Методическая разработка классного часа в выпускном классе "Школьное детство"

«Педагогическая мастерская отношений и ценностных ориентаций»

Учитель химии и биологии МБОУ Юринская школа Быкова С.Н.

В нашей школе уже несколько лет реализуется программа «Читающие дети  - успешные ученики». Работа строится таким образом, чтобы возродить у учащихся интерес к чтению. В рамках этой программы перед классными руководителями поставлены задачи:

-проводить внеклассные мероприятия  с обращением к книге;

-использовать различные формы пропаганды чтения;

-развивать и поддерживать в детях привычку и радость чтения.

Для решения поставленных рекомендовано проводить  классные часы с использованием инновационных педагогических технологий.

В своей работе я  использую технологию педагогических мастерских. Эта необычная система обучения была разработана французскими педагогами и психологами.
Технология педагогических мастерских позволяет осуществить саморазвитие ребёнка, способствует активному восприятию обучающихся учебного материала, его творческому осмыслению и постижению, повышает интерес к процессу обучения, способствует улучшению грамотности и развитию креативности, социальной компетенции, навыков аргументированного говорения и письма.
             Самый важный результат в мастерской – приобретение знаний о самом себе, самооценка и «восхождение» к себе. 
             Мастерская – это технология, при помощи которой учитель – мастер вводит своих учеников в процесс познания через создание эмоциональной атмосферы, в которой ученик может проявить себя как творец. Каждый совершает открытия в предмете и в себе через личный опыт, а учитель - мастер продумывает действия и материал, который позволит ребёнку проявить себя через творчество. Мастер не призывает: «Делай как я». Он говорит: «Делай по-своему».   Данная технология сходна с проблемным обучением. Новые знания в мастерской «выращиваются». Познание происходит через творчество. Знания оказываются «прожитыми», своими. 
Благодаря этому формируются коммуникативные качества, так как в данном процессе ученик является субъектом, активным участником деятельности, который самостоятельно определяет цели, планирует, осуществляет деятельность и анализирует. 
               Мастерская — это оригинальный способ организации деятельности учеников в составе малой группы (7-15 учеников) при участии учителя-мастера, инициирующего поисковый, творческий характер деятельности учеников.  Состав групп меняется от мастерской к мастерской. Это живой опыт принятия любого партнёра, развития толерантности и взаимопомощи.
Данная технология позволяет научить учащихся самостоятельно формулировать цели, находить наиболее эффективные пути для их достижения, развивает интеллект, способствует приобретению опыта групповой деятельности, совместной разработки проекта.

Детям предлагается исходная ситуация и к ней цепочка творческих заданий. Алгоритм выполнения заданий подобран так, что каждый ученик находится в творческом поиске и в работе. Проживание мастерской – это путь от хаоса к порядку, из неопределённости в понимание.
             Методика творческих мастерских помогает учащимся более полно осмысливать те или иные нравственные понятия, правильно оценивать поступки окружающих людей, критически оценивать себя и свои действия.
            Творческие мастерские отношений и ценностных ориентаций способствуют становлению духовного мира человека, формирования внутренней потребности личности в непрерывном духовно-нравственном совершенствовании, позволяющем осознать и реализовать свои личные возможности, воспитанию чувства прекрасного, культуры мышления и общения, отзывчивости, способности к сопереживанию.
            Основные этапы мастерской:
1. "Индуктор" (индукция - "наведение" - создание эмоционального настроя, мотивирующего творческую деятельность каждого, включение чувств, подсознания, формирования личностного отношения к предмету обсуждения. Индуктором может быть слово, образ, фраза, текст, предмет, звук, мелодия, рисунок и др.
2. "Деконструкция" -работа с материалом(текстом, красками, звуками, веществами) и превращение его в хаос.
3. "Реконструкция" - создание своего мира, текста, рисунка, гипотезы, проекта, решения.
4. "Социализация" - соотнесение своей деятельности с деятельностью других: работа в парах, в малых группах, представление всем. Задача этого этапа - не столько оценить работу другого, сколько дать самооценку и провести самокоррекцию.
5. "Афиширование" - вывешивание произведений (текстов, рисунков, схем и т.д._) и ознакомление с ними всех участников мастерской.
6. "разрыв" - кульминация творческого процесса: озарение, новое видение предмета, явления, внутренне осознание неполноты или несоответствие своего старого знания новому, побуждающее к поиску ответов на возникшие вопросы, к работе с литературой.
7. "Рефлексия" - размышление о своем внутреннем состоянии, самоанализ. Анализ движения своей собственной мысли, чувства, знания, мироощущения.
           Мастерские ценностных ориентаций - это особая форма взаимодействия и общения детей и взрослых, в которой выстраивается новый духовный опыт, реализуются творческие силы личности и рождается ценностное отношение к себе, окружающим, жизни. Ребята, участвуя в творческих мастерских, переосмысливают свое отношение к окружающим.
             Принципы и правила ведения мастерской:
1. Ценностно-смысловое равенство всех участников, включая мастера-руководителя. 
2. Право каждого участника на ошибку. 
3. Безоценочность, отсутствие критических замечаний в адрес любого участника мастерской. 
4. Предоставление свободы в рамках принятых правил, что дает ощущение внутренней свободы: 
• право выбора на разных этапах мастерской (обеспечивается руководителем); 
• право самостоятельности действий (без дополнительных разъяснений руководителя); 
• право не участвовать на этапе предъявления результата. 
5. Большой элемент неопределенности (даже загадочности), что стимулирует творческий процесс. 
6. Диалог как главный принцип взаимодействия, сотрудничества, сотворчества. 
• диалоги участников мастерской 
• диалоги отдельных групп 
• диалог с самим собой 
• диалог с научным или художественным авторитетом. 
7. Организация и перестройка реального пространства, в котором происходит мастерская, в зависимости от задачи каждого этапа. 
8. Решительное ограничение участия, практической деятельности мастера-руководителя как авторитета на всех этапах мастерской. 
               В ходе мастерской происходит постоянное чередование бессознательной деятельности и ее последующего осознания, что позволяет достигнуть максимального приближение к реальному опыту истинно научного или художественного постижения мира, потому что каждый ее участник движется в свободной деятельности от осознания личного опыта к опыту национальной и общечеловеческой культуры. 
             Правила и методические приёмы:

1. Учитель четко формулирует для себя цель (конечный результат) урока.
2. Учитель подбирает материал в соответствии с поставленной целью.
3. На уроке учитель ставит вопросы, предлагает к осмыслению, изучению и проживанию подобранные сведения или проблемы.
4. Учащиеся размышляют, обсуждают предложенные задания в группе, делают выводы
5. Учащиеся знакомят с результатами деятельности другие группы, проводят дискуссии между группами.
             В 2003 году я стала классным руководителем 5 класса. Класс оказался не простым: сложные взаимоотношения мальчиков  - все обижали одного; борьба за лидерство между девочками-отличницами.

Шесть  лет мы  решали проблемы. И вот уже мальчишки – друзья, девочки хоть и не подруги, но свои отношения выстраивают по всем правилам толерантности.  Выпускной класс, пора подвести итог своей деятельности  как классного руководителя, но не в виде подсчетов классных и внеклассных мероприятий которые мы с классом провели. Меня интересовало, что дети думают о школе, об учителях, одноклассниках.

 Для того чтобы вызвать детей на такой разговор я  предложила им подготовиться к классному часу, а для этого прочитать одно- два произведения из списка : Фазиль Искандер «Школьный вальс,  или Энергия стыда», Альберт Лиханов «Русские мальчики», Владислав Крапивин  «Жертва  эрудиции»,  Владимирт Железников «Чучело»,   Юрий Яковлев «Гонение на рыжих»,  Юрий  Яковлев «Учитель».                                                                                                                                 

Так появилась мастерская «Школьное детство».

Положительное, что несет она в  себе – развивает творчество коммуникативные способности учащихся. Минус – требует много времени, связанного с поиском материала для урока.

Цель мастерской:

• выстраивание системы ценностей на основе соотнесения личного опыта и достижений общечеловеческой культуры;
• побуждение учащихся к осознанному чтению художественной литературы;
• развитие ассоциативного мышления;
• формирование гражданских компетенций.

Задачи:

·         продолжить сформирование представление о ценности межличностного общения;

·        способствовать эмоциональному сближению учащихся , поддержанию оптимистической атмосферы в классе;

·        помочь выпускникам осознать значимость тех взаимоотношений, которые сложились между   одноклассниками;

В ходе подготовки к классному часу была проделана следующая работа:

• участники объединены в группы;
• предложено прочесть одно-два произведения из списка.

Педагогическая мастерская может быть проведена как классный час в выпускном классе.

Тема классного часа «Школьное детство»

Педагогическая мастерская отношений и ценностных ориентаций.

Учитель МБОУ Юринская  школа Сарапульского района Быкова С.Н.

Задачи:

- продолжить сформирование представление о ценности межличностного общения;

-   способствовать эмоциональному сближению учащихся ,поддержанию оптимистических настроений в классе;

-   помочь выпускникам осознать значимость тех взаимоотношений, которые сложились между  одноклассниками;

         Оформление и оборудование:

        - тексты с эпизодами из произведений: Фазиль Искандер «Школьный вальс, 

         или Энергия стыда», Альберт Лиханов «Русские мальчики», Владислав Крапивин  «Жертва  эрудиции»,  Владимир  Железников «Чучело»,   Юрий Яковлев «Гонение на рыжих»,  Юрий  Яковлев «Учитель»;                                                                                                                                      

-    карточки четырех цветов с номерами от 1 до 5, шаблоны для изображения учителя, ученика, родителя;   цветная бумага, фломастеры, ножницы, бумага формат А3, клей.

Подготовка к классному часу:

 Прочитать одно – два произведения из предложенного списка.

Ход мастерской

                          Звучит песня о школе  учитель зажигает свечу у себя на столе и уже от  

          своей   свечи зажига­ет другие,   проговаривая при этом   такие по смыслу слова:

- Свеча как душа, это частица ог­ня небесного. Чем-то она напоми­нает золотые купола монастырей, церквушек, храмов. (Подходит со свечой к доске, на которой вывеше­но несколько изображений храмов и икон.) Сейчас мы с вами возьмемся за ру­ки, образуя замкнутый круг (круг -символ вечности, жизнь наша дви­жется по кругу), и попытаемся передать вслух свои ощущения.

Начну я: какой-то подъем в душе, легкая тревога и... полет. Может, му­зыка и горящие свечи уносят вдаль мое воображение, может, то, что мы сегодня собрались все вместе, и я жду чего-то необычного от этой встречи. Но еще не Новый год... Еще совсем не Новый год, ,   И странно, что душа поет! Поет о чем-то неизвестном, А может быть, наоборот... (Далее по кругу - справа нале­во - ученики говорят, что они чув­ствуют, чего ждут, свои мысли.)

  Учитель: Мы настроилась на од­ну волну - в унисон, и теперь по­ставим перед собой следующую задачу: вспомните себя в детстве, то ощущение радости, свежести, ожидания неизвестного, а часто и обиды от   непонимания тебя взрос­лыми, друзьями.

               Первый этап - индукция

Сядьте поудобней, закройте на время глаза. Не стесняйтесь. Рас­слабьтесь. Не думайте о том, что вам нужно что-то делать, просто настройтесь на себя маленького, в детстве. Как достичь этого состоя­ния? Слушайте мой голос и пытай­тесь выполнить за мной все, о чем я говорю.

Представьте себя маленьким, сидящим в своей комнате с лю­бимой игрушкой в руках. Вечер. Тишина. Из окна падает луч солн­ца, он гладит вас по волосам, ли­цу, очищая от плохих мыслей. А теперь уже сами проведите этим теплым лучом сверху вниз по своему телу, от макушки до пят. Успокойте все свои внутренние органы, вни­мание и воображение. Скажите себе: «Мне легко и спокойно». Гла­за еще закрыты. Вспомните свое детство. Какого оно цвета? Какие звуки преоблада­ют в нем?

Второй этап

Самоконструкция

               Учитель записывает на доске (или вывешивает) слово ШКОЛЬНОЕ ДЕТСТВО.

–Я работаю на доске, у вас для этих же целей есть листы бумаги, карандаши и ручки. Сейчас вы - выпускники, вспомните годы своего учения. Нарисуйте на всем листе контуры школьного здания. Разделите его штрихами пополам. В левой половине запи­сывайте слова, обозначающие все ваши «холодные» воспоминания,  связанные со школьным детством, в правой -«теплые» воспоминания. (Здесь можно выяснить, что же составляет основу школьной среды для каждого ученика)

               Социоконструкция

Ребятам предлагается обсудить свои записи в группе, записать понравившиеся слова, предложенные другими учениками.

               Социализация.

                     Каждая группа по очереди зачитывает свои записи,  а учитель записывает   

              все на доске.

              Учитель предлагает группам сравнить записи в левой и в правой части своего

             рисунка и  сделать вывод. (Слов с правой стороны намно­го больше, чем с

             левой).

Учитель: « Школьное детство - это самое лучшее, что было в вашей жизни. Все

            самое доброе, светлое, чистое было в детстве. Не забывайте об этом».

Третий этап – работа с текстом

                Деконструкция

Из произведений русской литературы подобрано 6 отрывков  с описанием школьной жизни (Приложение). Задание детям – выписать из текста символы школьных взаимоотношений и разместить их в два столбика – «горячее», «холодное».

                Реконструкция

В списке «горячих и холодных» символов выбрать самый горячий и самый холодный, составить с этих слов по предложению, а после преобразовать «горячее» и  «холодное» предложение в одно «теплое» предложение. Свои «теплые » предложения записываются на отдельных листочках и сдаются учителю для использования на заключительном этапе.

Четвертый этап

        Заключительный задание – строительство школы. (здание, учителя ,ученики, книги, родители). То какую часть общей картины будет изготавливать ученик , определяет начальный жребий. Если досталась цифра – 1- то это – здание, 2 – учителя, 3- ученики, 4 - книги , 5- родители.

Самоконструкция

        Заранее заготовлены шаблоны для изображения деталей картины. Шаблоны  разного размера, ребята выбирают заготовки и из цветной  бумаги вырезают свою деталь. (размер и цвет детали заранее не обговаривается, в зависимости от цвета и размера учитель может сделать выводы об эмоциональном отношении ученика к данному объекту).

Социоконструкция

 Работая в группе  необходимо построить общую картину. Участники группы  все вместе наклеивают детали картины на ватман. (решая проблему несоответствия цвета и размера деталей).  Когда картина готова, остается рассказать о  школе. Пришла пора теплых предложений. Все выпускники должны соединить свои предложения в  общий текст.

Афиширование

Все группы вывешивают свои картины на доске и зачитывают текст о школе.

Пятый этап - рефлексия

   Учащимся предлагается высказывать свое состояние и пожелание.

Приложение                                                            

Фазиль Искандер «Школьный вальс, или Энергия стыда»

Вдруг завуч, остановив меня, наклонился возле одной из дверей и стал смотреть в замочную скважинку.

Мне показалось странным, что он это сделал, провожая меня в класс, и главное — не стыдясь моего присутствия. Я вспомнил, что именно так мой сумасшедший дядюшка наблюдал сквозь щелки в кухонной пристройке за одной женщи­ной из нашего двора, в которую он был влюблен. Но он этого никогда не делал, если знал, что кто-то за ним следит. А этот прямо при мне под­глядывает.

Наконец отделившись от замочной скважины и нисколько не стыдясь того, что я это заметил, он подошел ко мне и мы пошли дальше. Мне ка­залось, что на лице его плавало подобие блажен­ного выражения, какое бывало у дядюшки после того, как он насмотрится на свою возлюбленную.

Но вот завуч подвел меня к нужной двери, от­крыл ее хозяйским жестом и, пропустив меня вперед, вошел сам. Грохнув крышками парт, де­ти вскочили, что было для меня такой неожидан­ностью, что я еле удержался от желания бро­ситься за дверь.

— Садитесь, — сказала учительница ребятам, и они с таким же грохотом сели. Она повернула к нам лицо. Это было лицо пожилой женщины в пенсне, блестевшем золотистой оправой, с ко­ротко остриженными, местами серебрящимися волосами. Она вопросительно оглядела нас.

— Македонович прислал, — сказал завуч то­ном человека, который полностью снимает с се­бя всякую ответственность.

— Но у меня... — начала было она, но, взгля­нув на меня, вдруг добавила: — Хорошо.

Приподняв голову, она оглядела класс и, по­казав мне глазами на свободное место, сказала: — Пока вон туда садись...

Завуч закрыл дверь. Ребята радостно вскочи­ли, приветствуя его уход, я, не подозревая, что его уход тоже надо приветствовать, опоздал вскочить, что вызвало у некоторых учеников ус­мешки, показавшиеся мне обидными. Я чувство­вал, что у мальчиков, которые здесь учились, сейчас возникло ко мне враждебное любопытство, какое бывает ко всякому чу­жаку, который входит в среду привыкших друг к другу людей.

Учительница продолжала урок. Я сейчас не помню, о чем она говорила, зато хорошо помню, что она, говоря то, что она говорила, старалась отвлечь это враждебное любопытство, которое я ощущал у себя на затылке. И в самом деле, я чув­ствовал, что от ее голоса враждебное любопытст­во ослабляется и уходит.

Во время перемены, когда я выбежал на школьный двор, где встретил несколько ребят с нашей улицы и только начал с ними осваивать­ся в роли школьника, как вдруг прозвенел звонок, призывающий всех в класс. Тогда меня поразила смехотворная несправед­ливость длины перемены по сравнению с дли­ной урока.

Потом помню себя после уроков идущим до­мой. Я  прислушиваюсь к себе и удивляюсь впечатлению первого дня пребывания в школе: надоело — вот это впечатление.

Так как я стал учиться в школе с двухнедель­ным опозданием, многих вещей, уже освоенных другими учениками, я не понимал, что вызыва­ло у моих товарищей улыбки, а то и откровен­ный смех класса. Так, например, я не знал, что разговаривать в классе вообще нельзя, а если уж говоришь, то надо стараться говорить поти­ше . А ме­жду прочим, голос у меня от природы был дос­таточно громким;

В ответ на неоднократные нарушения правил Александра Ивановна мне несколько раз пред­лагала выйти из класса, с чем я, соглашался с неприличной поспешностью. Эта неприличная поспешность вызывала тайное ве­селье Александры Ивановны, я это замечал по ее глазам.

Но что уж вызывало всеобщее веселье, это то, как я выходил из класса. Как только мне предлагали выйти из класса, я начинал впихивать в портфель свои школьные пожитки.

— Портфель пусть остается — ты выходи! — говорила Александра Ивановна, стараясь не сме­яться и руками показывая, чтобы я оставил в по­кое портфель. Учился я хорошо. Мне ничего не оставалось.

Иногда я бывал отличником, но чаще бывал среди тех, кто близок к тому, чтобы стать отлич­ником. Во всяком случае, в кругах отличников я проходил за своего человека. Но истинные от­личники, то есть отличники по призванию, не­редко обращаясь ко мне, едва скрывали насмеш­ку в глубине своих умненьких глазок, как бы уверенные, что рано или поздно мое тайное ди­летантство должно будет меня подвести. Так оно и случилось.       

2

Альберт Лиханов «Русские мальчики»

Но как же все-таки учила Анна Николаевна? Не знаю — вот мое искреннее признание. Ну в самом де­ле не знаю, как научился арифметике, кроме, пожа­луй, слегка досадного воспоминания, что таблицу ум­ножения требовалось просто вызубрить. Учи­тельница хорошенько растолковала нам, что, к при­меру, шестью семь в сумме будет отличаться от ре­зультата, который дает шестью шесть, на один шаг, на одну шестерку. А дальше требовалось просто вы­учить, как это цифра шесть, умножаясь от единицы до десятка, вырастает в свою кратность.

Несколько дней подряд Анна Николаевна зада­вала нам очередной столбик этой удивительной таблицы, мы учили его дома, а на уроке повторяли хором и поодиночке — кого она вызовет. Хоровая таблица смахивала малость на урок пения, была от­кровенной зубрежкой, вполне веселой, потому что мы бодро поглядывали друг на дружку, улыбалась нам и учительница, и даже дирижировала слегка, поначалу помогая своему классу, а потом просто шевеля губами.

Так что таблицу мы одолели с весельем и даже не­которым озорством, что вовсе не означало конец это­му учению. Иногда ни с того ни с сего Анна Никола­евна останавливалась посреди родной речи или даже физкультуры и ошарашивала класс:

—Семью восемь?

—Пятьдесят шесть! — орали мы, хохоча от неожи­данности, во-первых, и, во-вторых, конечно же, от детской гордости знанием. Так что как выучил таб­лицу умножения — со смехом! — помню.

Еще помню трудный, но и прекрасный предмет — чистописание.

Анна Николаевна, бедняга, мучилась с нами и в редкие мгновения своей взрослой невыдержанности приговаривала, что, мол, хоть бы вообще-то выучи­лись писать грамотно.. В общем, поворчав, будто забывшись, Анна Николаевна забирала наши тетрадки, расставляла отметки, а после уроков, оставшись в классе одна, красными яркими чернилами выводила в них оче­редные задания, старательно вырисовывая толстые и волосяные линии отдельных букв и целых слов. Это были образцы, которые надо было повторить нам.

А перед каждым уроком чистописания, будто спо­ря со своим неофициальным мнением, повторяла на разный лад одну и ту же мысль:

—   Вы должны выработать красивый, калли­ графический почерк. Вас должны понимать все, кому вы пишите, — друзья, родные или служащие, к которым обращаетесь. Вы учитесь писать не для се­бя, а для других! И еще она волновалась, чтобы мы умели склады­вать мысли. Буквы — в слова! Слова — в мысли! Учитесь ду­мать предложениями! А не междометиями. А то ведь спросишь человека, а он тебе «а — а», «бе — е». Слов­но овечка. Скажи прямо: «Не знаю».

Еще она научила нас разбирать слова на буквы и строить из них новые слова — но в ограниченном пространстве.Вот сидишь в поликлинике, очередь — целый класс, тридцать человек, а на кабинете вывеска: «Зубной врач». Вот и сиди, составляй из этих букв новые слова. Много ли насочиняешь и каких? ! Ох ты, а может, это она тогда нарочно придумала, чтобы нас отвлечь? Зуб. Рвач! Тебя знобить начинает. Рвач ведь, по­жалуй, это врач, который зубы рвет! Лучше уж на вы­веске сосредоточиться. Из слов «зубной врач», если использовать оба слова сразу, получается еще кое-что. Например, бой. Буза. Зоб. Убой. Зубач, что это такое, правда, неизвестно. Зной. Брачнуй... Как это? Чарнбй... Ка­кой это такой?

До сих пор отлично помню этот  просто­рный зал на втором этаже старой  поли­клиники — белые двери кабинетов выходят в него, длинные ряды стульев вдоль стен и под­ле окон, череда небогато одетых мальчишек и дево­чек, а среди нас наша старушка в местами дырчатом пуховом платке, и к ней из длинного ряда то один, то другая подходят детишки со своими словами, и она, совершенно серьезная, объясняет громким шёпотом, что «чарнуй» и «брачнуй» — таких слов нет, есть «брачный», но нам до этого пока еще рано,  попутно объясняя, что Ной — это не только нытье, но еще и библейский герой, который собрал перед великим по­топом каждой твари по паре, сделал огромный такой и, когда вода залила всю зе­млю, спас всю свою семью и всех самых разнообраз­ных животных.

—И слонов? — удивлялся мой дружбан Вовка Крошкин.

—И слонов! — отвечала Анна Николаевна.

—Это какой же корабль-то надо? — поражался Вовка.

—Большой! — отвечала Анна Николаевна.

—И муравьишек? — спрашивала Нинка Правдина.

—И муравьишек! — вздыхала учительница.

—А как же их слоны-то не затоптали? — удивлял­ся кто-нибудь.

— Ну,—отвечала Анна Николаевна,—навер­ное, понимали, что надо всем спастись, и друг друга жалели.     

                                                                                                                                                                        3

Владислав Крапивин      «Жертва эрудиции»

             Портфель или сумку для меня купить не су­мели, я нес букварь и пенал в пакете от пате­фонной пластинки. Школа была в полтора этажа, с полуподвалом. Кирпичная, побеленная, старинной постройки, с узкими высокими окнами. На просторной полу­темной лестнице с точеными перилами толпилось множество ребят. Дежурные почему-то никого не пускали наверх. Это было первое нелепое школь­ное правило, с которым я столкнулся. Почему лю­ди не могут спокойно идти в свои классы, должны долго томиться на ступеньках, а потом с воплями толпой устремляться наверх?  Было тесно. Я вдохнул незнакомый, тоже «школьный» запах, и у меня заскребло в горле. Я покрепче ухватил маму за руку, хотя понимал: хва­тай не хватай, а все равно...

        В классе печаль моя совсем развеялась. Что ни говорите, а новизна обстановки всегда бодрит. Многое оказалось для меня неожиданным. На­пример, печка-голландка в углу класса. Мне по­нравилось, что дверца у нее почти такая же, как у нас дома.  Вызвала удивление и учительница. Я думал, что учительницы все высокие, моло­дые, с красивыми прическами и громкими стро­гими голосами. А Прасковья Ивановна была сов­сем простая тетенька, похожая на нашу соседку тетю Иру.

               Прасковья Ивановна всем напомнила, как надо вставать и садиться, как поднимать руку,если хо­тим о чем-то спросить. А дальше началось то, что сломало все мои представления об учебных занятиях. Праско­вья Ивановна сообщила:

—        Сейчас будем писать палочку.

Я ничего не понял. Что значит «писать палоч­ку»? Вся моя эрудиция не могла дать ответа на этот вопрос. И я решил в конце концов, что нам предстоит писать слово «палочка».

—        Все взяли карандаши. Держим правильно, свободно, как я вас учила, не стискиваем. Не скрючиваем пальцы... Со-ло-мон! Возьми карандаш, я сказала! И Тонкошеев! Ты второй год в первом классе, пора бы уже научиться. Теперь-все попробуем нарисовать палочку. Начинаем вот отсюда, из угла верхней клеточки... и потяну­ли вниз. Вот та-ак...

             Мел заскрипел по доске, расчерченной так же как бумага. Посыпалась белая пыль. Появилась черта. Потом рядышком еще одна. Первый «А» засопел над клочками бумаги.

—        Зачем это? — с тихим недоумением спросил я у соседки.

Умная и серьезная Малеева шепотом объяс­нила:

Учимся буквы писать. По частям.

А-а... — дошло до меня.

                  На втором уроке мы изучали букву «а» Разгля­дывали ее в букваре, называли слова, которые с этой буквы начинаются. Потом мы хором изображали, как кричит мальчик, когда уколет палец:

—        А-а-а!

Это было самое интересное. Только непонят­но, почему мальчик! Девчонки чаще орут, если больно.

—        А я кричу «ой-ёи-ёи!»— заявил маленький быстроглазый Боря Демидов .  Кто будет кричать неправильно, пойдет в—угол, — утомленно пообещала Прасковья Иванов­ на. — И маме сообщу. Вот тогда будет «ой-ёй-ёй»...
              Вот так-то! Даже если тебе больно, кричать здесь надо по правилам. В школе все по правилам...

             Двор был просторный. Летом его не топтали, и всюду росли подорожники и мелкая городская ро­машка.   Прасковья Ивановна велела нам встать в круг. Началась игра «третий-лишний». Я беззаботно бегал и прыгал, как и остальные, пока не увидел, что у калитки стоят мой брат Сережа и Володя Шалимов. Ура! Значит, школьный день закончился! Я вы­шел из круга, подобрал свой бумажный футляр и громко заявил:

Прасковья Ивановна, я пошел домой! До сви­данья!

Подожди, еще нельзя! Занятия еще не кон­чились!

Как это не кончились, если за мной пришел Сережа!

Сережа подождет! Сейчас урок физкуль­туры!

Ну что за глупости вы говорите! — искренне удивился я. — Какой же это урок! Не быва­ет уроков на дворе!

       С футляром под мышкой и с полным сознанием своей правоты я двинулся к калитке. Прасковья Ивановна ухватила меня за руку. Меня! За руку! Насильно!  Не стерпев насилия, коротко взревел я и вы­рвался.

—        Как ты смеешь не слушаться учительницу!
Неужели она думает, что я обязан подчиняться ей во всем и даже продолжать эту глупую игру. Я вышел из калитки и зашагал по деревянному тротуару. Меня не держали. Но в этот день, четвертого сентября тысяча девятьсот сорок пятого года, я впервые услышал слова, которые потом, увы, слы­шал неоднократно. И которые в свою ученическую пору слышат очень многие люди:

—        Завтра без мамы в школу не являйся!..

      4

                                                                              Владимирт Железников «Чучело»                                                                                                                           

Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учи­тельскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю до­рогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давил­ся от хохота. Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка — до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами. Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдер­жал, сорвался вперед, влетел в дверь а заорал: "Ребята! У нас такая новенькая!.. — и зашел­ся хохотом.

Все, кто был в классе, окружили меня и с вос­торгом рассматривали. А я встала, и улыбочка снова растянула мой рот — не могу, когда меня в упор разглядывают. Валька закричал: "Рот до ушей, хоть завязочки пришей!"

А Лохматый, давясь от смеха, спросил:

"Ты чья такая?"

"Бессольцева я... Лена", — и я снова по-дурац­ки улыбнулась.

Рыжий в восторге закричал:

"Ребята!.. Это же внучка Заплаточника!"

Ленка оборвала свой рассказ и покосилась на Николая Николаевича.

Ты давай, давай, не смущайся, — сказал Ни­колай Николаевич. — Я же тебе говорил, как я к этому отношусь. В высшей степени снисходи­тельно и совсем не обижаюсь.

Ну, а я-то об этом не знала, — продолжала Ленка. —Ну, не была готова... "Мой дедушка, —     говорю, — Заплаточник?.. За что вы его так прозвали?.."

"А чего плохого? — ответил Лохматый. — Меня, например, зовут Лохматый. Рыжего — Рыжий. А твоего деда — Заплаточник. Звучно?"

"Звучно", — согласилась я.

Я подумала, что они веселые и любят пошу­тить.

"Значит, вы хорошо знаете моего дедушку?" —           спросила я.

"А как же, — сказал Лохматый. — Он у нас знаменитый".

Все почему-то снова захохотали. Ленка вдруг замолчала и посмотрела на Нико­лая Николаевича.

            Вот дура какая, — сказала она. — Только сейчас поняла, что они надо мной смеялись. — Ленка вся вытянулась, тоненькая, узенькая. — Мне надо было тогда тебя защитить... дедушка!
Ерунда, — ответил Николай Николаевич. — Мне даже нравилось, что они у меня яблоки таскали. Я за ними часто подглядывал.  Я делал вид, что не вижу их, а они с отча­янной храбростью таскали яблоки, можно ска­зать, рисковали жизнью, но знали, что им за это ничего не будет.

Ты добрый! Я и тогда им ответила, что ты добрый.

"И еще передай своему деду, — закричал гор­ластый Валька, — что мы его поздравляем, что у него такая внучка... Ну точно как он!"

"Они с Заплаточником — два сапога пара!" — вставил Рыжий.

А я почему-то подхватила:

"Правильно, мы с дедушкой два сапога пара!"

Николай Николаевич совершенно отчетливо представил себе, как Ленка, вероятно от расте­рянности, выкрикнула эти слова. И как бы раду­ясь им, она подпрыгнула на месте и завертела головой, как попугайчик, и уголки губ у нее за­крутились вверх. Ему нравилась ее беспомощная и открытая улыбка. А для них это потеха — и только.

Лохматый так и крикнул:

"По-те-ха! Ну и потешная ты, Бессольцева Лена!"

А Рыжий, разумеется, подхватил:

"Не потешная она. А чучело!"

"Огородное!" — захлебнулся от восторга Валька.

Конечно, они стали хохотать над Ленкой, вы­каблучиваясь каждый на свой лад.

                                                                                                                                                                           5

Юрий Яковлев «Гонение на рыжих»

И вот что произошло: одна Таня забылась, другая огляну­лась. Генриетта Павловна заметила, что девушка смотрит не на доску и не слушает объяснений. Некоторое время учительни­ца наблюдала за Таней. Потом она сказала ледяным голосом:

—        Вьюник, не смотри на Князева.

Она могла бы сказать: «Вьюник, слушай урок». Или: «Вью­ник, не вертись».

Но она сказала: «Вьюник, не смотри на Князева». По классу покатился ядовитый смешок. Таня покраснела и посмотрела в глаза учительницы. Глаза смеялись. Они дразни­ли Таню, издевались над ней: «Вот я тебя подловила! Теперь я над тобой покуражусь! Ха!

Тане захотелось вскочить и крикнуть учительнице что-нибудь обидное. Обозвать франтихой.

—        Вьюник, иди к доске,— сказала Генриетта Павловна.

Ей было мало того, что Таня опустила глаза, ей нужно бы­ло выставить девушку перед классом, чтобы все могли разгля­деть Таню и смеяться.

—        Пиши,— сказала учительница и стала диктовать: «Долго не находил я никакой дичи; наконец из дубового кус­та  полетел коростель».

Таня сильнее сжала холодный мелок. Она повернулась к доске и стала писать: «Генриетта Павловна, вы злой, холодный человек...»

Написала? — не оглядываясь, спросила учительница.

Написала,— ответила Таня.

Класс замер. Смешок сгорел. Было тихо. Учительница диктовала дальше:

—        «Я ударил: он перевернулся в воздухе и упал».

Таня стиснула мел и, вдавливая его в доску, написала: «Я ненавижу вас». Генриетта Павловна повернулась к доске и прочла. Ее глаза округлились. На этот раз они не смеялись.

—        Что это значит, Вьюник? — глухо спросила учительни­ца.— Что ты написала? Таня пожала плечами.

—        Возьми портфель и уходи,— выдавила из себя Генриет­та Павловна.

И, не дожидаясь, пока Таня уйдет из класса, стала торопли­во переписывать то, что было написано на доске.

После урока Генриетта Павловна быстро вышла из класса: застучала каблучками по длинному школьному коридору. Она спешила в учебную часть. Она распахнула дверь и, подойдя к столу Михаила Ивановича, молча опустилась на стул.

Михаил Иванович запустил короткие пальцы в свалявшиеся косматые волосы и спросил:

Вьюник?

Вьюник,— выдохнула  Генриетта Павловна.

Что же?

Вместо ответа учительница достала листок бумаги и поло­жила его перед завучем. Он прочел записку и поднял глаза на Генриетту Павловну. Она смотрела в окно. Он хотел, чтобы учительница первой начала разговор.  Но она молчала и ждала слов от него.

—        Так...— повторил Михаил Иванович.— Что же вы, собст­венно, хотите от меня?

Большие круглые глаза посмотрели на Михаила Ивановича.

Что я хочу... от вас? —  произнесла Ген­риетта Павловна.— Я хочу, чтобы меня оградили от подобных оскорблений.

Подождите, разве в этой записке есть что-нибудь оскорб­ляющее? Кстати, вам известна причина этой ненависти?

Ученики не имеют права ненавидеть педагога.

Разве есть такой циркуляр министерства? — Михаил Иванович начинал сердиться.

Это не циркуляр, а простая логика. Если все ученики бу­дут ненавидеть всех педагогов...

Да почему все и всех? — вспылил Михаил Иванович. Он поднялся со стула и двинулся к Генриетте Павловне.

Он встал перед ней, грузный, косматый, с крупными глаз­ными яблоками.

Чем вы обидели Вьюник? — спросил он.

— Я сделала ей замечание, а она написала это... Я не вино­вата, что это девица влюблена в Князева и не сводит с него глаз.

—        Ах, вот оно в чем дело! — сказал Михаил Иванович и за­сунул руки в карманы.

—        Придется вам проглотить эту пилюлю,— наконец ска­зал он.

Теперь уже Генриетта Павловна поднялась со стула.

То есть как проглотить? — Вы отказываетесь... помочь мне…

Генриетта Павловна, я советую вам проглотить пилюлю. А там как знаете. Запретить любить или ненавидеть нельзя да­же школьнику. Нельзя!

 6                                                                                                                                                                                               

                                                                  Юрий Яковлев «Учитель»                                                           

Говорят, наступает время, когда Учитель становится не нужен. Он научил, чему мог научить, и — поезд отправился дальше, а Учитель остался один на пустой платформе.

Однажды Учитель подошел ко мне, положил на плечо руку и сказал:

—        У каждого из нас есть вечный двигатель. У тебя, на­ пример.
   Ребята удивленно переглянулись, а я уставился в два синих экрана, ища в них ответа. Глаза Учителя загадочно светились.

У меня нет... вечного двигателя,— сказал я.

Есть.

Я задумался. Я перебирал в памяти все, что было у меня «движущего»,— самокат, велосипед, самолетик с ре­зинкой вместо моторчика. Ничего не двигалось само по себе и тем более вечно.

—        Он всегда при тебе. Он и сейчас с тобой! — Учитель как бы играл со мной в «жарко-холодно».
   Я пошарил в карманах, но ничего по­хожего на вечный двигатель не обнаружил.

—        Твой вечный двигатель у тебя в груди,— не сводя с меня глаз, сказал Учитель.— Это — твое сердце. Оно бьется день и ночь, зимой и летом.  Без отдыха, без перерыва... вечно.

Я невольно приложил руку к груди и почувствовал слабые, мерные толчки своего сердца. В классе стало тихо, все ребята слушали, как работает их вечный двигатель.

Так Учитель постепенно открывал нам неведомый мир, и после его открытий жизнь становилась удивительной, почти сказочной. Обычные вещи он умел повернуть такой неожидан­ной гранью, что они сразу менялись и обретали новое значение. Но главная его наука ждала меня впереди.

Однажды в кино у меня произошла странная встреча. Я слонялся по  фойе в ожидании начала сеанса и вдруг увидел нашу вожатую Аллу. Рядом с ней сидел рослый десятикласс­ник. Они ели мороженое и о чем-то оживленно разговаривали. Когда все  входили в зал, я потерял их из виду. Но потом обнаружил, что они сидят неподалеку от меня. Вме­сто экрана я смотрел на них. Я увидел, как десятиклассник положил руку на спинку стула, на котором сидела Алла.

На другой день, прибежав в класс, я принялся рассказывать ребятам о своем открытии. Я рассказал про мороженое  и про спинку стула. И мы все очень веселились. Как вдруг я услышал покашливание и оглянулся — в дверях стоял Учи­тель. Он молча поманил меня, и мы вышли.

Сейчас ты вернешься в класс,— сказал Учитель, глядя куда-то мимо меня, — и скажешь, что никого не встречал в кино и что все это с мороженым и спинкой стула ты при­думал.

Но ведь я видел их!

Да, ты видел их, но никому не должен был говорить об этом. Стыдно.

Разве стыдно говорить правду? — спросил я и с вызовом посмотрел на Учителя.

Эта правда не принадлежит тебе. Если люди выплеснут всю «правду», какую они знают о других, они захлебнутся. Не всякую правду человек должен знать о другом.

И тут я решил подловить Учителя. Я сказал:

Значит, лучше соврать!

Лучше смолчать,— сказал Учитель.— Ты знаешь, что та­кое чужая тайна? Это тоже правда. Но она принадлежит не всем. В данном случае она не принадлежит тебе. Ты разгласи -чужую тайну — все равно что взял чужое. Подло!

Теперь я растерянно смотрел на Учителя. А он сказал:

Иди. И скажи, что ты все это придумал!

Соврать? — резко спросил я.

Ты сам пришел к этому. Значит, соврать... во имя правды.

Я поплелся в класс и упавшим голосом объявил, что все это вранье, что никакую Аллу я не встречал, а десятикласс­ника вообще взял с потолка.

Поезд мчится вперед. И когда бы я ни открыл вагонное окно и, жмурясь от встречного ветра, ни огля­нулся назад,— я вижу пустую платформу и маленькую, одино­кую фигурку человека, который вложил в меня частицу своего сердца. Он жив! Он задумчиво смотрит мне вслед, словно хочет убедиться, что я мчусь в верном направлении, и, может быть, он до сих пор видит во мне мальчика?.. Гремят колеса, ветер гудит в ушах. И я вижу, как по платформе бегут дети — насту­пая на пятки друг другу, они спешат к Учителю.