Краеведческое пособие "Легенды Донбасса"

Краеведческое пособие

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е :

1.	ЛЕГЕНДЫ ОБ АЗОВСКОМ МОРЕ	3
2.	ЛЕГЕНДА О ПРОИСХОЖДЕНИИ  РЕЧЕК И БАЛОК	4
3.	ЛЕГЕНДА О СКОРБЯЩЕЙ ВДОВЕ	5
4.	ЛЕГЕНДА О  НИЗКОМ ТЫПЧАКЕ И ВЫСОВОМ КОВЫЛЕ	6
5.	ЛЕГЕНДА  О КАМЕННЫХ  МОГИЛАХ	6
6.	ЛЕГЕНДА О ПОЯВЛЕНИИ КАМЕННЫХ МОГИЛ	7
7.	ЛЕГЕНДА О ЗОЛОТОМ КОЛОДЯЗЕ	8
8.	ЛЕГЕНДА О КАМЕННОМ ЛЕСЕ	9
9.	ЛЕГЕНДА  О ДОНЕЦКОМ  КРЯЖЕ	11
10.	ЛЕГЕНДА О  САРМАТАХ	13
11.	ЛЕГЕНДА  О  СОЛИ	14
12.	ЛЕГЕНДА О КИНОВАРИ	14
13.	ЛЕГЕНДА  О РЕКЕ  БАХМУТКЕ	18
14.	СКАЗКА  ОБ  УГЛЕ	18
15.	ЛЕГЕНДА О КАМЕННОМ УГЛЕ	21
16.	ЛЕГЕНДА О СВЯТОГОРЕ	22
17.	ЛЕГЕНДА О ШУБИНЕ	23
18.	ЛЕГЕНДА О ШУБИНЕ	25

ЛЕГЕНДЫ ОБ АЗОВСКОМ МОРЕ.

Среди азовских поморян издавна бытуют свои легенды о названии Азовского моря. Связаны они с именем дочери рыбака, некоей Азы.

По одной из легенд, Аза жила на самом берегу нашего моря со старым отцом. И была такой красивой, что все хлопцы не сводили с неё глаз. Она же ни на кого не обращала внимания, ибо, говорят, была слишком горда. Ещё и похвалялась, что ей никто не нравится.

Вот все парни, что жили поблизости, договорились, пришли к Азе и предложили ей выбрать среди них себе жениха. Красавица посмотрела на них, подумала, а потом и говорит:

- Будете соревноваться. Кто из вас своих товарищей поборет, тот и будет моим суженым.

И начали молодцы соревноваться. Один-таки вышел из того соревнования победителем, но Аза отказала ему да ещё и принялась насмехаться над хлопцами. Обманула соперников. Разгневались они на гордячку, взяли и утопили её в море.

До сих пор, когда подходит вода к берегу, из моря слышится то ли плач, то ли стон. Старые люди говорят, что это красавица Аза плачет о своём ненайденном суженом. И море якобы зовётся от её имени Азовским…

–—˜—–

По другой легенде Аза тоже жила на берегу нашего моря и тоже была неописуемой красоты, но, в отличие от первой, эта любила хорошего собой, прекрасного парня. Да настал тревожный час, и Азин возлюбленный ушёл на войну с турками. А перед походом он подарил девушке золотое кольцо, чтоб она ждала и не забывала своего милого. С приговором подарил:

- Если потеряешь это кольцо, я буду знать о твоей неверности.

Прошло несколько лет. Аза берегла подарок, как зеницу ока. И всё ждала-выглядывала хлопца из похода, а он всё не возвращался. И вот однажды случилась беда. Пошла девушка к морю стирать бельё, задумалась да и уронила ненароком кольцо в воду. А тут откуда ни возьмись волна, замутила воду – и пропал подарок. Испугалась бедная Аза, бросилась в волны, чтобы достать свою дорогую утрату, да и утонула.

С тех пор, мол, и море зовётся Азовским по имени бесталанной девушки, которая так и не дождалась своего милого из похода.

–—˜—–

В третьей легенде рассказывается уже о двух сёстрах.

Возле большой воды (то есть где-то возле нашего моря) жил когда-то, говорят, старый рыбак. Жена его давно померла, оставив горемыке двух дочек. Одну из них, старшую, звали Азой, а другую, меньшую, - Золотокосой Песчанкой. Сёстры были настолько красивы, что кто бывало узрит их, тот с того момента и про сон забудет: всё о них думает. А девушки искали своего счастья переборчиво, никто из местных парней не был мил их сердцу.

Аза каждодневно сидела на берегу моря, на высоком обрыве, да всё выглядывала кого-то. Возможно, своего суженого, который поплыл в далёкие чужие миры и там, как передавали люди, погиб от вражьей сабли.

А раз, когда девушка сидела в той же задумчивости, неожиданно задул сильный ветер-буран. На море поднялись высоченные волны. Они бежали к берегу, били в кручи и страшно стонали. Внезапно откололся от кручи большой участок земли и вместе с Азой обрушился в разбушевавшиеся волны. Увидела это Золотокосая Песчанка – и себе бросилась с горы в море, чтоб спасти старшую сестру. Да так и потонули обе…

Наутро следующего дня, когда море утихомирилось, вернулся из гостей старый рыбак, вышел на берег моря и увидел, что нет его дочерей на круче, а на том месте, где любила сидеть Аза, свежий обвал. Глянул отец вниз – а там, под самой кручей, такой золотистый песок искрится на солнце, что аж очи слепит! А море – тихое-тихое и такое ласковое, как его дети… И поныл всё несчастный и горько заплакал…

Вот с тех самых пор и море стали называть Азовским, ибо потонула ведь в нём красавица Аза. А длинных песчаных кос в этом море оттого столь много, что вместе с Азой утонула и её младшая сестра – Золотокосая Песчанка.

Легенды о дочери рыбака Азе (почему Азовское море называют Азовским) // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 63.

ЛЕГЕНДА О ПРОИСХОЖДЕНИИ  РЕЧЕК И БАЛОК.

Когда-то на земле якобы жил могучий и кровожадный змей. Многих людей он сожрал, ибо сильнее его на свете никого не было.

В то же самое время жили и кузнецы божьей милостью – Кузьма и Демьян. И вот задумали они того змея сжить со свету, дабы освободить славян-соплеменников от его жуткого бремени.

Сунулся раз змей к ним, а они – в кузню. И заперли железные двери на все непорушные засовы.

Змей и говорит:

- Кузьма, Демьян, божьи ковали, откройте, а то проглочу вас вместе с кузницей!

А те отвечают:

- Коль ты при нечеловеческой силе, то пролижи двери. А мы тогда сядем тебе на язык – и глотай.

Змей принялся вгорячах лизать, а кузнецы тем временем разогрели докрасна железо и выковали из него большущие клещи.

Едва змей пролизал двери и высунул язык, как Демьян и Кузьма хвать клещами за тот язык! И начали дубасить молотами…

Уморили змея хорошенько, а потом запрягли плуг, что на двадцать пар волов был рассчитан, и давай пахать.

Орали они степь дикую вдоль и поперёк. И сколько змей ни просил, не давали ему ни пить, ни есть.

- Будет с тебя и того жира, что накопил на людях! – отказывали.

- Ну, коль так, то перед страшным судом освещу я своим жиром весь свет так, что ослепнете! – пригрозил змей.

Долго ль орали они, нет, а дошли до моря. Змей бросился в море и ну сгоряча пить. Пил, пил – выпил море. И – лопнул.

Кузьма и Демьян взяли и закопали того змея под горой, которую затем люди так и прозвали – Змиева гора.

Бог его знает, когда это было на белом свете. А только со временем полился с той горы керосин. Вроде и конец света вот-вот настанет… Да Бог, слава те, покуда миловал. Хотя и по слободам и теперь не каждый светит керосином, бо – нечистый…

Кузьма и Демьян, пока змей не совсем умаялся, орали глубоко – и там потекли реки, а как тот уморился окончательно, орали мелко – и там возникли балки.

Вот откудова взялись в степях речки и балки!

Легенды о происхождении речек и балок // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 162-163.

ЛЕГЕНДА  О  СКОРБЯЩЕЙ ВДОВЕ.

Ютится средь скал Скорбящая Вдова. А может, и не одна она была, да время не пощадило. Ибо сюда в 1223 году, после страшной битвы на Калке, устремились многие жены, матери, сестры, чтобы отыскать среди погибших своих близких руси­чей. Узрев неслыханное, никогда не виданное допрежь побои­ще, одна из жен, по преданию, так и окаменела на месте.

Легенда о Скорбящей вдове // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 56.

ЛЕГЕНДА О  НИЗКОМ ТЫПЧАКЕ И ВЫСОВОМ КОВЫЛЕ.

Еще раньше, когда шла нещадная война половцев с рус­скими князьями, супротивники послали, те — со своей сторо­ны, а те — со своей, в разведку пронырливую Тыпчак, дочь половецкого хана, и храброго воина-русича по имени Ковыль. Ночью они чуть не столкнулись среди Каменных Могил. Оза­рила луна их ярким светом в тот миг. Девушку поразила ска­зочная красота молодого русича. И он тоже был пленен ее не­сказанным видом. Не смогли они убить друг друга. Как не мог­ли и предать своих. Когда на землю пали первые лучи, их уви­дели вместе стоящими в горах.

— Измена! — закричали противоборствующие стороны.

С обоих станов полетели в них стрелы. Да высоко — не дос­тать. Но и казнить их не успели.

Влюбленные бросились вниз с высокого камня и разбились насмерть.

Там, где упали капли их крови, выросли травы — низкий тыпчак и высокий ковыль. Природа же увековечила влюбленных в виде двух каменных тел, лежащих друг к другу го­ловами.

Легенда о низком тыпчаке и высоком ковыле // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 56-57.

ЛЕГЕНДА  О КАМЕННЫХ  МОГИЛАХ.

Говорят, в XVIII веке стоял здесь город татарский, были мечети, развалины которых угадываются и до сих пор.

Так ли, нет, однако среди немцев-колонистов, что жили неподалеку в селе Грос-Вердер, и вправду из уст в уста пере­давалась легенда о том, что действительно на этом месте в ста­рину находился прекрасный город с великолепными дворца­ми, в одном из которых жила молодая королева.

Никто не знал, отчего город превратился в каменные на­громождения, только поговаривали, что его можно восстано­вить из руин, для чего нужно отыскать неимоверно храброго юношу. В ночь с 23 на 24 июня в 11 часов та королева появляется-де на самом высоком камне, а возле неё — чудесный цве­ток, якобы папоротник. Юноше надлежит взять этот цветок у королевы и принести в свое село. И тогда, мол, город вновь возродится. Да сделать желаемое неимоверно трудно. Потому как в то время, когда смельчак будет нести цветок, позади него раздастся страшный топот, крики, его станут преследовать привидения. Он же не должен ни оглядываться, ни проронить слова какого.

Колонисты рассказывали, что был у них в селе такой юно­ша, который никого и ничего не боялся.

Вот он в ту июньскую ночь и пошел в Каменные Могилы. И дождался таки: в 11часов увидел королеву на камне, а воз­ле нее — желанный цветок. Но едва он намерился сорвать его, королева стала просить, чтоб он не трогал. Казалось, и камен­ное сердце расплавилось бы от ее уговоров. Однако юноша все же сорвал и понес в село. Когда он шел, то чудилось, будто все бесы вырвались на волю — такой гвалт позади  поднялся. А земля прямо стонала от топота чьих-то ног. Да смельчак не оглядывался, одолевал свой путь.

Навстречу ему поспешил брат и попросил показать цве­ток диковинный.

— Смотри! — сказал юноша и дал ему в руки цветок.

И враз пропал и топот, и привидения, и сам цветок.

Во второй раз идти в Каменные Могилы юноша уж не ос­мелился.

Так и остался загадочный, зачарованный город, не спасен­ный никем по сию пору.

А легенда вместе с немцами-колонистами перекочевала в Германию и уже оттуда пришла к нам в начале XX века.

Легенда о Каменных Могилах // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 57.

ЛЕГЕНДА  О ПОЯВЛЕНИИ КАМЕННЫХ МОГИЛ.

И о появлении тех же Каменных Могил, и без того овеян­ных со временем множеством преданий и легенд, у древних тоже было соответственное представление.

Летел, мол, как-то черт по-над Днепром. Смотрит на его спокойную широкую гладь, на людей, которые плавали на чел­нах, на рыбаков, и сердце его черное затряслось от злости.

— Ишь, как пристроились... Не годится, это не по-моему... И надумал Чёрт донять людей. Когда наступила ночь, взял дерюжину и полетел за море, на высокие горы.

Набрал там камня дикого, вернулся к Днепру и высыпал посредине.

— Попомните меня! — присказывал Чёрт. — Запружу всю речку камнем.

Так он слетал за ночь несколько раз. Уже и каменистые пороги начали выступать из днепровской воды.

А раз, уже перед самым рассветом, он набрал породы больше обычного. Летит, еле удерживает своими когтями де­рюжину. Где-то внизу громко закукарекал петух. Лапа у Чёрта дрогнула, один конец дерюжины выскользнул из нее, и камни полетели наземь, упали посреди степи. С тех пор-де и виднеются там эти темные нагромождения дикого камня, схожие со степными могилами. И люди назвали их Камен­ными Могилами.

Легенда о появлении Каменных Могил // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 153.

ЛЕГЕНДА О ЗОЛОТОМ КОЛОДЯЗЕ.

Пивал из него и царь Пётр Первый, возвращаясь из последнего, на сей раз удачного, победного, Азовского похода в 1696 году.

Об этом эпизоде пересказывают легенду всяк на свой лад вот уже три века с небольшим, и так, и этак приукрашивая ее соответственно собственному видению и пониманию. Одначе, во всех вариантах ощущается достоверный исторический факт. Да и к тому времени здесь уже жили оседло люди, кои и стали невольными свидетелями происшедшего в то давнее время. И, скорее всего, сохранили легенду в первозданном виде.

Возможно, солдаты и сами пили, и поили лошадей, дивясь неиссякаемости колодца, который был обихожен крестьяна­ми помещика Лёвшина, поселившегося в этом благодатном ме­сте со своей женой-полячкой еще в 1680 году. И солдаты не могли обнаружить колодец случайно в ивовых зарослях, не помчать на радостях к царю, пусть и взъехавшего на самый высокий холм Макурт, с криками о необычайной находке, на что царь вроде бы мигом спустился вниз, чтоб самолично по­глядеть на чудо-криницу.

Крестьяне, а может, и сам помещик, обрадованный неска­занному гостю — как же, сам царь-батюшка препожаловал в его поместье! — преподнесли Петру Первому самое дорогое, что у них было — чашу целебной воды. Ибо давным-давно убе­дились в ее чудодействе — никто ни разу за все время пребы­вания здесь животом не маялся.

Выпил царь келех залпом и зажмурился от неожиданнос­ти — уж больно студеной, до ломоты в зубах, оказалась води­ца, аж дух перехватило. Но и вкуса была редкого, невероятно мягкая и чуть ли не сладкая, прямо сама пьется, сколько ни пей.

Наконец Петр протер по-щегольски задиристые усы, рас­пахнул во все зеньки свои большущие глазища и выказал бе­лые крепкие зубы в предовольной, по-детски счастливой улыбке. И выдохнул:

— Ах, золотая водица!

Достал из подсумка талер золотой, монету немецкого производства, поскольку российских-то покуда не начеканил— царствовал всего десять лет каких-нибудь, да и то не один, а до нынешнего, победного и потому торжествующего его славу года вместе с братом Иваном, — достал и бросил в криницу, громогласно присказав:

— Быть ему отныне Золотым Колодезем!

С тех пор так и прижилось это название — Золотой Ко­лодезь. А со временем и на украинский манер — Золотый Колодязь, поскольку крестьяне у помещика были в большин­стве своем украинцы.

Легенда о Золотом Колодязе // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 122-123.

ЛЕГЕНДА О КАМЕННОМ ЛЕСЕ.

В наше время араукарии, эти вечнозеленые хвойные де­ревья, сохранились только в Южной Америке, в Австралии и на островах Новая Каледония в Тихом океане.

У нас же, на Донецком кряже, остались окаменевшие ство­лы этих деревьев, причем сохранившие изначальную внут­реннюю структуру, в том месте, где главный отрог кряжа под­ходит к Алексеево-Дружковке, на крутом склоне балки. Де­ревья эти, окаменевшие их стволы, уходят в глубину земли метров на десять, а наруже торчат верхушки. По площади за­нимают они до одного гектара. Уникальные свидетели прадавней минувшины!

О возникновении этого каменного леса существует любо­пытная легенда.

Одна из богинь — покровительница лесов — долго стран­ствовала в богатом на дичь лесу. Притомилась, да и есть ей захотелось. Видит, зайчонок притаился за кустом. Она взмах­нула своей волшебной палочкой и сразила серого, собралась зажарить его. Ненароком глянула вверх, а там верхушки де­ревьев взялись огнем. Оказывается, им жаль стало бедола­гу зайца, и они взбунтовались: ветки на макушках от жаркого гнева сами по себе загорелись.

Рассвирепела богиня. И чтоб деревья никогда больше не могли загораться, навечно превратила их в каменные.

 По другой же легенде, давным-давно в прадавнем лесу, что рос в этой местности, объявился молодой охотник. Он был красив, смел и удал. За плечами у него висел сагайдак, или кол­чан, со стрелами, у пояса — большой охотничий нож.

Однажды юноша, охотясь, повстречал на лесной тропе де­вушку — красы невиданной. Глубоко в сердце запала она ему. И ей тозке приглянулся молодой охотник. А это была рабыня со двора жестокой лесной повелительницы, жившей на высо­ком холме в лесу. Юноша и девушка с того дня, как встрети­лись, стали тайно свиданничать, чтоб лихая повелительница не прознала.

Как-то стояли они под развесистыми зелеными ветвями, будто в живом шатре. Вдруг пред ними появился необычный всадник: на большой волчице, укрытой пестрой попоной, си­дела молодая, еще привлекательная женщина. Ее длинные темные волосы были схвачены золотым обручем.

Девушка прямо онемела — и губ не может разомкнуть. Парень догадался, что это и есть владелица этих лесов и лес­ного дворца на холме. О ней ходила недобрая слава по всей округе. И юноша насторожился.

Повелительнице же он приглянулся с первого взгляда. Она какой-то миг всматривалась в его черные глаза, разглядыва­ла его светлые волосы.

— Ты кто такой, откуда пришел на мои земли? — наконец спросила она.

Юноша ничего не ответил, только крепче прижал к себе омертвевшую от страха девушку.

Лицо повелительницы враз пошло красными пятнами, на­лилось гневом. Она велела девушке идти в покои, но молодой охотник заступился за любимую, не отпустил ее. Владелица еще какое-то время порассматривала дерзкого парня, взгля­нула на рабыню, грозно взмахнула плетью и умчала прочь.

Юноша схватил девушку за руку и повел глубже в лес, подальше от беды.

Однако неожиданно взблеснули молнии, загрохотало гро­мом небо, и на них обрушился страшный ливень. Упругий, хлесткий ветер гнул ветви долу, ломал деревья.

— Это ее проделки. Бежим, милый, отсюда побыстрее! — воскликнула напуганно девушка.

Они бросились бежать, надеясь поскорее вырваться на залесский простор.

Бежали и бежали, а тем временем лес затаился, стихла гроза и ливень. И беглецы ощутили, что недавно мягкая хвоя на деревьях затвердела, сделалась будто каменная, и эти ост­рые иглы больно колют плечи и руки, рвут на них одежду.

— Ты видишь, лес закаменел? Это и правда злая выход­ка моей повелительницы, — засокрушалась девушка еще больше.

Пригибаясь и увертываясь от твердокаменных острых хвойных веток, они бежали дальше.

А вот и конец леса. Юноша и девушка взобрались на гору. А позади них поднялся бешеный грохот. Грозный поток ила и камня медленно поглощал ту часть леса, что росла в глубокой впадине и где они встречались тайком, хоронясь от недоброй властительницы. Немного спустя над той равниной, где плес­кались тяжелые волны, остались только одинокие верхушки окаменевших деревьев.

Легенды о возникновении каменного леса // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 154-156.

ЛЕГЕНДА  О ДОНЕЦКОМ  КРЯЖЕ.

О том, что поверх Донецкого кряжа некогда сплошь плеска­лось море, оставив на воле лишь его закраины, свидетельству­ют и легенды, и находки географов и геологов. В совокупности своей они предстают как бы легендами-былями, в которых порой и не отличишь правды от вымысла. Ими-то и богата ис­тория Донецкого кряжа.

Не удержусь, чтобы не поведать об одной из них.

Случилось это в дремучую старину, еще в те времена, ког­да здешняя местность, на которой мы живем нынче, была мор­ским дном.

А у самого моря, на высоком скалистом обрыве стояла ма­ленькая хатка, сложенная из плоского камня-плоскача, добы­того из песчаных береговых обрывов. И жил в той хатке ста­рый-престарый, как этот мир, рыбак со своей внучкой. Как ее звали, сейчас уж никто и не упомнит, потому как немало воды утекло с тех самых пор и с той кручи прибрежной в море, и имя ее затерялось в тумане сивого прошлого. Известно лишь, что была она хороша собой, красавица из красавиц. А еще была горделива и смела. Местные парни и затрагивать ее побаива­лись. Девушка помогала состарившемуся деду. Бывало, зане­может тот, не в состоянии и на пропиток порыбалить, она тог­да сама выходила в открытое море и всегда возвращалась с неплохим уловом.

А в крохотном поселении, ютившемся у края леса дрему­чего, жил со своей прежде времени состарившейся матерью юноша — косая сажень в плечах, стройный, как тополь, креп­кий, как дуб. И силы был неимоверной. Односельчане расска­зывали, что однажды во время охоты он довбней — деревян­ным молотом — насмерть зашиб медведя.

Ему и приглянулась та девушка-красавица. Она же вроде не замечала его. В то время, как втайне от всех думала о нем, об этом пригожем да сильном юноше.

Как-то спозаранок, когда дедок опять занемог, вышла девушка на своем челне одна в море. Стояла тихая ласковая летняя погода. Забросила она невод, сидит себе и песенку поет, любуется морским переменчивым под нарождающимся солн­цем дальним окоемом...

Глядь, откуда ни возьмись, появилась стая акул. Вот уже они совсем близко, выпрыгивают высоко из воды, щерят пас­ти, неровен час и до нее доберутся.

И тут, словно бы из-под воды вырос, объявился рядом с нею парень-здоровяк. Размахнулся своей долбней, ахнул по голове одну акулу, она и ко дну пошла, еще взмахнул — и вто­рая только хвостом всплеснула, утопая. А остальные все-таки волчьей стаей обходят стороной, обступают челн. Выскочит из воды какая-нибудь из них у самого борта, пасть вовсю още­рит, норовя выхватить довбню. А в пасти у нее и сверху и сни­зу по несколько рядов небольшим зубов, крепких да острых. Ну, прямо тебе жернова! Вмиг разотрет в порошок, попадись только ей на зуб... Но парень знай молотит их по головам, только эхо над морем катится! А когда последняя исчезла в морской пучине, парень подплыл поближе к девушке, усмехаясь, по­клонился... Она ответила ему приятственной усмешкой, про­тянула руку. Он бережно пересадил ее в свой челн, а ее лод­чонку привязал к борту пеньковой веревкой, и они тихо, не спеша поплыли к берегу.

...С тех пор минуло много-премного времени. На том месте, где плескалось море, якобы у его когдашней кромки высится Дружковская гора. В давно выработанном в ней карьере, где добывали камень-известняк, песчаник, археологи нашли це­лое скопище акульих, не тронутых временем, зубов. Скелеты рыб истлели, а зубы, покрытые крепкой эмалью, сохранились.

А главное, скопище тех зубов вроде бы лежало как раз там, где когда-то юноша защищал от морских хищников девушку-красавицу... А еще ведь близ Дружковки обнаружили и ока­меневший тридцатиметровый скелет морского ящера. Так что, кто знает, может все так и было на самом деле, как поведано в легенде.

Легенды о Донецком кряже // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 159-161.

ЛЕГЕНДА О  САРМАТАХ.

Впервые описал отчасти природу, отчасти людей южно­русских степей приморских — всю первобытность тогдашней здешней стороны, именуемой в то время Скифией, известный древнегреческий историк Геродот, творивший в V веке до на­шей эры и прозванный «отцом истории».

По его свидетельству, давным-давно, может, две, а то и три тысячи лет тому назад жили на свете воинственные женщи­ны амазонки. Невыразимый страх наводили они на те земли, куда делали набеги на своих летучих, ветровых конях. Никто не мог одолеть смелых воительниц.

Но в одном из многочисленных боев их победили эллины, захватили в плен, посадили на корабль. Надутые ветром па­руса погнали его по волнистым водам в неведомые для них края. Долго плыли пленницы.

Как-то ночью, когда все воины спали, воительницы убили сторожевых, перебили всех эллинцев и сбросили в морскую бездну...

Да вот незадача: никто из амазонок не умел править суд­ном. А тут, как на беду, поднялась буря на море, разыгрался шторм, он подхватил корабль и понес на белогривых волнах в темень ночи. Лишь на рассвете прибило их к неизвестному берегу.

Утром ветер стих, угомонилось море, выглянуло солнце. И стало видно, что вокруг, куда ни кинь взглядом, пластается дикая степь.

Амазонки взяли мечи, сошли на берег и двинулись степью наугад.

Через какое-то время они заметили табун лошадей, кото­рые паслись неподалеку в сочных и высоких, едва не скрыва­ющих их из виду, травах.

Не теряя времени, девушки поймали лошадок и поскакали в направлении скрытых огней, что выдавали себя вьющим­ся ввысь сизым дымком над заросшим доверху кустарниками и оттого малоприметным яром.

А как подъехали, оказалось, то были скифские воины. Ама­зонки враз окружили их и велели следовать за ними. Скифам понравились смелые и красивые воительницы. Они перешли с ними Танаис и остались там жить вместе. От их браков вро­де бы и пошло племя сарматов.

Легенда о сарматах // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 174-175.

ЛЕГЕНДА  О  СОЛИ.

Гадючий вырей, загадочный их край или земной рай — не то, что птичий. Птичий где-то на теплых водах, за пущами и за богатырями, а гадючий в Русской земле. Вот что про него рассказывают старые люди.

Пошла немощная девка в лес и провалилась в этот вырей. Провалилась, упала на дно, а гадюки как зашипят. А самая большая и, должно быть, самая мудрая из них, как зашипит на них — они все и замолкли. Сами же квелые, еле ползают.

И лежал там особняком серый камень. Вот какая гадюка ни подберется к нему, то и лизнет, и лизнет тот камень. И тут же убирается в сторону, да куда проворнее, чем подходила.

А та, старшая, возле той дивчины так и вьется да кланя­ется, кивком головы показывает, чтоб и она тот камень лиз­нула.

— Я, — рассказывала потом дивчина, — долго  крепи­лась: аж девять дней! А потом и сама лизнула. И враз оклема­лась и голод пропал — даже есть не хочется.

А как пришло время гадюкам вылазить, все поразлазились кто куда. Старшая же встала дугой, а дивчина — на нее да и выбралась наружу.

Кто знает, возможно, серый камень и был первообразом того «лизунца», который делается из каменной соли для жи­вотных и поныне.

Змеи, они, известно, мудры! Не зря же в народе издавна бытует присловье: «Мудрый, как змея».

Не исключено, что первобытные и древние уже тогда до­гадывались о пользе соли и употребляли ее. Или инстинктив­но чуяли, перенимая повадки зверей.

Неведомым лишь осталось для нас, далеких потомков, ни первооткрыватель тогдашний, ни точная дата открытия этого полезного минерала, на какой так богат Донецкий кряж. Из­вестно лишь из пересказов, что солеварением занимались на речке Тор еще в XIII веке. А в XVI веке, при царе Иване Гроз­ном, якобы объявились первые поселенцы-солевары и на реке Бахмутке.

Легенда о соли // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 181-182.

ЛЕГЕНДА О КИНОВАРИ.

А относительно киновари, главной руды, из которой про­изводится ртуть и крупнейшие залежи которой были откры­ты на Донецком кряже, издавна существует легенда. Может быть, она была рождена древними первопоселенцами нашего края, еще до сарматов, наткнувшихся на эту диковину. И не­замысловата по своему содержанию, в чем-то перекликается со старыми украинскими и русскими сказками, а все ж свиде­тель о безымянных первооткрывателях, открывших в Донец­ком кряже этот бесценный минерал.

Кто его знает, когда это было, может, тысячу лет тому на­зад, может, две, а может, и больше.

В уютной долине быстротечного ручья, под высокой горой стояло на отшибе одинокое приземистое жилище, будто врос­шее в землю. В нем жила вдова, и у нее был сын, молодой здо­ровяк по имени Здолань. Отчего его звали на украинский ма­нер, а не на русский — Одоленем, все преодолевающим, мож­но только догадываться...

Был тот юноша из себя — что ясный месяц, такой краси­вой «вроды», как дуб крепок, смелый, как орел, быстрый, как лань, а работящий — натуральная тебе пчела неусыпная. Мать любовалась им да радовалась на него, заботилась с любовью о нем, он же за материнскую ласку платил ей сторицей.

Как-то через леса дремучие и степи неоглядные, через высокие горы и долы широчайшие, через реки безбрежные и яры глубокие дошла, докатилась, долетела к ним молва недо­брая: якобы объявился в их малолюдном крае страшный, не­насытный дракон трехглавый. И не стало вроде от него нико­му житья — ни людям, ни зверям.

Услышал эту весть Здолань и опечалился. Весь день про­сидел на круче да все поглядывал на восток, туда, откуда до­неслась молва о трехглавом драконе.

Назавтра с утра он отправился к местному кузнецу. Три дня тот ковал для него меч, три дня острил его, а по окончании Здолань, поблагодорив кузнеца, попрощался с матерью и по­шел супротив восхода солнца. Долго смотрела загореванная мать вослед своему перводану, одинаку — перводанному и единственному сыну, подумки, то есть мысленно молилась, чтоб он живым-невредимым возвернулся к дому родному.

Долго ль шел Здолань, про то никому неведомо. Может и первозимье миновало, и первовесенье, и перволетье, кто зна­ет. Словом, не одни сутки он провел в пути. А кругом глухо­манная степь, безлюдная, зубры взрыкивают, да волки воют, да лают лисицы в первовечерние сумерки. А Здолань один-одним, один-одинешенек в этом, считай, первобытном мире, как первобытный, еще не впавший в первородный грех че­ловек.

Но вот перед его глазами вырос лес дремучий, а рядом — болото непролазное. Тем временем черные тучи стали завола­кивать небо, и на землю пала темень. А навстречу ему из того леса прожогом ринулись зайцы, олени, бобры и куницы, лисы и волки, медведи и лоси — зверье лесное словно от страшного пожара спасается, хотя вокруг все мраком покрыто, ни про­блеска.

Догадался Здолань, что это их выгнал из лесу страх: где-то, видать, затаился первовиновник бедствия, о котором дошла до них с матерью, в их дальнюю сторонку сбивчивая молва, — зверь тот самый о трех головах, что истреблял и людей, и зве­рей.

Глядь, — а из-за необхватных деревьев чудище выползает встреч ему — преогромное, прямо исполинское и, ни дать ни взять, при трех головах со светящимися глазами. И всеми тре­мя грозно щерится. И из каждой пасти зубы торчат. Не зубы — мечи настоящие!

Увидел и змей смельчака, закачал всеми головами в раз­ные стороны и прошипел:

— С-счас я тебе первогостки устрою! Первое гощенье, раз уж препожаловал в мои владения.

Все ближе, ближе подползает тварь эдакая.

Поднял бесстрашный юноша меч острый и двинулся ему навстречу.

А дракон как дохнет — так огнем и обдаст всего его, как ударит хвостом по столетнему дереву — ровно стебелек ка­кой мигом срубит!

Да не робкого десятка был юноша. Бросился к нему, взмах­нул мечом — и покатилась голова змея в травы высокие, зашелестела в них буреломно.

Ух, взвился дракон от боли и от люти, зашипел что есть мочи по-змеиному, аж с придыхом нутряным. А кровь из него летучая брызгами крупными рванулась ввысь, а потом тяже­лыми сгустками упала на землю, но едва ударилась, вновь сде­лалась, как живая, забегала разнокапельно из стороны в сто­рону и тут нее впиталась ею, даже следа не осталось. Дракон же отряхнулся, рана на одной из его шей вмиг затянулась на­мертво, как если бы головы и вовсе не было. Худо было бы, вырасти вместо нее новая. Да, по всей видимости, первовинов­ник бытия — Создатель, Бог! — все ж учел это, хотя с тремя головами явно переусердствовал или недоглядел. И уже сно­ва готов к схватке дракон, быстро отошел от оторопи.

Ну, и юноша лишь подивился его крови, которая живучими каплями в земле бесследно пропала, а сам зорко стережет каждое движение супротивника коварного, который норовит и этаким боком, и переэтаким макаром изловчиться и хвата­нуть его какой-нибудь из уцелевших пастей зубастых — толь­ко щелк, щелк, да все мимо, все с промахом. Ловким и уверт­ливым оказался юноша. Не по зубам дракону — и все тут!

Долго они бились. Вкруг них от леса только щепки лежа­ли. И земля была вся в глубоких выбоинах.

Вот Здолань выбрал подходящий момент, изловчился и подпрыгнул к самой пасти да мечом — бах! И покатилась вто­рая голова, разбрызгивая живую кровь по земле, которая ее моментально и вбирала в себя, как желанную влагу.

Устал хлопец до смерти, чует, по ногам дрожь от слабости пробежала. А змей лютует, еще пуще, одноголовый, беснует­ся. Того и гляди, хапнет его в свою бездонную, ненасытную пасть.

Вспомнил хлопец о матери, которая его ждет не дождется, глаза уж наверняка повыглядела и слезы все повыплакала, припомнил и то, как напугала всех в их округе весть о трех­главом людоеде и зверееде, мыслию обратился к первоотцу своему, праотцу всего их рода, о коем столько понарассказывала ему еще бабка, всякий раз припоминая его в бесконеч­ных россказнях о том, как двинулся он в рогожных постолах от самого Днепра на восток — обживать дикие степи, и вскоре сделался перводомцем — лучшим из лучших хозяев, — и от всего этого, внезапно прихлынувшего к нему, у молодца силы воспрянули, махонул он мечом изо всей мочи — и бултых­нулась в болото последняя драконова голова, только крова­вые бульбашки поскакали по его чавкой зелени и опять же пропали, как и предыдущие, в его мертвой пучине без следа и признака на поверхности. Канули, как там и были!

А вконец выморенный Здолань плюхнулся на вытолоченную с корнями траву и провалился в сон без сновидений, пря­мо мертвецкий.

Когда он проснулся, из-за темных туч, которые, едва он глянул на них, начали расходиться, проглянуло солнце, выс­ветило поляны в лесу. То здесь, то там стали появляться зве­ри из недавнего сумрака, весело защебетали птицы. И лес буд­то облегченно вздохнул утренним туманцем — сизым возду­хом свежим так и обдало молодца, бодря его и восстанавливая утраченные силы.

... Много ли, мало утекло с тех пор времени, может, и целая вечность, об этом известно, видимо, одному Богу.

Как-то в той местности, где когда-то одолел Здолань дра­кона, объявились первые рудознатцы, знающие толк в рудах, спрятанных в Донецком кряже и по другим всюдам, и стали искать в земных недрах загустелые брызги драконовой кро­ви. И нашли-таки белые твердые породы искомые, а в них — зернистые вкрапины червонного колера, схожие на капли от­вердевшей крови.

Это была киноварь — очень ценная руда для изготовле­ния столь необходимой людям ртути. А по научному рудоз­натцы прозвали ее греческим словом «киннабери», что озна­чало — драконова кровь.

Легенда легендой, а некое подобие ртутного рудника на Донецком кряже впервые было заложено в 1879 году. И свя­зывают его с именем перво-наперво русского горного инже­нера А. В. Миненкова.

А заложен был рудник неподалеку от тогдашнего села Никитовки, возникшего из слобожан Зайцеве, запорожского поселения еще 1776 года, благодаря усердию и радениям Ни­киты Яковлевича Девятилова, в честь которого и названо это село.

В здешних окрестностях, в мало обжитой степи, как раз и наткнулся Миненков на необычные камни с ярко-красными вкраплениями — породу с содержанием киновари. Кстати, это слово и с арабского «кинабарис» тоже переводится как «кровь дракона», не только с греческого. Миненков приложил немало усилий и для разведки, и для разработки найденного им место­рождения. И он, конечно же, первооткрыватель! А потом к нему присоединился другой горный инженер, вроде бы немец, некто А. А. Ауэрбах, на капитал которого и был выстроен в 1885 году на землях зайцевских крестьян уже настоящий, мощный ртут­ный рудник. Его-то и считают первым в Донбассе.

По значимости, по ценности для человека капля ртути мо­жет сравниться, пожалуй, с каплей крови. Не драконовской, разумеется, а человеческой! А тем более, что капля ртути, как говорится об этом и пишется, содержит в себе и блага цивили­зации, и ее историю.

Легенда о киновари // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 189-193.

ЛЕГЕНДА  О РЕКЕ  БАХМУТКЕ.

Существует легенда о дочери половецкого предводителя Бахмета, которая безоглядно полюбила местного пастуха. Но отец воспротивился этой любви, послал бедного пастуха со своей дружиной завоевывать тот же мир, о ладе и покое которого не однажды пел пастух. В одной из стычек пастух погиб. И тогда дочь Бахмета прокляла отца, послав­шего его суженого на верную гибель, а сама бросилась в без­донный яр, заросший до темени лесом. Бахмут-хан так и не отыскал ее.

Прошло какое-то время после разыгравшейся здесь тра­гедии, и в том яру проклюнулся солеродоный родник — вода в нем была солона от слез дочери хана, которая и там, в подзе­мелье, неутешно оплакивала своего любимого горькими, со­леными слезами.

Оттого-то и прозвали-де народившуюся речушку Бахмуткою, а отсюда и — Бахмут.

Кто ж теперь дознается в точности, как оно на самом деле было? В чью честь или память нарекли сим именем речку.

Так или иначе, а прижились на донецкой земле, искони славянской, эти нездешние названия — и Тор, и Бахмутка с прадавних пор. И стали неотъемлемыми, неотторжимыми от нашей древней истории. В том числе и истории солеварения в Донецком крае.

Легенда о реке Бахмутке // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 231-232.

СКАЗКА  ОБ  УГЛЕ.

А когда уж и рудознатцы подключились к поискам диковин­ного горючего каменья, тут дело пошло куда веселее.

Помимо воли снова и снова возвращаюсь к той мысли, а может и просто догадке-предположению, что первопоселен­цы, первооткрыватели его вряд ли обошлись без помощи слу­чая и диких зверей, которые жили рядом с ними в малообжи­тых до поры, считай безлюдных степях.

На этот счет есть у писателя Леонида Жарикова то ли пре­дание, то ли сказ, то ли сказка настоящая.

Донбасс — счастливый край. И про то, как были от­крыты подземные сокровища, сказка есть.

Шел по степи селянин с ружьем. Смотрит, в земле глубокая нора. Заглянул в нее, а там лисята притаились. Вытащил всех по одному и радуется: «Эге, добрая будет у меня шапка!» А тут мать-лиса прибежала, увидала своих деток у человека в ру­ках и говорит:

— Отдай моих деток, человек, я тебе за это клад открою. Подумал, подумал дядька и решил: а вдруг правда подарит

клад, не зря же лиса так жалостливо просит.

— Ладно, лиса, на тебе твоих малышей, а за это клад пока­зывай.

— Бери заступ,— говорит лиса,— и копай вот тут.

— Зачем?

— Клад найдешь.

Опять поверил человек лисе, взял кирку, лопату и стал копать. Сначала земля шла мягкая, и копать было легко. А по­том камень пошел, пришлось за кирку браться. Долбил-дол­бил, вспотел весь, а клада нет и нет.

«Ну, мошенница лиса, видать, обманула». Подумал так наш дядька, но копать продолжал — интерес его разбирал, да и яму вон какую вымахал, жалко бросать работу: вдруг взап­равду докопается до клада? Пошел опять долбить, смотрит: черная-пречерная земля показалась. Выпачкался дядька с головы до ног — одни глаза сверкают, а клада все нет. Плю­нул, вылез из ямы и закурил с досады. Сидит покуривает, думу думает: как же так и зачем он поверил лисе? Кто не знает, что лиса хитрая... Докурил цигарку и бросил окурок в сторону.

Сколько уж там прошло времени, а только чует он — гарью потянуло. Посмотрел в одну сторону, в другую, оглянулся — нигде нет огня, только в том месте, куда он окурок бросил, обломки черных камней задымились. Он их сам выломал из зем­ли и выбросил лопатой на поверхность. Смотрит и диву дает­ся: горят камни! Собрал поблизости другие куски, кинул в огонь, и эти занялись, да жарко как! И тут наш искатель кла­да смекнул: набрал черных камней в мешок и принес к себе в хату, бросил в печку, и камни на глазах загорелись-загудели. < )т радости зовет он жинку: «Ставь, говорит, чугуны да каст­рюли на плиту, погляди, что я за чудо-камни нашел».

На другой день утречком побежал к своей яме, опять на­орал горючих камней. А тут навстречу лиса.

— Здравствуй, добрый человек. Доволен ли мною?

— Хитрюга ты, Патрикеевна, обманула меня: гляди, ка­кую яму вырыл, а клада нет.

— Не обманула я тебя, человек. Нашел ты клад, ведь го­рючие камни и есть самое богатое сокровище!

«И то правда»,— подумал про себя мужик и говорит лисе:

— Ну, коли так, спасибо тебе, лисонька... Живи на свете, радуйся своим деткам.

Взвалил мешок с горючими камнями на спину и понес.

И опять запылало-загудело в плите жаркое пламя, да такое, хоть окна и двери открывай и беги из хаты.

Никому в селе дядька не сказал ни слова про счастливые черные камни. Только разве от людей спрячешься? Подгля­дели за ним, куда он ходит с мешком, увидали, как горят кам­ни, и давай себе копать да похваливать соседа, дескать, вон какую он нам прибыль сделал.

Пошел слух о черных камнях по всей округе. Докатилась слава до царя Петра. Затребовал он к себе того дядьку: «Ка­кие такие ты нашел чудо-камни, будто от них великий жар?» Ну, тот высказал царю всю правду и про лисичку не забыл. Удивился царь Петр и велел позвать к себе самого знатного вельможу, чтобы послать его с мужиком в те степные края да и казачий город Быстрянск и там искать горючие камни, жечь их и пробу чинить.

Вельможа поговорил с дядькой, вызнал тайну про лисичку и про черные камни. Слушал и радовался вельможа: значит, много в тех краях зверя пушного, если простая лиса способна на такие дела. Взял он поскорее ружье-двустволку, подпоясал­ся тремя патронташами и явился пред ясные царские очи:

— Готов ехать, ваше царское величество!

— А фузею зачем взял? — спрашивает Петр про ружье.

— Охотиться, ваше величество... Мужик сказывал, там лис много.

Царь и говорит ему:

—  Значит, ты, вельможа, не способен вести государст­венные дела, ежели прежде всего о себе да об охоте думаешь. И коли так, то иди служи на псарне...

Заместо вельможи царь велел позвать разумного в науках мужика по фамилии Капустин. Дал ему царь свою кирку, ло­пату и велел отправляться в казачьи степи искать залежи го­рючего камня.

Тогда-то, друг мой, и были открыты в Донбассе его со­кровища — угольные пласты. И пошли с той поры шахты по всей нашей неоглядной донецкой земле.

Поезжай в город Лисичанск — увидишь Григория Ка­пустина, там ему памятник стоит из чистой бронзы. А в степь пойдешь и лисоньку встретишь, ей поклонись.

–—˜—–

В который раз припомнилась расхожая легенда о том, как сам Петр Первый открыл то каменье, способное загораться и сильный жар давать. Это было якобы тогда, когда он возвра­щался из очередного Азовского похода. Солдаты-де бросили те уголья в костер, а они загорелись. В тот момент царь, дивясь и радуясь, вроде и произнес исторические слова: «Сей минерал, если не нам, то потомкам нашим, зело полезен будет».

Не стану и повторяться — это предание катано-переката­но из поколения в поколение и так, и сяк, на разные лады.

Легенда легендой, а слова эти Петр Первый и в самом де­ле произнес. Может, и после проб, которые учинили инозем­ные мастера найденному каменью.

Сказка о каменном угле // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 254-257.

ЛЕГЕНДА О КАМЕННОМ УГЛЕ.

Однажды бродил охотник по дикой степи, по балкам и выбалкам, по овражным перелескам в поисках добычи. Уже и подустал малость. Солнце же тем временем сдвинулось с пол­дня на запад, пора было и домой возвращаться — до дома ого-го еще сколько топать!

И он решил отдохнуть немного, а заодно чего-нибудь по­есть, чтоб пополнить силы, согреть нутро кипятком. Снял с плеча добытого на охоте зайца, тетерева, пойманного сельца­ми, рогожную торбу с несколькими окуньками, которых он поймал горстями на мелких и узких перекатах в Лугани. А еще на подходе сюда приметил родничок в байраке, к нему он и спустился.

Затем начал собирать сушняк для костра. Видит, у подно­жия крутолобого склона балки свежий скат — лисья нора. Однако что за диво: земля, которую выгребала лапами рыжая наружу, какая-то необычная — черная-пречерная с виду, а в ней поблескивают черные камушки, большие и маленькие. Ос­мотрел нору. Сомнений не было: лисья. Да вот и шерсть ры­жеватая в бурьяне позастревала.

Охотник, вернувшись, расчистил старое пастушье кост­рище, обложил его черными камнями, принесенными от ли­сьей норы, высек огонь. Когда сушняк разгорелся, положил на жар завернутого в лопух окуня целиком, а сверху присыпал той же черной землей, чтоб он побыстрее упарился и равно­мерно спекся. И прилег отдыхать ...

Через какое-то время кинулся поглядеть на пекшуюся рыбу и страшно удивился: земля и камушки, принесенные от норы, были теперь не черные, а красные, охваченные поверху синими огоньками. Разгреб поскорее костерок, а от окуня одна зола осталась — сгорел вместе с лопушиными листьями.

— Ты смотри? — поразился охотник. — Земля горит! Или наваждение бесово?

Он посидел, в раздумье и недоумении разглядывая неслы­ханное доселе явление, а потом еще взял из норы тех же ка­мешков, бросил в жар. Сначала задымило слегка, и вслед за­тем сквозь дым выткнулись небольшие языки зеленовато-красного пламени.

«Вот так чудасия! — еще больше поразился охотник. — Горит-таки земля!»

Он и об усталости, и о еде забыл. Быстро набрал в свобод­ную торбу тех камешков и земли черной, подхватил дичь, зай­ца и рыбу, притужил ремень для ходкости и заторопился в слободу, чтобы рассказать односельчанам о невиданной чудо-находке. А перед глазами у него все время было видение не­давно горящей земли.

Легенда о каменном угле // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 257-258.

ЛЕГЕНДА О СВЯТОГОРЕ.

 Встретился, говорят, однажды богатырь Святогор с пече­негами. Много их было, а он один.

И завязалась битва меж ними. Долго длилось ожесточен­ное сражение. Немало печенегов полегло от большого Святогорового меча. А он, раненый, продолжал биться.

Но вот вражья отравленная стрела впилась в тело богаты­ря... Святогор ощутил слабость во всем теле... Понял великан — пришел конец.

Поглядел на белый свет: на высокие меловые кручи-горы, на голубые воды Донца, склонился к гриве своего верного гри­вастого друга и тихо сполз с него, лег под скалой над Северским Донцом. Там и опочил.

А местность эту люди назвали его именем — Святогорьем.

Легенда о Святогоре // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 207.

ЛЕГЕНДА О ШУБИНЕ.

Говорят, на том самом месте, где нынче лежит напоенный солнцем богатый, благодатный Донецкий край, когда-то, дав­ным-давно, на заболоченных берегах тогдашнего морского за­лива росли дремучие леса, деревья в которых были совсем не похожие на те, что растут в наше время. Над болотами посто­янно висел густой туман, насыщенный влагой. И темные тучи сплошь покрывали небо. Из них беспрерывно шли теплые лив­ни. В небесной выси взблескивали ослепительные всполохи огненных молний, грохотали сильные грозы. Волглый воздух был насыщен испарениями и удушливым болотным газом. Только изредка сквозь мглу, да и то на короткий миг, проби­вались солнечные лучи...

В том сумрачном царстве дикой природы не было слышно ни рычания зверей, ни пения птиц. По деревьям и огромным травам ползали великаны-пауки, скорпионы, мокрицы... В бо­лоте жили гигантские раки, преогромные, величиной с хату, лягушки... А еще, говорят, в тех болотах водились неимоверно большие, не похожие ни на какие других тварей, незримые крылатые ящеры. Их тело было прозрачное, как воздух, их невидимые жилы, вместо крови, были наполнены газом болот­ным. Они умели хорошо летать, однако болото оставляли лишь в кратковременную солнечную погоду. Газ, из которого состо­яло тело ящеров, легко воспламенялся. И горе тому из них, если в него ненароком попадала пусть и самая крохотная ис­корка молнии. Вмиг взрывался!

В тот раз над всей здешней местностью непроницаемым пологом залегли густые тучи из края в край. Ни малейшего проблеска не было! Ливни с грозами не затихали на протяже­нии нескольких недель. Все живое замерло, притихло и зата­илось. Глубоко в болоте, под толщами непролазной грязищи, распластались ящеры — подальше от беды.

А тем временем крутые, высоченные морские волны на­чали затапливать и леса, не только болота.

... Прошло с тех пор немало лет, может, сотни тысяч. Море постепенно обмелело в здешних краях. А рухнувшие от воды деревья поглотились топями. И земле сделалось как бы душ­но под таким покровом. Она до того разогрелась изнутри, что в конце концов затряслась, как в лихорадке, из ее недр то в одном месте, то в другом стали вырываться наружу огненные столбы, раскаленные камни, которые постепенно остывали и образовывали холмы и горы.

Со временем из поглощенного болотами леса, спрессован­ного до каменной твердости после того, как он истлел или пе­реродился окончательно, возник сам по себе горючий камень. И залег пластами, как и наваливались друг на дружку дере­вья. А незримые ящеры — те, которых не уничтожил огонь, оказались сдавленными угольными пластами, и лежали там до поры до времени в почти безжизненной дреме.

И вот настал час, когда тот солнечный камень потребовал­ся людям для обогрева, плавки железной руды, и его стали добывать из подземелья. Тут-то и очнулись потревоженные хищные ящеры-чудища. Зашевелились своими незримыми газовыми телами, торкнулись в одну сторону, в другую, пы­таясь освободиться из многовекового плена. Надавит чудище на пласт, и преогромная глыба вывернется и ахнет в забой, где люди, или весь ящер в маленькую дырочку вместе с уголь­ной пылью так и высвистнет из глубин и мором пройдет по уг­лекопам — вповал падают те, кого не задавило до выброса га­зовых ящеров обломками каменного угля. А наткнется чуди­ще на какой-нибудь огонек в шахте, тут и само взорвется, со­трясая подземелья и обрушивая породу из крепкого сланца и песчаника. Ужасное зрелище!

На одной копи был уже опытный, повидавший виды шах­тер. Вот он мараковал-мараковал и надумал, как изгнать зве­ря-невидимку из угольных пластов.

Он взял с собой длинный шпур. Пробурил им в цельном пласте длинную узкую дыру, чтоб добраться до логова зверя-невидимки, а как только достал того, тот завертелся, как ужа­ленный, и мигом выскочил через ту дырку в забой. А тут его поджидал наготове мощный вентилятор. Завертел его так, что тот, и опомниться не успел, как мощнейшая струя воздуха по­гнала на-гора и бесследно, до мельчайших его газовых клето­чек, развеяла в степи Донецкой.

Впоследствии кое-кто из суеверных старых шахтеров называл невидимое чудище еще и шахтерским чертом, жившим, по преданиям, в подземелье и мстившим углекопам за то, что потревожили его подземные покои. А больше он человеком обращался, потому как на самом деле был Хозяином подземных кладов, на которые посягнули люди. Оттого и сви­репствовал под землей, громыхал по выработкам, свистел так, что уши закладывало, и пищал, и кукарекал, охал и вздыхал на всю свою пещерную пасть, отчего фуражки с углекопов буд­то ветром сдувало, фыркал в глаза угольной пылью, обрушивал породу и устраивал непроходимые завалы.

Страха от него набрались углекопы — не приведи господь!

И, таясь, немея до макушки в опаске пред ним, все же пы­тались разглядеть его в сумрачном подземном хозяйском цар­стве. Но где там! За ним было не угнаться — то здесь он чем-либо напомнит о себе, то там, а потом и затаится. Кто знает, может, и рядышком где прикорнул. В летах вроде был, и у него, кидать, с устатку ноги подкашивались.

Однако находились смельчаки, которые уверяли, что ви­дели его собственными глазами, даже чуть ли не схватили за седую бородищу, которая вслед за ним сивой гривой волочит­ся. Такие-то, братцы, делишки. Самую малость бы — и выта­щили б невидимку на свет божий!

А поскольку он все время обитал в сыром подземелье, то постоянно ходил в шубе. От сырости она у него сплошь покрывалась мохнатой изморозью. И была такой же на вид седой, как и его пушистая борода.

Оттого-то, должно, и прозвали его углекопы Шубиным.

И чуть что, припугивали им новичков или лодырей, или пьяниц горьких. Поговаривали, будто он страсть как не тер­пит сивушного духу — за версту чует! Потому и наказывает пьянчужек и нерадивцев.

Россказней о нем ходило — заслушаешься, пока и волосы от страха на голове дыбом не встанут!

А с болотным гремучим газом углекопы боролись понача­лу не на живот, а что называется на смертную смерть. И своеобычным способом.

Легенда о Шубине // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 267-270.

ЛЕГЕНДА  О ШУБИНЕ.

Донецкий ученый-фольклорист Петр Тимофеев записал из уст одного бывшего забойщика, потомственного горняка, такой сказ об этом.

Было это давным-давно, еще при царе. Тогда в донецких степях только-только появились первые шахты. Были они совсем не такие, как сейчас. Уголек рубили обушком, лопатой грузили на сани, сани человек тащил на четвереньках за со­бой к штреку, там ссыпал в вагонетки, по штреку к шурфу вагонетки доставляли кони, потом уголь поднимали бадьями на-гора. Очень тяжелой и опасной была работа первых шах­теров. Далеко шла от донецких степей дурная слава об этой нелегкой, но лучше других оплачиваемой работе. И съезжал­ся к шахтам на наем бедный рабочий люд. Богатеи — хозяева шахт — радовались: рабочих рук всегда в избытке, есть из чего выбрать.

Но была на старых шахтах в те времена такая подземная специальность, на которую не всегда находился работник. И оплачивалась она дорого — десять золотых рублей, и рабо­ты той было на полчаса, а случись что, родня шахтера боль­шие деньги за пострадавшего получала. Шли на эту работу самые отчаянные сорвиголовы, которым смерть — что сестра. Специальность эта называлась поджигатель, или газожег.

Перед спуском смены поджигатель натягивал на себя по­больше всякого мокрого тряпья, закутывал поплотнее голо­ву и лез с факелом в шахту. Там он поджигал накопившийся угольный газ. Не однажды, бывало, смена находила поджи­гателя мертвым и выносила его на поверхность. У шахтеров обычай был такой — если погибнет кто под землей, его обя­зательно на-гора подымали, чтобы похоронить по-челове­чески.

Работал в те времена на донецких шахтах поджигателем некий Шубин. Лихой был человек. Никого и ничего не боялся. Только однажды полез он очередной раз в шахту поджигать газ, да и погиб там под завалом. Хозяева шахты подсчитали, что если откапывать Шубина, то это выйдет им дорого. И ста­ли уговаривать семью покойника вместо тела взять деньги. Семья большая была, а без кормильца на что жить? Подума­ли, подумали, что уж от покойника проку, да и взяли деньги. Только с тех времен и по сей день, из поколения в поколение слышат шахтеры, как гремит в стенах камнями Шубин. Обозлился-де на людей. То выброс устроит, то обвал. Все товари­щей себе ищет.

Каменный уголь! Казалось бы, самый неприглядный с виду среди множества драгоценных камней, какие ни на есть на всем белом свете — и черен, и пылен, и недолговечен по изъя­тии его из земных глубин... И добыча его сопряжена со смер­тельным риском...

Да воспет он почище алмазов, почище золота!

Легенда о Шубине // Костыря И.С. Думы о Донбассе: В двух частях. – Донецк: Каштан, 2004. – С. 269-270.