Методический материал для изучения этнографии, этнологии и географии Ямало-Ненецкого АО. Сборник статей "Здравствуй, музей!"

Центр Детского Творчества. ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ НАРОДОВ СЕВЕРА

Ознакомительная  экскурсия

Здравствуйте, уважаемые посетители! Мы рады приветствовать вас в стенах Центра Детского творчества и хотим представить вашему вниманию – Музей этнографической культуры народов Севера, у которого уже есть своя история.  Открытие первой музейной экспозиции состоялось в ЦДТ в 1996 году.

 Затем в 2002 году был выигран Грант губернатора ЯНАО: проект «Патриотическое воспитание школьников через организацию краеведческой деятельности и возрождение народных традиций». Это позволило значительно пополнить музейную экспозицию экспонатами. В этом же году организовано проведение занятий для обучающихся 5-7 классов МОУ СОШ №1 по предмету «Культура народов Ямала».

В 2006 году разработан инновационный проект «Становление музейной педагогики как направления деятельности этнографического музея в Центре детского творчества».

В 2008 году – приказом Департамента образования ЯНАО выдан паспорт школьного музея «Музей этнографической культуры народов севера».

Итак, начинаем экскурсию – так как музей находится в Центре детского творчества, то и особое внимание мы уделяем детям, а в частности такому этапу их жизни, как детство и всему тому, что сопровождает детей в этот период. Как вы думаете, что это? Конечно, игрушки! На стендах  представлены национальные игрушки, одежда для них и другие необходимые принадлежности для игр. Стоит отметить, что многие из этих экспонатов сделаны руками наших учащихся. Помимо игрушек есть и одежда для самих детей. Это суконные малица, ягушка, обувь, рукавички и пояса. Детские украшения из бисера. По тому, как ребенок играет со своими игрушками можно судить о его будущей жизни. Существует немало поверий связанных с игрушками: нельзя на ночь бросать свои игрушки на улице - ими могут играть ночью ведьмы; нельзя специально ломать свои игрушки, они могут ночью ожить и наказать своего обидчика.

 

Далее представлены различные сумочки и сумки, каждая из них имеет свое функциональное значение. Сумки среднего размера, как правило, украшенные узорами, бисером и металлическими предметами, сшитые из сукна или камуса (шкура с оленьих ног) и ровдуги (замша) -   это женская сумочка для шитья. В ней хранятся предметы шитья, кусочки меха, сукна и так далее, как правило, на внешней стороне сумки пришита своеобразная игольница,  украшенная бисером, в которой хранят иглы и наперстки. Есть ряд маленьких сумочек, в них отдельно хранятся нитки, жилы для сучения нитей или уже готовые к использованию, бисер, декоративная отделка, какие-то мелкие предметы. Это так же могут быть детские сумочки. Сумочки-кошельки для хранения денег или документов. Большие сумки для хранения одежды, как правило, женская обувь и нижняя одежда хранится отдельно от другой одежды в таких сумках. Для женщины сумка имеет очень важное значение, по тому как выглядит ее сумка, как часто она ее использует, в каком состоянии находится содержимое сумки – можно судить о самой женщине. Если девушка решала тайком сбежать из дома, то единственная вещь, которую она могла взять – это ее сумка для шитья.

 

В музее представлено большое количество поясов: из кожи, плетенные из цветных ниток, сшитые из сукна и украшенные бисерной вышивкой. Пояса есть как мужские, так и женские. Пояса плетут вручную и на специальной доске, из бисера и нашивают на кожу или сукно. Для мужчины пояс имеет сакральное значение, это признак его мужской состоятельности. Он сам делает себе пояс, украшает его по-мужски. На поясе висит нож в ножнах, точило, специальная палочка (своего рода записная книжка), защитные амулеты (клык медведя или волка). Мужчины сами изготавливают свои орудия труда: упряжь для оленьих нарт, хорей (шест для управления упряжкой), аркан для ловли оленей, инструменты для изготовления нарт и чумовых шестов, половые доски для чума. Воспитывает для себя первого и верного помощника – оленегонную лайку.      

Переходим к верхней одежде северян –  это ягушка, малица и обувь (кисы, тобаки).  Ягушка -  женская распашная шуба шитая мехом наружу и внутрь, ворот отделан мехом песца или лисицы (хвост). Зимние ягушки  бывают по окрасу белыми, черными, пестрыми, отделкой служит мозаичный узор из камуса,  который расшивается бисерными узорными лентами. Летние шьются  ягушки  из сукна и украшаются узорами. Ягушки бывают как повседневные, так и выходные и те, что используют для сна. Детские ягушки полностью повторяют по крою и шитью взрослые женские.

Женские головные уборы это платки и зимние теплые шапки, которые  надевают женщины поверх платка во время сильных холодов, в период касланий (переезда с одного места на другое). Платков у женщины всегда много:  теплые на период холодов, легкие на лето, красивые и большие на выход.

   На ноги северяне надевают кисы. Кисы  шьются из камуса мехом наружу. Их украшают мозаичным узором или полосками сукна. Кисы разделяются на женские и мужские (определенный рисунок в передней части кисов). Детские копируют кисы взрослых. Вовнутрь кисов надевают тобаки (чулки), которые шьются из телячьих шкур мехом вовнутрь. И кисы и тобаки подвязываются при помощи подвязок к поясу. Кисы бывают повседневные и на выход. Мужские кисы подвязываются специальными подвязками чуть ниже колена, для того что бы кисы не падали с ног, так как мужчина больше времени проводит на улице. Между кисами и тобаками подкладывают в качестве стельки  слой травы. Она формирует «жёсткую подошву», впитывает влагу, дает дополнительное тепло. В гардеробе мужской обуви есть еще – «мади», они шьются так же из камуса, но без узора и более теплые чем  кисы. Их надевают чаще каждый день, в холода и на ночные дежурства в стаде. Не заменимы в осенние дни резиновые сапоги и калоши, их надевают поверх тобаков, или просто на носки. Осенью и летом носят тобаки, сшитые из сукна.  Детям шьют меховые тапочки и тобаки, чтобы ходить по чуму.       

Малица -  мужская сплошная шуба, шьется мехом вовнутрь. Вместо шапки к малице пришит  капюшон мехом наружу и вовнутрь. Варежки также пришиты к рукавам малицы мехом наружу из камуса.  Поверх малицы надевается суконная сорочка, украшенная узорами или просто полосками цветного сукна. Малица бывает повседневная и на выход, соответственно и сорочки. В непогоду поверх малицы надевают «гусь», его шьют из толстого сукна или тонких шкур мехом наружу. Зимой поверх малицы надевают «совик», он более теплый чем «гусь», капюшон отделан мехом песца или лисы. Сейчас мужчины носят простые вязаные шапки.

Женские платья различны по крою и шитью. Женщины-ненки носят самые простые по крою платья, без орнаментальной отделки и бисерных украшений. В помещении женщина-ненка платок не носит. Единственное  украшение – это ложная коса, украшенная бисером, басами и металлическими подвесками.

Женщины-ханты предпочитают более яркие и блестящие материалы при пошиве своих платьев со складками, украшают бисерной вышивкой и носят нагрудные украшения из бисера. Платок на голове обязателен. Костюм женщины – коми-зырянки  самый сложный и состоит из нескольких вещей.  Юбка-сарафан, фартук, блуза, на голове «баба-юр» (если женщина замужем). Девочка носит на голове ленту или просто платок. На шее обычно бусы.

В центре зала настоящий маленький  чум для игры в куклы. Внутри есть столик, печка, постель и полог. Рядом с чумом, маленькие  деревянные нарты.

В наших экспозициях представлены куклы в национальных костюмах северных  народов и славян.

Поскольку наш музей работает в Центре детского творчества, то и на стендах можно видеть современное  творчество детей, занимающихся в объединениях.

 В музее  можно посмотреть фильмы о нашем Севере, о его жителях, о природе. Послушать музыку и песни народов севера.

               Стать участником  мастер-классов по изготовлению национальных кукол, пошиву маленьких суконных сумочек и многому другому.       

             

Мы будем рады видеть Вас в нашем музее!

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КОРЕННЫХ  НАРОДОВ СЕВЕРА

НЕНЦЫ

   Территорию Ямало-Ненецкого автономного округа населяют представители многих народов. Коренными среди них являются ненцы, селькупы и северные ханты. Сегодня к коренным этнографическим группам можно отнести старожильческое население коми-зырян и русских, их этнокультурное взаимодействие с автохтонным населением было интенсивным.
Титульными среди коренных народов являются представители самодийской группы уральской языковой семьи — ненцы. На территории округа выделяют две этнографические группы ненцев: сибирская тундровая и сибирская лесная. От других народов Крайнего Севера язык и культуру ненцев отличает монолитность (специфический диалект имеет лишь группа лесных ненцев, компактно проживающая в округе).

    НЕНЦЫ, народ на севере европейской части России и Западной Сибири. По данным переписи населения 2002 – 41 454 чел. Язык входит в самодийскую группу уральской семьи языков. Его признают родным 77,7% ненцев. Письменность с 1932 на основе лат., с 1937 – русской графики.
Самоназвание ненэць’, ненэй ненэць’ (человек) было введено в официальное  употребление в 1930. До этого назывались самоедами, самоедами-юраками. Относительно происхождения термина «самоед» существует ряд предположений. Наиболее  вероятным представляется его происхождение от saam-jedna – земля саамов (Б.О. Долгих). Согласно самой аргументированной гипотезе (И.Э. Фишер, М.А. Кастрен, Г.Н. Прокофьев), самодийская общность сложилась в Южной  Сибири. В первые века н.э. часть самодийцев продвинулась к северу, а часть вошла в состав тюркских народов Южной  Сибири. Большая часть самодийцев в течение 1-го тыс. н.э. распространилась по Оби, Енисею и их междуречью в зону северной тайги, а затем тундры, принеся сюда оленеводческий тип хозяйства и ассимилировав аборигенное население. Затем предки ненцев продвинулись из низовьев Оби на запад до Белого моря, а к XVII в. – на восток до Енисея.  Ненцы впервые упоминаются как самоядь в Повести временных лет (нач. XII в.). Сохранились известия о ненцах иностранных путешественников – П. Карпини (XIII в.), С. Барроу (XVI в.), Н. Витсена (XVII в.) и других.  Благодаря литературным  источникам мы знаем об использовании предками ненцев оленей и собак в качестве упряжных животных, об охоте на пушных зверей, одежде из меха, о поклонении явлениям природы и культовым изображениям. В частности, капитан С. Барроу описал святилище ненцев на острове Вайгач (около 300 культовых изображений из дерева, следы принесения в жертву оленей). Фольклорные материалы, относящиеся примерно к XIV–XV вв., содержат данные о военной организации у ненцев.  О существовании родов имеются сведения в документах XVII в., а также у  авторов XVIII в. (И.И. Лепехин, П.С. Паллас, И.Г. Георги). Многие родовые названия сохранились у ненцев до настоящего времени в качестве фамилий (Вануйта, Езынги, Лапцуй, Лар, Ненянг, Нохо, Окатэтто, Пяк, Харючи, Яптик, Явтысый и др.)  Для ненцев был характерен отцовский род (еркар). Мужчины рода составляли военную единицу. Большую роль в хозяйственной жизни, при коллективных способах охоты, объединении стад и т.п. играло стойбище нэсы – объединение семей, где мужчины принадлежали к одному роду, а женщины – к разным.

Семья и тундра

С Еленой Лярской мы оказались случайными попутчиками в вахтовке, которая тряслась долгие девять часов по зимнику из Салехарда в Яр-Сале.

В дороге, конечно, познакомились. Научный сотрудник Российского Этнографического музея, кандидат исторических наук,  Елена Владимировна Лярская, уже много лет приезжает на Ямал и живет в ненецких семьях, кочует с оленеводами, месяцами изучает быт и культу северных народов, забираясь в самую глубинку ямальской тундры. Пообщаться с ней после прибытия в Яр-Сале удалось совсем недолго - торопилась уехать в очередную оленеводческую семью...

Живучесть ненецкой цивилизации

—      Елена Владимировна, каким образом вы впервые попали на Ямал?

—      Это получилось достаточно случайно. Когда я училась в аспирантуре, тема моего исследования была связана с трансформацией традиционных культур Севера, происходящих в результате обучения детей коренных народов в интернатах. И мне предложили поехать на Ямал. Ваш край оказался очень необычным, сильно отличающимся от других северных регионов.

—      Чем он отличается от других северных территорий на ваш научный взгляд?

—      В первую очередь, высокой степенью сохранности традиционной культуры, ее живучестью. Дело в том, что традиционная культура малочисленных народов очень легко трансформируется, приспосабливается к изменяющемуся миру, переживает те вещи, которые оказались для культуры других народов критическими. Например, внедрение интернатской системы образования приводит к тому, что народ теряет свой язык. Третье поколение детей воспитывается в интернатах, и на родном языке они в них не общаются. Поэтому и разрушается традиционная культура: после окончания интерната дети возвращаться к традиционной жизни не хотят, потому что и обычаев не знают, и ремеслами не владеют, и язык забыли. Но на Ямале изначально получилось все не так. Оказалось, что сами по себе интернаты не стали причиной для разрушения традиционной культуры. Вот, собственно говоря, для меня это был один из основных интереснейших моментов изучения.

—      На чем сконцентрирована ваша деятельность сегодня?

—      Мне всегда было интересно, каким образом человек учится быть русским или поляком, немцем или ненцем? И так как я до этого занималась проблемами интернатов, то вполне логично затем стала заниматься изучением особенностей взаимоотношений в ненецких семьях. Пытаюсь разобраться в том, как эти взаимоотношения меняются с течением времени, как распределяются функции внутри семьи, когда часть семьи живет в поселке, а часть — в тундре. Словом, изучаю, как устроен современный мир коренных северных народов.

—      Понимаю, что сейчас вы находитесь еще в самом начале своих исследований, но все же, насколько, по-вашему, высок потенциал живучести традиционной ненецкой культуры?

Похоже, что очень высок. Видимо, традиционная культура ненцев — организм самовосстанавливающийся. Ненцы умеют пережить очень серьезные изменения в своей жизни и сохранить основы своей культуры. Сами посмотрите: коллективизация была, попытка перевода на все запреты разговаривать на родном языке тоже были, но они сумели это пережить. Да, культура изменилась, да, некоторые люди перестали разговаривать по ненецки, но это отнюдь не определяет сегодняшнее состояние народа в целом.

—      Вероятно, это происходит потому, что представителям этого народа удается столь гибко приспосабливаться к окружающему миру...

—      Несомненно, это происходит благодаря тому, что у них есть сегодня и оленеводы, и, например, Татьяна Лар, и Сергей Николаевич Харючи, и Гавриил Лагей, и охотники, и рыболовы...

—      Не возникает ли у вас желание после вашего внедрения в ненецкую культуру что-нибудь изменить в жизни северян?

—      Нет, и это принципиальная позиция. Моя задача: не менять существующее общество, а понять, каким образом народ адаптируется к новым условиям жизни...

Феномен ненецкой культуры

На этом нашу беседу пришлось прервать. Елену Лярскую ждала тундра. С ее работами я познакомился позднее, и думаю, что для читателя будут, несомненно, интересны   некоторые   выдержки из них. Интерес к культуре ненцев Ямала сейчас быстро возрастает. Он  обусловлен уникальным  положением,   которое   заняла   эта культура среди других северных культур.

Как известно, последние полвека на традиционные культуры народов    Севера   государством оказывалось   огромное   давление, о чем уже было немало написано   и   сказано.   Результаты  подобного давления для всех северных регионов описываются  практически  одинаково: оказалось подорвано, а иногда и разрушено традиционное хозяйство, была нарушена связь поколений, и часть традиционных знаний перестала передаваться молодежи. Резко упал престиж традиционного образа жизни, многие языки коренного населения оказались под угрозой исчезновения.

На этом фоне положение ямальских ненцев резко выделяется. С одной стороны, политика государства здесь была такой же, как и во всем регионе. И здесь тоже произошли значительные изменения — появились новые виды занятости, которых ранее не существовало, появилась абсолютно новая и значительная по численности категория населения — ненцы, живущие вне традиционной среды обитания (в городах и поселках). Но с другой стороны, здесь самый высокий среди всех северных народов уровень владения родным языком, здесь не только сохранилось, но и широко распространено бытовое кочевание, то есть кочевание семьями (примерно половина ненецкого населения Ямала — кочевники). Здесь сохраняется достаточно высокий престиж традиционного образа жизни. И Ямал чуть ли не единственный северный регион, где нет недостатка в молодых оленеводах. Кроме того, это единственный регион, где даже в последнее десятилетие оленеводство не только не пришло в упадок, но и продолжает развиваться. Все это вместе позволяет говорить о «феномене ненецкой культуры».

Можно отметить некоторые характерные черты традиционной ненецкой семьи: семья эта уже в начале века была по преимуществу моногамной, хотя встр¬чалось наличие у одного мужчины двух и более жен. В ненецкой культуре существовали строгие экзогамные нормы, запрещавшие заключение браков, как внутри одного рода (родовая экзогамия), так и между представителями определенных групп родов, считавшихся родственными друг другу.  В ненецкой культуре существовал обычай как платить выкуп за невесту, так и давать ей приданое. Соотношение размеров калыма и приданого до сих пор является предметом споров ученых. Некоторые из них полагают, что калым был выкупом за невесту и значительно превосходил приданое по размеру, а другие считают, что выкуп и приданое сопоставимы по размеру и смысл заключается     в     совершении символического   обмена   между двумя родами. Кроме того, в ненецкой культуре нередок был левират — вдова старшего брата становилась  женой   младшего. Как правило, этот обычай объясняется   как   хозяйственными интересами (сохранение единого стада, нет необходимости платить калым при такой свадьбе, сохранение для рода работников (детей и самой женщины), так и тем, что женщине с детьми в условиях тундры почти невозможно выжить без мужчины.

Мужские и женские заботы

В традиционной ненецкой культуре сферы деятельности очень четко разделены на мужскую и женскую. Так, например, женщина ставит чум, обеспечивает семью дровами, готовит еду, шьет и чинит одежду, ухаживает за детьми, а мужчина охотится, рыбачит, пасет оленей. Очень многое из того, что должен делать один, другой не имеет права выполнять. Женщина не может принимать участия во многих религиозных культах, а мужчина не имеет права прикасаться к некоторым женским орудиям и предметам. Это разделение было настолько строгим, что жизнь в тундре мужчины без женщины или женщины без мужчины была просто немыслима.

  Отмечены случаи, когда мужчина, оставшись без хозяйки, вынужден был прекращать на время самостоятельное кочевание. Это обстоятельство еще больше увеличивало значение семьи для ненцев. Человек, не имеющий семьи или родственников, просто физически не мог выжить в условиях тундры мужчина, оставшись без хозяйки, вынужден был прекращать на время самостоятельное кочевание. Это обстоятельство еще больше увеличивало значение семьи для ненцев. Человек, не имеющий семьи или родственников, просто физически не мог выжить в условиях тундры.

Количество детей в ненецких семьях обычно не было велико (два-четыре ребенка). Однако такой размер семей объяснялся не сознательной политикой регулирования рождаемости, а высокой детской и материнской смертностью. Одной из основных причин, по которой у мужчины появлялась вторая жена, было отсутствие детей у первой. Например, известен случай, имевший место в начале XX века, когда в одной ненецкой семье у достаточно пожилых супругов был всего лишь один сын. Это ставило под угрозу не только стабильность их положения в будущем. Ведь жизнь в тундре полна опасностей, и если бы с этим юношей что-то случилось, муж с женой в старости оказались бы без опоры и помощи. Понимая это, жена просила мужа взять себе вторую жену и даже сама ее подыскала. Этот случай показывает нам еще одну традиционную функцию семьи: не только воспитание подрастающего поколения, но и обеспечение существования тех, кто уже не может трудиться. Исследователи отмечают, что чаще всего жены между собой ладили, а дети от всех жен имели равные права и обязанности, и конфликты между ними были редки. Допускались в ненецкой практике и разводы, но в реальности они происходили достаточно редко.

В большинстве случаев дети получали воспитание и образование в своей семье. Исключение составляли только мальчики из очень бедных семей, которых могли отдать в другие семьи в качестве помощников, и будущие шаманы, которые, по видимому, проходили специальный курс обучения. Таким образом, традиционно семья в ненецкой культуре не только выполняла хозяйственные функции, обеспечивала воспроизводсво общества, занималась социализацией подрастающего поколения, но и обеспечивала выживание индивида в экстремальных условиях Севера. Фактически жизнь индивида вне семьи была немыслима.

Традиции сильнее перемен.

На сегодняшний день вне традиционной среды (в поселке или городе) возникла возможность существования человека вне семьи. Это изменение принципиально, достойно отдельного разговора, но сейчас мы будем говорить только о тех семьях, которые живут в тундре.

Ненецкая тундровая семья удивительно стабильна, и многие нынешние полевые материалы отличаются от материалов начала прошлого века только датой фиксации. Но все-таки произошла одна перемена,  которая существенно изменила структуру ненецкой семьи. На протяжении двадцатого века резко изменилась численность детей в семье, причем, как это нам не покажется странным, она не сократилась, а напротив возросла. И если в XIX и начале XX века исследователи отмечали, что ненецкие семьи обычно невелики, то сегодня нередки семьи, в которых восемь или даже десять детей. Предположительно, это явление обусловлено двумя факторами: традиционная ориентация ненцев на максимальную рождаемость и резкое улучшение качества медицинского обслуживания. Совпадение этих двух условий и привело к тому, что количество детей столь резко выросло. Интересно, что ориентация на большое количество детей прослеживается у тундровичек всех поколений, от самых старших до тех, кто учился в школе в конце 1990-х годов. Молодые девушки, только еще собирающиеся создать семью, прямо указывают в интервью, что если они будут жить в тундре, то количество детей у них будет значительно. У вопроса о количестве детей в семье есть еще один аспект: современным ненкам уже известны и доступны некоторые меры контрацепции. В таких условиях, когда рождение детей можно планировать, насколько нам известно, большинство тундровых ненок не используют контрацептивы, пока количество детей у них не достигнет определенного уровня (5 —7 детей). Интересно, что количество детей у современных ненок не связано напрямую, по нашим данным, ни с возрастом, ни с уровнем образования. Гораздо большее влияние оказывает выбор ими места проживания. Так, некоторые женщины, окончившие в начале 1990-х гг. 11 классов средней школы и уехавшие после этого в тундру, если сразу выходили там замуж, то к 2001 году имели уже по 4 —5 детей (столько же, сколько имели к этому возрасту их малограмотые бабушки). А их же одноклассницы, как и они выросшие в тундре и учившиеся в том же интернате, но оставшиеся в поселке и тоже вышедшие сразу замуж, родили только по одному-два ребенка.

Подавляющее большинство современных ненецких семей моногамны, однако на протяжении второй половины XX века несколько раз фиксировались у ненцев полигамные браки, и некоторые из них мотивировались традиционным образом — отсутствие или недостаточное количество детей. Как уже говорилось, в ненецкой культуре в начале века фиксировалась экзогамия. Анализ полевых материалов и данных ЗАГСа Ямальского района показал, что родовая экзогамия сохраняется почти всегда, Продолжает бытовать среди тундровых ненцев и обычай платы за невесту, и наделение ее приданым. Причем необходимость обеих выплат ни у кого похоже не вызывает сомнения, речь иногда заходит лишь о справедливости их размера. Сохраняется и обычай, согласно которому невеста после свадьбы ежегодно посещает своих родителей, а после их смерти — брата, и они дарят ей шубу-ягушку и, по возможности, оленя.

В современной ненецкой тундровой культуре продолжает сохраняться четкое разделение сфер деятельности на мужскую и женскую. Однако это противопоставление в ряде случаев несколько смягчилось, и теперь мужчина чаще помогает женщине выполнять некоторые виды работ. Но по-прежнему полноценная жизнь в тундре невозможна ни для женщины без мужчины, ни для мужчины без женщины. Таким образом, семья продолжает оставаться основной формой существования человека в тундре. Женщины, не вышедшие замуж и живущие в тундре, живут со своими родителями и братьями. Неженатые сыновья — с родителями. Разделы семей происходят на основании обычного права. В экспедиции 1998 года был зафиксирован неописанный ранее случай поведения, который по всей вероятности имеет давнюю традицию. В семье родителей жены не было сыновей, и некому было принять отцовское стадо. Когда у их старшей дочери родился первый сын, он был отдан на воспитание в семью родителей своей матери. Как говорят, теперь он наследник их священной нарты и их стада, а не священной нарты и стада своего отца. На наследство от его родного отца теперь будут претендовать только его младшие братья. Таким образом, мальчик был усыновлен материнским родом.

Отдельно нужно сказать о женщинах, которые не вышли замуж, но имеют детей. Если они остаются жить в тундре, то они остаются в семье братьев или родителей, их дети растут вместе с детьми братьев и, по ненецким представлениям, принадлежат роду своей матери.

Семья сохраняет и свои функции по обеспечению существования пожилых людей. Часто пожилые родственники живут вместе с семьей одного из своих сыновей, однако теперь этот вариант не единственный. Зафиксированы случаи, когда пожилые люди переезжали под старость жить в поселок. Этот переезд может быть обусловлен например тем, что в поселке есть необходимая медицинская помощь и живет кто-то из детей, или тем, что кто-то из супругов в тундре умер, а другой не захотел оставаться там в одиночестве. Возможны и другие варианты.

Обычно ненцы регистрируют брак в ЗАГСе, но такая регистрация часто фиксирует давно уже сложившийся и всеми признанный союз. Иногда началу совместной жизни предшествует ненецкая традиционная свадьба, по иногда не происходит и ее.

Видимо, в ненецкой культуре традиционно брачными партнерами могли быть не только ненцы, но и ханты, коми, энцы, тунгусы и даже русские. Однако и по сей день, согласно данным ЗАГСа и полевым исследованиям, большинство ненецких семей моногонациональны (так в 1995—2000 гг. на Ямале был зарегистрирован 271 брачный союз с участием ненцев; 82,2 процента из них были заключены между ненцами). Как уже упоминалось, в традиционной ненецкой культуре издавна существовала возможность разводов, которой пользовались, но не слишком часто. Эта ситуация сохранилась и по сей день. Разводы среди тундровиков,   конечно,   случаются,   но  значительно реже, чем в поселках.

 Не выжить в тундре без семьи. Самые большие перемены коснулись сферы воспитания детей. Как уже говорилось, раньше почти все дети получали воспитание исключительно в семье. После введения обязательного школьного образования ситуация резко переменилась. Дети школьного возраста теперь изымаются из семьи (долгое время это происходило независимо от воли их родителей). Они должны отправляться на учебу в школу, где родители не только их ничему не учат, но и не отвечают за них материально, поскольку дети берутся на полное государственное обеспечение. Однако, как представляется, па семьях тундровиков это сказалось менее пагубно, чем на семьях оседлых жителей, оказавшихся в схожем положении.

   Во-первых, в отличие от поселка, где дошколят насильно изымали в круглосуточный детский сад, в тундре дошкольники росли с родителями. Во-вторых, большой размер тундровых семей приводил к тому, что нередко часть детей в стойбище оставалась, поскольку еще не достигла школьного возраста, и поэтому с родителей полностью не снимался груз ответственности за семью.

   Интересно, что ямальским ненцам похоже удалось наладить процесс обучения своих детей тундровым навыкам. Их дети, возвращающиеся из школы на каникулы, успевают за летнее время освоить значительный объем тундровых знаний и полюбить жизнь в тундре. Когда они оканчивают школу, многие из них хотят вернуться в тундру и работать рядом с отцами и братьями. Таким образом, и сегодня тому, как стать хорошим пастухом, охотником и рыбаком, хозяйкой чума, как выделывать шкуры и шить меховую одежду, то есть всем необходимым для выживания в тундре навыкам детей учат в семье, а не в школе. Единственное, что изменилось в этой области, это сроки обучения. Раньше ребенок обычно получал все необходимые знания годам к пятнадцати, а сегодня это происходит обычно уже после окончания школы.

   Так что, если мы сравним описание тундровой семьи начала XX века с современным, мы найдем больше сходств, чем различий. Современная тундровая семья выполняет почти все те же функции, что и в начале XX века. В ней, видимо, совсем исчез обычай левирата, зато в семьях теперь намного больше детей. Все навыки, необходимые для жизни в тундре, дети, как и раньше, получают в семье. Большинство браков по-прежнему мононационально, в основном сохраняются и родовая, и фратриальная экзогамия, продолжает сохраняться и довольно жесткое разделение па мужскую и женскую сферы деятельности. И, наконец, представляется, что и сегодня жизнь в тундре вне семьи почти невозможна.

П. Разуваев

Запреты для ненецких женщин

Их изучала на Ямале кандидат исторических наук Елена Лярская.

В ненецкой культуре существуют особые правила, которые регламентируют поведение женщин. Так, женщине запрещено перешагивать через орудия промысла и оленеводства, через оленью упряжь, аркан для ловли оленей. Она не должна переступать через мужчин и детей. Если на дороге ей встретился след медведя, то и через него она не может перейти, ей следует «снять след» (т.е. переложить при помощи чего-нибудь отпечаток лапы со своего пути) и только потом продолжать свой путь. Женщина не может участвовать в жертвоприношениях, она не должна посещать священных  мест. Ей запрещено перерезать хребет некоторым сортам рыб.

Выполнение этих правил иногда столь очевидно причиняло женщинам неудобства, что их существование сразу все замечали: «Не раз приходилось наблюдать, как хозяйка, ведущая аргиш и починяющая порвавшуюся в пути упряжь, не решалась, переходя с одной стороны нарты на другую, наступать на постромки, а всегда подползала под ними и перекидывала их через голову».  Необычность поведения женщин бросалась в глаза, и потому на существование в ненецкой культуре особых правил для женщин обращали внимание почти все путешественники, которые сталкивались с этим народом. Не обошли вниманием и проблему запретов для женщин не только путешественники и этнографы, но даже и представители власти, которые занимались социалистическим строительством на Севере. Для последних соблюдение ненками своих правил являлось серьезной помехой: традиционные представления о том, что можно и что нельзя делать ненецкой женщине, мешали привлекать их в колхозы, использовать в оленеводстве, в рыболовстве, охоте и т.д.

В 1920 – 1950-е годы на женские запреты смотрели как на пережиток родового строя и половозрастного разделения труда, чтобы женщина могла достигнуть «истинного равноправия» и стать полноценным участником современной жизни. Следует сразу отметить, что, несмотря на многолетнее давление на ненецкую культуру, советская власть в этой области мало чего добилась в этой области. Собранные в 1998 2001 годах полевые материалы показывают, что комплекс запретов сохранился почти полностью и почти не претерпел измерений. И сегодня им владеют не только пожилые женщины, но и девушки-школьницы. Интересно, что этот комплекс запретов долгое время не становился предметом отдельного самостоятельного анализа этнографов. Чаще всего его касались только по ходу своих изысканий, но при этом не только приводили списки запретов различной полноты, но и высказывались по их поводу определенные суждения.

Традиционно интерпретация запретов строиться на двух постулатах.

1.   Женщина в семье мужа – чужеродка, т.е. чужая, от неё исходит опасность для родовых божеств, оленей, орудий промысла. И на этом основании её следует максимально изолировать от этих предметов.

2.      Женщина фертильного возраста в принципе нечиста, так как имеет месячные, и поэтому она таит в себе опасность для окружающего мира. Сразу же отмечу, что на мой взгляд, объяснение запретов тем, что женщина принадлежит к чужому роду и поэтому от неё исходит опасность, недостаточно, а часто и совершенно не удовлетворительно. И опубликованные ранее, и собранные нами полевые материалы свидетельствуют о том, что запреты налагались не только на жён, которые по определению происходили из чужого рода, но и дочерей-девушек, и на сестер, которые не выходили замуж, жили со своими братьями и, следовательно, оставались в окружении членов своего рода. Кроме того, в ненецкой культуре запреты для женщин бывают двух категорий: те, которые выполняются всеми ненками, и те, которые действуют только для женщин конкретного рода.

Когда женщина выходит замуж, она перестает выполнять правила своего рода и начинает подчиняться тем, которые выполняют все женщины в роду её мужа (например, его сестры). Следовательно, утверждать, что ограничения налагаются на женщину именно  потому, что она чужая в роду мужа, нельзя. В последнее время появились этнографические описания, выполненные ненцами, которые отличаются и подбором анализируемого материала, и точкой зрения автора. В некоторых случаях у ненцев Ямало-Ненецкого автономного округа, кроме традиционно описываемых мужских священных мест, имелись и специальные женские священные места. В ненецкой культуре существует, кроме того, и особый вид «поминок», которые проводятся исключительно женщинами, внутри чума. И участвуют в них женщины, живущие в чуме, вне зависимости от их родовой принадлежности по отцу. Таким образом, утверждения о том, что женщина окружается запретами и исключается из участия в культовых мероприятиях на основании того, что она «чужеродка», не соответствует действительности.

Вернемся ко второму основанию, на котором строятся объяснения и интерпретации запретов. Оно состоит в том, что женщина фертильного возраста имеет месячные и потому нечиста. Спорить с утверждением, что с ненецкой точки зрения женщине приписывается особая «нечистота» не следует. Это действительно так, о чем свидетельствуют многочисленные материалы. Но здесь возникает вопрос о том, что это нечистота, с чем она связана в сознании ненцев, как она мыслиться. Для обозначения этой нечистоты в ненецком языке есть специальное понятие. Анализ всего комплекса представлений, связанных с этим понятием, никогда не становился предметом отдельного самостоятельного исследования.

Следует обратить внимание на то, что эта нечистота исследователями обычно связывается исключительно с женщинами. Так, ненецко-русский словарь (Терещенко 1965: 608) определяет этот термин так: «сям эй: этн. 1. менструация; 2. «нечистый», «поганый» (в отношении менструирующей женщины и принадлежащих ей вещей)». Однако анализ полевых и опубликованных материалов позволяет утверждать, что это не совсем так, и определение приведенное в словаре, не совсем точно. Во-первых, «нечистыми» определяются не только женщина или ее вещи, но и всё, что стало «нечистым» в результате нарушений правил (термин «ся мэй» будет применён и к аркану, через который перешагнула женщина, и к ребёнку, который пролез под нечистой нартой…). Во-вторых, как показал анализ, по ненецким представлениям, источник «нечистоты» - это не только женщина, имеющая месячные, источником этой же нечистоты являются, например, новорожденный ребёнок и его мать, покойник и всё, что с ним связанно (все его вещи, место захоронения т и.д.). И даже все, кто был связан с похоронами (родственники; все, кто был рядом, когда человек умер; все, кто участвовал в похоронах, и т.д.). Так, если ребёнок рождался в пути, то нарты, на которых происходили роды, становились «нечистыми», более не подлежали использованию и немедленно сжигались, а олени, которые везли эти нарты, закалывались, и их мясо скармливалось собакам.

В литературе существуют упоминания, что раньше женщина рожала в специальном отдельном чуме. Сейчас, если роды совершаются в тундре, то чаще всего они происходят в том же чуме, где живет семья, но из него удаляют все, кроме роженицы и повитухи. Кроме того, из него выносятся все предметы, осквернение которых с точки зрения ненцев опасно. То же самое происходит и с чумом, в котором кто-то умер. Чаще всего исследователи, описывая похороны и роды, указывая на особый статус, который имеют участники этих ритуалов, и на правила обращения с вещами, им принадлежащими, но не приводили термина, определяющего это состояние. Если это понятие и называлось, то авторы ограничивались лишь его упоминанием и никак его не комментировали. Ещё раз подчеркну, что указанная нечистота покойника и участников похорон, новорожденного и роженицы, женщины фертильного возраста хоть и описывались исследователями, но никогда не рассматривались как единый комплекс представлений ненцев о чистоте-нечистоте.

В-третьих, перемещения и действия всех источников «ся мэй» строго регламентируются. Таким образом, комплекс запретов и правил, связанных с нечистотой, регулирует поведение не только женщин фертильного возраста: мужчина, вернувшийся с кладбища, точно так же, как и женщина после окончания месячных, не может участвовать в повседневной жизни, пока не пройдет обряд очищения; новорожденного  ребёнка сразу после рождения нельзя класть в родовую люльку, иначе она будет «осквернена». На мой взгляд, связывая особую нечистоту «ся мэй» исключительно с женщинами, мы рискуем значительно исказить картину ненецких представлений о мире.

Что может НУМ?

Нум сделал человека и собаку одновременно. Оленя он сделал еще раньше, причем и домашний, и дикий жили сначала вместе. На них нападали волки, тогда часть оленей решили идти к человеку, спасаясь от волков. Другая часть была не согласна. Тут они разделились, и олени перешли к человеку, который потом их стал запрягать.

Собака тоже сначала жила самостоятельным хозяйством, и носила одежду. У неё была грузовая нарта-вандако, где была сложена пища. Однажды собака взяла и съела все в один день, не заботясь о будущем. Тогда Нум рассердился и сказал: «Ты не умеешь жить самостоятельно, иди к человеку, живи с ним и служи ему».

А чтобы собака не мерзла, он выдернул волос из своей головы и бросил его на собаку. Она немедленно покрылась шерстью. Тогда же Нум сделал так, что собака перестала говорить по-человечески. С тех пор собака стала такой, какая есть теперь.

Собака – это злой дух, причем есть хозяин собак – то есть собачий образ, который обитает в лесной полосе. Этот злой дух приносит болезнь, от которой у человека пропадает сила, затем начинают болеть кости, человек страшно худеет, сохнет и умирает. Этот дух сильнее всех шаманов и совершенно им неподвластен. Изображений его не делают и жертвы ему не приносят. Каждая собака – тоже дух, но так как она живет у человека, который её кормит и ласкает, то дух теряет власть над человеком, и последний подчиняет его таким образом себе. Но если человек бьет собак, тогда Нум и его превращает в собаку.

Миф записан В.Н.Чернецовым в 1928 – 1929 годах

Чтобы насытились духи

(Питание северных народностей)

           Северные народности к употребляемой пище всегда относились с особым благоговением. Это, наверное, идет от того, что часто охотник, подолгу выслеживая дичь в далеких урманах, остается по несколько дней голодным, перебиваясь порою лишь чаем. И все же никогда ханты не будет поедать добытую дичь сразу после приготовления, даже если он не ел дня три, четыре. Прежде всего, он поблагодарит лесных и водяных духов за удачу и в знак благодарности поставит перед ними свою пищу. А духи, по поверью народа, всегда находятся рядом, вокруг человека, приносят удачу им или, наоборот, уводят.

После того, как с блюда перестает идти аппетитный пар - значит, духи насытились. И тогда лишь охотник принимается за еду. Ханты исстари живут в маленьких бревенчатых избушках или в чумах, где можно разместить все только самое необходимое: постель, домашнюю утварь, одежду, обеденный столике выдвижным шкафчиком, куда обычно складывается посуда, предназначенная для особо уважаемых гостей. Вокруг низенького, небольшого обеденного столика размещается семья, состоящая иногда даже из 8-10 человек.

Традиционная пища хантов готовится обычно так, что есть ее можно с рук. Хотя для таких блюд, как "соламат" (каша), "лат хошак" (суп), есть специальные деревянные ложки, причем у каждого члена семьи она строго личная. Отличаются они и размерами, и формой. У взрослых ложка побольше, у детей - поменьше. Такие ложки, а также поварешки глава семьи мастерит в свободные вечера после охоты или рыбалки и вкладывает в них все свое мастерство. Вырезает орнаменты, с ручки ложки свисают диковинные фигурки рыб и зверюшек.

У народа ханты много различных обрядов, связанных с приемом пищи. Например, однажды я со своей знакомой аспиранткой Ленинградского государственного университета им. Герцена гостила в Шиян Пугореу знатока хантыйского фольклора и обычаев, ныне покойного Леонтия Васильевича Шиянова. Моя знакомая собирала фольклорный материал. И мы попросили разговорчивого собеседника поведать что-нибудь из хантыйских сказок и песен. Он пригласил нас на рыбалку.

Погода была хорошая, и на воде не так назойливо донимали нас вездесущие комары. Лодку остановили в стороне от обычного плавного песка в небольшой протоке. Мы закинули небольшую сеть и спокойно плыли по течению реки. Леонтий Васильевич хотя и был почтенного возраста, но веселья и азарта у него было не занимать. Он развлекал нас старинными легендами, а то начинал петь песни своей молодости. И с ним было так приятно общаться. Но вскоре наша лодка перестала плыть по течению, мы стояли на одном месте. Наш балагур и весельчак заволновался, сетка застряла за задеву: Все же жалко было сеть, ведь она столько лет прослужила хозяину, а раз зацепилась, то придется рвать. "Зря,-говорит он,- на это место приехали, все равно здесь рыбы мало, эта протока не для плава, кругом столько травы и коряг, поневоле сетку порвешь". Деваться некуда, пришлось собирать сеть, хотя и двадцати минут не проплыли. Тяжело вытягивали сеть, будто она была полна рыбы. Немного погодя и вправду мелькнул хвост муксуна. Мы обрадовались: все же не зря проплыли, есть нярхул (свежая рыба). Уже дойдя до самого конца сети, мы, весельщицы, увидели, как Леонтий Васильевич стал вытягивать в лодку словно огромное бревно. И каково же было наше удивление, когда вместо ожидаемого бревна в лодку шлепнулась огромная нельма полутораметровой длины.

Леонтий Васильевич был взволнован и говорит: "Давно не было удачи на моем промысле. В молодости бывало - и осетры, и нельма, и муксун в мои сети шли. А теперь по-стариковски живу, в тихой заводи рыбачу, не мешаю плановым рыбакам, в Обь не выхожу. А какая тут может быть рыба в этой протоке. Щекура да муксуна иногда выловишь."

Обращаясь к нам, он сказал: "Видимо, кому-то из вас счастье улыбнулось, вы женщины молодые, ваша и удача".

- Вот так просто, не молодой, но опытный рыбак подарил нам свою удачу. И мы с радостью приняли это пожелание. Ведь счастья, ой, не всякому желают. И до сих пор помнятся его слова, такие простые, но мудрые.

Приехав обратно в рыбетан, где живут рыбаки обычно только в летний период, наш старик пригласил всех жителей рыболовецкого песка в гости по случаю необычной удачи на свежую, только что выловленную нельму, которая еще трепыхалась. По обычаю такой момент обязательно отмечается. Иначе духи, пославшие такую удачу, в следующий раз отвернутся, если не поставить им угощение.

И Леонтий Васильевич начал готовить нельму для еды. Он очистил рыбу от чешуи, положил ее на широкую доску правым боком и остро заточенным лезвием ножа провел неглубокий продольный надрез. А затем аккуратно отделил пласт рыбной мякоти от костей с первой половины надреза в длину. Также поступил и со второй половиной надреза со стороны живота. Две длинные полосы рыбной мякоти разрезал вдоль на четыре части. Рыбу перевернул и то же самое проделал с левой боковиной. Лезвие ножа при этом чуть-чуть поблескивало, словно показывало мастерство своего хозяина. После этого, сделав предварительный надрез, он отделил самые лакомые кусочки со стороны спины и живота. Затем достал печень и сердце, которые с удовольствием тут же съел.

Всю приготовленную рыбу хозяйка дома сложила в длинное деревянное блюдо "хуван" (плошка), насыпала в специальные выемки соли, нарезала хлеба и поставила угощение домашним духам. Минут через пять всех гостей пригласили к столу. Угостившись свежей рыбой из нельмы, мы пили сладкий чай с молоком. Благо, у гостеприимной хозяйки была породистая корова с теленком, а поблизости бродил еще домашний прирученный олень. Вот такой обычный обряд совершил Леонтий Васильевич не только в честь гостей, но и по случаю удачной рыбалки.

З.Лонгортова

Куропаткин чум и чудо северной одежды

У тех, кто впервые услышит о куропаткином чуме, возникает сомнение: ведь это смертельно опасно. Но народная мудрость, используя особенности кожного и волосяного покрова северного оленя и оригинальный покрой одежды и обуви, позволяет в холодное время сохранять тепло и комфортно себя чувствовать в куропаткином чуме.

Мои друзья, городские жители, часто спрашивают меня: «Что делают зимой аборигены зимой,  если они не доехали до чума или в пути их застала непогода и ехать дальше невозможно?» И пытаются сами ответить на этот вопрос: «Наверное, возят с собой небольшой чум или палатку с печкой». Приходиться объяснять, что ничего подобного ненцы с собой в дорогу не берут. Вынужденную остановку в пути проводят в куропаткином чуме, или, как некоторые северяне называют, куропашкином чуме. Что же представляет собой этот таинственный птичий чум? Устройство его, как и все у ненцев, предельно просто и гениально: в снегу делается ямка, в в которую ложатся прямо в одежде. После этого у вас много свободного времени: вы можете лежать и смотреть на звезды, можете мечтать, но лучший отдых – это сон, так и поступают аборигены.

Естественно, у тех, кто впервые слышит о куропаткином чуме, возникает вопрос: ведь это смертельно опасно, можно не только обморозиться, но и замерзнуть. Действительно, если вы будете одеты в европейскую одежду, смерть вам обеспечена с гарантией. Но если вы будете одеты в ненецкую зимнюю одежду, вы можете быть уверены на сто процентов, что не замерзните и ничего не обморозите во время отдыха или ожидания лучшей погоды в куропаткином чуме.

Что же это за чудо – ненецкая одежда? Она изготавливается из оленьих шкур и имеет своеобразный северный покрой. Мужчины-ненецы вместо пальто, куртки, дубленки в зимнее время носят малицу. Чтобы легче представить её внешний вид, скажем, она состоит из балахона  с капюшоном и рукавов с рукавицами. Балахон сшит мехом внутрь из неблюя (шкуры телят с перелинявшим, но не переросшим волосяным покровом высотой не более 2.5 см), капюшон к балахону пришивается наглухо. Его шьют из двойного пыжика (шкура теленка в возрасте до одного месяца с не перелинявшим волосяным покровом) или двойного неблюя (мехом внутрь и наружу). Капюшон при необходимости легко снимается с головы и отбрасывается назад. По краю капюшона для тепла нередко пришивают опушку из белого оленьего меха или песцовых хвостов, кроме того, продергивают тесьму, зачет которой можно регулировать открытое пространство капюшона (сужать, расширять), обрамляющее лицо. Сам балахон широкий, свободный и длинный. В передней части он приподнятый, а в задней части почти до пят. Рукав к плечу имеет широкий раструб. Это позволяет свободно, не снимая малицы, рукой достать нужные вещи из куртки или пиджака, убрать внутрь малицы руки и голову, можно внутри её прикурить или ещё что-либо сделать. Когда ненец ни чем не занят или стоит и разговаривает, то обычно руки убирает из рукавов и держит их на груди.

К рукавам наглухо пришиты рукавицы. Их шьют из камуса (шкурок с ног оленя) мехом наружу. В районе запястья, выше ладони, они имеют прорезь для того, чтобы можно освобождать руки. Рукавичная прорезь обрамляется полоской сукна. Встречаются малицы, у которых над опушкой нашивается обрамление из сукна или узора из темного и белого меха.

Подпоясывают малицу специальным поясом, который в разговоре называют тасмой.  Когда малица подпоясана, ее передний край едва прикрывает колени. На малицу обязательно надевается сорочка. Она по габаритам должна соответствовать малице, только шьется без капюшона и (доп. – без рукавиц) имеет длину до опушки подола малицы. Шьют её обычно из крепкого тонкого материала (доп. Как правило из цветного сукна).

Прежде чем забраться в куропаткин чум, надо пояс снять и затянуть его в районе опушки подола (доп.- под коленями). Кроме того, в мороз, в пургу обязательно сверху малицы надевается меховой гусь (совик, сокуй). Он по покрою как малица, свободно на неё надевается, но не имеет рукавиц и опушки(?). Шьют его из шкур телят (телячья постель) позднеосеннего убоя (октябрь) мехом наружу. Одевается, как малица, через голову, носится без пояса.

В холодное время на дежурстве, при дальних поездках гусь всегда имеется на нарте у оленевода. Это его дополнительный хранитель тепла, его «спальный мешок». В отличие от малицы, гусь в чум не заносится, он остается на нарте. Кладут его так, чтобы спина была вверху, а капюшон и рукава были завернуты внутрь. Отметим одну существенную тонкость: у малицы ворс направлен к ногам, вниз.

Ненецкая обувь позволяет ноги всегда держать в тепле. Вначале надеваются меховые чулки – чижи (либт),  (правильно - тобак). Их шьют из телячьих зимних шкур мехом внутрь. Мех наполовину обстригается. Их пошив осуществляется из трех кусков – голенища, носка и подошвы. Поверх надевают тобаки (правильно – кисы- пива). Их шьют из камуса мехом наружу, а подошву из оленьих щеток (кусочки камуса с волосом, обрамляющие копыта животных). Для тепла (и предотвращения намокания обуви, трава впитывает влагу) внутрь тобаков (правильно - кисов) кладется стелька из сухих стеблей злаковых трав. Тобаки (правильно: Кисы - пива) шьют из темного камуса. Они считаются будничной зимней обувью (доп. Может быть автор имеет в виду – мади или мадаки). Выходные тобаки (правильно: кисы-пива) выглядят более красочно, так как дополнительно украшаются полосками белого камуса и цветного сукна (доп. Оленей с темной расцветкой намного больше чем белых и пестрых оленей).

Чижы (доп. тобаки) и тобаки (правильно: кисы - пива) шьются высокими, до паха. В верхней части пришиваются кожаные ремешки, которые фиксируются на кольцах брюк или пояса. Тобаки (правильно: кисы) шьются без разделения на правый и левый. Под коленом они дополнительно подвязываются кожаным ремешком или цветной, сплетенной из шерстяных ниток, лентой.

Говоря о куропаткином чуме, мы описали одежду, которую используют мужчины, ведь им приходится во время дежурства сутками, а то и больше находится на открытом воздухе. Много времени они проводят на холоде во время поиска отколовшихся оленей, во время охоты, во время дальних переездов.

Женщины большую часть времени проводят в чуме или около него. Но и им  приходится в зимнее время совершать переезды, и порой длительные. Они вместо малины носят ягушку (не паны) (доп. - паны). Её шьют из неблюя мехом наружу и внутрь. Я встречал ягушки, внутренняя сторона которых была подбита мехом белки. Стан ягушки шьется из трех полос и двух пол. Спина и борта ягушки имеют различный цвет. У обычной ягушки на плечах, вдоль бортов и на обшлагах прокладывают полоски темного и белого меха или сукна, а праздничную ягушку украшает мозаичный орнамент из темного и белого меха. Воротник выполняется из меха песца.

Камусные рукавицы наглухо пришиваются к рукавам. У рукавиц есть прорезь, чтобы при необходимости можно было обнажить руку. Полы ягушки запахивают и затягивают изнутри ровдужными тесемками. Подвязывают её поясом. Обычно он связан из цветных шерстяных ниток. В ягушке ненка без проблем во время аргиша (доп. Правильно – во время каслания, так как аргиш это караван или «поезд» из нарт) или поездки при кратковременной остановке кормит ребенка грудью.

Зимой на ноги надевают меховые чулки – чижи (наподобие мужских) (правильно: тобаки), а поверх них – кисы. Их, как и мужские, шьют из камуса мехом наружу. Однако они отличаются покроем (?), орнаментом и высотой: они короче. Под коленом их не подвязывают: они привязываются ремешками к поясу (правильно: надо понимать так – тесемки от кисов и тобаков подвязывают не на пояс, а на поясок-тесёмку, подвязываемый на талию под платье).

К ягушке надевается шапка типа капора. Основу её составляет шкура с головы оленя. Шапка шьется так, чтобы глазницы смотрели назад. На месте рожек пришиваются суконные кисточки. Места соединения частей шапки прошиваются орнаментированными меховыми полосками камуса с прокладкой полоски красного сукна. С лицевой стороны шапки делается опушка из песцовых хвостов. Сзади на ровдужных ремешках укрепляют различные металлические предметы, которые оттягивают крылья шапки назад, тем самым прижимая их к ягушке и предотвращения попадания холодного воздуха под мех (правильно так: зимняя женская шапка в виду своего особенного покроя  без противовеса в виде металлических подвесок, может просто упасть на лицо женщины). Очень часто вместо шапки женщины пользуются платком.

Почему же все-таки ночевка в снегу называется куропаткин чум? Название очень точное: куропатки в мороз на ночь забирается в снег, где значительно теплее.

А. Мухачев     

Ненецкая обувь – кисы

Без кисов – традиционной обуви, сшитой из шкуры оленя, ненецкие оленеводы и охотники в тундру не отправлялись. В кисах тепло в любые морозы. Они легки и удобны, а потому незаменимы во время длительной ходьбы.

Материал для этой обуви готовили заранее – тщательно подбирают по цвету, длине и фактуре волоса. На голенища берут камус (шкуру с ног оленя), а на подошву – щетку (шкуру с межкопытной части ноги оленя). Выбор не случаен – это шкуры с самым толстым слоем кожи и самым прочным ворсом. Их не перережет наст с ледяной кромкой. На щетке волос упругий, закрученный по спирали – благодаря этому снег не прилипает к подошве.

Важное достоинство кисов – водонепроницаемость. Тундровику, обутому в них, не страшна влага. Швы в кисах будто спаяны. Их прочность – результат специальной термической обработки. Перед тем как приступить к шитью, мастерица сметывает детали и развешивает заготовки в чуме над очагом так, чтобы их постоянно окуривало дымом. Здесь они длительное время коптятся. Их «спелость» определяют по пробному надрезу – структура кожи должна быть плотной, без пор. Затем детали сшивают жильными нитками, заготовку выворачивают мездрой наружу и вновь коптят, опустив ниже над очагом. Как раз в это время и происходит спайка швов. Всякий раз после пребывания на улице обувь непременно развешивают над очагом – здесь она сушиться и дополнительно коптиться. Даже когда обувь изношена, швы разошлись, а мех вытерся, на хорошо прокопченной шкуре вы не найдете следов гниения.

Надежность швов зависела еще и от ниток. Только сухожильные нитки гарантировали водонепроницаемость – при увлажнении они не перегнивают, не растягиваются, а набухают, не давая влаге проходить сквозь шов.

При шитье обуви, как, впрочем, и при изготовлении любой одежды из меха, мастерицы всегда обращают внимание на ворс – он должен быть ровным, гладким и направлен в одну сторону – сверху вниз. В этом тоже свой смысл – капли воды, будь то роса, дождь или мокрый снег, скатываются вниз, касаясь лишь кончиков волос. В противном случае в ворсе будет скапливаться вода и шкура загниет.

Этот принцип шитья родился из наблюдений за оленями. У ханты, живущих в тундре, есть выражение: «Сар пун, пыр пун». Дословно оно переводится: «шерсть вперед, шерсть назад». Так говорили о невзрачных оленях, у которых мех на шкуре в разные стороны. Давно замечено что такие животные слабые, часто болеют. Оленеводы стараются избавиться от них и забивают их еще телятами. Дело в том, что подобное расположение ворса плохо защищает животных от холода, снега, влаги и ветра.

Чтобы утеплить ногу во время сильных морозов, тундровики прибегают к принципу многослойности. Сначала на голое тело мехом внутрь надевают длинные, до паха, меховые чулки – тобаки или чижи. Это первая защитная оболочка, в которой , как в малице, создается свой микроклимат. Поверх тобаков надевают кисы, сшитые мехом наружу. Между подошвой кисов и тобаками обязательно прокладывают сухую траву, заготовленную еще с осени, - благодаря ей между ступней и снегом сохраняется необходимый теплозащитный зазор.. Как только прокладка увлажняется или истирается, ее меняют.

Во время длительных поездках на нартах или при особо сильных морозах поверх кисов надевают еще одни «сапоги» - няры (у народа ханты) – короткие, до колен, сшитые из оленьей шкуры с длинным ворсом мехом наружу.

Кисы незаменимы в тундре. Они не только сохраняют ноги в тепле. Благодаря мягкости и эластичности кожи нога, обутая в кисы, хорошо чувствует тропу. Это особенно важно там, где почти полгода длится полярная ночь.                   

Ни – мужской пояс

Главный атрибут ненецкой одежды мужчин в любое время года  - это пояс. Редко,  когда можно увидеть мужчину без него. Пожалуй, только во время еды. Да и то, пояс хотя и снят, всегда лежит рядом. Он довольно тяжелый – ведь на нем столько различных предметов. Здесь и нож с ножнами (хар и хар се), и шило (савлюй лы), и брусок в чехле (сия нэся), и деревянная палочка с зарубками – своеобразная записная книжка. Здесь  же целая гирлянда пясиков – костяных пуговиц, которые время от времени приходиться менять в упряжи. Значительный вес придают сяр ся – металлические украшения, служащие оберегами. В середине пояса подвешен один или несколько медвежьих клыков.

На поясе нет ни одного лишнего предмета, и почти все они находятся в постоянной работе. Чаше всего используется нож. Без него не изготовить нарту, не разделать тушу оленя. Да мало ли каких ситуаций возникает в тайге и тундре, когда нож становиться самым необходимым предметом труда или защиты.

Нож – это и столовый прибор. Без него невозможно приняться за еду. Ведь в меню нередко сырое мясо и рыба, а зимой строганина.

Если посчитать, сколько раз в течении дня мужчина достает нож из ножен, то станет ясно, что это – главный предмет пояса. К нему и отношение особое. Как правило, нож в ножнах находится с правой стороны. Он подвешивается либо на ремешках, либо на цепочках. Почему с правой стороны? Дело в том, что ненецкий оленевод садится на нарты с левой стороны. Правую ногу он закидывает на нарту, а левой ногой опирается на полоз. Хорей удерживает в правой руке, а левой – повод от ведущего оленя. Таким образом, нож, находясь с правой стороны пояса, как бы покоится на нарте, а не болтается. Это предохраняет его при езде от ударов о ветки и других механических повреждений. Ножны не забиваются снегом, нож из них не выпадет и не потеряется. Рукоятка направлена назад. Так быстрее и удобнее доставать нож.

С левой стороны пояса к одному общему кольцу подвешиваются сразу несколько предметов. Среди них шило – савлюй лы, что означает острая кость. Оно крайне необходимо при подготовке упряжи, а тем более, готовится целый аргиш. Без костяного шила невозможно развязать ни один ременной узел, особенно в сырой или морозный день. Рядом в кожаном чехле висит брусок для заточки ножа. Он постоянно под рукой, а значит и лезвие ножа всегда в отличном состоянии.

Оттама пя – деревянная «записная книжка» - бывает самой разнообразной формы. Каждый оленевод режет ее из дерева на свой лад. Сделанные на ней зарубки говорят о том, сколько в стаде совхозных хоров (быков) и важенок, какое количество кастрировано, сколько телят. Своих личных оленей пастух знает в «лицо».

На середине пояса на цепочках или ремешках подвешивается амулет, обычно это тибя – клык медведя.

Металлические украшения (сяр ся) находится на наружной поверхности пояса. Их количество должно быть нечетным, они занимают строго определенное место на поясе. Часто между кожей пояса прокладывают сукно с небольшим напуском, это придает поясу яркость. Сяр ся не пришиваются, а крепятся. Каждая деталь имеет два и более ушек припаянных к общей массе украшений. Через них пропускается длинный узкий ремешок, который закрепляется с внутренней стороны пояса.

На старых поясах роль сяр ся выполняют старинные пуговицы, другие украшения из металла. Пояс застегивается при помощи тяжелой, с прорезанным узором пряжки, состоящей из двух почти одинаковых половин. К одной половине припаян плоский крючок, в другой части пряжки находится отверстие к нему.

Сам пояс изготавливается только из одного материала – коровьей (тобольева). Коровья шкура не намокает и не пересыхает. Это особенно важно во время каслания, когда за день погода может меняться несколько раз: то дождь, то солнце. Не страшны для тобьева и температурные перепады зимой, когда оленевод приходит с мороза в помещение и садится к огню. В летний период, когда теплую одежду меняют на тонкую суконную малицу, объем пояса необходимо уменьшить. Пояс утягивают при помощи двух пясиков и кожаного ремешка. На зиму пояс вновь развязывают.

Но пояс не только место сосредоточения самых необходимых кочевнику вещей, он выполняет и свои прямые функции – подпоясывает одежду, при необходимости удлиняет или укорачивает ее. Так, например, при управлении упряжкой, когда дует встречный ветер, необходимо, чтобы малица была как можно  длиннее. Для этого мужчина снимает пояс, дает малице опуститься на всю длину, затем, немного подняв плечи, подпоясывается. При отлове оленей, когда приходится много передвигаться, бегать с тынзяном, малицу при помощи пояса поднимают чуть выше колен.

Остается добавить, что мужской пояс носят с раннего детства и до последних дней. Каждый отец делает его своему сыну, как только ребенку исполнится пять лет. Детский пояс носится до 14-15 лет. В этом возрасте юноша сам себе делает пояс на всю оставшуюся жизнь.  

Краткое описание документа:

Культура и быт коренных жителей Ямала очень своеобразна и интересна для изучения.Сборник лекционных статей "Здравствуй, музей!" предназначен для проведения занятий по дополнительной образовательной программе "Музееведение", а так же знакомства с этнографией и этнологией Ямало-Ненецкого Автономного округа.