Марина
Цветаева
Марина
Цветаева уезжала из Москвы 8 августа, ее провожали Б.Пастернак и В.Боков,
сохранивший подробности этого дня в своих воспоминаниях. Отправлялся целый
пароход («Александр Пирогов») эвакуированных. Марина Ивановна оказалась в
группе, направляющейся в Елабугу, об этом она знала уже перед отъездом. Там она
проживёт со дня приезда, 18 августа, до дня трагической гибели. Отлучится
только на три дня (25-27 августа) для поездки в Чистополь. Она оказалась среди
многих, кто был вынужден покинуть свои дома и обживаться в незнакомых местах,
мириться с бытовыми неудобствами, отсутствием работы.
Из
Москвы Марина Цветаева прибыла сразу в Елабугу, минуя Чистополь. Это не
голословное утверждение: в городских архивах Елабуги и Чистополя до сих пор
хранятся списки эвакуированных с датами приезда и адресами расселения. Уезжала
из Москвы Цветаева по своей доброй воле, вопреки советам близких ей людей,
спасая, как ей казалось, сына от непосредственной опасности: в начале июля
начались бомбежки столицы, Мур рвался дежурить на крыше. Марина Ивановна
находилась в постоянном напряжении и страхе, вопрос об отъезде ей представлялся
жизненно важным и неотложным именно по этой причине, и даже к мнению Пастернака
она не прислушалась. Борис Леонидович отговаривал её от отъезда, т.к. Москва
была источником литературных договоров и заработка, сам он не мог себе позволить
отрываться от нее. Он уедет из города только в октябре, когда оставаться дольше
уже не будет возможности.
В
1928 году вышел последний прижизненный сборник Цветаевой «После России». Отныне
ни стихи, ни поэмы, ни проза, ни драмы не появлялись в ее книгах, потому что
самих книг больше не было. От деятельности мужа и дочери в эмиграции,
вынужденных пойти на сотрудничество с органами НКВД ради возвращения на родину,
Марина Ивановна была далека (это подтверждено и следственными материалами),
поэтому и не разделила их судьбу.
Теперь
о работе. По утверждению Павловского, ее, «даже чёрной», не нашлось для
Цветаевой ни в Елабуге, ни в Чистополе. Доля правды в этом есть. Но работы не
было не именно для Цветаевой, а просто не было. Особенно в августе 1941 года,
когда разворачивались интересующие нас события. Представьте глухой маленький
провинциальный городок, население которого за считанные месяцы удвоилось.
Именно таким было положение Чистополя после начала эвакуации в него, подобное
поисходило и в Елабуге. Не было развитых промышленных предприятий; на весь
город - одна двухполосная газета, местный узел радиовещания со штатом в пять
человек, небольшой краеведческий музей, библиотека, несколько школ, где уже
работали местные жители. На что могли рассчитывать поэты, прозаики,
искусствоведы, литературные и театральные критики, музыканты, профессора,
оказавшиеся в Чистополе? Брались за все: работали в артели по изготовлению
игрушек из папье-маше, воспитателями и нянечками в интернате и детсаде
Литфонда, сотрудничали с газетами, помогали в уборке урожая колхозам, ездили по
деревням с лекциями... И на должность судомойки, будь такая вакансия, нашлось
бы немало желающих из писательской среды, не рассуждавших о «престижности»
этого занятия. Кстати, и сама Цветаева ничего унизительного для себя в этом не
видела. Именно о месте судомойки и заявлении о приёме на работу в столовую
Литфонда, написанном Мариной Ивановной, особенно часто вспоминают, когда пишут
о Чистополе.
Анастасия
Ивановна Цветаева в своих воспоминаниях писала, что во время пребывания в
Чистополе «Марина была в чьём-то доме вместе с В.В. Смирновой, зашёл разговор
об организации столовой на паях. Каждая говорила о том, что умеет делать.
Марина сказала: - А я буду мыть посуду.И, взяв лист бумаги, тут же написала и
отдала Вере Васильевне заявление. Вечером этого же дня во время прогулки об
открытии этой же столовой зашел разговор между М. Цветаевой, Б. Сельвинской, Е.
Санниковой и Г. Алперс. Цветаева сказала, что будет судомойкой. - Зачем же
судомойкой? - возразила Сельвинская. - Может, мы буфет организуем, можно в
буфете.- Нет, нет, это я не сумею! Я тут же просчитаюсь!»
Как
мы видим, Цветаева сама понимала, что ни с какой другой работой, кроме
«чёрной», не справится, и перспектива быть судомойкой ее не пугала. Но дело в
том, что столовая, создание которой обсуждалось во время приезда Марины
Ивановны в Чистополь, будет открыта лишь 24 октября, спустя почти два месяца
после гибели Цветаевой. Драматург Н.Г. Виноградов-Мамонт записал об этом в
своём дневнике: «Жены писателей подают к столу». Там же упоминается о проекте
писателей организовать мыловарение и другие промыслы).
А
судомойкой Цветаевой все же удалось поработать, но только не в Чистополе, а в
Елабуге и всего полдня. Об этом можно узнать из книги И. Кудровой «Гибель
Марины Цветаевой»: «Кстати говоря, тот же Сизов (очевидец тех давних событий, с
которым встречалась автор в Елабуге) сообщил, между прочим, что Цветаева
попробовала-таки профессию судомойки в Елабуге!» Об этом ему рассказала вскоре
после гибели Цветаевой «официантка елабужского ресторанчика, что на улице Карла
Маркса, в здании суда. Она услышала разговор своих клиентов за столиком и
вмешалась:
-
А я ее видела, эту вашу эвакуированную. Она ведь у нас судомойкой приходила
работать. Да только полдня и проработала. Тяжело ей стало, ушла. Больше и не
появилась».
Цветаевой
выпали на долю суровые жизненные испытания: послереволюционная разруха и голод
в Москве, смерть дочери Ирины в это время, почти нищенское существование за
границей. Бытовая сторона жизни её всегда пугала, так как не была она
приспособлена быть просто женщиной, хозяйкой дома, добывать продукты, готовить,
сводить концы с концами. И научиться этому так и не смогла, постоянно
противопоставляя «быт» и «бытиё». Но даже самая сильная нужда и та не могла её
заставить «служить»: за всю жизнь Марине Ивановне пришлось прослужить всего
несколько месяцев в 1919 г. в Комитете по делам национальностей, и уже тогда
она поняла свою непригодность к «чистой» канцелярской работе.
Уже
на пароходе из Москвы в Елабугу Цветаева говорила Б. Горелик: «Могу мыть
посуду, могу мыть полы, быть санитаркой, сиделкой». В письме Имамутдинову (в
Союз писателей Татарии) писала: «Кроме моей литературной профессии, у меня нет
никакой». Из разговора с Т. Сикорской в Елабуге: «Не умею работать. Если
поступлю - все сейчас же перепутаю. Ничего не понимаю в канцелярии, все
перепутаю со страху». А в Чистополе на пристани делилась с Е. Лойтер: «Ничего
не умею делать, нет никакой профессии. Умею только каждый день сидеть за
столом, можно и не за столом, за любой доской, лишь бы писать».
Творчество
всегда поддерживало Цветаеву, спасало от отчаяния, придавало силы. Но вот
силы-то душевные, видимо, как раз и иссякли, поэтому и не писалось, и не
хотелось жить. Подтолкнула ли поездка в Чистополь Цветаеву к принятию рокового
решения? Было ли ей отказано в переезде из Елабуги, которого она добивалась? 26
августа, накануне отъезда из Чистополя, Марина Ивановна посылает в Елабугу сыну
телеграмму: «Ищу комнату. Скоро приеду». Значит, вопрос о возможности переезда
был решен положительно, и Цветаева об этом знала. Действительно, утром этого
дня состоялось заседание совета эвакуированных во главе с В.В.Смирновой. Марина
Ивановна была приглашена, чтобы объяснить, почему она хочет прописаться в
Чистополе. «За Цветаеву» высказались А.Б.Дерман, П.А.Семынин, В.В.Смирнова,
Н.Н.Асеев поддержал письмом (на заседании он не присутствовал из-за болезни).
Решение было положительное, вопрос о трудосустройстве, по утверждению Семынина,
не стоял.
Большую
часть этого дня Марина Ивановна провела с Лидией Корнеевной Чуковской, которая
оставила об этом воспоминания. Они вместе ушли с заседания совета, вместе
пришли к дому, где жила Чуковская. Вместе побывали у Шнейдеров (М.Я. Шнейдер -
театральный критик) на улице Бутлерова, где Цветаева хотела подыскать квартиру
и для себя. Она немного успокоилась, отдохнула, пообедала, по просьбе хозяев
почитала стихи. Великолепно, по словам Лидии Корнеевны, было прочитано
стихотворение «Тоска по родине». Вечером обещала прочесть «Поэму Воздуха».
В
Чистополе Марина Ивановна успела со многими встретиться и ко многим зайти. Обе
ночи провела в общежитии писателей (ул. Бебеля, 103). Оттуда утром 27 августа
она отправилась на пристань и вернулась в Елабугу. Она хотела переехать в
Чистополь и разрешение на это получила, даже квартиру себе начала подыскивать.
Встретилась со знакомыми, которые тепло её приняли, поддержал её и Асеев, на
которого она больше других и рассчитывала.
Почему
Чистополь казался Цветаевой привлекательнее Елабуги, хотя мало чем от неё
отличался? Здесь было больше знакомых, а главное уже был интернат для
писательских детей, среди которых находились Тимур Гайдар, Стасик Нейгауз,
Алексей Баталов, Макс Бременер, Володя Мадарас, Гриша Курелла, Леня Стонов.
Здесь Мур мог жить в интернате и учиться в школе, обрести друзей среди
сверстников. По словам Гедды Шор (дочери поэтессы М.И. Ивенсен), «в интернате
дети жили сравнительно благополучно. Мы не знали бытовых тягот эвакуации. Крыша
не протекала, комнаты отапливались. Да и кормили нас, по тем временам, неплохо,
пусть не досыта».
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.