Исследовательская работа "Традиционные представления, культы и верования русского населения Воронежского края"

Содержание

I. Введение……………………………………………..стр. 3 – 4

II. Культ предков……………………………………..стр. 4 – 6

III. Крестьянская повседневность  русского населения  Воронежского края (традиции конца XIX – начала XX в.).   Вера, суеверия, обряды, традиции православия…………………………………..стр. 6 – 15

IV. Деревенские суеверия……………………………стр. 15 – 24

1.Аист…………………………………………….стр. 16

2.Баба – Яга ……………………………………..стр. 17 – 18

3. Бабай…………………………………………..стр. 18  

4.Вода – царица………………………………....стр. 19 – 20

5.Гадание………………………………………...стр. 21 – 22

6.Гамаюн………………………………………...стр. 22 – 23

7.Каравай………………………………………..стр. 23 - 24

V. Послесловие………………………………………..стр. 25

VI. Приложение (фото, фотоиллюстрации)…………..стр. 26 – 32

VII. Библиография……………………………………стр. 33

VIII. Презентация на CD - RW

Живая старина. Русский народ, его обычаи, обряды, суеверия, традиции в православии.

Два чувства давно близки нам,

                                                        В них обретает сердце пищу,

                                                          Любовь к родному пепелищу,

                                                        Любовь к отеческим гробам.

                                                 На них основаны от века

                                          По воле Бога самого

                                               Самостоянье человека,

                                       Залог величия его.

А.С.Пушкин

I.    Введение

В

озрождение духовности невозможно без обращения к истокам, без постижения и принятия ценностей национальной культуры. Колыбельная песня, хоровод, обряд, ритуальное действие помогают осознать многие актуальные проблемы развития и совершенствования человека: учат различать истинные и мнимые ценности, помогают понять, почему идеалом русского народа была не богатая, а Святая Русь.

      В нынешнее время часто происходит подмена многих идеалов, разрушение взглядов предшествующих поколений, навязывание массовой культуры, чужеродных русскому народу мышления, образа жизни, поведения (доказательным примером является кощунственная акция в храме Христа Спасителя участниц рок – группы, осквернивших чувства глубоко верующих людей). Счастье заменяется суррогатами внешнего благополучия, зависимостью от одобряемых стандартных ценностей. Политические, социально – экономические проблемы, резкий отказ от старого незамедлительно сказались на падении уровня духовности нашего общества.

       Развитие культуры, в первую очередь, подрастающего поколения – проблема, которая требует поиска оптимальных и эффективных путей её решения. Необходимо систематическое изучение культурных традиций русского народа. В народных песнях, играх, обрядах, праздниках накоплен и хранится прекрасный материал для развития нравственных, эстетических чувств, для расширения нашего кругозора и повышения культурного уровня.

Цели и задачи исследования:

- творческое и духовное развитие, освоение и понимание истоков народной     культуры;

- приобщение к отечественной культуре, истории, самобытности традиций народов, проживающих на территории Воронежской области;

- раскрытие значения фольклора как средства активизации творческого мышления;

- создание условий для активизации поисковой и учебно-исследовательской деятельности учащихся.

II.     Культ предков

Р

абота по исследованию русской старины, культа предков открыла для меня удивительный, почти неизведанный,  воис­тину чудесный мир тех верований, обычаев, об­рядов, которым всецело предавались на протя­жении тысячелетий наши предки — славяне, или, как они себя называли в глубочайшей древности, русы.

Русы... Слово это вобрало в себя просторы от Балтийского моря до Адриатики и от Эльбы до Волги — просторы, овеянные ветрами веч­ности.

История наших пращуров причудлива и полна загадок. Верно ли, что во времена вели­кого переселения народов они явились в Евро­пу из глубин Азии, из Индии, с Иранского на­горья? Каков был их единый праязык, из ко­торого, как из семечка — яблоко, вырос и расцвёл широкошумный сад наречий и говоров? Над этими вопросами ученые ломают головы уже не одно столетие. Их затруднения понятны: материальных свидетельств нашей глубочайшей древности почти не сохранилось, как, впрочем, и изображений богов. А. С. Кайсаров в 1804 году в «Славянской и российской  мифологии» писал, что в России потому не осталось следов языческих, дохристианских верований, что «предки наши весьма ревностно принялись за новую

свою веру; они разбили, уничтожили все и не хотели, чтобы потомству их остались признаки заблуждения, которому они дотоле предавались».

Такой непримиримостью отличались христиане во всех странах, однако если в Греции или Италии время сберегло хотя бы количество дивных мраморных изваяний, то деревянная Русь стояла среди лесов, a, как известно, Царь-огонь, разбушевавшись, не щадил ничего: ни людских жилищ, ни храмов, ни деревянных изображений богов, ни сведений о них, писанных древнейшими рунами на  деревянных дощечках. Вот так и случилось, что лишь негромкие отголоски донеслись до нас из далей языческих, когда жил, цвёл, владычествовал причудливый мир.

Древо жизни славян – руссов тянется своими корнями в глубины первобытных эпох, палеолита и мезозоя. Тогда – то и зародились перворостки, первообразы нашего фольклора: богатырь Медвежье Ушко – получеловек – полумедведь, культ медвежьей лапы, культ Волоса – Велеса, заговоры сил природы, сказки о животных и стихийных явлениях природы («Морозко»).

Первобытные охотники изначально поклонялись, как сказано в «Слове об идолах» (12 век), упырям и берегиням, затем верховному владыке Роду и рожаницам Ладе и Леле – божествам живительных сил природы.

Переход к земледелию (IV –III тыс. до н.э.) отмечен возникновением земного божества Мать Сыра Земля (Мокошь). Землепашец уже обращает внимание на движение Солнца, Луны и звёзд, ведёт счёт по аграрно – магическому календарю. Возникает культ бога солнца Сварога и его отпрыска Сварожича – огня, культ солнечноликого Дажьбога.

Первое тысячелетие до н.э. – время возникновения богатырского эпоса, мифов и сказаний, дошедших до нас в обличье волшебных сказок, поверий, преданий о Золотом царстве, о богатыре – победителе Змея.

В последующие столетия на передний план в пантеоне язычества выдвигается громоносный Перун, покровитель воинов и князей. С его именем связан расцвет языческих верований накануне образования Киевской державы и в период её становления (IX-X вв.). Здесь язычество стало единственной государственной религией, а Перун – первобогом.

Принятие христианства почти не затронуло религиозные устои деревни.

Но и в городах языческие заговоры, обряды, поверья, выработанные на протяжении долгих веков, не могли исчезнуть бесследно. Даже князья, княгини и дружинники по – прежнему принимали участие в общенародных игрищах и празднествах, например в русалиях. Предводители дружин наведываются к волхвам, а их домочадцев врачуют вещие женки и чародейки. По свидетельству современников, церкви нередко пустовали, а гусляры, кощунники (сказители мифов и преданий) занимали толпы народа в любую погоду.

К началу XIII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании нашего народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с православной религией.

Древние боги были грозны, но справедливы, добры. Они как бы родственны людям, но в то же время призваны исполнять все их чаяния. Перун поражал молнией злодеев, Лель и Лада покровительствовали влюблённым, Чур оберегал границы владений, ну а лукавец Припекало приглядывал за гуляками. Мир языческих богов был величавым и в то же время простым, естественно слитым с бытом и бытием. Именно поэтому никак, даже под угрозой самых суровых запретов и расправ не могла душа народная отрешиться от древних поэтических верований. Верований, которыми жили наши предки, обожествлявшие - наравне с человекоподобными властителями громов, ветров и солнца – и самые малые, самые слабые, самые невинные явления природы и натуры человеческой.  Как писал в прошлом веке знаток русских пословиц и обрядов И.М.Снегирёв¹, славянское язычество – это обожествление стихий. Ему вторил великий русский этнограф Ф.И.Буслаев²: «Язычники породнили душу со стихиями…»

И пусть ослабела в нашем славянском роде память о Радегасте, Белбоге, Полеле и Позвизде, но и по сию пору шутят с нами лешие, помогают домовые, озоруют водяные, соблазняют русалки и в то же время умоляют не забывать тех, в кого истово верили наши предки. Кто знает может быть, эти духи и боги и впрямь не исчезнут, будут живы в своём вышнем, заоблачном, божественном мире, если мы их не позабудем.

III.     Крестьянская повседневность русского населения Воронежского края (традиции конца XIX – начала ХХ века).

Вера, суеверия, обряды, традиции православия

И

зучение массовых явлений веры крестьян приводит к выводу об ошибочности противопоставления православия народного и церковного. Современное состояние науки со всей очевидностью убеждает во всей искусственности и ошибочности теорий «двоеверия», «бытового православия», «обрядоверия» и пр.

¹И.М.Снегирёв – знаток русских пословиц и обрядов.  ²Ф.И.Буслаев – великий русский этнограф.

В религиозных представления русских крестьян наследие языческого прошлого было значительным, но не равноценным православию.

На протяжении всей истории процесс взаимодействия официальной церкви и крестьянства был основан на компромиссе. Это взаимное приспособление произошло путем принятия крестьянским миром канонов православия и приспособлением церковью народных обычаев христианской догматике. Еще в XIX в. отмечалось, что русский крестьянин воспринял православие не как свод догм, а как обращенную к каждому истину, формирующую жизненные устои и отношения. Г.П. Федотов на основе изучения духовных русских стихов сделал вывод о том, что «русский мужик всегда мистик, если даже отходит от официального православия» Глубина веры определяется уровнем духовности, а не уровнем знаний о религии. Не ведая многих канонов и церковных установлений, коверкая некоторые молитвы, придавая, порой, большее значение внешней стороне обряда, крестьяне верили в Бога, как говорили в селе, «всем сердцем». Ощущение Иисуса Христа, по выражению Н.С. Лескова, у себя «за пазухой» воплотилось в простом и доверчивом восприятии Божественности силы и благодати, искренней любви к Богу, ощущении Его близости человеческой душе. По справедливому утверждению обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева, крестьянин стремится к высшим идеалам жизни, убежденный в том, что цель его земного существования - находиться по ту сторону гроба, и он живет для вечности.
Православие – не просто составная часть культуры русского народа. Влияние его на жизнь  поведения, формы проведения досуга, различные виды взаимопомощи формировались и приобрели присущие им черты под воздействием православия. В XIX в., как и в предыдущие столетия, крестьяне четко осознавали свою принадлежность к православной вере. Это выражалось в общепринятом обращении на сельских сходах – «Православные!». Православные традиции были органически вплетены в канву повседневной крестьянской жизни. Вера Христова зримо и незримо сопровождала крестьянина от рождения до смерти. Рубежные события в его жизни определялись христианскими таинствами – крещения, венчания, отпевания. Ощущение церковной соборности достигалось посредством участия в воскресной литургии и приобщения Святых Христовых Тайн (причастия).

       Азы православной веры постигались в сельской семье через регулярные
действия – исполнения утреннего и вечернего правила, молитв перед едой, чтением слова Божьего (Евангелия) и зримые образы – креста, икон, священных предметов.

       Цикл крестьянской жизни был неразрывно связан с церковным календарем. Церковные праздники являлись ориентирами, с которыми крестьяне соотносили все наиболее значимые события своей жизни. В повседневности они считали следующим образом: такое событие произошло на Покров, а не 1 октября; на заговенье осеннее, а не 15 октября; на Казанскую, а не 22 октября и т.д. Аналогичным образом крестьяне вели учет семейных событий: рождения, крещения, свадьбы и др. Говорили, что такому-то исполнилось, столько-то лет на Святого Илью-пророка (20 июля). К помощи Божьей, заступничеству Богородицы и «близким» молитвам святых

угодников крестьяне традиционно прибегали во время болезней. Орловский владыка в 1907 г. со ссылкой на наблюдения благочинных сообщал в Синод, что «при заболевании простой народ, прежде всего, спешит исповедаться и причаститься». В случае хронических и опасных болезней крестьяне давали обеты (отслужить молебен, пожертвовать на храм, совершить паломничество и т.п.) Данные обеты непременно исполнялись. Жители села искренне верили в целительную силу мощей угодников Божьих. «Нет, думает мужик, не может быть того, чтобы бессмертная душа этих угодников прошла мимо моих страданий и не пришла мне на помощь». Предметом почитания и поклонения были могилы подвижников, юродивых,
блаженных. Так могила блаженной Ксении Петербургской еще до канонизации стала местом паломничества и чудесного исцеления. С целью избавления от недуга крестьяне часто прибегали к постам. Брали обет держать пост в понедельник, помимо среды и пятницы или же говели целый год. Над больными людьми и не только пожилыми совершали таинство соборования. Не только в скорбях, но и в радости селяне обращались к Богу. Заказывали молебны перед началом  и по окончанию того или иного важного дела. Перед новосельем служили «вхожую». Периодически приглашали сельского священника, чтобы тот совершил чин освящения жилища. После выгодной сделки, удачного приобретения, благополучных родов и т.п. спешили в храм, чтобы соборно совершить благодарственный молебен. Не забывали поминать о здравии родных и близких на Божественной литургии.   

       Наглядным проявлением усердия прихожан являлась постройка новых храмов и подновление существующих. Не имея возможности по каким-либо причинам посещать свои приходские храмы или же вовсе, лишившись таковых по причине пожара, жители даже небольших деревень и сел считали своим долгом сооружать новые храмы. Сельский храм был для деревни центром духовной жизни. В народе говорили, что «не стоит село без праведника». В 1884 г. правящий архиерей Курской епархии писал: «Народ привержен своим приходским храмам. В дни воскресные и праздничные с видимым усердием посещает храм Божий, а в Святую Четыредесятницу долг исповеди и причастия Св. Таин исполняет охотно. К признакам благочестивого настроения следует отнести заботливое попечение о благочестии храмов Божьих». В своем стремлении благоукрасить Дом молитвы местные жители порой жертвовали последние сбережения. По отчету благочинного 3-го Севского округа Орловской епархии в 1905 г. на сельские храмы  было пожертвовано 2787 р., сумма довольно значительная для крестьян, если принять во внимание бывший недород хлеба в этой местности. Традиционной в деревне была натуральная помощь прихожан, оказываемая храму.

          Все наиболее важные этапы в жизни крестьян были связаны с православием. Крестьяне верили в святость венца. В восприятии сельских жителей брак являлся не только жизненной необходимостью, но  исполнением Божественной заповеди. Ему предшествовала целая череда сельских обрядов, в большинстве своем православных по своему содержанию. Так во время сватовства, когда согласие на будущий брак достигнуто, присутствующие зажигали свечи, усердно молились, после чего давали друг другу обещания, скрепляя их взаимным целованием. Обещание держалось

крепко, а нарушение считалось грехом. «Грешно будет нарушить слово, – говорили крестьяне, - этому предшествовало родительское благословление, когда отец и мать жениха осеняли иконой молодых, прося Господа, чтобы их брак был счастливым.
       Советская власть, заменив таинство брака гражданским сожительством, настойчиво пыталась уничтожить религиозные обряды и в первую очередь венчание. Православное сознание деревни не принимало такие гражданские браки, считая их блудом.
       Несмотря на активную пропаганду новой обрядности (красные свадьбы, гражданские похороны и октябрины¹), в селе она широкого распространения не получила.

По данным ГубРКИ за 1924 г. в Рассказовской волости Тамбовской губернии произошло: гражданских похорон – 7, октябрин – 13, свадеб комсомольских – 2, без венчания – 30. За 1 квартал 1927 г. в воронежских деревнях было зарегистрировано всего лишь 13 октябрин, 35 красных свадеб, 9 гражданских похорон.

              Сохранению православных традиций в противовес, насаждаемых сверху советских обрядов, способствовало общественное мнение села. В 1924 г. крестьянка Полосина, жительница села Денисова Чернавской волости Елецкого уезда, писала в редакцию «Крестьянской газеты»: «Обычаи венчания, крещения и прочие религиозные обряды у наших баб сохраняются. Правда, молодежь приспосабливается к новым порядкам, но туго. Главное то, что бабушки и матушки твердо держатся старинных традиций. Запись без венчания не признают. Грозят всеми несчастьями на том и на этом свете». По православным понятиям семья являлась «малой церковью», т.е. призвана была блюсти основы христианской жизни каждого своего члена.

        Носителями религиозных воззрений в патриархальной семье выступало старшее поколение. Они (старшие) всегда следили, чтобы молодежь не пропускала праздничные богослужения и аккуратно выполняла религиозные предписания. Под праздники читали Евангелие вслух, после ужина бабы становились на колени и наказывали детям молиться усердно. Ежедневные молитвы, как правило, пели и поэтому крестьянские дети с раннего возраста знали наизусть «Отче Наш», «Царю Небесный», «Богородица, Дева радуйся», «Достойно есть» и другие молитвы. В массе своей неграмотные крестьяне высоко ценили школу за то, что в ней их детей учили Закону Божьему. Тамбовский владыка в 1892 г. делился своими впечатлениями по этому вопросу. В отчете о состоянии епархии он в частности писал: «На воспитание детей своих – на обучение их грамоте и закону Божьему народ смотрит как на высокополезное дело. По возможности помогает этому благому делу». Сельский учитель Н. Бунаков писал в начале XX в., что, по мнению крестьян,     школа дает знание Закона Божьего и позволяет детям участвовать в хорошая богослужении.

    ¹октябрины - существовавший в СССР (в первые годы советской власти) обычай – вместо крестин  - торжественно, в кругу гостей нарекать новорождённого именем.

 Крестьяне приветствовали участие своих детей в церковном хоре, высоко ценили умение читать Псалтырь, Часослов, Деяния. Данные земских обследований 80 – 90 гг. XIX в. и современные исследования убедительно говорят о преобладании духовно-нравственной литературы в круге чтения крестьян. В сообщении корреспондента из Орловской губернии, Малоархангельского уезда, Алексеевской волости (1889 г.) говорилось, что любимое чтение большинства крестьян – духовная литература. Особенно предпочитали ее пожилые и среднего возраста крестьяне и крестьянки. Будучи в большинстве своём неграмотными крестьяне любили чтение вслух. Предпочтение на таких коллективных читках отдавалось духовной литературе, особенно любили жители села слушать жития святых. Они просили: «Почитай нам про хороших людей. Пахать да сеять мы и без книжек выучимся, пожалуй – и тебя поучим, а вот как жить по Божьему – об этом нам хочется из книжки узнать».

       В печатном слове крестьяне искали не практических советов для ведения хозяйства, а опыта духовного. Практический склад ума не мешал мужику понимать и ценить идеальные черты в человеке. Крестьянское сознание определенно связывало поведение человека с состоянием его веры. Для того чтобы у человека в деревне была хорошая репутация, он должен был регулярно посещать церковь и аккуратно выполнять все религиозные обряды, за чем наблюдала вся деревня. По данным питерского историка Б.Н. Миронова, вначале XX в. к исповеди на Пасху приходило 85 – 90 % православного населения старше 7 лет. В оценке крестьянами односельчанина его благочестие играло во многом определяющую роль. Положение и авторитет крестьянина в общине определялись не только его трудовыми навыками и умением вести хозяйство, но соблюдением им норм христианской морали. Помня о том, что «вера без дел мертва», крестьяне судили о человеке не по его внешней набожности, а по степени выполнения им Христовых заповедей.

        Православные традиции находили свое выражение в соблюдении крестьянским населением религиозных установлений. Воронежский крестьянин И. Столяров в своих воспоминаниях о детстве в деревне (конец XIX в.) пишет, что посты в деревне соблюдались очень строго. Соблюдение постов (всего в году насчитывалось более двухсот постных дней) определяло режим питания сельской семьи, рацион потребляемых продуктов. В постные дни не пили молока не только взрослые, но и дети. Питались во время поста только квасом, кислой капустой, картофелем и пшенной кашей. К аналогичным выводам приходит и сторонний наблюдатель. Вот что по этому поводу говорит А.Х. Минх в своей книге, посвященной народным обычаям (1890 г.): «Русский народ строго соблюдает посты, решающийся без зазрения совести на кражу, сочтет страшным грехом оскоромиться в постный день. Крестьяне постятся в среду и пятницу. В Рождественский сочельник не едят до звезды, а в Крещенский до воды». По моему мнению, сельские жители в большей мере блюли формальную сторону поста и не в полной мере осознавали его духовное содержание. На вопрос: «Что грешнее, украсть или выпить молока в постный день?», крестьянский мальчик, не задумываясь, отвечает: «Выпить молока в постный день грешнее».
       Крестьяне были убеждены, что спасение и обретение Царствия Небесного невозможно вне Церкви. В деревне детей обычно крестили на второй – третий день после рождения. В связи с отдаленностью сельского храма, весенней распутицей или страдной порой это событие могло быть отложено, но не более чем на месяц. По причине высокой детской смертности родители стремились принести ребенка к «святой купели» как можно раньше, считалось, что младенцы, умершие крещенными, становятся ангелами. Таинство Крещения совершалось в сельском храме в присутствии восприемников, которые отныне становились ответственными перед Богом за благочестивую жизнь своего крестника. По приходу из церкви устраивали крестины и накрывали праздничный стол. На почетное место усаживали кума и куму.

       Следует отметить, что крестьяне придавали большое значение духовному родству. По наблюдениям в Моршанском уезде Тамбовской губернии, в середине XIX в. отмечалось, что крестьяне считают непростительным грехом поссориться с кумом или кумой. Желая избежать возможного греха, крестьяне предпочитали крестных брать из другого дома и не вступать в отношения духовного родства с домочадцам.
       Значимость таинства крещения для крестьян выражалась в устойчивости этой духовной традиции, даже во времена официального безбожия. В 20-х гг ХХ в. в тамбовских деревнях некрещеных младенцев топили в проруби. Несмотря на яростные атаки воинствующего атеизма, крестьяне продолжали крестить своих детей, хорошо осознавая, что вне Церкви нет спасения. В тех деревнях, где церкви были закрыты и не было священников, прибегали к тайному крещению, которое совершали чернички. Приходской священник о. Иоанн в одной из своих проповедей вспоминал, как в памятные хрущевские времена, его, молодого сельского священника, председатель местного колхоза, коммунист, вел огородами, ночью, к себе домой, чтобы тот крестил его родившегося сына. Поистине христианским было отношение крестьян к смерти. Вера в бессмертие души и последующую загробную жизнь не рождали чувство страха перед ней как физическим явлением. С раннего детства близость смерти было явлением привычным. На глазах детей умирали их братья и сестры, дедушки и бабушки, иногда их родители. Часто они были свидетелями последних минут жизни своих соседей. Если крестьяне и испытывали страх, так это перед тем, чтобы не застал их смертный час «неуготованными». Пожилые крестьяне готовились к смерти соборованием, исповедью и причастием. Крестьяне  относились к смерти, как событию неизбежному.

       В своих воспоминаниях крестьянин И. Столяров писал, что «часто приходилось видеть старика на завалинке у избы, греющегося на солнышке и смиренно твердящего: «Боженька, наверное, забыл про меня, не хочет прислать мне смерть». Без малейшего драматизма крестьянин мог сказать своему близкому родственнику: «Не топтать тебе больше зеленой травушки, Петрович». И это была простая констатация факта, может быть, даже с элементом сочувствия. Казалось, что не стоит особенно расстраиваться, если кто-то очень болен или увечен и исход очевиден. К смерти пожилые крестьяне готовились заранее, старики отдавали последние распоряжения, а у старух всегда был готов узел с одеждой «на смерть».

       Участниками этнографической экспедиции в 1993г. (Тамбовская область) был зафиксирован на основе рассказов старожилов интересный эпизод о том, что один старик заранее изготовил себе колоду (т.е. гроб) и до времени использовал ее для хранения в зиму яблок. В этом сюжете воплотилась вся полнота крестьянского бытия, соединившая в себе практицизм повседневности и сознания бренности земного существования.    

       Крестьяне делали все, чтобы проводить душу умершего родственника или соседа в мир иной достойным образом. По отзыву современника (1897 г.), «без напутствия исповедью и Св. Тайнами крестьяне не позволяют никому умереть». Когда человек умирал, ему спешили дать в руки зажженную свечу и поставить на окно чашку с водой. По народным поверьям считалось, что «тело-то грешное вымоется, а вот душа-то матушка, чтобы не осталась не мытой – так и ей должно приготовить искупаться».
С середины XIX в. обмыванием покойников в деревне занимались исключительно женщины. Нередко обмывальщицами были повивальные бабки, а также вдовы и девушки, отличавшиеся набожностью и давшие обет безбрачия. Обмывать покойников считалось дело богоугодным. В деревне говорили: «трех покойников обмоешь – все грехи отпущены будут, сорок обмоешь – сам безгрешным станешь». Обмывало тело одна женщина, две другие ей помогали. При этом читались молитвы.
После омовения и литии покойника клали в передний угол на скамьях, головой к иконам. На божницу ставили хлеб или блин, чтобы душа могла подкрепиться. До погребения кто-то из близких усопшего или приглашенная черничка неустанно читали Псалтырь. С умершим прощались всей деревней, каждый считал своим долгом поклониться «почившему в Бозе» соседу. Обычно приходили с приношениями (холстом, свечками, мукой и т.п.) «на помин души», иногда оказывает помощь деньгами. Старых людей хоронили обязательно «в свойской», молодых, как это стало обычным с конца XIX в., – в одежде из покупного материала; старух хоронили в поневах – обычай, державшийся еще и в первые годы советской власти. Похороны в селе всегда были церковными. Усопшего отпевали в церкви и предавали земле на сельском кладбище. На поминках обедала вся деревня в несколько смен. Малые поминки устраивались для родных на девятый, двадцатый и сороковой день. Как правило, поминали блинами с медом и кутьей.
Употребление лакомой пищи символизировало будущее наслаждение усопшего в райской обители. В течение шести недель на столе оставляли поминальную еду, а сами домочадцы усиленно молились о том, чтобы Господь простил новопреставленному рабу Божьему«грехи вольные и невольные» и «всели во дворы Твоя». Следует признать, что традиция христианского поминовения - одна из самых устойчивых традиций сельской жизни. И сегодня приходские храмы особенно многолюдны в поминальные дни.
       Милосердие выступало отличительной чертой русского крестьянства. Смысл Евангельской любви находил свое воплощение в сострадании и сочувствии к несчастным, в бескорыстной помощи нуждающимся. Помещик К.К. Арсеньев в заметках о путешествии в Тамбовской губернии писал: «Сами голодая, крестьяне подают милостыню хлебом. Берут к себе в дом семьи погорельцев и бедняков. Так в с.Бояровке Моршанского уезда, в обыкновенной избе помещалось четыре семьи». «Все крестьяне нашей местности, – сообщал в конце XIX в. Ф.А. Костин из деревни Мешковой Болховского уезда Орловской губернии, – к погорельцам относятся с жалостью, стараются их утешить и помочь, как советом, так и делом». «Каждый крестьянин, – отмечал он далее, – «считает за счастье», если у него поселится погоревший сосед».
       Обыденным в поведении жителей села являлась подача милостыни. «Крестьянин никогда не отказывал нищему в подаянии», – утверждал в конце XIX в. житель Брянского уезда. Об угощении крестьянами бедных «в любое время по мере своих сил», сообщали из Валуйского уезда Воронежского губернии. В Суджанском уезде Курской губернии по большим праздникам хозяйки брали с собой в церковь ржаные лепешки, вареники в деревянных мисках, бублики и пироги и по окончанию службы оделяли ими нищих. В 1908 г. благочинный 7-го Тамбовского округа сообщал в духовную консисторию, что «крестьяне никогда не отказывают просящим милостыню, любят принимать в доме странников». В повседневной жизни бескорыстную помощь бедным и неимущим крестьян не считали подвигом, а воспринимали как жертву Богу. Помня о словах Спасителя о том, «чтобы милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»,  крестьяне практиковали тайную милостыню. «Потаенная милостынька» служила в деревне способом поминовения душ усопших. Вот что писала в своем очерке о народных обычаях Е. Всеволожская в конце XIX в. «Она (т.е. милостыня) раздается бедным бобылкам, стариками в течение 40 дней, по три милостыньки на каждую, и состоит из маленького пшеничного или полбенного хлебца, вроде просфоры и восковой свечки». Обычай тайной милостыни выступал способом поминовения и своеобразной формой сельской помочи, проявлением духовного подвига русского  крестьянства. Современный этнограф И.А. Кремлева на основе расспроса старожил сделала вывод о широком распространении тайной милостыни в тамбовской деревне в конце XIX – начале XX в. и сохранении этого обычая в ряде мест и во второй половине XX в. Подчеркивая значимость этого богоугодного дела, информаторы говорили о том, что «тайными подаяниями люди свою душу очищали, свои грехи замаливали». Одна из крестьянок (Бондарский район Тамбовской области), вспоминая свое детство, рассказывала, что их отец клал на завалинку мясо, муку – бедным. Обряд тайной милостыни, по мнению Л.А. Тульцевой, сохранялся и в советский период, являясь составной частью поминальных ритуалов. «Собери бедному человеку, когда и чего хочешь. Тайная милостынька очень доходна Богу». В этих крестьянских словах видно четкое понимание евангельской сути обряда.

       Особое сострадание селяне испытывали к узникам. Помня о том, что от тюрьмы и сумы не зарекаются, каждый стремился оказать милосердие несчастным. В народе на преступника смотрели как на жертву обстоятельств, как на падшего брата. В ряде мест преступление называли бедой. На Пасху и в другие праздники крестьяне одаривали и угощали арестантов. В Талызинской волости Орловской губернии на «Велик день, звали к себе разговляться всех, кто сидел под арестом в волостной тюрьме».

      Одной из православных традиций в жизни русской деревни являлось паломничество (странничество). Наверное, не было в русском селе жителя, который хотя бы в один раз жизни не отправился на богомолье по святым местам. Вот свидетельство современника и его впечатления от увиденного в 1869 г. у села Новая Ляда, Тамбовского уезда, Тамбовской губернии. «Мы встречали богомольцев, идущих в воронежские и другие места, преимущественно бабы, между которыми мелькали и седые бороды старцев, согнувшихся под тяжестью мешков и торб, опираясь на длинные палки, бодро и скоро шагает этот люд по окраине дороги в тени леса». Мотивы, побуждавшие крестьян ходить на богомолье, были различны, но в основе их лежала устойчивая духовная потребность. Это стремление к покаянному очищению души, желание исцелиться от какой-либо болезни, получение жизненного совета и благословления от духовного лица, выполнение обета о посещении святого места, участие в престольном празднике и т.п. В Орловском уезде Орловской губернии крестьяне много ходили на богомолье: в Одрин-Николаевский монастырь в Карачаевском уезде для поклонения чудотворной иконе свт. Николая Угодника; в село Старое Болховского уезда к колодцу с явленной иконой Казанской Божьей Матери; в Клитель Брянского уезда к старцу – о. Стефанию. Благочинный Козловского округа Тамбовской епархии сообщал в духовную консисторию в 1908 г., что крестьяне любят совершать паломничество по святым местам: Киев, Троицко-Сергиева лавра, Воронеж, Задонск, Саров. Батюшка Серафим особо чтим местным населением. Редко кто из взрослых не поклонился Св. мощам. Из отчетов по Курской епархии за 1907 г. явствует, что «в минувшем году ходили в Киев, Воронеж, Чернигов, Саров и другие места на поклонение мощам святых угодников, на Афон и в Иерусалим отправлялись нередко».    

       Огромной притягательной силой для паломников из разных районов России обладали главные святыни Воронежской губернии – мощи преподобных Митрофания Воронежского¹ и Тихона Задонского².  В «Материалах для географии и статистики России» отмечалось, что «дни представления и открытия мощей Святителя и Чудотворца Митрофана …из окольных и дальних мест стекается огромное число народа».В дни памяти свт. Тихона «в Задонском монастыре на четырех литургиях были сотни причастников, так что всего было приобщено св. Таин 20 тыс. человек преимущественно больных и убогих».

       Православная вера русского села находила свое выражение в широкой практике общественных молебнов и крестных ходов. Такие молебны были распространены по всей России и совершались по инициативе общины или отдельных мирян. Тамбовский сельский священник писал, что молебны по приговору схода совершались по самым незаурядным случаям и совершались часто в полях. Поводы для молебнов могли быть различны – это начало и окончание полевых работ, первый выгон скота, засуха, безведрие, эпидемия и т.п. Описание крестного хода в засуху оставил в своих воспоминаниях митрополит Вениамин (Федченков). «Мужчины и женщины взяли крест, хоругви, иконы и под трезвон колоколов направились … куда же? На общее кладбище свое… И там мы сначала отслужили панихиду по всем усопшим. Оказалось, как мне разъяснил по пути батюшка, исстари велся этот обычай; живые молились по умершим, чтобы те помолились там богу о нуждах живых своих потомков и близких … мудрый и умилительный обычай святой Руси … Потом мы пошли с пением молитв по полям. Что это был  за горячие молитвы! … В тот ли день или на другой пошел дождь… И я не помню из своей жизни случая, чтобы такие молебны вообще оставались без исполнения».

¹Митрофаний Воронежский – Воронежский епископ, причисленный к лику святых (1623 – 1703 гг.).

²Тихон Задонский – святитель, епископ Воронежский и Елецкий, канонизирован в 1861 году (1724 – 1783 гг.)

Соборной молитве крестьяне придавали особое значение. В селе говорили, «что Богу молиться, что на земле трудиться надо сообща, все вместе. Чтобы дома всей семьей, в поле – всем миром, таков закон».

       Единство в вере, соборность – это та духовная основа жизни крестьян, которая, преодолевая имущественные различия, рождала ощущение христианского братства и зримого проявления деревенской солидарности. Длительный отрыв от церковной жизни прихода вел к охлаждению религиозных чувств крестьян отходников. Отхожие промыслы заметно способствуют разложению нравственной жизни простого народа. Закономерно, что пагубные последствия этого явления были замечены духовными пастырями. В отчете о состоянии Курской епархии за 1905 г. сообщалось: «Отправляясь в начале весны на заработки вполне религиозными и благомыслящими людьми, многие из крестьян возвращаются оттуда к осени нравственно испорченными и зараженными разными не только антирелигиозными, но ипротивоправительственными идеями. Духовенство епархии почти единогласно свидетельствует, что побывавшие на заработках заметно охладевают к св. церкви, свободно нарушают уставы ее и христианские обычаи». Просматривая рапорты благочинных тамбовской епархии начала ХХ в., замечаешь, как возрастала тревога и озабоченность сельского духовенства падением уровня религиозности среди жителей села и в первую очередь среди отходников. Приведем несколько таких свидетельств: «Духовенство презирают. Не кланяться священнику, не обнажают голову, не принимают благословление»; «постов не признают, над духовенством смеются»; «Отходники, возвращающие с заработков из Сибири, отличаются охлаждением к церкви, вольномыслием, не почитанием икон и церковных установлений»; «Молодое поколение возвращается на родину уже с другими нравственными и религиозными убеждениями. Подобные личности не считают своей обязанностью соблюдать посты, присутствовать при богослужении». Все указывало на возникшую тенденцию, которая если не разрушала, то существенно подтачивала духовные основы народной жизни. Утрата благочестия отходниками сопровождалась распространением в их среде порочного поведения. Благочинный 1-го Дмитровского округа Орловской епархии в 1905 г. утверждал, что «отходники заносят на родину склонность к разгулу, безнравственные песни, желание легкой жизни, недовольство трудовой жизнью по заветам отцов».  Возросшая мобильность сельского населения, проникновение в деревню рыночных отношений, влияние города и рост социальных противоречий – все это накладывало отпечаток на духовную жизнь села, вносило в нее перемены, вело к закономерной деформации традиций, в т.ч. и православных.

IV. Деревенские суеверия

В

 XIX – начале XX в. в народном православии продолжали существовать суеверия и поверья, уходящие своими корнями в языческое прошлое. Двойственность крестьянского восприятия хорошо выражала пословица: «Бога люби, но черта не гневи». Причину жизненности сельских суеверий следует видеть в особенностях крестьянской ментальности и характере аграрного труда. 

1.          Аист

                  Истребитель гадов

ВО ВРЕМЕНА незапамятные один из первых на земле людей попросил бога помочь  ему в каком-то деле. Исполнив просьбу, бог вручил ему туго завязанный мешок с разными   гадами и повелел выбросить куда угодно: в огонь, воду, пропасть или затащить на высокую  скалу. Но остерег заглядывать в мешок: «Иначе не миновать тебе, смертный, беды!»

  Любопытный человек пренебрег запретом всевышнего, развязал мешок — и всякая гадость расползлась по лику земли. Разгневанный господь отхлестал ослушника по заду раскаленным прутом, превратил в аиста-черногуза и повелел истреблять всех ползучих и поскакучих гадов. С тех пор зад у аистов черный, словно обожженный, а нос — красен от стыда.

    Говорят также, будто осенью аисты перелетают зимовать в райские земли. Там они купаются в волшебном Человечьем озере — и превращаются в людей, а по весне, искупавшись в другом озере, Птичьем, возвращаются назад. В этом долгом путешествии туда и обратно они несут на своих спинах ласточек и трясогузок.

Аисты исконно селятся рядом с человече­ским жильем, и еще в древности были подме­чены в их поведении некоторые человеческие черты. Например, у аистов, как и у людей, по пять пальцев, птицы тоже плачут слезами. Они справляют свадьбы, собравшись вместе; привя­заны к своим детям. Если самец погибает, сам­ка тоже уходит из жизни. Она может пойти на смерть даже из-за ревности. Тогда по решению общего суда — своеобразного аистиного вече — неверного супруга тут же убивают клювом, причем он даже не сопротивляется.

Аисты, согласно молве, приносят людям детей, разгоняют грозовые тучи, предвещают счастливое замужество, избавляют от прострелов спине и лихорадки. Разорить гнездо аиста, а тем более убить птицу — значит накликать на себя беду неминучую: смерть близких,  глухоту. Изба такого нечестивца обязательно сгорит, ибо аисты умеют «приворожить молнию или принесут в клюве горящие головни. Убитый аист плачет три, девять, десять, сорок дней, и все это время будут лить нескончаемые ливни, опустошая посевы. Чтобы их прекратить, в древности такого убитого аиста хоронили в гробике, подобном человеческому.

2.Баба-Яга

Баба-Яга (Яга-Ягинишна,  Ягибиха, Ягишна) древнейший персонаж славянской мифологии. Первоначально это было божество смерти: женщина со змеиным хвостом, которая стерегла вход в подземный мир и провожала души почивших в царство мертвых. Этим она только напоминает древнегреческую деву змею Ехидну. Согласно античным мифам, от брака с Гераклом Ехидна родила скифов, а скифы считаются древнейшими предками славян. Не зря во всех сказках Баба-Яга играет очень важную роль, к ней порою прибегают герои как к последней надежде, последней помощнице -            это бесспорные следы матриархата.

По другому поверью, Смерть передает усоп­ших Бабе-Яге, вместе с которой она разъезжает по белу свету.

При этом Баба-Яга и подвластные ей ведь­мы питаются душами покойников и оттого де­лаются легкими, как сами души.

Раньше верили, что Баба-Яга может жить в любой деревне, маскируясь под обычную жен­щину: ухаживать за скотом, стряпать, воспиты­вать детей. В этом представления о ней сбли­жаются с представлениями об обычных ведь­мах.

Но все-таки Баба-Яга — существо более опасное, обладающее куда большей силою, чем какая-то ведьма. Чаще всего она обитает в дре­мучем лесу, который издавна вселял страх в лю­дей, поскольку воспринимался как граница ме­жду миром мертвых и живых. Не зря же ее из­бушка обнесена частоколом из человеческих костей и черепов, и во многих сказках Баба-Яга питается человечиной, да и сама зовется «кос­тяная нога».

Так же, как: и Кощей Бессмертный (кощь — кость), она принадлежит сразу двум мирам: миру живых и миру мертвых. Отсюда ее почти безграничные возможности.

В волшебных сказках она действует в трех воплощениях. Яга-богатырша обладает мечом-кладенцом и на равных бьется с богатырями. Яга-похитительница крадет детей, иногда бро­сая их, уже мертвых, на крышу родного дома, но чаще всего унося в свою избушку на курьих ножках, или в чистое поле, или под землю. Из этой диковинной избы дети, да и взрослые, спасаются, перехитрив Ягибишну. И, наконец, Яга-дарительница приветливо встречает героя или героиню, вкусно угощает, парит в баньке, дает полезные советы, вручает коня или бога­тые дары, например, волшебный клубок, веду­щий к чудесной цели, и т.д.

Эта старая колдунья не ходит пешком, а разъезжает по белу свету в железной ступе (то есть самокатной колеснице), и когда прогули­вается, то понуждает ступу бежать скорее, уда­ряя железной же палицей или пестом. А чтобы, для известных ей причин, не видно было следов, заметаются они за нею особенными, к сту­пе приделанными метлою и помелом. Служат ей лягушки, черные коты, в их числе Кот Баюн, вороны и змеи: все существа, в которых ужива­ется и угроза, и мудрость.

Даже когда Баба-Яга предстает в самом не­приглядном виде и отличается лютостью нату­ры, она ведает будущее, обладает несметными сокровищами, тайными знаниями.

Почитание всех ее свойств отразилось не только в сказках, но и в загадках. В одной из них говорится так: «Баба-Яга, вилами нога, весь мир кормит, себя голодом морит». Речь идет о сохе-кормилице, самом важном в крестьянском обиходе орудии труда. Такую же огромную роль в жизни сказочного героя  играет и загадочная, мудрая, страшная Баба-Яга.

              3. Бабай

                                                        КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Ай, бай, бай, бай,

Не ходи, старик Бабай,

                                                        Коням сена не давай,

                                                        Кони сена не едят,

Все на Полечку глядят.

                                                        Поля спит по ночам

                                                        И растет по часам.

Ай, бай, бай, бай,

Не ходи ты к нам, Бабай!

Бабай — сила, безусловно, нечистая, поэто­му упоминать его следует осторожно. Не раз бывали случаи, когда сердитые родители гово­рили ребенку: «Черти бы тебя взяли!», или «Ле­ший тебя возьми!», или «Бабай тебя забери!» — а потом дитя пропадало бесследно.

В народных мифологических представле­ниях это злой ночной дух, который живет в за­рослях камыша, в ботве или в лесу. Когда при­ходит ночь, бабай из огорода или из леса при­ходит под окна и сторожит. Увидеть его мож­но в образе кривобокого старика с котомкой или большим мешком, в который он якобы забирает непослушных детей. Услышит ка­призы, детский плач — начинает шуметь, шуршать, скребется, стучит в окно. Очень опасно для детей встретиться с ним ночью на улице. Бабай приманивает их сладостями, ко­торые на поверку оказываются сухими корка­ми, лесными шишками либо конскими ка­тышками.

Слово «бабай» родственно тюркским «баба», «бабай» — старик, дедушка. Бабай страшен нам, возможно, именно потому, что это слово сохранилось в народной памяти как напомина­ние о татаро-монгольском иге.

4. Вода-царица

В древних поверьях вода — это кровь жи­вой Матери Сырой Земли, и опора, на которой покоится земля, и водораздел между миром живых и загробным царством.

Зовут ее в народе не иначе как «матушка», «царица». Еще на заре человеческой истории люди отчетливо сознавали великое значение водной стихии. Это подтверждает и мифология всех стран и всех народов, и позднейшие фило­софские системы: как без огня нет культуры, так без воды нет и не может быть жизни. Со­образно с таким пониманием мировой роли воды языческие народы неизменно обоготворя­ли эту стихию как неиссякаемый источник жизни, как вечно живой родник, при помощи которого оплодотворялась другая великая сти­хия — земля.

Позднее, с распространением христианст­ва, вера в божественное происхождение воды хотя и умерла, но на обломках ее выросло убе­ждение в святости и чудодейственной силе этой стихии. Одно из наследств седой старины — древняя, присущая не одному православному люду, слепая вера в родники и почтение к ним не как к источникам больших рек-кормилиц, а именно как к хранителям и раздавателям таин­ственных целебных сил. В доисторические вре­мена вместо храмов посвящали богам ручьи и колодцы. Милостивым заботам этих существ и поручались такие места.

За нашими реками сохранились, в виде ле­генд, следы олицетворения их как живых су­ществ богатырского склада. Известен рассказ о споре Волги с Вазузой по поводу старейшинст­ва. Эти две реки порешили окончить свой спор таким образом: обе должны лечь спать, и та, которая встанет раньше и скорее добежит до Хвалынского (т. е. Каспийского) моря, будет первенствовать. Ночью Вазуза встала раньше и неслышно, прямым и ближним путем потекла вперед. Проснувшаяся Волга пошла ни тихо, ни скоро, а как надо. Но в Зубцове она догнала Вазузу, причем была в таком грозном виде, что соперница испугалась, назвалась меньшей сест­рой и просила Волгу принять ее к себе на руки и донести до Хвалынского моря.

В народном представлении становились священными те колодцы, появление которых вызвано каким-либо чрезвычайным случаем, на­пример, так называемые громовые (гремячие) ключи, бьющие из-под камня и происшедшие, по народному поверью, от удара грозы — ог­ненных стрел Перуна.

Некоторые озера названы народом святы­ми, потому что с ними связаны поэтические ле­генды о потонувших городах и церквах. Из глу­бины этих озер благочестивым верующим лю­дям слышатся звон колоколов, церковное пение и видятся кресты и купола затонувших храмов. Таково озеро Светлояр в Керженских заволж­ских лесах близ города Семенова. Оно до сих пор привлекает на свои берега тысячи людей, верящих, что в светлых струях пустынного лес­ного озера сохраняется чудесным образом ис­чезнувший во времена нашествия Батыя город Большой Китеж.

При погружении святого и животворящего креста из воды изгоняется дьявольская скверна, и потому всякая вода становится безукориз­ненно чистою и непременно святою, то есть снабженною благодатью врачевания не только недугов телесных, но и душевных. «Богоявлен­ской воде» в этом отношении всюду придается первенствующее значение, и она, как святыня наивысшего разряда, вместе с благовещенскою просфорою и четверговою свечой, поставлялась на самое главное место в жилищах, в передний правый угол, к иконам. Пьют эту воду не иначе как натощак. При этом существует повсемест­ное непоколебимое верование, что эта вода, сберегаемая круглый год до новой, никогда не портится (не затхнет и не мутится), а если и случится что-нибудь подобное, то это объясня­ется прикосновением к сосуду чьей-либо не­чистой руки. Точно так же повсюду сохраняет­ся суеверное убеждение, что в верхних слоях освященной в чашах воды заключаются наибо­лее благодатные силы, устраняющие недуги и врачующие болезни.

Наш народ в прежнее время очень чтил до­ждевую воду. Выбегая на улицы босыми, с не­покрытыми головами, селяне и горожане ста­новились под благодатные небесные потоки первого весеннего дождя, пригоршнями наби­рали воду, чтобы вымыть лицо три раза; выно­сили чашки, собирая целебную влагу, и в крепко закупоренных бутылках сохраняли ее круглый год, до нового такого же дождя. Точь-в-точь так же почитал народ и весеннюю речную воду. Едва пройдет лед по рекам и ручьям, только что очистится вода, как все дети, взрослые и стари­ки бежали на берег: зачерпывали пригоршнями воду и умывали три раза лицо, голову и руки.

Во многих гаданиях воде предоставлено главное место, подобно так называемому отчерпыванию воды и прощению у воды.

При болезни домашних животных или вви­ду какой-либо неприятности окачивают водою крест или медный образок, стараясь спускать эту воду на уголья, облепленные воском и ранее опрыснутые богоявленскою водою; в то же время читают про себя самодельные молитвы и кропят и поят тех, кто нуждается во врачебной помощи. «Прощение у воды» испрашивается больным и обездоленным. Обычай этот поко­ится на том убеждении, что вода мстит за на­несенные ей оскорбления, насылая на людей болезни. Поэтому, чтобы избавиться от таких болезней, на воду опускают кусочек хлеба с низким поклоном: «Пришел-де я к тебе, ма­тушка-вода, с повислой да с повинной головой, прости меня, простите и вы меня, водяные деды и прадеды!» Отступая по одному шагу на­зад, до трех раз повторяют этот приговор с по­клоном и, во все время заклинаний, стараются ни с кем не разговаривать и не оборачиваться ни одного раза.

«Воде и огню бог волю дал», — говорит на­род в утешение и успокоение на те случаи, когда нарушается в природе равновесие, и вода, в меру питавшая землю, из явной благотворительницы временно превращается в лютого врага, наводя­щего страх и отчаяние: «Где много воды — там жди беды»; «Хороши в батраках огонь да вода, а не дай им бог своим умом зажить».

5. Гадания

Человек всегда тревожится о судьбе своей, об успехе дел, о здоровье, о любви, норовит во­просить будущее. Такими же были наши пред­ки, древние славяне. Они гадали вот так: мета­ли вверх деревянные кружки, с одной стороны белые, с другой — черные; ляжет бело - зна­чит, добро, дело выгорит, удача ждет; а если черное - берегись беды. Вопрошали о будущем коня Святовидова. Гадали по полету и крикам птиц, животных. Вглядывались в движение огня и дыма в костре. Глядя в бегущую воду, га­дали по ее течению, пене и струям. В зачаро­ванную Купальскую ночь юные девы опускали в волны венки с зажженными лучинками и сле­дили за ними: у которой венок дальше всех проплывет, та будет всех счастливей, а у кото­рой лучинка дольше гореть будет, та проживет долгую-предолгую жизнь!

 Но самые интересные и таинственные гадания бывают, конечно, на Рождество или Кре­щенье. Только в рождественскую ночь можно принести к проруби коровью кожу и, усевшись на нее, загадать желание: например, оказаться в доме будущего жениха, или в царском дворце побывать, или в тридевятое царство слетать. Лишь наступит полночь, выйдут из проруби во­дяные бесы, подхватят кожу и полетят, куда ве­лено: сами незримые и человека того незримым сделавши. Но уж когда назад полетят, будут спешить нырнуть в свою прорубь вместе с га­дальщиком. Тут уж надо не зевать и вовремя сказать: «Чур сего места!» — а не то ждет не­минучая погибель.

   Еще льют золото, свинец или воск в воду, загадав, что хотят узнать, а потом разглядывают изображение и ищут в нем признаки грядуще­го. Некоторые в гадальную ночь слушают под окнами, и какое слово прежде услышат, по тому и предсказывают свою судьбу.

   Девицы, конечно, в крещенский вечерок га­лиот на женихов. Гаданий таких великое мно­жество! Например, берут в темноте из полен­ницы полено, и если оно гладкое, то муж будет хороший, а если суковатое, с трещинами, — то дурной и сердитый. А другие, напротив, верят, что если полено суковатое, то быть девице за богатым, а если попадется гладкое — то за бед­ным. Некоторые красавицы делают из прути­ков мостик и кладут его на ночь под подушку, приговаривая: «Кто мой суженый, кто мой ря­женый, тот переведет меня через мост». Ну а потом только гляди, кто во сне приснится!

А вот самое страшное, но и самое верное крещенское гадание.

Девушка приходит в пустую комнат ставит на стол два обеденных прибора, зеркало и, глядя в зеркало, загадывает: Суженый-ряженый, приходи ко мне ужинать» Когда придет некто и станет смотреться через её плечо в зеркало, надо его зачурать и, запомнив будущего жениха, быстренько сказать: «Чур сего места!» — чтобы исчезла, вреда не причинив, та нечистая, неведомая сила, коя образ жениха принимала.

Надобно знать, однако, что всякое гадание - штука опасная. Судьба не любит, когда её пытают, а потому гадалки и ворожеи редко бывают счастливы, пусть даже и предрекают людям счастливую долю.

6. Гамаюн

Я люблю малиновый падун,

Листопад горящий и горючий,

Оттого стихи мои как тучи

С отдаленным громом теплых струн.

Так во сне рыдает Гамаюн

Что забытый туром бард могучий.

                                                    Н. КЛЮЕВ

       Птица Гамаюн — посланница славянских богов, их глашатай. Она поет людям божест­венные гимны и провозвещает будущее тем,  кто согласен слушать тайное.

      В старинной «Книге, глаголемой Козмография» на карте изображена круглая равнина земли, омываемая со всех сторон рекою-океа­ном. На восточной стороне означен «остров Макарийский, первый под самым востоком солнца, близ блаженного рая; потому нарицают, что залетают в сей остров райские Гамаюн и Феникс и благоуханье износят чудное». Когда летит Гамаюн, с востока  солнечного исходит смертоносная буря.

Гамаюн все на свете знает о пpoисхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, зверей и птиц. По древнему поверью крик птицы Гамаюн предвещает счастье.

ВЕЩЕЕ ПРОРОЧЕСТВО

      ОДИН охотник выследил на берегу озера диковинную птицу с головой прекрасной девы. Она сидела на ветке и держала в когтях свиток с письменами. На нем значилось: «Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!»

Охотник подкрался поближе и уже натянул было тетиву, как птицедева повернула го­лову и изрекла:

- Как смеешь ты, жалкий смертный, поднимать оружие на меня, вещую птицу Гамаюн! Она взглянула охотнику в глаза, и тот сразу уснул. И привиделось ему во сне, будто спас он от разъяренного кабана двух сестер — Правду и Неправду. На вопрос, чего он хо­чет в награду, охотник отвечал:

- Хочу увидеть весь белый свет. От края и до края.

- Это невозможно, — сказала Правда. — Свет необъятен. В чужих землях тебя рано или поздно убьют или обратят в рабство. Твое желание невыполнимо.

- Это возможно, — возразила ее сестра. — Но для этого ты должен стать моим ра­бом. И впредь жить неправдой: лгать, обманывать, кривить душой.

Охотник согласился. Прошло много лет. Повидав весь свет, он вернулся в родные края. Но никто его не узнал и не признал: оказывается, все его родное селение провалилось в разверзшуюся землю, а на этом месте появилось глубокое озеро.

Охотник долго ходил по берегу этого озера, скорбя об утратах. И вдруг заметил на вет­ке тот самый свиток со старинными письменами. На нем значилось: «Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!»

Так оправдалось пророчество вещей птицы Гамаюн.

7. Каравай

В различных ритуалах восточных славян это обрядовый круглый хлеб с украшениями — и в то же время мифологическое существо, символ плодородия. Приготовление каравая было свя­зано со множеством торжественных действий, обрядов, длившихся несколько дней при участии  особенных жрецов (далее и в XVI—XVII вв. выли специальные придворные — «каравайчата») использовались архаические орудия, в ча­стности, обрядовые жернова для приготовления муки. По словам старинной песни, «сам бог каравай месит»: люди просят бога спуститься с неба, чтобы помочь им месить тесто и печь. Связь каравая с богом отражается в его украинских названиях: дивень, дивний каравай.

 В свадебных обрядах каравай, разломленный на две половинки, воплощал жениха и невесту.  Принадлежал он также светилам, в белорусской обрядовой поэзии отождествлялся с солнцем и месяцем. Согласно сказаниям, каравай вернувшийся с неба, видел там месяц с зарёй и звезды. Настоящий обрядовый каравай украшался исконными символами: изображением мирового древа и фигурками птиц и животных.

П

риверженность жителей деревни суевериям отмечало сельское духовенство. «Не исчезли еще в народе и остатки языческих суеверий, например вера в ворожбу, гадания, разные приметы» – признавалось в отчете о состоянии воронежской епархии за 1915 г. И в отчете следующего года находим аналогичное утверждение о том, что «народ все еще склонен к суевериям, которые распространены главным образом среди женщин». Суеверие крестьян проистекало из самого образа жизни, существования на грани выживания, полной зависимости его от капризов природных и мистических сил. В силу этого аграрная магия в духовном мире пахаря играла особую роль. Все действия были направлены на то, чтобы максимально оградить урожай, скот от неблагоприятного влияния.

   Этнографические исследования конца XIX в. выявили широкое распространение и примерное единообразие народной демонологии. Один из современников писал: «Народ православный доныне верит в чудодейственную силу заговоров, заклинаний, в колдовство, порчу,  наговоры,  в существование домовых,  русалок,  ведьм,  лешего».    

      Сельские обряды являются одной из форм народной памяти, в которой сконцентрирован вековой опыт отношения человека к окружающему миру. Изучение крестьянских обрядов даёт исследователю богатый материал для научного осмысления содержания и основных черт сельской повседневности.

IV.     Послесловие

К

раеведение возрождается. Это особенно необходимо сейчас, когда нависает опасность отрыва населения, молодёжи, детей от своих корней, своих истоков.

       Падение нравственности, утрату совести напрямую можно связать с отрывом человека от земли, от своих корней, от вековых традиций. К сожалению, часто так бывает, что молодёжь живёт будущим и спокойно расстаётся со своей малой родиной.

      Академик Д.С.Лихачёв¹ говорил: «Любовь к родному краю, знание его истории – основа, на которой только и может осуществляться рост духовной культуры и всего общества».

      Я могу сказать, что изучение родного края, национальных традиций и обычаев является основным направлением туристско – краеведческой деятельности школьников нашего села. Ведь мы не имеем права превращаться в «Иванов, не помнящих своего родства»

¹Д.С.Лихачёв, «Письма о добром». – СПб, 2007 г.

VI. Приложение.

                                                                 Баба - Яга

Водяной

Птица Гамаюн

Лель

бабай

Царица - Вода

Древние обряды и современность

Под венец

Обряд крещения

У чучела Масленицы

Проводы Масленицы

щедрование

                            VII.  Библиография.

         Глаголева О.В. Великие православные праздники. М., 2010

         Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Русские легенды и предания. М., 2006

         Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993

         Лихачёв Д.С. Письма о добром. СПб., 2007

         Миролюбов Ю.А. Язычество древних славян. М., 1995

         Нечволодов А.Д. Сказания о Русской земле. М., 2007