Методическая разработка внеклассного мероприятия по истории "Афганистан болит в моей душе"

Государственное автономное профессиональное образовательное учреждение Самарской области

«Тольяттинский колледж сервисных технологий и предпринимательства»

МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА

Автор сценария: Калинкина С.А.  - преподаватель истории

Тольятти, 2017

Внеклассное мероприятие по истории

АФГАНИСТАН БОЛИТ В МОЕЙ ДУШЕ

Цель: продолжать работу по патриотическому воспитанию студентов; расширить представления студентов об афганской войне.

Действующие лица: Ведущие – 1,2,3,4; рядовые, одетые в военную форму – 1, 2; медсестры – 1,2; мать, невеста.

Оформление сцены: горы; плакат с надписью «ОКСВ»; орел, грузовик; аудио кассеты с записью песен А. Розенбаума «Черный тюльпан» и афганского ансамбля «Контингент» - «Мы уходим», «Был пацан - и нет  пацана», И. Шведова «Белый вальс»; гитара; художественный фильм СФ. Бондарчука «9 рота»

Сценарий вечера:

   Голос за сценой: Наверное, нет ни одного человека в России, кого не задел бы Афганистан. Кто-то там потерял сына, друга, кого-то по сей день, мучает память по жестокой войне. 14 февраля 1989 года, наконец, была подведена черта под этим безумием, – советские войска покинули чужую землю.

Звучит песня «Был пацан – и нет пацана».

В полной тишине звучит стихотворение Е. Евтушенко «Афганский муравей»

   1-й ведущий:                     Русский парень лежит на афганской земле

Муравей-мусульманин ползет по скуле

               Очень трудно ползти… Мертвый очень не брит,

                                               И тихонько ему муравей говорит:

       «Ты не знаешь, где точно скончался от ран,

    Знаешь только одно – где-то рядом Иран.

                                               Почему ты явился с оружием к нам,

  Здесь впервые услышав слово «ислам»?

         Что ты дашь нашей родине – нищий, босой?

        Если в собственной – очередь за колбасой.

                                                Разве мало убитых вам, чтобы опять

       К двадцати миллионам еще прибавлять?»

       Русский парень лежит на афганской земле

      Муравей-мусульманин ползет по скуле…

   Учитель: Одной из трагических страниц нашей истории стала война в Афганистане. Эта война оказалась в 2 раза длиннее Великой Отечественной. Мальчишек вырывали из обыкновенной жизни: училище, школа, танцплощадка, музыка – и бросали в ад, грязь, восемнадцатилетних мальчиков, десятиклассников, которым можно было внушить все. Это потом к ним придет: «Хотел стать героем, а теперь не знаю, кого из меня сделали». Прозрение придет, но придет не скоро и не ко всем.

          ОКСВ – эта аббревиатура на долгих 10 лет стала символом смерти и крови. «Ограниченный контингент советских войск» - так официально назывались части и соединения, разбросанные по городам и дорогам соседней страны. Свой марш за реку «контингент» начал в 15 часов 25 декабря 1979 года. 

   1-й рядовой: Я сам попросился в Афганистан, мечтал попасть на эту войну. Я думал, там не дружат. Увидел войну: было интересно изучить себя, испытать, на что способен. Первый раз действуешь как во сне. Через 2-3 недели от тебя прежнего ничего не остается, только твое имя. И этот человек уже при виде убитого не пугается, а спокойно думает о том, как будет стаскивать со скалы и тянуть его на себе несколько километров. Этот человек уже знает, как пахнут на жаре вывернутые внутренности, как не выстирывается запах человеческой крови. Как в грязной луже расплавленного металла скалятся обгоревшие черепа, – будто несколько часов тут не кричали, а смеялись, умирая. Мы стреляли туда, куда нам прикажут, не жалея никого. Рядом с нами воевали дети, женщины, старики. Пацан лет 10-ти ножом в спину убил солдата-водителя. Из мальчишки сделали решето. К чужой смерти я привык, а чужой боялся. В пустом гробу отправляли на Родину парадную форму, чужой земли насыпят, чтобы нужный вес был.

Звучит песня «Кукушка» из к/ф «За все заплачено» под аккомпанемент гитары

   Учитель: Почти не знакомое слово «Афганистан» стало символом горя и смерти для тысяч, если не миллионов людей во всем бывшем Советском Союзе, крохотной частичкой которого была Куйбышевская область. И ее не миновала мертвящая тень «Черного тюльпана». С грузом «200» возвращались на Родину в большинстве своем – это искромсанные взрывами, прошитые пулеметными очередями, сгоревшие в «броне» мальчишки, не успевшие дожить до 19-ти. Им не нужна была та секретная, необъявленная, спрятанная от их матерей война. Это почти невероятно, но факт остается фактом, но до сих пор нет ни одного официального документа, предписывающего ввести в Афганистан наши войска. Не поступило в Министерство Обороны Указа Президиума Верховного Совета СССР или другого какого-либо правительственного распоряжения, определяющего цели и задачи войск. Все указания политического руководства доводились Д. Ф. Устиновым до своих коллег только устно.

         От кого же прятали эту войну, если весь мир узнал о начале «афганских событий», едва прозвучали первые выстрелы. Впрочем, вопрос этот риторический. Войну прятали от нас. От тех, кому предстояло на ней умирать и кому, было суждено получать ее страшные цинковые «посылки».

2-й ведущий: Кто-то скажет: «Зачем об этом говорить? Ведь то была несправедливая война! Разве наши показали себя на ней героями? Что они делали там? Это позор нашей страны!»

3-й ведущий: Другие скажут: «Не трогайте это. Это наша боль. Это наша, правда. Не смейте прикасаться к ней!» Третьи просто промолчат или отвернуться.

4-й ведущий: А мы считаем, что надо об этом говорить. Если есть несправедливость – о ней нужно знать. Если есть война,  – она должна быть проклята. Если есть горе – его нужно понять и принять.

      Мы не хотим пафоса и высоких слов. Мы хотим, чтобы все знали и помнили эту войну. И мы хотим, чтобы наши мальчишки никогда не узнали на деле, что такое война.

На сцену выходит 2-й рядовой, он читает стихотворение

«Я убит на афганской земле»

           2-й рядовой:                       Был мальчишка я шустрый и бойкий,

  В коридоре с друзьями бузил,

  Получал и пятерки, и двойки,

                                                        Но школу свою я любил.

  Не спешите, постойте, ребята!

                                                        Побеседуйте тихо со мной,

       И скажите: «Какой был веселый!

                                                        И какой он еще молодой!

       Подождите, девчонки, смеяться,

Посмотрите на этот портрет,

                                                        Мне исполнилось лишь 18,

 А меня уже нет, просто нет…

  Я войну эту страшную видел,

                                                        С автоматом в бой уходил,

         Чтобы вас здесь никто не обидел,

     Чтобы вас здесь никто не убил.

              Мне бы бегать на поле футбольном,

       И подругу встречать по весне…

                                                         Я зимой не вернулся из боя,

Я убит на афганской войне.

     Мать рыдает, горюет, страдая,

                                                         Над могилой моей,

Да поет по весне, заливаясь,

             Средневолжский шальной соловей.

      Побывайте у мамы в квартире,

                                                         Навестите родную мою,

  Чтобы знала она, что о сыне,

        Кто-то помнит в родимом краю.

     Погрустите и вы над могилой,

Принесите цветов полевых,

           Чтобы пахло мне Родиной милой,

На дорогах моих неземных.

Включение видеозаписи «Черный тюльпан» А. Розенбаума

На сцену выходят 1-й рядовой и двое девушек, одетых в медицинские халаты. Они стоят на равном расстоянии друг от друга в глубине сцены. Читая свои монологи, подходят ближе  к краю сцены, затем встают на место.

     1-я медсестра: Война, нам говорили, справедливая, мы помогаем афганскому народу покончить с феодализмом и построить светлое социалистическое общество. О том, что наши ребята погибают, как-то умалчивалось. 80-й год… Начало… Прилетели в Кабул… Под госпиталь отдали английские конюшни. Ничего нет… Один шприц на всех… Тапочек, пижам не было, а уже развешивали привезенные лозунги, призывы, плакаты. На фоне лозунгов – худые, печальные лица наших ребят. Они остались в моем сознании навсегда…

          Два раза в неделю – политическая учеба. Нас учили все время: священный долг, граница должна быть на замке. Самая неприятная вещь в армии – доносительство: начальник приказал доносить по каждой мелочи. На каждого раненого, больного. Спасать, помогать, любить. За этим мы ехали. Проходит какое-то время, и я ловлю себя на мысли, что ненавижу. Ненавижу этот мягкий и легкий песок, обжигающий, как огонь. Ненавижу эти горы. Ненавижу эти низкорослые кишлаки, из которых в любой момент могут выстрелить. Ненавижу случайного афганца, несущего корзину с дынями или стоящего возле своего дома. Еще не известно, где они были сегодня ночью?

         Убили знакомого офицера, недавно лечившегося в госпитале… Вырезали две палатки солдат… В другом месте была отравлена вода… Кто-то поднял красивую зажигалку, она взорвалась в руках… Это же все наши мальчики гибли… Свои мальчики… Надо это понять    Вы не видели обожженного человека… Лица нет… Глаз нет… тела нет… Что-то сморщенное, покрытое желтой коркой – лимфатической жидкость… Не крик, а рык из-под корки…   Там жили ненавистью.  А чувство вины?  Оно пришло не там, а здесь, когда я уже со стороны посмотрела на это. Там мне все казалось справедливостью, здесь я ужаснулась, вспомнив маленькую девочку, лежавшую в пыли без рук, без ног… Как сломанная кукла… А мы еще удивлялись, что они нас не любят…

   2-я медсестра: У каждого из нас в памяти свое кладбище… Даже в смерти они были не равны. Почему-то тех, кто погиб в бою жалели больше. Умерших в госпитале – меньше. А они так кричали, умирая… Помню, как умирал в реанимации майор. Военный советник. К нему пришла жена. Он умрет у нее на глазах… и она страшно кричит… По-звериному… хотелось закрыть все двери, чтобы никто не слышал. Потому что рядом умирали солдаты. Мальчики… И их некому было оплакивать… Умирали одни. Она была лишняя среди нас… - Мама! Мама! – Я здесь, сынок, - говоришь, обманывая. Мы стали их мамами, сестрами. И всегда хотелось оправдать это доверие. Не уверена, признается ли кто-нибудь здесь, а там не от одного слышала: убивать может понравиться, убивать – удовольствие. Говорили об этом спокойно. Мальчики – с восторгом! – как сожгли кишлак, растоптали все. Они же не сумасшедшие были все?

        Я работала в инфекционном отделении. Должно быть 30 коек, а лежит 300 человек. Брюшной тиф, малярия. Им выдавали кровати, одеяла, а они лежали на своих шинелях, на голой земле. В трусах. Наголо остриженные, а с них сыплются вши… Платяные… головные… Рядом в кишлаке афганцы ходили в наших больничных пижамах, с нашими одеялами на голове вместо чалмы. Да, наши мальчики все продавали. Я их не осуждаю. Они умирали за 3 рубля в месяц. Они продавали оружие, патроны… Чтобы самих себя убивать…

Все остаются в глубине сцены. На передний план выходит «мать» в черном и исполняет монолог из повести Светланы Алексеевой «Цинковые мальчики»

«Он у меня маленького роста был. Родился маленький, как девочка, 2 килограмма, рос маленький. Обниму:

-          Мое ты солнышко. – Ничего не боялся, только паука. Приходит с улицы…

Мы ему новое пальто купили… Это ему исполнилось 4 года… Повесила я это пальто на вешалку и слышу из кухни: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Выбегаю: полная прихожая лягушек, они из карманов его пальто выскакивают… Он их собирает:

-           Мамочка, ты не бойся, они добрые. -  и назад, в карман запихивает.

-          Мое ты солнышко.

Игрушки любил военные. Дари ему танк, автомат, пистолеты. Нацепит на себя и марширует по дому:

-          Я солдат… Я солдат…

-          Мое ты солнышко, поиграй во что-нибудь мирное.

-          Я солдат… Я солдат…

Идти в первый класс. Не можем нигде купить костюм, какой ни купи, он в нем тонет.

-          Мое ты солнышко.

-          Забрали в армию. Я молила не о том, чтобы его не убили, а чтобы не били.

Боялась, что будут издеваться ребята посильнее, он такой маленький. Рассказывал, что, и туалет зубной щеткой могут, заставит чистить, и трусы чужие стирать. Я этого боялась. Просил: «Пришлите все свое фото: мама, папа, сестренка. Я уезжаю…»

         Куда уезжает, не написал, через два месяца пришло письмо из Афганистана: «Ты, мама, не плачь, наша броня надежная».

- Мое ты солнышко… Наша броня надежная… уже домой ждала, ему месяц осталось до конца службы. Рубашечки купила, шарфик, туфли. И сейчас они в шкафу. Одела бы в могилу… сама бы его одевала, так не разрешили гроб открывать... поглядеть на сыночка, дотронуться... нашли ли они ему форму по росту? В чем он там лежит?

         Первым пришел капитан из военкомата:

-          Крепитесь, мать…

-          Где мой сын?

-          Здесь, в Минске. Сейчас привезут.

Я осела на пол:

-          Мое ты солнышко!!!

Поднялась и набросилась на капитана:

-          Почему ты живой, а моего сына нет? Ты такой здоровый, такой сильный. А он маленький… Ты – мужчина, а он – мальчик. Почему ты живой?

Привезли гроб, я стучалась в гроб:

-          Мое ты солнышко! Мое ты солнышко…

А сейчас хожу к нему на могилу. Упаду на камни, обниму:

-          Мое ты солнышко!..»

Звучит «Белый вальс» в исполнении И. Шведовой. Девушка в белом танцует.

Внезапно музыка обрывается; невеста встает перед матерью, замирая.

Та надевает на невесту свой черный шарф, как знак беды. Вместе уходят.

Рядовой и медсестры выходят из глубины сцены.

   1-й рядовой: Мы перед родиной чисты. Я честно выполнил свой солдатский долг. Слышал, читал: сейчас эту войну называют «грязной». А как быть с такими чувствами, как чувство Родины, народа, долга? Родина для вас пустой звук? Мы перед родиной чисты… Кому-то хочется увидеть в нас наивных дурачков, пушечное мясо. Зачем? С какой целью? Ищут истину? Но не забудьте библейское. Помните, сто Иисус на допросе у Пилата сказал:

-          Я на то родился, и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине.

Пилат переспросил:

-          Что есть истина?

Вопрос остался без ответа…

        У меня своя истина. Своя правда о том, что в нашей, может быть, наивной вере мы были девственно чисты!

   1-я медсестра: Их надо жалеть, жалеть всех, кто там был. Я взрослый человек, мне было 30 лет, и то какая ломка. А они – маленькие, они ничего не понимают. Их взяли из дома, дали в руки оружие. Им говорили, им обещали: идите на святое дело, родина вас не забудет. Теперь от них отводят глаза: стараются забыть эту войну. Все! И те, кто нас туда послал. Эту войну никто не любит. Хотя я до сих пор плачу, когда играют афганский гимн.

Учитель:           И никто не додумался просто встать на колени,

                           И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране,

                           Даже светлые подвиги – это просто ступени

                           В бесконечные пропасти недоступной войне.

Уходят. Звучит песня «Мы уходим».

В заключение может быть устроен просмотр х/ф «9 рота»