Литературно-музыкальная композиция "Женщины войны"

Литературно-музыкальная композиция «Женщины войны»

Трек 1 «Ах, война, что  ты сделала, подлая…»

Голос за кулисами: Испокон веков на войну уходили мужчины. Оставляли дома жен, матерей, сестер растить детей, беречь домашний очаг и – ждать их. Но июнь 1941 года поднял на защиту страны весь  народ от мала до велика. Не десятки и даже не сотни, а тысячи женщин наряду с мужчинами надели гимнастерки и сапоги. На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Женщины утоляли боль и подносили снаряды, они были снайперами, летчиками, моряками, танкистами, партизанами, подпольщиками – они были солдатами. Женщина не только спасала, перевязывала раненых, но и изготавливала снаряды, вместо коня тянула за собой плуг, бомбила, подрывала мосты, брала языка, ходила в разведку.

Первая женщина:...Да разве об этом расскажешь

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один.

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И все - без конца и без счета -

Печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Одной тебе - волей-неволей -

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома и в поле,

Одной тебе плакать и петь.

А тучи свисают все ниже,

А громы грохочут все ближе,

Все чаще недобрая весть.

И ты перед всею страною,

И ты перед всею войною

Сказалась - какая ты есть.

Ты шла, затаив свое горе,

Суровым путем трудовым.

Весь фронт, что от моря до моря,

Кормила ты хлебом своим.

В холодные зимы, в метели,

У той у далекой черты

Солдат согревали шинели,

Что сшила заботливо ты.

Бросалися в грохоте, в дыме

Советские воины в бой,

И рушились вражьи твердыни

От бомб, начиненных тобой.

За все ты бралася без страха.

И, как в поговорке какой,

Была ты и пряхой и ткахой,

Умела - иглой и пилой.

Рубила, возила, копала -

Да разве всего перечтешь?

А в письмах на фронт уверяла,

Что будто б отлично живешь.

Бойцы твои письма читали,

И там, на переднем краю,

Они хорошо понимали

Святую неправду твою.

И воин, идущий на битву

И встретить готовый ее,

Как клятву, шептал, как молитву,

Далекое имя твое...

Диктор :Тринадцать миллионов детских жизней

Сгорело в адском пламени войны.

Их смех фонтаном радости не брызнет

На мирное цветение весны.

Девочка:  "Дорогой, добрый папенька!Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери...." 

Письмо, написанное Катей Сусаниной отцу, было найдено в 1944 голу, при разборе разрушенной печки, в одном из домов города Лиозно. Отданная в рабство немецкому помещику, доведённая до отчаяния, в день своего пятнадцатилетия, девочка решила покончить с жизнью.
 На конверте детским почерком было крупно написано: " « Дорогие дяденьки или тетеньки, кто найдет это спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой труп уже будет висеть на веревке». Номер полевой почты на конверте устарел, и письмо опубликовали в газете « Комсомольская правда» 27 мая 1944 года.

Диктор: Вся молодость её прошла на фронте,

ей в сорок первом было двадцать два...

Девушка:
Кудри-букли, шифоновый шарфик,
Креп-жоржет и фонарик-рукав.
Кто мог знать, что война будет завтра?
Ну не верилось в это никак...
Юбка-клёш, называется "Солнце",
Танцевать в ней хотелось всю ночь.
Только мама сидит у оконца,
Поджидая красавицу-дочь.
Белый танец, петлицы курсанта,
В вальсе кружишься, счастья полна.
Но в 12 пробили куранты...
А наутро была уж война.
Креп-жоржет на шинель ты сменила,
И судьбой твоей стала война.
Боже мой, как давно это было,
Наступила Победы Весна.
И майор тебе машет рукою,
Неужели тот самый курсант?
Вспоминал каждый раз перед боем
Кудри-букли, шифоновый бант.
Белый танец в далёком Берлине,
Сквозь года вспоминается вновь...
Мы в долгу навсегда перед ними
За Победу, за Жизнь, за Любовь! 

Диктор: Всех, кого взяла война,

Каждого солдата

Проводила хоть одна

Женщина когда-то...

Женщина: Моя любимая женушка Валя, Мой золотой парень Юрка, мама моя родная и все мои близкие, здравствуйте...Как ни тяжела и сложна моя жизнь теперь, но я ни на минуту не забываю о вас, о своей родной семье и пользуюсь каждым случаем, чтобы написать вам пару слов…

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Диктор: Много слез было в этой войне, но материнских слез больше всего: слез матерей, провожавших на фронт сыновей, матерей, на глазах у которых убивали их детей. 

Мать: НАКАЗ СЫНУ

Мой сын родной! Прильни к земле скорей,

Услышь слезами залитое слово!

Мой сын родной! У матери твоей

Теперь — ни хлеба, ни земли, ни крова.

Пришли они, как черная чума,

Пришли и кровью нашей упивались:

Забрали скот и подожгли дома,

Над старым и над малым надругались.

Где день, где ночь — скитаюсь я одна

По выжженным лесам и перелескам...

Мой сын родной! А где ж твоя жена?

Мой сын родной! А где ж моя невестка! —

Сграбастали, схватили у двора

Погаными разбойными руками;

Глумилися до самого утра,

А там — прощай! — прикончили штыками.

Погибла сиротинушка твоя,

Замученная мукою жестокой…

Ее в могиле положила я

Лицом к тебе, лицом туда — к востоку.

Прильни к земле, и сквозь смертельный бой,

Твоя душа услышит молодая,

Как плачет по тебе ее любовь,

Как плачет кровь, невинно пролитая.

Услышь, мой сын, и первым будь в бою, —

Круши, карай неистовую силу!

За всех за нас, за родину свою,

За эту безответную могилу.

Уничтожай поганое зверье, —

Пали огнем, дави его машиной! —

И в том — благословение мое,

Которое навеки нерушимо

Диктор: Для советских женщин жизнь в тылу была борьбой за выживание,

Партизанка:Я весь свой век жила в родном селе,

Жила, как все,— работала, дышала,

Хлеба растила на своей земле

И никому на свете не мешала.

И жить бы мне спокойно много лет,—

Женить бы сына, пестовать внучонка...

Да вот поди ж нашелся людоед —

Пропала наша тихая сторонка!

Хлебнули люди горя через край,

Такого горя, что не сыщешь слова.

Чуть что не так — ложись и помирай:

Всё у врагов для этого готово;

Чуть что не так — петля да пулемет,

Тебе конец, а им одна потеха...

Притих народ. Задумался народ.

Ни разговоров не слыхать, ни смеха.

Сидим, бывало,— словно пни торчим...

Что говорить? У всех лихая чаша.

Посмотрим друг на друга, помолчим,

Слезу смахнем — и вся беседа наша.

Замучил, гад. Замордовал, загрыз...

И мой порог беда не миновала.

Забрали всё. Одних мышей да крыс

Забыли взять. И всё им было мало!

Пришли опять. Опять прикладом в дверь,—

Встречай, старуха, свору их собачью...

«Какую ж это, думаю, теперь

Придумал Гитлер для меня задачу?»

А он придумал: «Убирайся вон!

Не то,— грозят,— раздавим, словно муху...»

«Какой же это,— говорю,— закон —

На улицу выбрасывать старуху?

Куда ж идти? Я тут весь век живу...»

Обидно мне, а им того и надо:

Не сдохнешь, мол, и со скотом в хлеву,

Ступай туда,— свинья, мол, будет рада.

«Что ж,— говорю,— уж лучше бы свинья,—

Она бы так над старой не глумилась.

Да нет ее. И виновата ль я,

Что всех свиней сожрала ваша милость?»

Озлился, пес,— и ну стегать хлыстом!

Избил меня и, в чем была, отправил

Из хаты вон... Спасибо и на том,

Что душу в теле все-таки оставил.

Пришла в сарай, уселась на бревно.

Сижу, молчу — раздета и разута.

Подходит ночь. Становится темно.

И нет старухе на земле приюта.

Сижу, молчу. А в хате той порой

Закрыли ставни, чтоб не видно было,

А в хате — слышу — пир идет горой,—

Стучит, грючит, гуляет вражья сила.

«Нет, думаю, куда-нибудь уйду,

Не дам глумиться над собой злодею!

Пока тепло, авось не пропаду,

А может быть, и дальше уцелею...»

И долог путь, а сборы коротки:

Багаж в карман, а за плечо — хворобу.

Не напороться б только на штыки,

Убраться подобру да поздорову.

Но, знать, в ту ночь счастливая звезда

Взошла и над моею головою:

Затихли фрицы — спит моя беда,

Храпят, гадюки, в хате с перепою.

Пора идти. А я и не могу,—

Целую стены, словно помешалась...

«Ужели ж всё пожертвовать врагу,

Что тяжкими трудами доставалось?

Ужели ж, старой, одинокой, мне

Теперь навек с родным углом проститься,

Где знаю, помню каждый сук в стене

И как скрипит какая половица?

Ужели ж лиходею моему

Сиротская слеза не отольется?

Уж если так, то лучше никому

Пускай добро мое не достается!

Уж если случай к этому привел,

Так будь что будет — лучше или хуже!»

И я дубовый разыскала кол

И крепко дверь притиснула снаружи.

А дальше, что же, дальше — спички в ход,—

Пошел огонь плести свои плетенки!

А я — через калитку в огород,

В поля, в луга, на кладбище, в потемки.

Погоревать к покойнику пришла,

Стою перед оградою сосновой:

— Прости, старик, что дом не сберегла,

Что сына обездолила родного.

Придет с войны, а тут — ни дать ни взять,

В какую дверь стучаться — неизвестно...

Прости, сынок! Но не могла я стать

У извергов скотиной бессловесной.

Прости, сынок! Забудь отцовский дом,

Родная мать его не пощадила —

На всё пошла, но праведным судом

Злодеев на погибель осудила.

Жестокую придумала я месть —

Живьем сожгла, огнем сжила со света!

Но если только бог на небе есть —

Он все грехи отпустит мне за это.

Пусть я стара, и пусть мой волос сед,—

Уж раз война, так всем идти войною...

Тут подошел откуда-то сосед

С ружьем в руках, с котомкой за спиною.

Он осторожно посмотрел кругом,

Подумал молча, постоял немного,

«Ну, что ж,— сказал,— Антоновна, идем!

Видать, у нас теперь одна дорога...»

И мы пошли. Сосед мой впереди,

А я за ним заковыляла сзади.

И вот, смотри, полгода уж поди

Живу в лесу у партизан в отряде.

Варю обед, стираю им белье,

Чиню одёжу — не сижу без дела.

А то бывает, что беру ружье,—

И эту штуку одолеть сумела.

Не будь я здесь — валяться б мне во рву,

А уж теперь, коль вырвалась из плена,

Своих врагов и впрямь переживу,—

Уж это так. Уж это непременно.

Все женщины выходят на сцену:

     Переживи всех.

     Переживи вновь,

     словно они -- снег,

     пляшущий снег снов.

     Переживи углы.

     Переживи углом.

     Перевяжи узлы

     между добром и злом.

     Но переживи миг.

     И переживи век.

     Переживи крик.

     Переживи смех.

     Переживи стих.

     Переживи всех.

...Да разве об этом расскажешь

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один.

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И все - без конца и без счёта -

Печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Женщина гордая, женщина русская,

С ярким румянцем, с челкою русою

С розовой кожей, с веснушками милыми

Схожа с лебедушкой ты белокрылою

Очи – созвездия, смех заразительный –

Входишь в огонь,

В испытанья опасные,

Выйдя, становишься лучше, прекраснее

Женщина русская, сильная, нежная!

Кони уносят в степи безбрежные

Клавиши быстрых копыт все стремительней

Такт отбивают

И гимн поразительный –

Гимн русской женщине

Вдаль он несется.

Путь пролагает без карт и без лоций.

Лунные блики – на звонких подковах.

Русская женщина, снова и снова

Мир пораженный тебя открывает

Ты словно тайна, загадка живая.

Образ женщины в то время стал символом матери-Родины, звавшей на разгром вторгшихся в нашу страну фашистских орд"