Образ
дружбы в творчестве Дениса Давыдова
Денис Васильевич
Давыдов был сыном Василия Давыдова, начальника Полтавского легкоконного полка.
Денис Давыдов, как и многие дети того времени, выказывал страсть к военному
ремеслу. Эта страсть была пробуждена Александром Васильевичем Суворовым,
который заметил удалого ребёнка и пророчил ему военную карьеру ещё в 1789 году.
Денис Васильевич
Давыдов родился 16 июля 1784 года. Ребёнок Давыдов был энергичным непоседой.
Розга обратила его к миру и учению.
До 13 лет учился
французскому языку, танцам, рисованию, музыке.
В 1801 году
Дениса Давыдова отправляют на службу в Петербург, где он вступает в
кавалергардский полк. Там Давыдов пристрастился к военному образованию после
язвительных насмешек двоюродного брата Каховского А. М. В 1804 г. Давыдова
переводят Белорусский гусарский полк. Там Давыдов стихи красавице польке и
сочиняет известный призыв на пунш Бурцову.
В 1806 г.
Давыдова переводят в Лейб-гусарский полк поручиком. Начинается война с
Наполеоном, и знаменитый князь Багратион избирает Дениса Давыдова своим
адъютантом. В этот период им написаны стихи «Мудрость», «Договор».
В 1812 году
начинается Отечественная война, Денис Давыдов прибывает в Ахтырский полк ив
звании подполковника и командует седьмым батальоном.
Давыдов первым
подаёт мысль о выгоде действий партизан, несколько раз сражается под стенами
Вязьмы и в окрестностях.
В 1814 году
Давыдов возвращается в Москву из Парижа и предаётся поэзии, пишет элегии.
В 1819 году
вступает в брак, а в 1823 году выходит в отставку.
В народной памяти имя Дениса
Давыдова неотделимо от Отечественной войны 1812 как имя одного из руководителей
армейского партизанского движения, которое сыграло немаловажную роль в победе
над Наполеоном.
Это был разносторонне
одаренный человек. Первые литературные опыты Давыдова относятся в 1803 — 1805,
когда в рукописях получили широкое хождение его политические стихи.
Давыдов был связан со многими
декабристами, ценившими его стихи, однако от предложения примкнуть к тайному
обществу отказался.
В
последние годы он долго добивался перенесения праха Багратиона на Бородинское
поле и в конце концов добился этого, но самому участвовать в церемонии ему не
привелось.
В стихотворениях Д. Давыдова,
в отличие от других авторов, значительную часть составляет поэзия, связанная с
военной дружбой, с братством верных гусар. Стоит отметить, что Давыдов
восхищается не только военными действиями братьев по оружию, но их умением
веселиться, проводить время за выпивкой, на весёлых пирушках.
Например, в призывании на
пунш Бурцову, сослуживцу Давыдова по гусарскому полку, читаем:
Бурцев, ёра, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради Бога и… арака
Посети домишко мой!
Собственный «домишко» Давыдов описывает как продолжение
батального пейзажа, а не домашний интерьер:
У него, брат, заменяет
Все диваны куль овса.
Нет курильниц, может статься,
Зато трубка с табаком;
Нет картин, да заменятся
Ташкой с царским вензелём!
Вместо зеркала сияет
Ясной сабли полоса:
Он по ней лишь поправляет
Два любезные уса.
А наместо ваз прекрасных,
Беломраморных, больших,
На столе стоят ужасных
Пять стаканов пуншевых!
По мнению самого Давыдова, нужно доказывать храбрость и
«гусарское братство» не только в пылу сабельной сечи и порохового дыма, но и за
столом дружеской встречи.
Говоря о стаканах с пуншем, Давыдов как бы бросает
дружественный вызов Бурцову:
Они полны, уверяю,
В них сокрыт небесный жар.
Приезжай, я ожидаю,
Докажи, что ты гусар.
Бурцову написано ещё одно
послание «В дымном поле, на
биваке…», где снова пишет о гусарской дружбе и весёлой пирушке:
Наливай обширны чаши
В шуме радостных речей…
Но
в этом стихотворении создаётся образ и другого пира – битвы, где по-настоящему
проявляется гусарское содружество:
Но чу! гулять не время!
К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон — и в сечу! Вот
Пир иной нам Бог даёт,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее…
Ну-тка, кивер набекрень,
И — ура! Счастливый день!
Послание
становится в творчестве Дениса Давыдова одним из основных жанров поэзии дружбы.
Так были написаны послания «Другу-повесе», «В. А. Жуковскому», «Зайцевскому, поэту-моряку», «Товарищу 1812 года на пути в
армию», «Герою битв, биваков, трактиров и …».
И лишь в
стихотворениях «В. А. Жуковскому» и «Зайцевскому, поэту-моряку» Давыдов
называет другом не товарища по оружию, а товарища по перу.
Жуковский, милый друг!
Долг красен платежом:
Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;
Теперь прочти мои, биваком окуренны
Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,
До стоп ли было мне?
Но и в этом
стихотворении появляется образ бравого гусара, которому было не до стоп, поэтому
его стихи «биваком окуренны», «спрысканны
вином». Но лирический герой верен и дружбе поэтической, поэтому даже сразу
после боя он вспоминает друга-поэта со свойственным гусару ухарством:
Но и в грозах войны, ещё
на поле бранном,
Когда погас российский стан,
Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом
Кочующий в степях нахальный партизан!
В 1828 году Д. В. Давыдов пишет послание «Зайцевскому, поэту-моряку»,
где поднимает проблему дружбы не только как боевого товарищества, но и как
поэтического содружества. Такой взгляд характерен и для творчества А. С.
Пушкина, о чём говорилось ранее.
В послании
Зайцевскому сравнивается значимость патриота-поэта и патриота-солдата.
Счастливый Зайцевский,
Поэт и Герой!
Позволь хлебопашцу-гусару
Пожать тебе руку солдатской рукой
И в честь тебе высушить чару.
О, сколько ты славы готовишь России,
Дитя удалое свободной стихии!
В стихотворении видна уже не только дружба – братство гусар,
к в более ранних произведениях, но уже общевойсковая дружба. Звучит
восславление Героя битв на суше и битв в необузданной морской пучине. И
триединый лавр символизирует тройные заслуги патриота перед Отечеством:
Лавр первый из длани
камены младой
Ты взял на парнасских вершинах;
Ты, собственной кровью омытый, другой
Сорвал на гремящих твердынях;
И к третьему, с лаской вдали колыхая,
Тебя призывает пучина морская.
В победах Давыдов видит источник вдохновенья:
И гимны победы с ладей окрыленных
Пусть искрами брызнут от струн вдохновенных!
Чувствуя причастность к этому братству воинов-поэтов, автор пишет:
Давно ль под мечами, в
пылу батарей,
И я попирал дол кровавый,
И я в сонме храбрых, у шумных огней,
Наш стан оглашал песнью славы?..
Но дни славы прошли, и всё когда-то будет предано забвению:
Давно ль… Но забвеньем
судьба меня губит,
И лира немеет, и сабля не рубит.
Другим жанром,
которым пользовался поэт, говоря о дружбе, стала песня, передающая лирические переживания.
В «Песне»,
датированной 1815 годом, автор говорит, что битва, как и гусарский быт, – это
его стихия, его кислород:
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
Но и в этой
песне, преисполненной патриотизма, Давыдов не забывает своих друзей: соратников
и собутыльников. Он считает их мужество и подвиг достойными бессмертия и славы.
Используя приём контраста, поэт создаёт образ гусарского бытия «вкруг огней, под шалашами»: день –
это поле боя с врагами, ночь – это бивак в кругу друзей.
Станем, братцы, вечно
жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днём — рубиться молодцами,
Вечерком — горелку пить!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами!
Стоит отметить,
что в «Песне» звучит мысль о том, что смерть в бою от сабли или пули среди
верных братьев гораздо почётнее и прекрасней, нежели смерть от старости и
болезней, как говорит Д. В. Давыдов, он боится такой смерти в немощи и
забвении.
О, как страшно смерть
встречать
На постеле господином,
Ждать конца под балдахином
И всечасно умирать!
О, как страшно смерть встречать
На постеле господином!
То ли дело средь мечей!
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!
То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь!
Эта мысль будет
встречаться в русской поэзии неоднократно, например в творчестве поэта
Серебряного века Николая Гумилёва (стихотворение «Я и вы»).
Позднее, через
два года после «Песни», в 1817 г. Давыдов написал «Песню старого гусара». Поэт
оглядывается назад, на своих боевых товарищей, многих из которых уже нет в
живых.
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
И снова в памяти героя появляется образ старых друзей – лихих
в бою и на гулянке:
Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится.
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.
Как
следствие, воспоминания о бравых друзьях приводят поэта к сравнению героев
былых времён с молодым поколением. Поэт печалится, что не видит в «новом
гусаре» себе товарища: не тот гусар пошёл. Истинный гусар, Давыдов считает,
что изнеженный защитник империи не самоотверженный, ему заменяет пыл жаркого
веселья сдержанность светского общества, у молодых нет задора и озорства.
А теперь что вижу? —
Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках,
Вальсируют на паркете!
Говорят, умней они…
Но что слышим от любого?
Жомини да Жомини!
А об водке — ни полслова!
Тем острее чувствует герой тоску по минувшим событиям и ушедшим
друзьям. Повтор первой строфы в конце стихотворения замыкает кольцо
воспоминаний и раздумий.
Как удалось выяснить, Денис Васильевич Давыдов, создатель
жанра «гусарской лирики», в своём творчестве часто обращался и к теме дружбы.
Друзья в поэзии Давыдова
– это храбрые воины, несущие рядом службу во имя Отечества и способные ценить
радости гусарского бытия. Являясь частью гусарского братства, Давыдов был
причастен и к братству поэтов, к которым тоже был привязан дружескими узами.
Воспоминания о былой дружбе – это единственное, что остаётся у воинов и поэтов,
когда уходит слава и наступает забвение.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.