Методическая разработка урока истории России для 10 класса. Введение в тему: «Древняя Русь». Характеристика и методы работы с источниками.

Методическая разработка урока  истории России  для 10 класса.  Введение в тему: «Древняя Русь».  Характеристика и методы работы с источниками.

Форма проведения: семинар.

Формируемые УУД:

 самостоятельное изучение источников по наиболее важным проблемам социально-экономической и политической истории Киевской Руси  (актовые материалы, законодательные памятники, летописи);

анализ и представление полученных знаний в выступлениях перед одноклассниками; воспитание  патриотических чувств через изучение и  осмысление истории своей страны.

План.

1.Характеристика источников:

а) летописные своды;

б) литературные источники;

в) историко-правовые документы.

2. Методы работы  с  источниками.

I. Вопросы для обсуждения:

1) вопрос о территории и хронологических рамках индоевропейской прародины славян;

2) пять этапов   эволюции праславянского периода с XV в. до н. э.  (Б.А. Рыбаков,  лингвист Б.В. Горнунг);

3) В.В. Седов о  славянах как самостоятельной  этноязыковой  единице  (середина I-го тысячелетия до н. э.);

4) археология о  трёх  областях развития культуры   в позднем палеолите (40–12 тыс. лет назад).

II. Подведение итогов выступления, умения задавать вопросы выступающим, отстаивать свою точку зрения.

Литература:

 Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы. М, 1964.

Винников А.З. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье (VIII – начало XI века). Воронеж. 1995.

Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984., Т. 1 – 2.

Древняя Русь в свете зарубежных источников: Учебное пособие для студентов вузов/ М.в. Бибиков, Г.В. Глазырин, Т.н. Джаксон и др; Под ред. Е.А. Мельниковой. – М., 1999.

Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

Рыбаков Б.А. Из истории культуры Древней Руси: Исследования

и заметки. М., 1984.

Сафронов В.А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.

Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М, 1995

Седов В.В. Славяне: Историко-археологическое Исследование

М., 2002

Калинина Т. М. Сведения ранних ученых Арабского халифата

М. 1988.

Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.Л. 1962.

Материалы: Текст книги "История народа Рос. От ариев до варягов"Автор книги: Юрий Акашев

Таким образом, расшифровка надписи, сделанной в конце Х века на Пневищинском камне, позволила проиллюстрировать некоторые страницы не только нашей отечественной истории, но и истории русского языка и русской письменности. А главное, она продемонстрировала не только удивительную живучесть исконной русской письменности («черт и резов» – по выражению черноризца Храбра), но и ее глубокую древность. Ведь если эта письменность своими корнями уходит в глубь тысячелетий, то это означает, что еще более древние корни имеет ее создатель – русский народ.

Глава IV
В индоевропейской семье

§ 1. Славянская «прародина» и древнейшие росы

Этническое формирование росов происходило на местной, индоевропейской основе, то есть на основе тех первобытных человеческих коллективов, которые еще в каменном веке широко расселились по Центральной и Восточной Европе, став как бы неразрывной частью ее природы.

В настоящее время у подавляющего большинства ученых нет сомнений в том, что русский народ, вместе с другими славянскими народами, принадлежит к крупнейшей в мире индоевропейской языковой семье, к которой также принадлежат современные индо-арийские, иранские, балтийские, германские, кельтские, романские, италийские, тохарские, армянский, греческий, албанский языки и ряд уже мертвых языков: латинский, хеттский, готский, прусский, санскрит и некоторые другие. Одиннадцать из девятнадцати самых распространенных в современном мире языков произошли от индоевропейского праязыка, имевшего множество ветвей. О принадлежности росов к индоевропейцам свидетельствуют данные языкознания, характерные особенности языческой религии древних росов, славянорусская мифология, происхождение этнонима «росы» (о чем уже говорилось во 2-й главе) и многое другое. Следовательно, история древнейших росов неразрывно связана с историей ранних индоевропейцев, их формированием и расселением по европейской территории, приспособлением к суровым и разнообразным природно-климатическим условиям, осознанием своего места в мире природы и в мире людей.

Если не принимать во внимание частные мнения тех ученых и псевдоученых, которые пытаются связать происхождение русского народа с египтянами, тонкотелыми людьми-орусами и т. д. (об этом говорилось в гл. I, § 1), то нужно отметить, что большинство современных исследователей историю древней руси начинают с поисков славянской прародины. Но еще А.А. Шахматов, считая, что первым, коренным вопросом в жизни славянства является вопрос о славянской прародине, ставил его в зависимость от вопроса о прародине индоевропейцев: «уяснение последнего вопроса, – писал он, – ведет неминуемо к освещению первого»[484]. Однако за более чем полторы сотни лет, прошедшие с тех пор, как было установлено родство между индоевропейскими языками, по вопросу об индоевропейской прародине появилось множество самых различных гипотез, из которых наибольшее число сторонников получили две. Одна из них производит древнейших индоевропейцев с побережья Балтийского и Северного морей, другая – из Северного Причерноморья.

В последние десятилетия среди многих ученых получила популярность гипотеза Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванова, успешно работающих над реконструкцией индоевропейского праязыка и полагающих, что «прародина индоевропейцев находилась в области, где были изобретены колесницы, где впервые стали возделывать ячмень и виноград, а именно: в северной части Передней Азии (Малая Азия – Северная Месопотамия)»[485].

Крупный ученый-археолог, известный своими исследованиями в области индоевропейской археологии и мифологии, В.А. Сафронов отсчет собственно индоевропейской истории начинает с VIII тысячелетия до н. э. и доказывает, что уже в этом тысячелетии индоевропейцы находились «в Малой Азии и в Восточном Средиземноморье, а до этого они жили на северо-западе Восточной Европы»[486].

Все больше подтверждений получает концепция выдающегося индийского санскритолога, специалиста по Ведам Бала Гангадхара Тилака (1856–1920), согласно которой родиной всех народов, относящихся к индоевропейской языковой семье (по Тилаку – народов «арийской расы»), является Арктика[487]. Свое открытие Тилак сделал на основе историко-религиоведческого анализа гимнов Ригведы и текстов других памятников ведической литературы. Его книга «Арктическая родина в Ведах» была опубликована в Индии еще в 1903 г. и вызвала в науке много сомнений в связи с отсутствием материальных доказательств. В России эта книга нашла горячую поддержку в книге известного биолога начала XX века Е. Елачича «Крайний Север как родина человечества»[488]. В настоящее время гипотеза северного происхождения индоевропейцев находит все больше подтверждений, которые были проанализированы в ряде публикаций Н.Р. Гусевой[489].

Таким образом, вопрос о территории и хронологических рамках индоевропейской прародины представляется очень сложным и пока однозначного ответа на него наука не дала. Но следует обратить внимание на очень важную мысль, высказанную известным лингвистом Л.А. Гиндиным, относительно того, что периоды относительной стабилизации индоевропейской территориальной протоэтнической общности чередовались с периодами ее миграционного членения и что «в акт консолидации этой общности в результате дивергентноконвергентных процессов могли быть вовлечены, помимо собственно индоевропейского этнолингвистического ядра, этносы и языки отдаленно родственные, а также так называемые индоевропеоидные, возникшие под влиянием ареальных контактов»[490]. Примерно такое же, но еще более категоричное мнение высказывал Шахматов, писавший что вопрос об индоевропейцах и их прародине – это, прежде всего, не антропологический вопрос, а культурно-этнографический. Как в настоящее время индоевропейская языковая семья включает в себя самые различные антропологические типы, так же разнороден был ее антропологический состав и в глубокой древности. Путем культурного взаимодействия или завоеваний к первоначальному индоевропейскому ядру приобщились разнородные как в антропологическом, так и в этнографическом, а следовательно, и в лингвистическом смысле европейские и азиатские племена. Именно этим объясняется большое разнообразие как антропологического материала, так и археологических культур на территории Средней и Восточной Европы.

Возвращаясь к вопросу о славянской прародине, отметим, что уже не одно поколение ученых ломает копья вокруг поисков конкретной, более или менее точно очерченной и не очень обширной территории, на которой произошло отделение славян от остальных индоевропейцев. Нет необходимости приводить здесь многочисленные гипотезы по этому вопросу, поскольку они много раз были предметом анализа таких крупных ученых, как Б.А. Рыбаков, В.В. Седов, П.Н. Третьяков, В.П. Кобычев и др. и при желании более подробно с ними можно познакомиться по работам этих авторов. Отметим лишь, что в исследованиях ученых ХХ века наиболее четко определились три основные тенденции в определении древнейшей территории расселения славян. Сторонники первой, так называемой висло-одерской, гипотезы считают прародиной славян территорию на запад от Буга и Вислы до Одера, другие отстаивают гипотезу висло-днепровскую, сторонники третьей гипотезы, объединив первые две, считают возможным отнести к славянской прародине все пространство от Днепра до Одера. Академик Б.А. Рыбаков, сторонник третьей гипотезы, воспользовался тремя археологическими картами, составленными разными исследователями и имеющими отношение к славянскому этногенезу: картой тшинецко-комаровской культуры XV–XII вв. до н. э., раннепшеворской и зарубенецкой культур II в. до н. э. – II в. н. э. и картой славянской культуры VI–VII вв. н. э. типа Прага-Корчак (см. илл. 29-а, б, в). Он произвел наложение этих карт одну на другую и обнаружил их удивительное совпадение, и, поскольку тшинецко-комаровская культура, по мнению ученого, является синхронной отделению праславянских племен от других индоевропейцев, он посчитал возможным признать область ее распространения тем географическим плацдармом, на котором развивалась дальнейшая история славянства.

Илл. 29-а. Тшинецко-комаровская культура XV–XIII вв. до н. э.

Илл. 29-б. Пшеворская и зарубенецкая культуры III в. до н. э. – III в. н. э.

Илл. 29-в. Часть славянского мира в V–VII вв. н. э. (культура типа Прага-Корчак)

Таким образом, прародина славян в бронзовом веке, то есть «та территория, которую мы должны держать в поле зрения при рассмотрении вопросов славянского этногенеза и первичной истории славянской культуры»[491], рисуется Рыбаковым в следующем виде: «Западная граница ее доходила до Одера и Варты, т. е. до Брандебурга-Бранибора, который этимологизируется как «оборонный, пограничный бор». Северная граница шла от Варты на излучину Вислы и далее почти прямо на восток, оставляя к югу (внутри прародины) весь Западный Буг и Припять. Припять могла быть важным магистральным путем с запада на восток к Днепру. Северо-восточные рубежи прародины захватывали устья таких рек, как Березина, Сож, Сейм; нижнее течение Десны оказывалось внутри прародины. Вниз по Днепру граница доходила до Роси, а иногда до Тясмина (древней Тисмени). Южная группа шла от Днепра к Карпатам, пересекая в верхнем течении Южный Буг, Днестр и Прут. Далее граница скользит по северному склону Карпат и идет к верховьям Вислы и Одера»[492]. Это была зона лиственных лесов с большим количеством болот и с почвами, пригодными для земледелия, хотя и не слишком плодородными. Большая, почти непрерывная цепь европейских гор, протянувшихся с запада на восток (Рудные горы, Исполинские горы, Судеты, Татры, Бескиды и Карпаты), играли важную роль в истории первобытных европейцев, разделяя их на южных и северных, и, по мнению Рыбакова, составляли для праславян прочную южную границу, переступить которую они не могли до середины I тысячелетия н. э. Юго-восточная граница проходила примерно по южной окраине лесостепи. Горного барьера здесь не было, а реки Днестр, Буг, Днепр, текущие в Черное море, облегчали связь с более южными племенами. На севере территория расселения праславян, как утверждает тот же ученый, первоначально не доходила до Балтийского моря, однако проникновение к его берегам было возможно благодаря рекам, текущим с юга на север и впадающим в него. Никаких естественных границ, кроме лесных массивов и болот, на севере и северо-востоке не было, что облегчало расселение племен в этом направлении.

Таким образом, Б.А. Рыбаков (вслед за лингвистом Б.В. Горнунгом[493]) начинает праславянский период с XV в. до н. э., а далее намечает пять этапов его эволюции. После тшинецко-комаровского (XV–XII вв. до н. э.) следует второй этап, условно называемый лужицко-скифским (XI–III в. до н. э.), на протяжении которого славяне были носителями разнохарактерных культур: лужицкой, белогрудовской, чернолесской и скифской лесостепной. Третий этап (II в. до н. э. – II в. н. э.) представлен пшеворской и зарубенецкой культурами, четвертый (II–IV вв. н. э.) – пшеворской и черняховской и пятый (V–VII вв. н. э.) – культурой пражского типа.

Иной точки зрения придерживается В.В. Седов. По его мнению, славяне как самостоятельная этноязыковая единица начали формироваться в середине I-го тысячелетия до н. э. в результате взаимодействия и «метисации» носителей восточной части лужицкой культуры с расселившимися на их территории племенами поморской культуры. Самыми ранними славянами он считает носителей культуры подклошовых погребений (400–100 гг. до н. э.), памятники которой территориально охватывают бассейны средней и частично верхней Вислы и почти целиком бассейн Варты, а в среднелатенское время на западе достигают среднего течения Одера и на востоке – Припятского Полесья и Волыни[494] (см. илл. 30).

В настоящее время практически все ученые признают необходимость при решении проблемы происхождения славян максимально использовать данные и истории, и археологии, и языкознания, и этнографии, и других смежных наук. Однако до сих пор не выработано надежных, научно обоснованных методов и приемов сотрудничества ученых разных отраслей науки, которые могли бы эффективно применяться при решении этногенетических проблем. В последние десятилетия приоритет в поисках прародины славян принадлежит археологам. Это очень отчетливо проявляется и в вышеприведенных концепциях двух авторитетнейших ученых, хотя их выводы очень сильно отличаются друг от друга. «В исследовании древнейшей истории славян археологии принадлежит ведущее место», – пишет Седов[495].

Относясь с большим уважением к археологии и к огромному вкладу, внесенному археологами в изучение проблемы, тем не менее, приходится констатировать, что находимые ими материальные вещи почти всегда безмолвны, и ученым приходится лишь предполагать, часто меняя свои собственные выводы, какими именно народами эти вещи были созданы. Чаще всего той или иной группе материальных находок, имеющих признаки взаимного сходства, присваивают название какой-либо археологической культуры по месту первых находок (Трипольская, Дьяковская, Льяловская и т. д.), без учета этнической принадлежности ее носителей. «Родины» и «прародины» народов ищут, главным образом, на тех территориях, где сконцентрированы наиболее густо памятники, которые удалось идентифицировать с тем или иным этносом. По этому принципу, конечно, можно судить о длительном пребывании какого-то народа в данном месте; но тут же возникает целый ряд иных вопросов: откуда носители данной культуры появились в этой местности, не являются ли носители обнаруженной культуры лишь частью какого-то более многочисленного этноса, не является ли эта культура полиэтничной и т. д.?

Разумеется, наука ищет и находит ответы на подобные вопросы, но чаще всего эти ответы бывают на уровне предположений, порою многочисленных, противоречивых и даже взаимоисключающих друг друга. Происходит это, на наш взгляд, из стремления большинства ученых привязать начальную историю всех народов, даже таких многочисленных, как арийцы, славяне, германцы и т. д., к какой-то конкретной, ограниченной местности. И лишь некоторые задают вопрос: а были ли вообще на земле такие прародины и родины? Ведь изначально люди в поисках пропитания совершали далекие переселения, вслед за животными шли за отступающими к северу ледниками, обходили в восточном и западном направлениях края этих ледников и многочисленные озера и топи, а в периоды похолоданий вновь отступали на юг, осваивая таким образом огромные пространства. Думается, была права Н.Р. Гусева, которая считала, что «о возможности уверенно указать территорию прародины того или иного народа, вероятно, и речи быть не может»[496]. Маршруты передвижений человеческих коллективов на разных этапах их исторического развития очень часто пересекались, совпадали. В периоды долгого совместного или близкого проживания эти коллективы могли вступать друг с другом в родственные отношения, оказывать друг на друга хозяйственное, социальное, культурное, языковое влияние. Впоследствии они в силу тех или иных причин могли вновь отдалиться друг от друга, а при очередном сближении, даже через несколько поколений, узнать «своих людей» по понятному языку, по общей мифологии, схожим обычаям и т. д. – и это при том, что материальная культура, которая для археологов имеет первостепенное значение, могла у них измениться в силу различных природно-климатических условий, в которых эти коллективы оказались в результате переселений.

В свое время Б.А. Рыбаков высказал очень важную мысль о том, что территорию славянской прародины не следует рассматривать как замкнутую и единственно данную: «Этногенетический процесс мог охватывать и соседние области в разных исторических комбинациях, могла происходить иммиграция в эту область из соседних, равно как возможен и миграционный процесс из прародины вовне»[497]. То есть понятие «прародина» получается очень размытым как в территориальном отношении, так и в хронологическом. Отсюда следует, что понимание обозримого прошлого, достигнутое анализом и сопоставлением добытого и доступного материала, не может считаться достаточным для заключений о прародине любого народа. В таком материале необходимо выявлять, по выражению того же Рыбакова, «тысячелетнюю архаику отдаленной первобытности» и, тщательно изучая пережитки древности, находить пути и возможности связать их с теми условиями, к которым восходят их корни. И, видимо, следует не углубляться в поиски прародин народов, а уделять внимание следам их древнейших связей.

Данные археологии показывают, что уже в позднем палеолите (40–12 тыс. лет назад) существовало несколько различавшихся между собой областей развития культуры. Особенно ясно в ту эпоху прослеживалось три области: европейская приледниковая, сибирско-китайская и африканско-средиземноморская. Европейская приледниковая область охватывала территорию Европы, испытавшую непосредственное влияние оледенения. Несмотря на то, что во всей этой зоне наблюдалось единство культуры палеолитического населения, тем не менее, внутри нее все-таки было заметно некоторое своеобразие культур отдельных групп населения. В частности, культура населения Русской равнины, территории Чехословакии и прилегающих к ней областей Центральной Европы уже тогда заметно отличалась от культуры населения Западной Европы.

Процесс расообразования начинается еще на первых ступенях человеческой истории, а в период позднего палеолита, который соответствует последним этапам валдайского оледенения, он завершается; тогда же оформляются три основные человеческие расы: европеоидная, негроидная и монголоидная. К этому периоду археологи относят стоянки древних людей, обнаруженные за Полярным кругом: на Печоре и в Приуралье. В 1950-х годах археологическая экспедиция АН СССР под руководством О.Н. Бадера обнаружила на реке Сунгирь вблизи г. Владимира захоронение скелетных останков мужчины, который по всем антропологическим промерам точно соответствовал характеристикам индоевропейской расы. С помощью радиоактивного анализа выяснилось, что жил он 25 тысяч лет назад.

К эпохе мезолита (12—5 тыс. лет назад) относится выделение крупных ветвей в пределах больших человеческих рас. Внутри европеоидной выделяются ее северная и южная ветви, хотя их представители обнаруживают все гаммы переходов от самых светлоглазых и светловолосых на земном шаре людей к неграм. Мезолитические люди осваивают Шотландию, Скандинавию, Прибалтику, часть побережья Северного Ледовитого океана. Это были охотники и рыболовы. Уже ко времени мезолита возникают локальные варианты культур, объединяющие группы стоянок и свидетельствующие о постепенной консолидации родовых общин в более широкие коллективы – племена. Этнографические и археологические данные позволяют ученым сделать вывод о том, что для этой стадии родо-племенной организации характерна незначительная, хотя и постепенно возраставшая, роль племени и очень большая, доминирующая роль рода. Еще не было племенного самоуправления, совета, вождя и других признаков развитого племенного строя, племена были лишь в незначительной степени общностями социальными, но они обладали всеми признаками общностей этнических, а именно: имели свое имя, свою территорию, свой диалект, свои культурно-бытовые особенности[498].

Вопрос о начале и путях сложения языковых семей в науке решается по-разному. Большинство специалистов считают, что их формирование совершалось, в основном, в эпоху разложения первобытно-общинного строя и было сопряженно с происходившими в то время массовыми перемещениями и связанными с ними процессами смешения населения. Это, с одной стороны, приводило к дифференциации языка некоторых крупных племен (то есть праязыка, языка-основы), а с другой стороны, – к неполной ассимиляции племенных языков, что в дальнейшем давало начало новому разделению праязыка. Несколько иначе решает этот вопрос С.П. Толстов, который, развивая гипотезу советского языковеда Д.В. Бубриха, выдвинул положение о так называемой первобытной языковой непрерывности. По его мнению, человечество первоначально говорило на многочисленных родовых языках, которые на границах родовых общин постепенно переходили один в другой и уже в конце позднего палеолита – начале мезолита начали выкристаллизовываться в более крупные группы, что и привело к образованию языковых семей. Впрочем, как считает А.И. Першиц, эти взгляды не исключают друг друга. Образование языковых семей могло зародиться в период расширения первоначальной ойкумены и значительно ускориться в бурную эпоху разложения первобытного и образования классового общества[499]. Как в памятниках материальной культуры, так и в древнейшей лексической основе языка и его диалектных особенностях прослеживаются следы миграционных направлений племен, территории их близкого или совместного проживания. Что касается славян, то как их материальная культура, так и славянские языки обнаруживают родство со многими другими индоевропейскими народами, а следы пребывания предков славян обнаруживаются на территории гораздо более обширной, нежели приведенные выше контуры славянских прародин.

Илл. 31. Славянские сосуды-клоши

В связи с этим вызывает недоумение стремление В.В. Седова связать прародину славян только с культурой подклошевых погребений. Неужели славяне (праславяне) действительно начинаются только с того момента, когда ввели у себя обычай накрывать остатки трупосожжений колоколовидными сосудами-клошами, перевернутыми вверх дном? (См. илл. 31). Но ведь тот же самый народ существовал очень длительное время и задолго до введения этого обычая. С другой стороны, несомненно, какая-то часть этого народа отселилась на другую территорию еще до его введения, и тогда ей только по этой причине следует отказать в праве быть в числе наших далеких предков. А как быть с тем народом, от которого, в свою очередь, в еще более давние времена отделились эти будущие «подклошевики»?

Б.А. Рыбаков, как было показано выше, ставит вопрос о славянской прародине гораздо шире: он отводит для нее гораздо более обширную территорию, а ее формирование отодвигает хронологически на целое тысячелетие назад. Кроме того, очертив контуры первичной истории славянской культуры, он делает еще два чрезвычайно важных дополнения.

Во-первых, по его мнению, при определении признаков славянства очень трудно «нащупать истину», поэтому он не настаивает категорически на принятом им славянском эталоне, называя его «условным», и считает, что к славянскому этногенезу могли иметь отношение племена, облик археологической культуры которых отличался от этого эталона. Второе дополнение касается хронологического рубежа. «Мы не должны, – пишет он, – начинать наше рассмотрение лишь с того момента, когда единство на такой огромной территории уже стало историческим фактом, – нам необходимо в меру наших возможностей определить, из каких более древних элементов, местных или пришлых, оно создавалось»[500]. Считая, что праславянские племена середины II тысячелетия до н. э. были земледельцами и оседлыми скотоводами и что контуры славянского мира можно уже угадывать в культурах бронзового века, Рыбаков в то же время ставит вопрос о том наследстве, которое предки славян получили от предшествующего времени. Это наследство он связывает, прежде всего, с индоевропейцами, которые уже в V тысячелетии до н. э. «предстают перед нами как земледельческие племена с яркой и интересной культурой»[501]. В результате широкого расселения индоевропейцев в неолите значительная часть будущей славянской прародины оказалась заселенной южными индоевропейскими земледельческими племенами. А со времен энеолита (IV–III тысячелетия до н. э.) лингвистами вполне определенно начинают прослеживаться языковые предки славян, – в частности, среди носителей трипольской культуры[502]. По предположению Рыбакова, к этногенезу славян имела отношение также и лендельская культура, которая являлась продолжением линейно-ленточной и была распространена среди племен, проживавших западнее Вислы. Помимо этих земледельческих племен, проникавших на территорию будущих праславян с дунайского юга, сюда со стороны Северного моря и Балтики проникали также и носители культуры воронковидных кубков, поселения которых довольно часто встречаются вдоль Эльбы, Одера и Вислы и которых, по-видимому, следует считать субстратом по отношению к славянам[503].

На рубеже III–II тысячелетий в истории северных индоевропейцев наступает новый этап, который ученые связывают с так называемой культурой шаровых амфор. Эта культура была распространена на огромной территории от Эльбы до Днепра, включая практически всю территорию будущей славянской прародины, кроме земель, лежащих к востоку от Днепра, и охватывала также все южное побережье Балтийского моря от Ютландии до Немана. Польский ученый В. Гензель считает, что в этническом отношении область культуры шаровых амфор была представлена протобалтами (Померания и Пруссия), протогерманцами (Одер – Эльба) и протославянами (Одер – Висла – Днепр)[504].

Б.А. Рыбаков так характеризует этот этап: «Увеличение стад крупного рогатого скота, борьба за эти стада, отчуждение и неравномерное распределение их, возможность перемещаться вместе с имуществом в повозках-телегах (колымагах) на значительные расстояния под охраной конных воинов, развитие обмена – все это коренным образом меняло устоявшийся земледельческий уклад, вносило в него и социальное неравенство, и военное начало, и отношения господства и подчинения как внутри каждого племени, так и между отдельными племенами»[505]. Применительно к этому же времени он допускает и появление первичных союзов племен, и слияние мелких племенных диалектов в более обширные языковые области.

Дальнейший период истории протославян связан с культурой шнуровой керамики (или иначе – культурой боевых топоров), в которую в известной мере переросла предыдущая культура шаровых амфор. Длится этот период почти до середины II тысячелетия до н. э. В это время происходит широкое расселение конных воинов-пастухов по Центральной и Восточной Европе. Как пишет Рыбаков, «они еще не стали кочевниками, регулярно перегонявшими свои стада, они занимались и земледелием, разводили свиней, что несовместимо с перекочевками, но они пасли свои стада на более широких пространствах и перемещались свободнее, чем пахари… Дошли «шнуровики» в своем неторопливом перемещении на быках и конях до Финского залива, Верхней и Средней Волги вплоть до Самарской Луки»[506].

Перемещение и расселение нескольких сотен родственных индоевропейских племен завершилось, по мнению Рыбакова, к середине II тысячелетия до н. э., примерно к XV в.; именно в это время оседлые племена, жившие между Одером и Днепром и занимавшиеся земледелием и скотоводством, начали консолидироваться в однородную массу праславян[507].

Концепция Б.А. Рыбакова, одного из крупнейших ученых, отличного знатока славянской археологии и мифологии, – в настоящее время, пожалуй, самая авторитетная. Но в ней нет места древнейшим росам. Как уже отмечалось, этноним рос/ рус он этимологически производит от названия речки Рось – правого притока Днепра, считая, что первоначально носителем этого этнонима было небольшое славянское племя, проживавшее в бассейне Роси, а первое упоминание о росах им соотносится с событиями IV в. н. э. Но, как было показано в I главе настоящего исследования, народ рос был известен уже в древнейшие времена и играл определенную роль в событиях истории древнего мира. Генетическая память русского народа сохранила следы начального исторического опыта росов, начальной эпохи формирования их этнического самосознания, их «этнического поля». Выявить эти следы позволяет нам русский язык и русская мифология.

Так, прекрасный ученый, исследователь русских сказок В.Я. Пропп считал, что древней основой волшебных сказок служит колдовской обряд инициаций, сопровождавшийся ознакомлением посвящаемых с мифологическим содержанием обряда. «Совпадение композиции мифов и сказок с той последовательностью событий, которые имели место при посвящении (в охотники), – пишет он, – заставляет думать, что рассказывали то самое, что происходило с юношей, но рассказывали это не о нем, а о предке, учредителе рода и обычаев, который, родившись чудесным образом, побывавший в царстве медведей, волков и пр., принес оттуда огонь, магические пляски (те самые, которым обучают юношей) и т. д. Эти события вначале не столько рассказывались, сколько изображались условно драматически… Посвящаемому здесь раскрывался смысл тех событий, которые над ним совершались»[508]. Истоки таких сказок Пропп связывает с эпохой охотничьего хозяйства и матриархата[509].

Б.А. Рыбаков, анализируя очень распространенный сюжет русских сказок – «бой на калиновом мосту», многократно описанный исследователями, впервые обратил внимание на, казалось бы, поразительную нелогичность: мост, по которому должно пройти массивное чудовище, изготовлен из калины, то есть он заведомо крайне непрочный. Но эта нелогичность исчезает, если предположить, что ветками калины была прикрыта охотничья яма-ловушка. Ученый считает, что этот сюжет отразил охоту древних людей на мамонта. И действительно, чудовище (Чудо-Юдо, Змей, Идолище) часто называется «хоботистым», своих противников он не кусает, не разрывает когтями, а бьет или «вбивает в землю» хоботом. Когда он приближается к «огненной реке» (видимо, огненная цепь загонщиков), «гром гремит, земля дрожит» (топот самого зверя и шум, грохот, устроенный охотниками). Чудовище убивают не только сказочным мечом, но и стрелами, копьями и раскаленными камнями. Далее Рыбаков излагает свою версию, объясняющую, как могли у восточных славян, никогда не видевших мамонта, сохраниться подобные «воспоминания»[510]. Но, думается, это излишне, если принять во внимание, что этот сюжет вошел в генетическую память русского народа, сохранившись в форме русских народных сказок. А подобное возможно только в том случае, если он изначально возник в среде предков росов – тех самых охотников, которые неоднократно сами устраивали подобные облавы на мамонтов. То есть сюжет «бой на калиновом мосту» помогает протянуть цепочку от современного русского народа к тем далеким его прапредкам, которые жили еще в каменном веке. Мамонты исчезли еще в конце палеолита, но рассказы об охоте на них передавались из поколения в поколение; со временем рассказчики уже и сами не понимали, о каком звере идет речь, поэтому появляется «хоботистое Чудо-Юдо»; с другой стороны, устаревший набор охотничьего оружия каменного века (камни, стрелы, копья) дополняется мечом[511].

Краткое описание документа:

Форма проведения: семинар.

Формируемые УУД:

самостоятельное изучение источников по наиболее важным проблемам социально-экономической и политической истории Киевской Руси (актовые материалы, законодательные памятники, летописи);

анализ и представление полученных знаний в выступлениях перед одноклассниками; воспитание патриотических чувств через изучение и осмысление истории своей страны.

План.

1.Характеристика источников:

а) летописные своды;

б) литературные источники;

в) историко-правовые документы.

2. Методы работы с источниками.