Реферат "Между молотом и наковальней"

 

 

 

Реферат в помощь учителю литературы

 

«… Между молотом и наковальней…»

(о трагических судьбах А. А. Ахматовой

и её ближайшего окружения)

 

 

 

 

           

Содержание.

Введение …………………………………………… стр. 3

Основная часть ……………………………............ стр. 6-37

1.    Начало жизненного и творческого пути Анны Ахматовой

(«первый круг жизни»).................................................... стр. 6

2.     «Второй круг жизни» Анны Ахматовой и трагические судьбы её друзей и единомышленников .............. стр. 11

3.     Национальная трагедия Великой Отечественной войны в жизни Ахматовой ................................................ стр. 28

4.     Послевоенные годы — годы надежд и разочарований

...................................................................................... стр. 32

5.     Последние годы жизни ......................................... стр. 35

Заключение ………………………………………… стр. 38

Литература ………………………………………… стр. 40

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                            … Я счастлива,

что жила в эти годы

и видела события,

которым не было равных…

Анна Ахматова.

 

                                            

Введение.

 

Заканчивался 19 век ­­— «золотой век» русской литературы, начиналось 20-е столетие. Это переломное время вошло в историю под красивым именем «серебряного века». Он породил великий взлёт русской литературы и стал началом её падения. Общественно–политическая обстановка этого времени характеризовалась глубоким кризисом существующей власти, бурной, нестойкой атмосферой в стране, требующей решительных перемен. Может быть, поэтому и пересеклись пути искусства и политики.

Поэты «серебряного века» творили в очень сложное время катастроф и социальных потрясений, революций и войн. Поэтам в России в ту бурную эпоху, когда люди забывали, что такое свобода, часто приходилось выбирать между свободным творчеством и жизнью. Им пришлось пережить взлёты и падения, победы и поражения. Творчество стало спасением и выходом, может даже бегством от окружавшей их советской действительности. Источником вдохновения стала Родина, Россия.

По-разному сложились их судьбы. Кто-то не смог вынести жизни на неприветливой родине и, как Марина Цветаева, долгие годы прожил вдали от неё; кто-то, как Гумилёв, был расстрелян без вины; кто-то, как Ахматова, до последних своих дней остался на родной земле, пережив с ней все беды и горести; кто-то, как Евгения Гинзбург и Иосип Мандельштам, долгие годы были узниками ГУЛАГа; кто-то поставил «точку пули в своём конце», как Маяковский. Но все они создали в поэзии особое духовное состояние своего времени.

Судьба Анны Ахматовой — это судьба России, судьба народа.

Анна Андреевна Ахматова… Это имя сейчас известно, пожалуй, всем, даже не любителям поэзии. От прабабушки, татарской княжны Ахматовой, идёт этот знаменитый псевдоним, которым она заменила фамилию Горенко. Детство, юность, любовь, замужество, рождение сына, «Бродячая собака», акмеисты, Сталин, репрессии, страдания, война, доклад Жданова, гонения, мировое признание и… много, много других ярких впечатлений жизни, где, как на синусоиде, чередуются взлёты и падения.

Анна Ахматова — поэт, пришедший в литературу в первом десятилетии нового, 20-ого века и покинувший мир, когда 20-ый век перевалил далеко за шестьдесят. Сколько пришлось пережить этой женщине и выстоять, до конца оставаясь верной своему народу…

Главная цель работы — проследить основные этапы творчества и трагичность судеб Анны Ахматовой и её ближайшего окружения, как отражение исторических событий в стране.

В связи с этим поставлен  ряд задач:

 во-первых, ознакомиться с поэтическим творчеством Анны Ахматовой и других поэтов «серебряного века»;

 во-вторых, изучить основные этапы жизненного пути поэтессы в свете исторических событий, произошедших в стране в прошлом столетии;

 в-третьих, проанализировать ряд литературных изданий и публикаций о жизни и творчестве поэтессы и людей её ближайшего окружения.

Для эффективности достижения поставленных целей и задач были использованы монографии Н.И. Добина «Поэзия Анны Ахматовой», в которой представлен сложный творческий путь Анны Ахматовой, рассматриваются её первые поэтические книги « Вечер», «Чётки», «Белая стая», анализируются произведения периода Великой Отечественной войны и послевоенного времени.

Значительная информация о творчестве и трагической судьбе Анны Ахматовой была взята из трёх сборников «Ахматовских чтений» — «Царственное слово», «Тайны ремесла», «Свою меж вас ещё оставлю тень…» Здесь даны исследования русских и зарубежных учёных, публикации новых материалов о жизни и творчестве Ахматовой в воспоминаниях Н.С. Гумилёва, Н.Н. Лукницкого, Н.Н. Пунина и другие мемуарные публикации литературоведов, друзей, составляющих близкое окружение Ахматовой. Особый интерес, в этом смысле, представляют публикации Лидии Чуковской и Павла Лукницкого.

              Как дополнение, использовались книги Ю.В. Зобнина «Жизнь Николая Гумилёва», И.А. Панкеева «Николай Гумилёв», где подробно излагаются основные этапы творчества и жизненного пути Н. Гумилёва, как человека мужественного и волевого, судьба которого связана с судьбой Анны Ахматовой. Особый интерес представляет документальная повесть

В. В. Бронгулеева о жизни и творчестве Н. Гумилева «Посредине странствия земного».

Кроме этих, использовались и другие литературные источники, помогающие правильно осмыслить очень непростую жизнь и «сильную» поэзию Анны Ахматовой.

Основная часть

Начало жизненного и творческого пути

Анны Ахматовой.

Анна Андреевна Горенко родилась 11(23) июня 1889 года под Одессой. Годовалым ребёнком она была перевезена в Царское село, где проживала до 16 лет. Первые воспоминания Ахматовой были царскосельскими: «… зелёное, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пёстрые лошадки, старый вокзал…» Училась Анна в царскосельской женской гимназии. Пишет об этом так: «Училась я сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно».

В 1907 году Ахматова оканчивает Фундуклеевскую гимназию в Киеве, потом поступает на юридический факультет высших женских курсов. Начало же 10-ых годов было отмечено в судьбе Ахматовой важными событиями: она вышла замуж за Николая Гумилёва, известного уже в то время поэта, обрела дружбу с художником Амадео Модильяни. В 1912 году родился сын Лев Николаевич — известный историк и этнограф. Весной этого же года вышел её первый сборник стихов «Вечер», принесший Ахматовой мгновенную славу. Сразу же она была дружно поставлена критиками в ряд самых больших русских поэтов. Её книги стали литературным событием. Чуковский писал, что Ахматову встретили «необыкновенные, неожиданно шумные триумфы». Её стихи были не только услышаны — их заучивали, цитировали в разговорах, переписывали в альбомы, ими даже объяснялись влюблённые.

По воспоминаниям Ахматовой первые стихи она написала ещё в 11 лет, но они, к сожалению,  не сохранились. От первого напечатанного стихотворения в 1907 году до выхода в свет сборника, принёсшего ей известность, прошло всего 5 лет. За это время в её поэзии начинают проявляться черты, на многие годы определившие её творческую репутацию. Казалось бы ей, красивой и талантливой, уготовано не только блестящее будущее, но и долгая счастливая жизнь.

Но судьба распорядилась иначе. Как же складывалась её жизнь? Какие ассоциации приходят на ум при упоминании имени Анны Ахматовой? Любовь, страстная и трагическая, самоотверженная преданность Родине, материнское горе. Но не смотря на это, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей мировой литературе нового времени — поэзия Анны Ахматовой.

В ахматовской лирике всегда идёт речь о чём-то большем, чем непосредственно сказано в стихотворении:

Всё отнято: и сила, и любовь.

В немилый город брошенное тело

Не радо солнцу. Чувствую, что кровь

Во мне уже совсем похолодела.

Глубокая, шедшая от семьи и культуры любовь к России, которая вместе со способностью реалистически видеть мир составляет главное богатство молодой поэтессы, эта пронзительная, освещенная пушкинским именем национальная привязанность и признательность мало-помалу начала входить сильнейшим живым элементом в её стихи. Очевидно, в какие-то болезненные и кризисные моменты Анна Ахматова не могла не ощущать со всей присущей ей совестливостью и чуткостью присутствие того огромного все созидающего мира, который зовётся великим именем народа и к которому она принадлежала по праву своего рождения:

Ведь капелька новогородской крови

Во мне — как льдинка в пенистом вине.

Значительное время Россия была для неё страной достаточно тёмной, неизвестной и таинственной. Причиной этого была нехватка у Ахматовой жизненных впечатлений.

Русская тема уязвлённой совести часто вспыхивает и разгорается у неё именно от соприкосновения всегда напряженного поэтического чувства с пейзажем, наедине с Родиной, когда уйдя от «утомительного гула разговоров», от калейдоскопа городских событий, от хроники лёгкой и праздной жизни, она оказывалась с глазу на глаз с высоким небом и широким полем, возможно, напоминавшим ей о столь же высоких и широких обязанностях русского поэта. Во всяком случае, тревожное чувство вины, ещё смутной и неопределённой, нередко придавало её стихам неожиданное звучание. Говоря о «памятной до боли» «тверской,  скудной земле», она писала:

…Журавль у ветхого колодца,

Над ним, как кипень, облака,

В полях скрипучие воротца,

И запах хлеба, и тоска.

Тяжёлое, кризисное состояние, итогом которого явилась книга «Белая стая», было тем более мучительным, что поиски нового смысла жизни сочетались с тревожным ощущением подпочвенного гула, уже потрясавшего устои привычного мира. Сложность заключалась в том, что общие координаты, по которым развивалось и двигалось Время, были ей неясны, — отсюда болезненность и трагичность многих стихов, вошедших в «Белую стаю» (1914 год).

Интересно, что тема Родины, всё более властно входившая в её творчество, тема, бывшая для неё, как показало время, органичной, эта мелодия родной земли помогла ей в годы первой Мировой войны занять позицию, заметно отличавшуюся от официальной пропагандистской литературы. Конечно, у Ахматовой не было всестороннего понимания империалистической войны, но она понимала главное: война — это убийство и поэтому великое зло. Здесь она была сходна с Н. Гумилёвым. Война в представлении Ахматовой всегда великое бедствие, трагедия и зло. Но ещё большим злом и кощунством было бы превращать её в грезофарс, а тем более прославлять её — петь здравицу смерти. В этом отношении она была бесконечно далеко от официозной литературы, прославлявшей войну вопреки очевидным и неисчислимым народным страданиям и бедам.

В стихотворении «Молитва», поражающем силой самоотверженного чувства, она просит судьбу о возможности принести в жертву России всё, что имеет, — жизнь свою и жизнь своих близких:

… Дай мне горькие годы недуга,

Задыханья, бессонницу, жар,

Отыми и ребёнка, и друга

И таинственный песенный дар…

Всё чаще и чаще в стихах появляется Россия, и сквозь перипетии личных романов и любовных драм на нас неожиданно смотрит эпоха — «настоящий Двадцатый Век» уже стоял у самого порога её собственной судьбы.

Своего рода итогом пройденного Ахматовой до революции пути следует по праву считать её стихотворение «Мне голос был. Он звал утешно…», написанное в 1917 году и представляющее собой яркую инвективу, направленную против тех, кто в годину суровых испытаний собрался бросить Родину:

… Оставь свой край глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,

Из сердца выну чёрный стыд,

Я новым именем покрою

Боль поражений и обид.

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

Стихотворение это знаменательно во многих отношениях. Оно, во-первых, сразу же провело демаркационную линию между Ахматовой и «внутренними» эмигрантами, то есть по каким-то причинам не уехавшими, но ставшими яростно враждебными к России, вступившей на иной путь.

Главное, что отделило Ахматову от эмигрантов, это чувство патриотизма, всегда бывшее очень сильным у неё. Она осуждала гражданскую войну, как и всякую другую, при этом она отказывалась делить людей на «красных» и каких-то «белых» — она предпочитала плакать и скорбеть о тех и других.

В стихотворении «Мне голос был. Он звал утешно…» Ахматова по существу (и впервые) выступила как страстный гражданский поэт яркого патриотического звучания. Естественно, что стихотворение А. Ахматовой было воспринято определённой частью интеллигенции с большим раздражением — примерно так же, как была воспринята и поэма А. Блока «Двенадцать». Но Анна Ахматова продолжала работать и создавать высоко гражданские произведения. Так завершается, образно говоря,  «первый круг жизни» поэтессы, ставший предвестником её дальнейшей, тяжёлой судьбы.

«Второй круг жизни» Анны Ахматовой и трагические судьбы её друзей и единомышленников.

«Второй круг жизни» Анны Ахматовой — 20-ые и 30-ые годы. У неё выходят две книги — «Подорожник» и «Anno Domini». Читатели того времени недоумевали: как же так, Ахматова далеко не коммунистка, но стихи её чем-то трогают и задевают не одно горячее комсомольское сердце. В конце концов вставал вопрос: совместимо  ли пребывание в комсомоле, не говоря уже о рядах партии, с чтением «дворянских» стихов Ахматовой. По мнению известного критика того времени Г. Лелевича, Ахматова — ярый враг новой жизни, неразоружившийся внутренний эмигрант, лелеющий мечту о реставрации старого мира. Его статья — одна из самых резких и самых несправедливых в многочисленной литературе об Ахматовой, она начисто зачёркивала какое-либо значение, кроме контрреволюционного, её лирики и во многом, к сожалению, определила тон и стиль тогдашних критических выступлений в адрес поэтессы. Даже в таком хрестоматийно известном произведении, как «Всё расхищено, предано, продано…» (1921 год), первая строчка которого цитировалась много раз для доказательства мысли о враждебном отношении поэтессы к советскому обществу и революции, между тем даже в нём можно было услышать, по крайней мере, доброжелательное любопытство и несомненный интерес к обступающим поэта явлениям новизны:

Все расхищено, предано, продано,

Чёрной смерти мелькает крыло,

Всё голодной тоскою изглодано,

Отчего же мне стало светло?..

По сути своей это стихотворение оптимистично, оно излучает свет и радость, надежду на светлое будущее и веру в свой народ:

… И так близко подходит чудесное

К развалившимся грязным домам…

Никому, никому неизвестное,

Но от века желанное нам…

Но, не смотря на это, в своём докладе о журналах «Звезда» и «Ленинград» Жданов писал, что поэзия Ахматовой совершенно далека от народа; это поэзия десяти тысяч верхних слоёв старой дворянской России, обречённых, которым ничего уже не оставалось, как только вздыхать по «доброму старому времени». В печальном четверостишии-эпиграфе к своему знаменитому «Реквиему» — Ахматова отвечает Жданову:

…Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под  защитой чуждых крыл,—

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был…

Примерно в то же время выходит широкоизвестное постановление Жданова о прекращении Ахматовой литературной деятельности, её перестали печатать… Начались годы незаслуженных обвинений и унижений. И тем не менее отношение к России у Анны Ахматовой остаётся неизменным. Так в стихотворении «Не с теми я, кто бросил землю…» она пишет:

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам…

Жить — а значит писать, ибо в этом для Ахматовой был смысл жизни — становилось всё труднее. Но ни каяться, ни сдаваться она не собиралась. Силу жить, высоко нести голову давало ей ощущение собственной правоты — давала верность собственному призванию. «Сознание, что и в нищете, и в бедствии, и в горе, она — поэзия, она — величие, Она, а не власть, унижающая её, -  это сознание давало ей силы переносить нищету, унижение, горе, — писала Л. Чуковская. — Хамству и власти она противопоставляла гордыню и молчаливую неукротимость».(9)

Всячески поддерживали Анну Ахматову в эти трудные годы непонимания и унижений А. М. Колонтай — коммунистка, дипломат, и Мариэтта Шагинян — известный литератор. Но их голоса «тонули» в потоке брани, лжи и лицемерия, преследовавшие Анну Ахматову.

Она не печаталась целых 14 лет (с 1925 по 1939 года). И только по «благосклонному» разрешению Иосифа Сталина Ахматова занималась переводами.

Но время обошлось с Анной Ахматовой на редкость жестоко. Судьбе было угодно послать ей новое ещё более тяжёлое испытание.

Анна Ахматова была одной из первых женщин, душу которых опалил красный террор: ещё 25 сентября 1921 года по приговору Петроградского ЧК был расстрелян её бывший муж, поэт Николай Гумилёв. (см. приложение 1).

Седьмого августа 1921 года, когда хоронили Блока, стало известно, что 3 августа был арестован другой большой поэт, без имени которого было уже невозможно представить литературную жизнь Петрограда, — Николай Гумилёв.

О том, что об «опасном заговорщике» в ЧК не знали ровным счётом ничего, свидетельствует хотя бы то, что депутацию с просьбой выпустить поэта на поруки, спросили: «Да чем он, собственно, занимался, ваш Гумилёв?.. Значит писатель… Не слыхал»; «Что это за Гумилёвский? И зачем он вам понадобился? И вообще, зачем нам поэты, когда у нас свои есть…»(8) Пролетарские поэты, которых Гумилёв учил искусству рифмы, узнав об аресте учителя, отреклись от него (вернее, им приказано было не вмешиваться, но разница-то не очень велика). Кстати, когда через 3 года был арестован талантливый поэт Алексей Ганин, на просьбу о помощи Д. Бедный ответил: «Сам попал, сам пусть и выкручивается». Ганин был расстрелян чекистами.

В 1921году Н. Гумилев признавался: «Я удивляюсь тем, кто составляет сейчас заговоры… Они играют на руку провокации. Я не трус. Борьба -  моя стихия, но на работу в тайных организациях я сейчас бы не пошёл».(6)  Могло ли прийти в голову ему, благородному человеку, что заговоры могут составлять не только против власти, но и сами власть имущие. А благодушная, доверчивая интеллегенция, видевшая тогда в аресте лишь «глупую ошибку, недоразумение» жестоко поплатилась за свою доверчивость. Гильотина красного террора действовала безостановочно.

В чём виноват (не обвинялся – это совсем другое, а именно – был виноват) Н. Гумилёв? Об этом ещё когда-то писал Крылов, что виноват лишь в том, что волку хотелось есть. Ибо в «деле», в картонной папке (том №177), нет ничего, что предусматривало бы не только расстрел, но и какое-либо наказание. Все 104 страницы свидетельствуют лишь о том, что «дело» было на скорую руку, поспешно и небрежно сфабриковано (см. приложение 2). При изучении материалов «дела»получается: не был, не состоял, не участвовал, но виноват – приговорён к расстрелу. И по сей день это не укладывается в голове, что просто так.

Если В.Ф.Ходасевич, известный литературный критик того времени, считал, что Гумилёва «убили ради наслаждения убийством вообще, ещё – ради удовольствия убить поэта, ещё – «для острастки», в порядке чистого террора, так сказать», то корреспонденты газеты «Русь» были настроены куда более решительно: «у нас ведь стёрлась всякая разница между возможным и невозможным, а поэтому Гумилёв, Лазаревский, Таганцев, Тихвинский были пущены «в расход», как цинично это у нас называется, только для того, напугать москвичей…Сам товарищ Менжинский просто говорит: «Виноват или нет – не важно, а урок сей запомните». (2)

В тот же день вместе с Гумилёвым был расстрелян ещё 61 человек. Все они были расстреляны без суда, включая и Н.Гумилёва. Это так называемое «таганцевское» дело.

Задолго до наших дней Анна Ахматова выяснила, что собственно никакого «таганцевского заговора» не было, что Гумилёв ни в чём не виноват, не виноват и сам Таганцев. Никакого заговора он не организовывал. Будучи профессором истории Таганцев добросовестно трудился в университете в Ленинграде. А было следующее: действительно была группа моряков (5 человек), которые что-то замышляли и, чтобы отвести от себя подозрение, составили списки якобы заговорческой группы во главе с профессором Таганцевым. Включили в эти списки много видных лиц с именами, в том числе и Гумилёва, отведя каждому из них определённую роль. Это и послужило поводом для ареста.

Нелегкие судьбы поэтов в нашей стране хорошо известны, но участь Н.Гумилева особенно трагична. Власть долго вытравляла даже память о нём: его не издавали более шестидесяти лет,  найденный в комнате портрет поэта часто служил основанием для ареста. И всё-таки он вернулся к нам – поэт, путешественник, воин. Не зря Николай Гумилёв писал:

…Ещё не раз вы вспомните меня

И весь мой мир волнующий и странный…

Потом только в 60-х годах Н.Тихонов, член советского правительства, скажет: «Это ошибка, зря его расстреляли, он ни одного слова не напечатал против советской власти». (6)  Даже профессиональные юристы давно признали, что Н.С.Гумилёв ни в чём не виноват. И только в 1968году Н.Гумилёв был полностью реабилитирован.

Анна Ахматова вычислила место близ Бернгардовки под Петроградом, где по её предположению был расстрелян Н.Гумилёв, но нет могилы, на которую можно было бы возложить цветы. Могилой стала вся русская земля. Говоря о «деле» Гумилёва,  не только о «тайне» этого «дела» надо говорить, но и о трагедии народа. Поэт прожил 35 лет. Сейчас наступила вторая его жизнь – его возвращение к читателю. И что бы не говорили о Н. Гумилёве, главным остаются его книги, его поэзия. И это то богатство, которое всегда с нами.

Вслед за Н.Гумилёвым были арестованы Иосип Мандельштам, следом за ним Владимир Нарбут, Борис Пильняк, Николай Клюев – тоже люди самого близкого ахматовского окружения. Особого внимания заслуживает Иосип Мандельштам, который был другом Ахматовой. Это был человек открытый, радостно идущий навстречу людям, не умевший ловчить, притворяться и тем более лгать. Никогда он не хотел торговать своим даром, предпочитая сытости и комфорту свободу: благополучие не было для него условием творчества, судьба нещадно трепала и била его, но уступать он ей не собирался. Отношения со своим временем у Мандельштама были достаточно сложными. Революцию он принял безоговорочно, связывая с нею представление о начале новой эры. Но очень скоро выясняется, что ради завтрашнего торжества идей добра и справедливости сегодня уже уничтожается многое из того, что было дорого поэту. Осознание этого вызывает появление резкой характеристики эпохи:

…Век мой, зверь мой, кто сумеет

Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит

Двух столетий позвонки?..

Так закрепляется разлад со временем. Усугубило это положение эпиграмма на И. В. Сталина…

Отбыв срок ссылки в Воронеже, Мандельштам вернулся в Москву, но не прошло и года, как он вторично был арестован по нелепому обвинению в контрреволюционной деятельности и отправлен в дальневосточный лагерь (1934 год).

Анна Ахматова написала в это время поразительное стихотворение, посвящённое Иосипу Мандельштаму, находящемуся в лагере:

…Не столицею европейской

Первым призом на красоту –

Душной ссылкою Енисейской,

Пересадкою на Чигу, …

…         …          …  

Пересылкою в лагерь Свободный,

В трупный запах прогнивших нар…

Иосип Мандельштам вскоре погиб. В официальной справке, полученной вдовой поэта, сказано, что он скончался 27 декабря 1938 года.

Произведения Мандельштама не публиковались в СССР более сорока лет, лишь в 1973 году в серии «Библиотека» вышел поэтический сборник с очень осторожным подбором стихотворений и фальсифицированной биографией. И только теперь забывчивые потомки возвращают долги памяти великим поэтам нашего времени. У Мандельштама, у Клюева и у многих других нет даже могил.

Анна Ахматова не осталась безучастной и к судьбе Марины Цветаевой. Они не были подругами, но их связывало духовное родство. Анна Ахматова понимала её как женщина, и как мать. Поэтому трагедия судьбы Марины Цветаевой не могла не беспокоить Ахматову, которая, как никто другой, воспринимала чужую боль как свою.

Муж Марины Цветаевой С. Я. Эфрон был офицером и был вынужден после революции эмигрировать за границу. Марина Цветаева была поставлена перед мрачным выбором: в голодные годы военного коммунизма у неё не было возможности прокормить дочерей Ариадну и Ирину. Младшую Ирину она была вынуждена отдать в приют, где девочка умерла от голода.

Помимо жизненных трагедий в первые годы революции (неизвестность судьбы мужа, бытовая неустроенность, голод, смерть маленькой Ирины) Цветаева переживает и творческую драму: обе её книги «Вёрсты» оказались непонятыми читателями.

Все эти жизненные невзгоды вынудили её эмигрировать, чтобы воссоединиться с мужем.

В эмиграции Цветаева была мучительно  одинока – без России и русской земли. Положение в среде эмиграции осложнялось и активной деятельностью мужа, Сергея Эфрона, в Союзе дружбы с Советским Союзом. К Эфрону скоро присоединяется и дочь, Ариадна.

Марина Цветаева много пишет. За свою предельную искренность и гуманность, за субъективную честность она расплачивалась тем, что её перестали печатать в эмигрантской прессе, ограничив возможность зарабатывать на жизнь и лишив необходимого контакта с читателем. Эмиграция отвернулась от жены «агента Москвы». Лишь узкий круг её друзей остался верен опальной  изгнаннице.

Встал вопрос о возвращении в Россию. Она понимала, какие сложности её ждут на родине, - но всё же решила вернуться. В этом поступке проявились главные черты Цветаевой – поэта и человека: верность, мужество, высокие понятия о чести.

12 июня 1939 года Марина Цветаева отплыла из Франции на родину навстречу бедам и гибели. Безумный и жестокий мир железного века петлёй захлестнул ей горло. Арестованы муж и дочь. Задерживает книжку стихов. Нет в живых Блока, Гумилёва, Мандельштама, Есенина, Маяковского. Как в годы военного коммунизма не на что жить…

С начала Великой Отечественной войны начались её скитания по городам и городкам России. Ей отказали даже в должности судомойки, на которую она была готова, чтобы прокормить сына.

31 августа 1941 года великий поэт Марина Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. Это известие болью отозвалось в сердце Анны Ахматовой.

Лишь много лет спустя после её смерти на елабужском кладбище на месте предполагаемой могилы М. Цветаевой была поставлена надгробная доска.

Поэт умирает – его поэзия остаётся. Исполнилось пророчество Цветаевой, что её стихам «настанет свой черед». Сейчас они вошли в культурную жизнь мира, в наш духовный обиход, заняв высокое место в истории поэзии.

Затронули душу Анны Андреевны и отозвались болью известия о самоубийствах Есенина и Маяковского. Она прекрасно понимала, что причинами этих трагедий в меньшей степени явились любовные неурядицы и в большей – политические интриги и «травля».

События 20-х – 30-х годов больно отзывались в сердце Анны Ахматовой. И, может быть, чувство уже не раз переживаемого ужаса помогло Ахматовой с небывалой твёрдостью встретить новые суровые испытания. В «Эпиграмме», написанной в середине 20-х годов, выносится приговор всему режиму:

…Здесь девушки прекраснейшие спорят

За честь достаться в жёны палачам.

Здесь праведных пытают по ночам

И голодом неукротимых морят.

В октябре 1935 года происходит одновременный арест Н. Н. Пунина и сына Л. Н. Гумилёва. Ахматова в спешном порядке пишет Сталину письмо, короткое, но полное достоинства, передаёт его адресату. Результат не замедлил себя ждать – на девятый день после ареста и Пунин, и сын были уже дома. Продолжались аресты знакомых и друзей Ахматовой. В этих условиях, ждущая ареста со дня на день, Ахматова совершает с точки зрения здравой логики безумный поступок – едет навестить своего опального друга Мандельштама в Воронеж, и, может быть, как месть за этот шаг, вторично и на этот раз надолго, 10 марта 1938 года арестовывают сына.

Начинается бесконечное стояние матери в тюремных очередях. «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шёпотом): «А это вы можете описать?» И я сказала – могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом». (8)

В 1939 году оглашается приговор – 5 лет лагерей.

 

И упало каменное слово

На мою ещё живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить.

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

В Кремле было заведено оперативное дело о том, что Ахматова завербована английской разведкой. Всё это быстро дошло до Сталина, чья изощренная жестокость заключалась в том, что и на этот раз арестовали ни её, а продлили срок сыну до 10 лет. Оперативные материалы в отношении «английской шпионки» Анны Ахматовой были «закрыты» только в 1954году, в связи с тем, что, как выяснилось, гражданка Ахматова оной не являлась.

…Вторичного ареста сына не выдержало материнское сердце. Анна Ахматова предприняла ряд бесплодных попыток по спасению сына от тюрьмы, каторги и, возможно, от расстрела. Она обратилась с письмом к Сталину, показав предварительно его черновик Булгакову, который, как известно, имел опыт подобных обращений. Письмо в Кремль, однако, не возымело действия, хотя на короткое время оно смягчило участь арестованного. Впоследствии Анна Ахматова писала, что она «валялась в ногах у палача» - валялась подобно «кукле». Всё оказалось безрезультатным. Вот откуда эта горестная, полная мрака и отчаяния строка, данная, что обычно никогда не делала Ахматова, в разбивку – как ступени вниз, в гибель, в могилу:

…Никто,

              Никто,

                        Никто

Не в силах мне помочь?..

Она уже знала, что ждать помощи действительно неоткуда. И стихотворение Ахматовой «Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь…» является своеобразной поэтической формулой к пониманию трагической и зловещей сути сталинской эпохи. Обращает на себя внимание удивительное единство двух трагедий: личной, связанной с горем матери, и общей, касающейся страны и народа. Личная судьба сливается с исторической и предстаёт как одна – великая трагедия.

В гневе на себя от бессилия помочь сыну, утратив всякий самоконтроль после очередного обыска, она устроила настоящее «самосожжение». В печку совалось всё, что могло там поместиться и гореть. Так погиб архив Анны Ахматовой. Приговор – десять лет лагерей – приводит её в отчаяние. И в помраченном рассудке рождается безумная идея – разжалобить сердце тирана в славословящих его стихах, но два стихотворения, написанные к семидесятилетию, не спасли положение – Сталин дал распоряжение восстановить Ахматову в рядах советских писателей, но сына не освободил. Вспоминая те страшные дни, Ахматова делает в своём дневнике такую запись: «1965год. Сегодня мой страшный день. Которая-то годовщина ареста Лёвы (1949). Тогда никто не думал, что осталось так мало лет (до смерти Сталина). Ужас впивается в тело и делится им. Как чудовище у Данте. Человеку кажется – это не его руки, а рука чудовища. Это не его совесть, а совесть чудовища». (3)  Это были годы удушья, годы насилия над своей Музой. Это тоже были времена Ахматовой, чёрные времена, неразрывно связанные с её судьбой:

…Удивляйтесь, что была печальней

Между молотом и наковальней,

Чем когда-то в юности была…

Ахматова не считает происшедшие в стране беды ни временными нарушениями законности, которые могли бы быть легко исправлены, ни заблуждениями отдельных лиц. Библейский масштаб заставляет мерить события самой крупной мерой. Ведь речь шла не только об исковерканной личной судьбе поэтессы, а об исковерканной судьбе народа, о геноциде, направленном против нации, о миллионах безвинных жертв, об отступничестве от основных общечеловеческих моральных норм.

Разумеется, что поэт такого склада и образа мыслей как А. Ахматова, был – в глазах чиновников, запрещавших пьесы и стихи, в глазах обывателей и составителей доносов – человеком, безусловно, крайне опасным, которого, пока не упрятали в тюрьму, лучше остерегаться. И Ахматова прекрасно понимала отверженность в государстве-застенке:

                                       ….Не лирою влюблённого

                                           Иду пленять народ –

                                           Трещотка прокажённого  

                                            В моей руке поёт.

Успеете нахаяться,

И воя, и кляня,

Я научу шарахаться

Вас, смелых, от меня.

По каким-то неисповедимым законам творчества трагедия 30-х годов словно высекла искру из кремня, и пламя творчества А.Ахматовой взметнулось широко и торжествующе, несмотря на разрушенный семейный очаг, на мучительные тюремные очереди, на постоянное ожидание ареста:

Я пью за разорённый дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоём,

И за тебя я пью, -

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что бог не спас.

В 1935 году она пишет стихотворение, в котором тема судьбы поэта, трагичной и высокой, соединена со страстным обращением к властям:

Зачем вы отравили воду

И с грязью мой смешали хлеб?

                              Зачем последнюю свободу

Вы превращаете в вертеп?

За то, что я не издевалась

Над горькой гибелью друзей?

За то, что я верна осталась

Печальной родине моей?

Пусть так. Без палача и плахи

Поэту на земле не быть.

Нам покаянные рубахи,

Нам со свечой идти и выть.

Но всё же творческим и гражданским достижением А.Ахматовой в 30-е годы явилось создание её поэмы «Реквием», непосредственно посвященной годам «большого террора» - страданием репрессированного народа. «Реквием» прочитывается как заключительное обвинение по делу о страшных злодеяниях кровавой эпохи. Но предъявляет это обвинение не поэт, а время. «Реквием» стал памятником самым «проклятым датам массовых убийств, когда вся страна превратилась в единую очередь в тюрьму, когда каждая личная трагедия сливалась с национальной, и Ахматова стала голосом национальной трагедии:

…Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь,

Под кровавыми сапогами

И под крышами черных марусь…

Чудовищные репрессии 30-х годов обрушились едва ли не на всех друзей и единомышленников Ахматовой. Сама же она все эти годы жила в постоянном ожидании ареста. В глазах властей она была человеком крайне неблагонадежным, женой, хотя и разведенной, «контрреволюционера» Н.Гумилёва, расстрелянного в 1921году, матерью арестованного «заговорщика» Льва Гумилёва и, наконец женой (правда, тоже разведённой) заключённого Н.Н.Пунина.

« …Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне…» ---

писала Анна Ахматова в «Реквиеме», исполненном горя и отчаяния. Она не могла не понимать, что её жизнь висит на волоске и, подобно миллионам других людей, оглушенных невиданным террором, с тревогой вздрагивала при каждом стуке в дверь. Казалось бы, в таких условиях писать было не возможно, и она действительно не писала, т.е. не записывала своих стихов, отказавшись, по её выражению, не только от пера и бумаги, которые могли стать уликой при допросах и обысках, но и от печати.

Л.А.Чуковская в своих «Записках об Анне Ахматовой» пишет, с какой осторожностью, шепотом она читала свои стихи, а иногда не решалась даже и на шепот, т. к. застенок был совсем рядом. «Читая свои стихи из «Реквиема» тоже шепотом, она внезапно, посреди разговора, умолкала и, взяв клочок бумаги и карандаш, начинала быстро писать, говоря о чём-то отвлечённом. Я прочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. Громко разговаривая, Анна Андреевна спешно сжигала бумагу над пепельницей». (9)

Лишенная возможности писать (не говоря уже о том, чтобы печататься), Ахматова, вместе с тем, как не парадоксально, пережила именно в те годы величайший творческий взлёт. В своей скорби, мужестве, гордости и творческом горении она не была одинока. Подобная судьба выпала на долю большинства советских поэтов и писателей, в том числе и ближайших её друзей – Мандельштама, Пильняка, Булгакова…

Доподлинно известно, что Булгаков в письме к Сталину сравнивал себя с гонимым и затравленным волком. Он, к несчастью для советской литературы, не был единственным изгоем. Например, в сходном положении оказался его ближайший друг Евгений Замятин, также вынужденный обратиться с письмом к правительству, а затем эмигрировать в результате жесточайшей травли. Ахматова, как уже говорилось, с 20-х годов чувствовала себя в полнейшей и исключительно враждебной изоляции. Сравнение себя с затравленным волком появилось и у неё. Почему же именно волк? В стихотворении «Вам жить, а мне не очень…» она поясняла своё сравнение так:

Зверей стреляют разно,

Есть каждому черёд

Весьма разнообразный,

Но волка -  круглый год.

Волк любит жить на воле,

Но с волком скор расчет:

На льду, в лесу и в поле

Бьют волка круглый год.

Неслучайно, оглядываясь на свой путь, отмеченный, как и булгаковский, вынужденным молчанием, клеветой и преследованиями, Ахматова сравнила себя именно со зверем, но даже не с уставшим, а растерзанным и вздёрнутым на окровавленный крюк:

…Вы меня, как убитого зверя,

На кровавый поднимите крюк…

В 30-е годы Анна Андреевна – вместо дневника, который вести было, разумеется, невозможно, - записывала на разрозненных клочках бумаги, отдельные, внешне, казалось бы, не связанные короткие стихотворения, названные впоследствии «Черепками». Название этого стихотворного цикла символично – в нём в разрозненном, как бы в разбитом виде запечатлелся разворошенный и разорённый очаг, изломанная судьба. Возможно, есть в этом названии и другой смысл, говорящий о надежде поэта на будущую память людей, которым чудом, из под развалин попадутся когда-нибудь на глаза эти черепки разбитой жизни, подобно тем, что и сейчас иногда находят в ушедшем вглубь «культурном слое».

Вся эта вереница стихотворений-черепков была опубликована лишь в 1989 году.

Мне, лишённой огня и воды,

Разлучённой с единственным сыном…

На позорном помосте беды

Как под тронным стою балдахином…

Но,  не смотря на публикацию, они всё ещё не вошли ни в читательский, ни в научный обиход. Вместе с тем они, безусловно, очень интересны как документы эпохи, свидетельствующие о её крайней жестокости и полной враждебности поэтическому творчеству.

Трагизм Ахматовой в «Черепках» и других произведениях 30-х годов проистекает именно из чувства вины, т.е. из осознания невозможности одолеть зло, иначе говоря, своей обречённости и внутреннего, и увы, бесплодного единоборства с ним путём художественного творчества и нравственного противостояния.

Период с 1939 по 1940 год был временем, когда после дикого террора (1937 – 1938 г.г) уцелевшей интеллегенции ненадолго открылась возможность печатать научные труды и литературные произведения. После долгих лет запрета, в сороковом году, Ахматовой разрешили напечатать сборник её стихов «Из шести книг». Она стала активней, расширился круг знакомых и читателей, в это время она начала работу над «Поэмой без героя».

«В тот час, когда рушатся миры», А.Ахматова не смогла остаться спокойным созерцателем событий. «Могильщики лихо работаю…т», - писала она в цикле стихов «В сороковом году»:

Когда погребают эпоху

Надгробный псалом не звучит,

Крапиве, чертополоху

Украсить её предстоит.

                                               И только могильщики лихо

Работают. Дело не ждёт!

И тихо так, господи, тихо,

Что слышно, как время идёт.

В творчестве Ахматовой действительно произошёл своего рода взлёт, рамки её стиха неизмеримо расширились, вобрав в себя обе великие трагедии – и начавшуюся вторую Мировую войну, и другую войну, ту, что началась и шла, развязанная преступной властью против своего же народа. И материнское горе («сына страшные глаза – окаменелое страдание…»), и трагедия Родины, и неумолимо приближавшаяся военная страда, уже стучавшаяся в дверь страны, - всё вошло в её стихи, обуглило и закалило их.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Национальная трагедия Великой Отечественной войны в жизни и творчестве А.А.Ахматовой.

Военная жизнь и лирика Анны Ахматовой требуют глубокого осмысления, потому что имеют эстетическую и человеческую ценность. 

Известно, что Великая Отечественная война не застала советских поэтов врасплох: в первые же дни сражений большинство из них уехали на фронты – в качестве солдат, офицеров, военных корреспондентов; те же кто не мог участвовать в ратном деле народа непосредственно стали участниками напряжённой трудовой жизни народа тех лет. Ольга Берггольц вспоминает об Ахматовой самого начала ленинградской осады: «На линованном листе бумаги, вырванном из конторской книги, написанное под диктовку Анны Андреевны Ахматовой, а затем исправленное её рукой выступление по радио – на город и на эфир – в тяжелейшие дни штурма Ленинграда и наступления на Москву. Хорошо помню её у старинных, кованных ворот на фоне чугунной ограды Фонтанного Дома, бывшего Шереметьевского дворца. С лицом, замкнутым в суровости и гневности, с противогазом через плечо, она несла дежурство как рядовой боец противовоздушной обороны. Она шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи убежищ… В это же время она писала стихи, пламенные, лаконичные по-ахматовски четверостишия:

Вражье знамя

Растёт, как дым.

Правда за нами,

И мы победим!» (2)

Вот что вспоминает о встрече с Анной Ахматовой известный литератор и корреспондент Павел Лукницкий в своём «Фронтовом дневнике» в 1941 году: «…Она лежала – болеет. Встретила меня очень приветливо, настроение у неё хорошее, с видимым удовольствием сказала, что приглашена выступать по радио. Она патриотка – и осознание, что она сейчас душой вместе со всеми, видимо, очень ободряет её…»

Ахматова застала блокаду. Она видела первые жестокие удары, нанесённые столько раз воспетому ею городу. Уже в июле 1941 года появляется её знаменитая «Клятва»:

И та, что сегодня прощается с милым –

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянёмся, клянёмся могилам,

Что нас покориться никто не заставит!

Муза Ленинграда надела в те тяжёлые дни военную форму. И Ахматовой она явилась тогда в суровом, мужественном обличье. Но в отличие от годов первой Мировой войны сейчас в её голосе – твёрдость и мужество, спокойствие и уверенность.

Поздней осенью 41-го года Анну Андреевну Ахматову, больную, вывезли из осажденного города на самолёте. Она очень не хотела уезжать, как ей казалось «бросать или даже предавать» любимый город.

Эвакуационный быт в Ташкенте был тесным, голодным. Силой духа Ахматова отвергла все тяготы. Театральный критик Р.М. Беньяш навестил её незадолго до нового 1942 года. Он вспоминает: «Комната была маленькая, почти квадратная, с голым, плоским окном. Ахматова прожила в ней уже около трёх месяцев, но жилой она не стала. Узкая железная кровать с сеткой напоминала койку рабочего общежития. Грубо обструганный кухонный стол и два обшарпанных табурета. Прямой и белёсый свет обнажал пустоту сыроватых стен, казарменную серость тощего одеяла. Всё здесь казалось случайным, казённым, неустроенным. Словно на пересыльном пункте. И только сама хозяйка не замечала необжитости». (3)

Жёсткий и изнуряющий быт тех лет Ахматова испытала сполна. Но все трудности и неудобства как будто скользили по ней. Ей не мешал и шум – постоянный, несмолкающий. «…Радио в её комнате не выключалось. Когда она слушала очередную сводку её лицо казалось живым воплощением трагедии. Прорванная в двух местах стандартная тарелка превращалась рядом с Ахматовой в символ траура, но и в самые страшные дни она поражала глубокой верой. Как будто ей было известно то, чего ещё не знал никто из нас… Она не просто верила в конечную победу, она знала о том, что победа будет, и ждала её, когда у иных уже истощалось терпение…» (из воспоминаний Р.М. Беньяш).

Живя в течение трёх лет в Ташкенте, она не переставала думать и писать о покинутом городе. Зная о муках блокадного Ленинграда из рассказов, писем и газет, поэтесса чувствовала себя обязанной оплакать великие жертвы любимого города. Конечно у Ахматовой нет прямых описаний войны – она её не видела. Но произведения Анны Андреевны в данном случае дороги тем, что они выражали чувства сострадания, любви и скорби, шедшие тогда к Ленинграду со всех концов страны. В её поэтических посланиях наряду с патетикой, пронизанной горечью и тоской, было много простой человеческой ласки. Таковы, например, её стихи ленинградским детям, в которых много материнских невыплаканных слёз и страдательной нежности:

…Принеси же мне горсточку чистой

Нашей невской  студеной воды,

И с головки твоей золотистой

Я кровавые смою следы…

Ощущение безраздельной общности с Городом:

…Разлучение наше мнимо:

Я с тобою неразлучима,

Тень моя на стенах твоих… -

было равно в её поэзии общности со страной, с народом. Суровый и кровавый военный день, уносивший тысячи молодых жизней, неотступно стоял перед её глазами и сознанием. Великая, торжественная тишь безопасной Азии была обеспечена неизбывной мукой сражающегося народа; только себялюбец мог забыть о неперестававшей греметь смертоубийственной войне.

Все годы войны, хоть и с большими перерывами, шла у Ахматовой работа над «Поэмой без героя», являющейся по сути дела «Поэмой памяти»:

…От того, что сделалось прахом,

Обуянная смертным страхом

И отомщения зная срок,

Опустивши глаза сухие

И ломая руки, Россия

Предо мною шла на восток…

 

Не раз возвращалась А.Ахматова к образу Победы, но не с батальной и не с парадной стороны. Почти коленопреклонно писала она о великом благе обретённого мира:

…Где елей искалеченные руки

Взывали к мщенью – зеленеет ель,

И там, где сердце ныло от разлуки, -

Там мать поёт, качая колыбель.

Заключая разговор о годах Великой Отечественной войны, важно отметить, что Анна Ахматова прожила их – как художник – интенсивно и плодотворно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Послевоенные годы – годы надежд и разочарований.

Казалось бы, послевоенные годы должны были бы залечить старые душевные раны Анны Андреевны Ахматовой. Любить свою землю было для неё совсем не просто: именно здесь, на родной земле, приходилось ей испытывать несравнимые ни с чем муки. И можно лишь поражаться тому, что гонимая, обливаемая потоками клеветы, теряющая близких людей и единомышленников, испытывающая ужас беззащитности перед обрушившимся на неё горем, Ахматова не бросила ни единого упрёка Отчизне.

Но судьбе, по-видимому, показалось, что на долю Ахматовой выпало недостаточно испытаний. Послевоенные годы не принесли ей долгожданного облегчения: несчастья продолжали преследовать Анну Ахматову.

В августе 1946 года грянуло «ждановское» постановление. Подлинное искусство стало подвергаться гонениям. В газетах появилось всё больше невежественно-агрессивных малограмотных статей и просто статей-доносов против Д. Шостоковича, А. Ахматовой, театральных и художественных критиков, против «космополитов» всех мастей. Для Ахматовой наступила очень тяжёлая пора. Исключённая из Союза писателей, лишённая средств к существованию, подвергаемая гонениям, она оказалась изгоем в родной стране. Мучительна была нищета, порой было не на что купить чай и сахар. Друзья организовали тайный фонд помощи Ахматовой, лишённой даже продовольственных карточек. «Они покупали мне апельсины и шоколад, как больной, а я была просто голодная», - вспоминала Анна Андреевна.(8)  Ещё мучительнее было ощущение чудовищной несправедливости, невозможности выйти к людям со стихами, которые, не смотря ни на что, - продолжали писаться. Последнее стихотворение цикла «Черепки» («Вы меня как убитого зверя…») написано, по предположению, в 50-х годах – после известного постановления ЦК и погромной речи тогдашнего идеолога Жданова. Оно (стихотворение) примечательно своей трагичной образностью, символизирующей судьбу поэта в стране-застенке, и не менее пронзительным чувством уязвлённого гражданского достоинства. Ахматова скорбит не только о себе, но и о стране, выставившей на позор всему миру вздёрнутого на дыбу поэта. Такой силы общения и трагичного величия  не достигал тогда никто из современных художников, включая даже и тех, что писали честные книги большой силы, не рассчитанные тогда на печать и появившиеся только лишь после 1986 года.

Новый удар преподнесла судьба Ахматовой в 1949 году – повторный арест Н.Н. Пунина – профессора Академии художеств и Ленинградского университета, бывшего мужа Анны Ахматовой. Он был талантливым историком, литератором, искусствоведом. В конце 30-х годов Пунин был одним из инициаторов создания нового факультета в Академии – искусствоведческого. Он возглавил кафедру Западно-Европейского искусства и создал учебник.

Во время войны Н.Н. Пунин записался в народное ополчение, продолжая при этом работу в Институте живописи, скульптуры и архитектуры, за что уже в конце войны был награждён медалью «За оборону Ленинграда». Но, по совершенно непонятным причинам, он был арестован и после года тюрьмы был приговорён к 10 годам лагерей. Н.Н. Пунин был доставлен в особый лагерь около полярного круга – в посёлок Абезь. Он прожил там всего три года и скончался 21 августа 1953 года. О случившемся Анна Ахматова узнала из письма заключённого Сергея Сорокина, адресованного его жене.

Н.Н. Пунина постигла участь многих великих деятелей того времени, которые делали революцию. И, учитывая его заслуги, надо внести в анналы русской, и именно советской, художественной культуры и имя Пунина, потому что это законно и справедливо. В Ленинградском государственном университете на Историческом факультете ежегодно проходят «Пунинские научные чтения», посвященные его трудам и новым работам молодых искусствоведов. В 1976 году вышел первый сборник его трудов и сразу же стал библиографической редкостью.

Трагическая судьба Н.Н. Пунина не потрясла Ахматову, она к этому привыкла, но до конца своих дней чувствовала великую потерю, т.к. даже будучи женой Гаршина, она поддерживала с ним (Пуниным) дружеские отношения. И как бы не складывались их личные отношения, их многое связывало и роднило.

…Лишь в конце 50-х годов с имени Анны Ахматовой был снят запрет, после чего, вскоре выходит маленькая книжка её стихов, которая напомнила читателям, что она, вопреки всему, продолжает жить и творить.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Последние годы жизни А.А.Ахматовой.

В 1964 году Анне Андреевне Ахматовой исполнилось 75 лет. Готовился к изданию большой сборник её стихов «Бег времени». Анна Андреевна посетила Италию, через некоторое время Англию (и на обратном пути – Париж). В Италии ей была присуждена Таорминская литературная премия.  Оксфордский университет присвоил ей почётное звание доктора университета. Предполагалась ещё одна поездка во Францию.

Пребывание Ахматовой в Лондоне в 1965 году  по поводу присуждения ей почётной докторской степени свидетельствует о признании жизненности и широты её таланта. Один из участников дискуссии о поэзии 1965 года справедливо сказал, что выход «Бега времени» стал подлинным событием года.

 В последние годы Анна Андреевна Ахматова работала очень интенсивно: помимо оригинальных стихов много переводила, писала мемуарные эссе, готовила к изданию книгу о Пушкине. Её обступали всё новые и новые замыслы…

Тяжёлая сердечная болезнь давно уже подтачивала её силы. Крепостью воли, твёрдостью, самообладанием она побеждала свой недуг, никогда не поддавалась ему. Но смерть приближалась к изголовью, и она это чувствовала. Но чувства Ахматовой не покрывались пеплом прожитых лет, не дряхлели. И хотя физические силы слабели, Анна Андреевна была полна творческих замыслов. Прежде всего она намеревалась завершить многолетнюю работу о последних годах А.С. Пушкина.

 Но этим планам не суждено было осуществиться. В Москве вскоре после выступления на вечере памяти Дантэ она слегла. Это был четвёртый инфаркт. Как всегда А. Ахматова в полном присутствии духа, хладнокровно и спокойно переносила болезнь. С волнением и тревогой следили друзья за ходом болезни. Выздоровление шло успешно…

…Роковая минута наступила совершенно неожиданно. В подмосковном санатории утром 5 марта1966 года в присутствии врачей и сестёр, пришедших в палату, чтобы осмотреть её и снять кардиограмму, ей стало плохо. Все средства, которыми располагала медицина того времени, были пущены в ход, но усилия медиков оказались тщетными.

Анну Андреевну Ахматову похоронили под Ленинградом на тихом сельском кладбище посёлка Комарово, где она проводила летние и осенние месяцы последних лет жизни.

По словам А.Л. Гришутина, профессора университета: «Ахматова умерла в очень трудное и, можно сказать, подлое время. Время, когда закрывались души. Только что прошёл суд над Синявским и Даниэлем, отравивший атмосферу, погрузивший во мрак наш институт, литературу и общество. Страшно подумать, что и Ахматова пережила эту гнусность вместе со всеми нами. Успела пережить…

Тело Анны Ахматовой было доставлено в морг Института имени Склифосовского. Здание Института – одно из лучших украшений Москвы. Но не с парадного входа предстояло нам прощаться с Ахматовой, утром 9 марта 1966 года; морг помещался глубоко с «чёрного хода», на каких-то малоприглядных задворках Первой Мещанской улицы, по которой нужно было пройти чуть ли не целый квартал.

Внутри небольшого помещения – убогая обстановка. Ахматова лежала в открытом гробу рядом с другими «рядовыми покойниками», которых и в это время – во время прощания не переставали вытаскивать из этого же помещения.

Народа было немного, потому что никакого официального оповещения не было, многие вообще не знали, что Ахматова умерла в Москве, но зато публика собралась неслучайная. Оповещали друг друга по телефону, и как раз тех, кому это было нужно и важно.

Была атмосфера какой-то растерянности: долго не было ни каких распоряжений, и никто на себя не брал инициативы руководящих функций…

Митинг после трёх выступлений прекратили внезапно. Впечатление осталось такое, что на этот счёт было распоряжение приехавших «руководящих товарищей». Картина, знакомая по другим похоронам «застойного» периода –  К.Г. Паустовского, К.И. Чуковского, А.Т. Твардовского. Отпевали Ахматову в ленинградском Никольском морском соборе, куда её тело было привезено в запаянном металлическом гробу с маленьким окошком…

В этом же году летом я посетил кладбище в Комарове и сфотографировал почти одинокую тогда ещё могилку Ахматовой с простым деревянным крестом». (3)

Теперь она выглядит иначе. К могиле Анны Андреевны Ахматовой «не зарастает народная тропа».  Не из Санкт-Петербурга, а именно из Ленинграда, ведь любила и воспевала она Ленинград в своих стихах, из Москвы и других городов приезжают люди, чтобы поклониться праху поэта, задолго до смерти признанного классиком русской поэзии. Поэзия Анны Ахматовой облагораживает чувства, возвышает и очищает душу. Она стала драгоценнейшим достоянием ума и сердца читателя.

Подлинным триумфом в посмертной судьбе А.А. Ахматовой стал её столетний юбилей, широко отмеченный всей страной и – по решению ЮНЕСКО – во всём мире.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

За свою длинную жизнь Анна Ахматова оставила огромное литературное наследие, которым гордится и восхищается мир. Самой главной любовью в жизни Ахматовой была любовь к родной земле, о которой она напишет:

…Ложимся в неё и становимся ею,

Оттого и зовём так свободно своею…

Ахматова была честным и искренним выразителем бед, несчастий своего века, старше которого она была на десять лет. Судьба её трагична:

…А я иду – за мной беда,

Не прямо и не косо,

А в никуда и в никогда,

Как поезда с откоса.

Ей пришлось хоронить не только близких, но и своё время, оставив ему «нерукотворный памятник стихов и поэм». В своей жизни Анна Ахматова знала славу, бесславие и снова славу.

Где простой, смертный человек черпал такие силы? Неужели в себе? Этот вопрос задавали себе не только современники Ахматовой, но и задают люди, которые знают о её трагической судьбе из книг и публикаций. Это вызывает не только удивление, но и глубокое чувство уважения и преклонения перед силой человеческого духа, перед стойкостью и мужеством.

Достойны уважения и преклонения и другие поэты «серебряного века»: Иосип Мандельштам, Николай Гумилёв, Марина Цветаева, Николай Клюев, известный деятель Николай Николаевич Пунин, судьбы которых не менее трагичны.

Их судьбы нельзя разделить, они сливаются в единое целое в контексте суровых и кровавых событий страны. И страшно даже подумать, что это не сгущение красок, не художественное преувеличение или искусственная драматизация жизни, а «горькая» правда.

Поражает судьба и поэзия Анны Ахматовой.  Удивительно, как могли такого поэта так долго не печатать и так долго вообще не изучать в школе! Ведь Ахматова, как считают специалисты, по силе своего дарования, мастерства и таланта стоит рядом с А.С. Пушкиным, которого она так ревностно любила, понимала и чувствовала.

А.А. Ахматовой нужно поставить не один, а много памятников: босоногой приморской девчонке в Херсонесе; прелестной царскосельской гимназистке; утончённой прекрасной женщине, с ниткой чёрного агата на шее, в Летнем саду, где «статуи помнят её молодой» и ещё там, где она хотела, – напротив ленинградской тюрьмы, там должен стоять  памятник состарившейся от горя женщине с седой чёлкой, держащей в руках узелок с передачей для единственного сына, вся вина которого заключалась только в том, что он был сыном Анны Ахматовой и Николая Гумилева – двух великих поэтов.

А может быть, вовсе и не нужно мраморных изваяний, ведь есть уже памятник, который А. Ахматова воздвигла себе вслед за своим великим царскосельским предшественником, - это её стихи…

 

  

 

         

 

 

  

 

                                                                                                                       

 

 

   Литература.

1.     Ахматовские чтения. Выпуск 1. Царственное слово. М,- Наследие. 1992г.

2.     Ахматовские чтения. Выпуск 2. Тайны ремесла. М,-Наследие.1992г.

3.     Ахматовские чтения. Выпуск 3. ..Свою меж вас ещё оставлю тень… М,- Наследие. 1992г.

4.     Бронгулеев В.В. Последние странствия земные. Документальная повесть о жизни и творчестве Н. Гумилёва. М,-Мысль. 1995г.

5.     Добин Е. Поэзия Анны Ахматовой. Сов. писатель. Ленинградский отдел. 1968г.

6.     Зобнин Ю.В., Петраковский В.С. Жизнь Н. Гумилёва. Ленинград, Международный Фонд истории науки. 1991г.

7.     Лукницкий П. Ленинград действует. Фронтовой дневник. Москва. 1961г.

8.     Павловский Н.И. Анна Ахматова. Жизнь и творчество. М,-Просвещение. 1991г.

9.     Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. журнал «Нева» №6. 1989г.

10.  Русская поэзия 19 – начала 20 века. Редакц. коллегия: Беленький Г.А., Пузиков А.И., Щербина В.П., Николаев П.А.

11.  Русская советская поэзия. Редакц. коллегия: Беленький Г.И., Пузиков А.И., Соболев А.И., Литвинов В.М.