т.д. Жизнь в реке течет по своим законам: сильный нападает на слабого, защитой каждый сам себе служит. А главный враг у всех один, общий – человек, со всякими «каверзами»: неводами, сетями, норотами и даже удой.

  Финал сказки чрезвычайно выразителен. Он построен на приеме обманутого ожидания. Читатель с интересом следит за ходом событий и изменения эмоционального настроя премудрого пескаря. Сначала – «Кажется, что я жив? ах, что-то завтра будет?»; затем – «Слава тебе, господи, жив!», «Слава богу, кажется, жив!»; наконец – «Слава богу, я своею смертью помираю, так же как умерли мать и отец». От всех этих мыслей пескарь испытывает удовольствие. Однако, оглянувшись на прожитую жизнь, он с ужасом увидел, что лишь «жил и дрожал – только и всего», что к концу жизни он подошел «незрячий, изможденный, никому не нужный» и что голодная смерть становится желанным избавлением от бесполезного существования. Читатель ждет конкретной развязки истории премудрого пескаря, но она не наступает. Пескарь незаметно исчезает, и обстоятельства его исчезновения остаются неизвестными. Как говорит автор, «свидетелей этому делу не было». Такая неожиданная концовка позволяет еще раз подчеркнуть бессмысленность жизни персонажа, «премудрость» которого превратилась в глупость. В соответствии с этим и сам эпитет премудрый воспринимается не как «очень мудрый, умудренный жизнью», а как «перемудривший, переоценивший свои умственные способности и наделавший вследствие этого глупостей».

Сказки Щедрина – итог творческой деятельности писателя, которая на протяжении нескольких десятилетий была проникнута стремлением «услужить народу по письменной части»,

Написанные для демократического читателя, защищающие кровные интересы народа, сказки развивают и своеобразно интерпретируют фольклорные традиции.   

  В заключение хочется добавить, что высказанные писателем в сказках мысли современны и сегодня.

Заключение

    Связь с устным народным творчеством характеризует многие произведения сатирика. Сказочные мотивы органически вплетаются во многие произведения Щедрина, написанные в иных жанрах.

Сатирическое начало, столь характерное для фольклора, - «веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» - все это было органически близко художественному сознанию Щедрина. И все это живо воплотилось в его сказках.  В своих сказках Салтыков-Щедрин опирается на пушкинские традиции. Писатель подмечает не только воплощенные в фольклоре великие возможности народа, но и черты косной, отсталой идеологии крепостного раба. Это можно показать на примере того, как Щедрин использовал пословицы и поговорки.

Сатирику внутренние близок самый дух пословиц: присущие им едкая ирония, юмор, насмешка, остроумное уподобление разнородных явлений.

  На основе пословиц и поговорок формируется зачастую и эзопов язык Щедрина.

Щедрин создавал свои сказки с целью пробуждения народного самосознания. Поэтому он отвергал в фольклоре все, что мешало решению этой задачи. Писатель, который непосредственно обращается к народу, утверждал Щедрин, должен постичь «народную мысль», подняться до понимания «кровной народной нужды».

Многое в фольклоре органически близко Щедрину, и прежде всего – нравственные идеалы, которые определяют внутренний строй сказки. Именно «нравственное здоровье», которым они проникнуты, вызывает непримиримое отношение к нравственным болезням, остроту сатирических обличений.   

Литература

1. Савенкова Л.Б. Лингвистический анализ сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь». 1995 год.

2.  Салтыков-Щедрин М.Е.История одного города; Сказки. – М.: Правда, 1984. – 400с.

3. Шнеерсон М.А.  – Творчество М.Е.Салтыкова-Щедрина. – М.:   «Просвещение», 1976 год. – 286с.

Приложение.

Название сказки	Фольклорные элементы (пословицы, поговорки, сказочные зачины и концовки)
«Премудрый пискарь»	Жил-был пискарь; Хлеба-соли не водит…; на ус намотал; ни жива ни мертва; ума палата; помаленьку да полегоньку; гляди в оба; ни в сказке сказать, ни пером описать; жить да поживать.
«Вяленая вобла»	Жить да поживать. Уши выше лба не растут; всю жизнь разбирай – всего не разберешь; с Макаром телят не гоняющим; ежовые рукавицы; если б не угрожали согнутием в бараний рог; бог даст; тише едешь, дальше будешь; маленькая рыбка лучше, чем большой таракан; поспешишь – людей насмешишь.
«Орел - меценат»	У барина заботушки много, а холопу за барином горюшка нет;
«Соседи»	В некотором селе жили два соседа; сколько ни калякайте, сколько ни раскидывайте умом – ничего не выдумаете, покуда в оном планту так значится.  Один тяготы несет, а другой песенки поет; живем богато, со двора покато; чего ни хватись, за всем в люди покатись.
«Коняга»	Рабочий конь на соломе, Пустопляс – на овсе;
«Карась-идеалист»	На то щука в море, чтоб карась не дремал.
«Ворон-челобитчик»	Правда не ворона – за хвост ее не ухватишь»
«Либерал»	Стыд глаза не выест!
«Дурак»	В старые годы, при царе Горохе это было…
«Дикий помещик»	В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик
«Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».	Жили да были два генерала…; он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!; по щучьему велению, по моему хотению.

Краткое описание документа:

В рамках программы по литературе в школе изучаются сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина. При чтении сказок я обратила внимание на то, как много фольклорных элементов использует автор в своих произведениях. Это пословицы и поговорки, сказочные зачины и концовки. Но на уроках мы изучили несколько сказок. И я решила исследовать другие сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина и выявить, в них фольклорные элементы.

Сказки Салтыкова-Щедрина своеобразно интерпретируют фольклорные традиции. Связь с устным народным творчеством характеризует многие произведения сатирика. Он в совершенстве владел народной речью, нередко обращался к жанру сказки. Сатирическое начало, столь характерное для фольклора, было близко художественному сознанию М.Е.Салтыкова-Щедрина. Писатель не только опирается в своём творчестве на пушкинские традиции, но и развивает их, подмечая и воплощенные в фольклоре великие возможности народа, и черты косной, отсталой идеологии крепостного раба.