Литературно-музыкальная композиция с использованием инсценировки.

• 1 слайд

• 2 слайд

  Рафаэль. Сикстинская мадонна
  

• 3 слайд

  Рафаэль. Мадонна дель Грандука
  

• 4 слайд

  Леонардо да Винчи. Мадонна с гвоздикой
  

• 5 слайд

  Леонардо да Винчи. Мадонна с мотовилом
  

• 6 слайд

  Истома Савин. Богоматерь Владимировская
  

• 7 слайд

  Д. Россетти. Грёза
  

• 8 слайд

  Лукас Кранах Старший. Женский портрет
  

• 9 слайд

  Леонардо да Винчи. Дама с горностаем
  

• 10 слайд

  Рокотов Ф.С. Портрет А.П. Струйской
  

• 11 слайд

  Рокотов Ф.С. Портрет неизвестной
  

• 12 слайд

  С.П. Юшков. Портрет Т.П. Серебренниковой
  

• 13 слайд

  Л. Гуттенбрунн. Портрет Бибиковой
  

• 14 слайд

  Рокотов Ф.С. Портрет неизвестной
  

• 15 слайд

  К.Л. Христинек. Портрет девочки
  

• 16 слайд

  Боровиковский Портрет великой княжны Александры Павловны
  

• 17 слайд

  Боровиковский. Портрет великой княжны Елены Павловны
  

• 18 слайд

  Боровиковский. Портрет Е.Г. Тёмкиной
  

• 19 слайд

  Боровиковский. Портрет М.И. Лопухиной
  

• 20 слайд

  А. Брюллов. Н.Н. Пушкина
  

• 21 слайд

  О. Кипренский. Портрет графини Е.П. Растопчиной
  

• 22 слайд

  К. Брюллов. Всадница.
  

• 23 слайд

  К.А. Сомов. Портрет Е.М. Мартыновой
  

• 24 слайд

  И.Н. Крамской. Неизвестная.
  

• 25 слайд

  Франсуа Жерар. Мадам Рекамье.
  

• 26 слайд

  В.А. Тропинин. Кружевница
  

• 27 слайд

  В.И. Суриков. Горожанка
  

• 28 слайд

  А.Г. Венецианов. Девушка в платке.
  

• 29 слайд

  В.И. Суриков. Казачка
  

• 30 слайд

  А. Веницианов. Портрет В. Путятиной.
  

• 31 слайд

  В. Серов. Девочка с персиками. Портрет В.С. Мамонтовой
  

• 32 слайд

  Зинаида Серебрякова. Автопортрет
  

• 33 слайд

• 34 слайд

  А.В. Фонвизин. Портрет актрисы Д.В. Зеркаловой
  

• 35 слайд

  З.Серебрякова. Портрет балерины В.К. Ивановой
  

• 36 слайд

  О. Кипренский. Портрет Е.А. Телешовой в роли Зелии
  

• 37 слайд

  Ренуар. Портрет актрисы Ж. Самари
  

• 38 слайд

  Ренуар. Девушка с веером
  

• 39 слайд

  В. Серов. Летом. Портрет О.Ф. Серовой.
  

• 40 слайд

  В. Серов. Портрет М.Н. Ермоловой
  

• 41 слайд

  В. Васнецов. Портрет Т.А. Мамонтовой
  

• 42 слайд

  П.А. Федотов. Портрет Н.П. Жданович за фортепиано
  

• 43 слайд

  В. Серов. Портрет Г.Л. Гиршман.
  

• 44 слайд

  Н. Широкова. Портрет Насти Поповой.
  

• 45 слайд

  П.П. Кончаловский. Портрет дочери в розовом платье
  

• 46 слайд

  А. Венецианов «Жнецы»
  

• 47 слайд

  А. Венецианов «Крестьянка с васильками»
  

• 48 слайд

  Ф.В. Антонов Портрет женщины в красном
  

• 49 слайд

  Б.Кустодиев «Портрет Кустодиевой с дочерью Ириной»
  

• 50 слайд

  И. Шевандронова «Катя и корабль «Санта Мария»»
  

• 51 слайд

  Леонардо да Винчи. Мадонна Литта
  

• 52 слайд

  Франсуа Клуэ «Портрет Елизаветы Австрийской»
  

• 53 слайд

  Франсиско Гойя «Дама с веером»
  

• 54 слайд

  Рафаэль. Мадонна Констабиле
  

• 55 слайд

  В. Тропинин «Пряха»
  

• 56 слайд

  И.Репин «Портрет дочери Надежды»
  

• 57 слайд

  Н. Терещенко «Во имя жизни»
  

• 58 слайд

  Н. Сапожникова «Родина моя»
  

 чтец

Печали полон, вижу я тебя.

В глазах моих надежда тихо умирает,

И всё равно я, полон упований, стремлюсь к тебе.

Хочу проникнуть в тайну глаз твоих, Джоконда.

Из света соткан образ твой прекрасный.

В лучах его я бабочке подобен.

От кроткой ласки траура одежды

Душа моя лишается с восторгом.

Мою же ласку ты принять не хочешь.

И счастье я теряю навсегда.

 чтец      

  Кому венец: богине ль красоты

  Иль в зеркале её изображенью?

   Поэт смущён, когда дивишься ты

   Богатому его воображенью.

Не я, мой друг, а Божий мир богат,

В пылинке он лелеет жизнь и множит,

И что твой выражает взгляд,

Того поэт пересказать не может.

 чтец

Не множеством картин старинных мастеров                                                                                Украсить я всегда желал свою обитель,                                                                                                      Чтоб суеверно им дивился посетитель,                                                                                             Внимая  важному  сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов                                                                         Одной картины я желал быть вечно зритель,                                                                    Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,                                                        Пречистая и наш божественный спаситель—

Она с величием, он с разумом в очах —                                                                         Взирали, кроткие, во славе и в лучах,                                                                                Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания.                                                                                        Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна.                                                                        Чистейшей прелести чистейший образец.

 чтец                                       

Я, матерь божия, ныне с молитвою                                                                                                        Пред твоим образом, ярким сиянием,                                                                                                       Не о спасении, не перед битвою,                                                                                                Не с благодарностью иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,                                                                                                 За душу странника в мире безродного;                                                                                                    Но я вручить хочу деву невинную:                                                                                                     Теплой заступнице мира холодного.

Окружи счастием, душу достойную;                                                                                                         Дай ей сопутников, полных внимания,                                                                    Молодость светлую, старость покойную,                                                                                         Сердцу незлобному мир упования.

Срок ли приблизится часу прощальному                                                                                                    В утро ли шумное, в ночь ли безгласную —                                                                                                       Ты восприять пошли к ложу печальному                                                                                        Лучшего ангела душу прекрасную…

    чтец         

  Как неразгаданная тайна,

  Живая прелесть дышит в ней.

   Мы смотрим с трепетом тревожным

   На тихий свет её очей.

  Земное ль в ней очарованье,

  Иль неземная благодать?

  Душа хотела б ей молиться,

  А сердце рвётся обожать.

 чтец 

Любите живопись, поэты!                                                                                                                      Лишь ей единственной дано                                                                                                                   Души изменчивой приметы                                                                                                                Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутана в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас?

Её глаза-как два тумана,

Полуулыбка, попуплачь,

Её глаза-как два обмана,

Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,

Полувосторг, полуиспуг

Безумной нежности припадок,

Предвосхищенье смертных мук.

Когда потёмки наступают

И приближается гроза,

Со дна души её мерцают

Её прекрасные глаза.

 чтец 

Как мне уверить в доблестях твоих                                                                                      Тех, до кого дойдет моя страница?                                                                                                              Но знает бог, что этот скромный стих                                                                                      Сказать не может больше, чем гробница.

Попробуй я оставить твой портрет,                                                                                        Изобразить стихами взор чудесный,—                                                                                        Потомок только скажет: «Лжет поэт,                                                                                 Придав лицу земному свет небесный!»

И этот старый, пожелтевший лист                                                                                                        Отвергнет он, как болтуна седого,                                                                                                       Сказав небрежно: «Старый плут речист,                                                                                     Да правды нет в его речах ни слова!»

Но доживи твой сын до этих дней,                                                                                               Ты жил бы в нем, как и в строфе моей.

 чтец   

 Тебя я музой называл своею                                                                                            Так часто, что теперь наперебой                                                                                       Поэты, переняв мою затею,                                                                                            Свои стихи украсили тобой.

Глаза, что петь немного научили,                                                                                          Заставили невежество летать,—                                                                                                          Искусству тонкому придали крылья,                                                                                  Изяществу — величия печать.

И все же горд своим я приношеньем,                                                                                          Хоть мне такие крылья не даны.                                                                                                     Стихам других ты служишь украшеньем,                                                                                        Мои стихи тобою рождены,

Поэзия - в тебе. Простые чувства                                                                                                    Ты возвышать умеешь до искусства.

 чтец

Пейзаж её лица, исполненный так живо

Вибрацией весны влюблённых душ и тел,

Я для грядущего запечатлеть хотел:

Она была восторженно красива.

Живой душистый шелк кос лунного отлива

Художник передать бумаге не сумел.

И только взор её, мерцавший так тоскливо,

С удвоенной тоской, казалось, заблестел.

И странно: сделалось мне больно при портрете,

Как больно не было давно.

И мне почудился в унылом кабинете

Печальный взор её, направленный в окно.

Велик укор его, и ряд тысячелетий

Душе моей в тоске скитаться суждено.

 чтец  

 Ее глаза на звезды не похожи,                                                                                       Нельзя уста кораллами назвать,                                                                                             Не белоснежна плеч открытых кожа,                                                                                                                      И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,                                                                              Нельзя сравнить оттенок этих щек.                                                                                                       А тело пахнет так, как пахнет тело,                                                                                     Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,                                                                                                       Кого в сравненьях пышных оболгали.

Чтец

Она давно прошла, и нет уже тех глаз

И той улыбки нет, что молча выражали

Страданье – тень любви, и мысли—тень печали,

Но красоту её Боровиковский спас.

Так часть души её от нас не улетела,

И будет этот взгляд и эта прелесть тела

К ней равнодушное потомство привлекать,

Уча его любить, страдать, прощать, молчать.

 чтец  

Увидев твой портрет, любой дивится                                                                         Гармонии тонов его и линий.                                                                                                    Так схожи ты и образ на картине,                                                                                                 Что перед ней немеют очевидцы.

Во мне вернее облик твой, царица,                                                                                     Амур стрелой запечатлел отныне,                                                                                                        Но красота — жестокая святыня:                                                                                             Я полюбил - и будут муки длиться.

Рукою бренной писан твой портрет,                                                                                         Он может потускнеть с теченьем лет                                                                                       И потерять игру цветов живую.

Но перед памятью бессильна Лета,                                                                                                              Не меркнет красота в душе поэта,                                                                                            Сиять ей суждено, пока живу я!

 чтец

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов

Живёт в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.

Её душа открыта жадно

Лишь медной музыке стиха,

Пред жизнью дольней и отрадной

Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,

Так странно плавен шаг её,

Назвать нельзя её красивой.

Но в ней всё счастие моё.

Она светла в часы томлений

И держит молнии в руке,

И чётки сны её. Как тени

На райском огненном песке.

Чтец

За весной спеша вдогонку,

Дивясь всему вокруг,

Русокосая девчонка

Одна пришла на луг.

Ну, а девичьи желанья

Какой поймёт чудак!

Может, вышла на свиданье,

А может, просто так…

К ней склоняется с доверием

Душистая трава,

И от этой парфюмерии

Кружится голова.

Так она могла б до вечера

Вдыхать настой хмельной.

Но её винить нам нечего,-

Весна тому виной.

Ей открыта даль весенняя

От самого крыльца,

Как прямое подтверждение,

Что миру нет конца.

Ей видны всех рек излучины,

 Прожилки всех дорог.

Навязался ей в попутчики

Влюблённый ветерок.

Пред ней простор невиданный,

Бескрайние пути.

Кто из вас не позавидует:

Ей нет и двадцати!

И синей сатИна лучшего

Над нею небосвод.

А она стоит задумчиво

И всё кого-то ждёт.

 чтец.  

 Я часто думаю: красивая ли ты?                                                                                       Не знаю, но краса с тобою не сравнится!                                                                                       В тебе есть то, что выше красоты,                                                                                          Что лишь угадывается и снится.

 чтец  

 А в прочем, что такое красота                                                                                                      Иль женское мирское обаяние?..                                                                                Знакомых глаз лампадное сияние,                                                                                           Их блеск сухой иль скупость неспроста?

чтец 

  Ты—женщина, ты—книга между книг,

  Ты свёрнутый запечатлённый свиток;

  В его строках и дум и слов избыток.

  В его листах безумен каждый миг…

Ты-женщина, ты -ведьмовский напиток!

Он жжёт огнём, едва в уста проник;

Он, льющий пламя, подавляет крик

И славословит бешено средь пыток.

 Ты—женщина. И этим ты права.

 От века убрана короной звёздной.

 Ты в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечём ярем железный,

Тебе мы служим, тверди гор дробя,

И молимся -от века -на тебя!

 чтец

Красивой женщины портрет

Закрыл собой слова и мысли,

Что из глубин столетий вышли,

Неся умам прозренья свет.

Прижав к пленяющей груди

Густой поток волнистой меди,

Там царский взор склонила леди,

Тревог не видя впереди.

Улыбку ангела в губах

Лишь уголками предвещая

И ничего не обещая,

Открыла всё, что прячет страх.

Упрямо ищущий ответ

Кипит, сжигаем жаждой знанья,

И…остужает мысль желаньем

Красивой женщины портрет.

Улыбка

The Smile

1952 год Переводчик: Л. Жданов

Автор.         На главной площади очередь установилась ещё в пять часов. Вдоль дороги по двое, по трое подстраивались к очереди    еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.

Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые
громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе
звук голосов казался вдвое громче.                 

Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные,             в цыпках, руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.

ПЕРВЫЙ.          Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую
рань?

ТОМ.                Это мое место, я тут очередь занял

ПЕРВЫЙ.            Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы своё место тому, кто знает в этом толк!

ВТОРОЙ,            Оставь в покое парня.

ПЕРВЫЙ.               Я  же  пошутил. (Задний  положил  руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо  стряхнул  ее)   Просто подумал,  чудно  это -ребенок, такая рань а он не спит.

ГРИГСБИ.              Этот   парень   знает   толк в искусстве, ясно ?  Тебя как звать-то, малец?

ТОМ.                      Том.

ВТОРОЙ.             Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку – верно, Том?

 ПЕРВЫЙ.               Точно!

АВТОР.                  Смех покатился по шеренге людей. Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок, но мало кто      покупал, мало кому это было по карману.

Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.

ТОМ.                Говорят, она улыбается.

ГРИГСБИ.        Ага, улыбается.

ТОМ.                Говорят, она сделана из краски и холста.

ПЕРВЫЙ.       Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная.          ВТОРОЙ.        Та, настоящая, я слышал, была на доске нарисована, в незапамятные времена.

ТОМ.                Говорят, ей четыреста лет.

ГРИГСБИ.      Если не больше. Коли уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.

ПЕРВЫЙ.           Две тысячи шестьдесят первый!

ГРИГСБИ.   Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А                    может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была... И достались     нам только рожки да ножки.

ТОМ.               Скоро   мы  ее   увидим?

ГРИГСБИ.     Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее,      повесили на четырех латунных столбиках бархатную веревку, все честь по  чести,  чтобы люди не подходили слишком близко. И учти,

Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.

ТОМ.                Ладно, сэр.

АВТОР.         Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.

ТОМ. А зачем мы все тут собрались?
Почему мы должны плевать?

ГРИГСБИ.          Э, Том, причин уйма. Тут все дело
в ненависти, ненависти ко всему, что связано с Прошлым.
Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города -
груды развалин, дороги от бомбежек - словно пила, вверх-вниз,
поля по ночам светятся, радиоактивные... Вот и скажи, Том, что
это, если не последняя подлость?

ТОМ.                 Да, сэр, конечно.

ГРИГСБИ.           То-то и оно... Человек ненавидит то, что его сгубило,

что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может

быть, но такова человеческая природа.

ТОМ.               А есть хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы

не ненавидели?

ПЕРВЫЙ.    Во-во! А всё эта орава идиотов, которая заправляла миром в Прошлом! Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело,
стучим от холода зубами - ядовитые троглодиты, ни покурить,
ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этик наших праздников,
Том. Наших праздников…

ВТОРОЙ.           Вспомни, как рвали и жгли книги на площади,      и все смеялись, точно пьяные.

ПЕРВЫЙ.            А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..

ВТОРОЙ.     Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я же разбил переднее стекло - стекло, слышишь? Господи, звук-то какой был, прелесть!

ПЕРВЫЙ.            А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же  он это сработал, прямо мастерски. Бамм!

ГРИГСБИ. Но лучше всегобыло в тот раз,
когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты.
И отвели же мы душеньку!

ВТОРОЙ.  А потом нашли типографию и склад
боеприпасов - и взорвали их вместе! Представляешь себе. Том?

ТОМ.              Ага.

АВТОР.         Полдень, Запахи разрушенного города отравляли жаркий

 воздух, что-то копошилось среди обломков зданий.

ТОМ.          Сэр, это больше никогда не вернется?

ГРИГСБИ.      Что - цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае

 не мне !

ТРЕТИЙ.       А я так готов ее терпеть. Не все, конечно, но были и в ней свои хорошие стороны…

ГРИГСБИ.     Чего зря болтать-то! Всё равно впустую.

 ТРЕТИЙ.     Э, не торопитесь. Вот увидите: ещё появится башковитый человек, который её подлатает. Попомните мои слова. Человек с душой.

ГРИГСБИ.       Не будет того.

ТРЕТИЙ.         А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит                 к красивому. Он вернет нам - нет, не старую, а, так сказать,ограниченную цивилизацию, такую, чтобы мы могли жить мирно.

ПЕРВЫЙ.            Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!

ВТОРОЙ.             Почему же? Может, на этот раз все будет иначе.

АВТОР.         Наконец и они вступили на главную площадь. Том, Григсби и все остальные, копя слюну, подвигались вперед – шли, изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце Тома билось часто-часто, и земля жгла его босые пятки.

ГРИГСБИ.          Ну, Том, сейчас наша очередь, не зевай!

АВТОР.      По углам огороженной площадки стояло четверо полицейских  - четверо мужчин с жёлтым шнурком на запястьях, знаком их власти над остальными. Они должны были следить за тем, чтобы не бросали камней.

ГРИГСБИ. Это для того, чтобы
каждому досталось плюнуть по разку, понял. Том? Ну, давай!

АВТОР.             Том замер перед картиной, глядя на нее.

ПЕРВЫЙ.          Ну, плюй же!

АВТОР.             У мальчишки пересохло во рту.

ГРИГСБИ.         Том, давай! Живее!

ТОМ.               Но она же красивая!

ГРИГСБИ.        Ладно, я плюну за тебя!

АВТОР.     Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.

ТОМ.               Она красивая!!!

ВТОРОЙ.          Иди уж, пока полиция…

ТОМ.               Как ее звать,  сэр?

 ТРЕТИЙ.         Картину-то?   Кажется,    "Мона   Лиза"…

ГРИГСБИ.         Точно:  "Мона Лиза".

ПЕРВЫЙ.        Слушайте !Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять участие в уничтожении…

АВТОР.           Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста…
Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали
портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его
буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая
остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста,
дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю.

Весь в  ссадинах,  одежда  разорвана,          он смотрел,  как  старухи

жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жёсткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.

Один Том  стоял  притихший  в стороне от этой свистопляски.

Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.

ГРИГСБИ.         Эй, Том, ты что же!

АВТОР,                Рука его была плотно-плотно прижата к груди.

Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома.

Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, Том поднял её. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста. Мир спал, освещенный луной. А на его ладони лежала Улыбка.

Он смотрел на неё в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова:

 ТОМ.           Улыбка, чудесная улыбка…