Они защищали Родину. Рассказы о войне

                                                                        А. Шелемин

                                   


      Отпуск мне выпадает чаще всего на сентябрь. И я настолько привык и полюбил этот по-своему красивый и еще теплый осенний месяц!
      В это время иногда я бываю вдали от дома, иногда провожу свой отпуск в родном городе или за городом, а также на даче, где люблю не только работать на природе, но и наблюдать за желтеющей  листвой, играющей разноцветными яркими красками, и тихим шелестом замирающего леса.

   Но особенно люблю гулять   по старинным, укромным улицам родного города, где еще сохранились следы истории,  живые свидетели  ушедшего времени

    В быстротечном и суетливом режиме современных будней мы не задумываемся и даже не представляем, каким был наш любимый город 100, 200, 300 лет назад, какие здесь жили люди, как они ладили между собой. Гуляя по историческим местам города Иркутска,  невольно представляешь себе,  как по улицам, еще совсем в недавнем прошлом, бегали лошадиные упряжки, пролетки, крестьянские телеги или зимние сани. Старожилы должны помнить, что еще в 80-е годы прошлого, ХХ века, в городе можно было увидеть запряженную в телегу лошадь, на которой возили какие-то грузы от  завода имени  Куйбышева  и  Чаеразвесочной фабрики.
      Проходя мимо и любуясь старинной постройкой очередного купеческого дома по улице Грязного, случайно увидел прохожего.  Это был уже сгорбленный, но подвижный дедушка с живыми глазами. В глаза бросились многочисленные планки на лацкане пиджака.
       Подумалось вдруг, что еще совсем недавно, на каждый праздник Победы к нам в школу приходили фронтовики. Поздравляли нас, рассказывали о своей молодости, об учебе без тетрадок и чернил, о войне, о послевоенной  жизни.
        Можно было прикоснуться руками к ордену или медали и попросить приглашенного фронтовика рассказать что-нибудь интересное из военных эпизодов.

      Помнится, что на многих фасадах и входных воротах частных домов висела Красная Звезда или табличка с нарисованной звездой. И все знали, что в этом доме живет фронтовик.

    
    Да и на улице можно было увидеть фронтовиков с орденскими планками за войну, за труд в послевоенное время…

     И как-то незаметно пришло время,  когда этого всего не стало. Мы выросли и стали взрослыми, а наши дети помнят их только по нашим рассказам.

 Героические люди! Спасибо им за Победу!

  Все эти мысли промелькнули в сознании в один миг и почему-то очень захотелось чем-то помочь этому дедушке, сказать ему доброе слово. А еще расспросить о войне, о послевоенном времени.

      Помню, как в юные годы я просил родных дедушек  и  бабушек, переживших на своем веку это страшное и тяжелое время, рассказать  что-нибудь  о войне. Их рассказы мы, внуки,  слушали с большим вниманием. У меня они не истерлись из памяти, а наоборот, очень четко отложились и по прошествии многих лет воспринимались уже по- новому. Многое узнал из того, что запомнили о своих родителях  моя мама и отец.  
    Запомнился также рассказ соседа-фронтовика  Папулова Анатолия Петровича   об участии в войне его самого и его родных.

    Чтобы всегда помнить и никогда не забывать пережитое нашим народом в суровые годы войны, я не только сохранил в памяти, но и решил оживить и предать памяти несколько личных историй о  войне,  рассказанных мне из первых уст еще живыми участниками Великой Отечественной войны, а также рассказанное моими родными.                  Во всех моих начинаниях меня всегда поддерживала моя мама, Шелемина Галина Алексеевна. Многие эпизоды из жизни семьи  были рассказаны ею. Мои родители воспитали во мне любовь к Родине, уважение к солдатам Великой Отечественной, интерес к чтению и познанию, любовь к жизни.

     Написанию этих историй предшествовали  и посещение Иркутского архива, и ответы на наши запросы в Центральный Военный архив. К сожалению,  не на все вопросы мы  получили ответы. Не все наши запросы и поиски увенчались успехом. Хотелось бы знать подробности гибели  маминого дяди лейтенанта  Пономаренко М. Т.
Я считаю своим долгом продолжить поиски…

        Соседями по даче у нас были  пожилые дядя Толя и его жена,  тетя    

Люда. Так мы их тогда называли, хотя по возрасту они давно уже были

бабушкой и дедушкой для своих внуков. 

      Дядя Толя был очень крепким физически, несмотря на свои 60 лет. Мог поднять пудовую гирю, на удивление всей местной шпане или попросить у кого-нибудь велосипед и лихо прокатиться. По характеру был веселым и гостеприимным. По этой причине, особенно по праздникам и на День Победы у него в доме всегда были гости. Конечно, дядя Толя мог и выпить, что было нередко. А выпьет – и затянет грустную, вызывающую слезу, песню. Таких песен в наши дни вряд ли услышишь.
       Выпивший, он раздавал на улице местной детворе еще горячие вкуснейшие домашние пирожки, которые стряпала тетя Люда. Доброты у них было не занимать.
       Выйдя на пенсию в середине 70-х годов, дядя Толя стал заниматься приусадебным хозяйством. И очень даже преуспел в выращивании помидоров, огурцов. Кроме того, у него был идеальный огород, где росла малина, вишня, кислица, облепиха, крыжовник. В кладовке был порядок. Каждый инструмент или инвентарь был на своем месте. Никогда ничего  нигде не валялось.
      Как у многих старых людей,  у дяди Толи были свои секреты и поверья. Уходя на рынок продавать ягоду или овощи, он старался, чтобы его никто не видел – иначе не будет торговли. О премудростях ухода за растениями он тоже никому не рассказывал – не будет урожая иначе. А вот маме моей опыт передал. Во-первых, уважал. Во-вторых, по-своему отблагодарил, ведь мама ему часто помогала и выручала его, когда он был «не в состоянии».
      Был не верующим, но в июле  на день Петра и Павла обязательно выпивал. Позже, уже в подростковом возрасте, узнал от него, что в войну у него погибли отец Петр и старший брат Павел.
     Бывая в гостях у всегда приветливых соседей, нам с братом за столом иногда перепадала деликатесная колбаса, сыр или конфеты к чаю, которых не было в то время на прилавках в обычных магазинах. Тогда были ветеранские магазины и закрытые для так называемой номенклатуры.
      Пользуясь моментом, когда дядя Толя был навеселе, часто спрашивали у него о войне, потому как сам он на тему войны разговоров не заводил. Не всегда, правда, от него можно было услышать какую-нибудь историю. Иногда, словно забывшись или вспомнив что-то из прошлого, затянет вполголоса грустную песню, слов которой я, конечно же, не запомнил.
      Смысл этой песни примерно был в том, что молодым добровольцем ушел на фронт парнишка. В оккупации потерялись все родственники. Отец тоже пропал на войне. Воевал, отражал атаки, был под бомбежкой. А на Днепре потерял ноги и руку. И теперь никому не нужный инвалид поет эту горькую песню.
     Уже позже, когда не стало ни самого Анатолия Петровича, ни доброй его жены, по отдельным эпизодам стал выстраивать в логическую цепочку все его рассказы о своей жизни, о «его» войне.
     Родился в крестьянской семье в 1927 году в селе Урик. Село находилось в 25-ти  километрах от города Иркутска. Позже родители по каким-то причинам переехали и купили небольшой дом в городе по улице Госпитальная в Знаменском предместье. Учился последние классы вместе со своим старшим братом Павлом в построенной в 1937 году четырехэтажной школе № 3. Впоследствии, в годы войны, там располагался военный госпиталь.
     Ходили рыбачить вместе с соседскими пацанами и старшим братом на речки Ушаковку и Иркут. Всей ватагой играли между собой в войну, где были по очереди и «чапаевцами»,  и «беляками». Особенные «бои» вспыхнули после выхода кинофильма про Чапаева и Петьку.
      Позже появилось новое увлечение: многие ребята того времени увлеклись тем, что стали держать голубей или птиц. Почти в каждом дворе появились свои голубятни. Кроме того, почти у каждого были силки, т.е. клетки для птиц, куда сыпали пшено или зерно. Как правило, все они были самодельными, сделанными из проволоки на деревянной подставке, одна сторона которой открывалась и подпиралась специальной палочкой. Ставили их на высокую жердь в каком-нибудь перелеске. Неразумная птица задевала палочку - клетка закрывалась. Вот на эти клетки местная шпана вела настоящую охоту. Тащили друг у друга, если кто не доглядел,  из-за чего часто возникали ссоры и драки. Именно этот факт впоследствии  и повлиял на будущую военную профессию дяди Толи. Но об этом чуть позже.
      Отец Анатолия освоил профессию жестянщика, по кузнецкому делу кое-что умел. Имели свою лошадь и телегу. В семье еще родились две младшие сестры. Все нарушила война.
      Старшему брату Павлу пришлось заменить отца, повестка из военкомата на которого пришла в начале сентября 1941 года. Павел устроился на авторемонтный завод учеником токаря. Был увеличен по закону военного времени рабочий день до 12 часов, отменены выходные. Домой приходил нечасто. Спал на топчане, как и многие заводские, в раздевалке.
       С началом войны почти для всех детей и подростков закончилось детство. Появились первые беженцы и рабочие, приехавшие со своими семьями вместе с эвакуированными предприятиями.
      Письма от отца перестали приходить еще в марте 1942 года. До этого писал, что попал в 44 Армию, в стрелковую дивизию. Воюет пехотинцем в Крыму. Писал также, что отбили наступление немцев, пока идут местные бои за господствующие высоты.
       «Казенная бумага» - похоронка на отца пришла летом того же года. Было сказано, что считается пропавшим без вести с мая. А в мае 1942 года, подтянув резервы, немцы пошли в последнее, решающее сражение, в результате которого в начале июля Севастополь, после 9-месячной осады, был сдан советскими войсками.
       Известие о гибели отца сказалось на решении Павла идти на фронт. А в феврале 1943 и на Павла пришла похоронка. Воевал в пехоте, погиб при прорыве блокады Ленинграда у станции Синявино.

     Приписав себе 2 года,  и Анатолий ушел добровольцем на фронт. Обман вскоре выявился, но парень и не думал отступать. Решение было твердое. На фронт шел мстить немцам за отца и брата. В училище идти отказался. Просился только на фронт.
     Попал сначала в Монголию, где службу проходил в артиллерии. Позже один из офицеров - «покупателей» спросил у всего строя, кто в прошлом имеет судимости по уголовным статьям или кто воровал голубей. Такой опыт у Анатолия имелся. Так он и попал в разведку.
     Первое время занимались с опытными сержантами. Один из них учил наблюдению за передним краем противника, выявлять огневые точки врага, умению маскироваться на местности. Другой учил навыкам борьбы, бесшумного подхода к часовому или пулеметчику, захвату «языка» и умению прикрывать друг друга. Командиры за короткий срок многому научили и внушили каждому, что главное правило разведки – это осторожность, смелость, отвага и взаимовыручка.
     В запасном полку пробыли около двух месяцев и в марте 1944 года Анатолий попал в отдельную разведроту 1 Белорусского фронта.
     В отделении, куда попал служить молодой разведчик, были люди разного возраста и разных специальностей. Некоторые успели отсидеть за кражи и грабежи в лагерях, попали в разведку после штрафного батальона. Были ребята, пережившие оккупацию, а также воевавшие в партизанах. Почти все из них потеряли в эту войну кого-либо из близких или дальних родственников.
      Все рвались в бой, стремились отомстить и уничтожить как можно больше врагов.  Анатолия в разведчики приняли сразу. Тогда уже все знали, что под Москвой зимой 1941 года именно сибирские дивизии отогнали врага на сто-двести километров, да и у него был личный счет к врагу.  К тому же парень был ушлый, глазастый.
      Кроме ночных поисков и добычи языка, разведка должна была следить за передним краем противника, выявлять замаскированные огневые и пулеметные точки. А также особенно следили за постоянно кочующими минометными батареями врага. Выявляли их по еле заметному пороховому дыму от выстрелов, в чем молодой да зоркий «сибиряк с Иркутска» преуспел. За это командир взвода постоянно отправлял Анатолия следить за врагом в стрелковые ячейки и на нейтральную полосу.
      В поиски первое время не брали. Нужен стал, когда был тяжело ранен боец из группы захвата сержант Кузнецов родом из Красноярска. Считался земляком Анатолия. Но об этом чуть позже позже. А сначала были тяжелые будни войны, с ежедневным наблюдением за позициями врага, минометным обстрелом и выстрелами снайпера.
     Однажды по-глупому чуть не погиб. Попробовал как-то подстрелить немецкого связиста, тянувшего провод, но из этой затеи нечего не вышло. И промахнулся, а немецкий пулемет больше не дал головы поднять. Боясь минометного обстрела, пришлось покидать обжитую ячейку. Пока полз с нейтральной полосы, пулеметной очередью пробило каблук на ботинке. Да и от взводного командира досталось за то, что обнаружил позицию.
      Из всех поисков, в которых участвовал Анатолий Петрович, удачных было немного. Да и участвовал он не в основной группе захвата, куда старались брать рослых и крепких ребят, а в группе прикрытия. Самым запоминающимся и наиболее удачным был разведпоиск по взятию штабного немецкого полковника летом 1944 года.
      Примерно в 15-18 километрах в тылу от линии фронта в условном месте нужно было встретиться с партизанским связным и сопроводить пленного немецкого офицера в наш тыл. В группу, куда зачислили и Анатолия, попало все отделение. При встрече связной передал пачку документов и сообщил, что пленного при проведении карательной операции на лагерь партизан пришлось ликвидировать.
       На обратном пути решили взять «языка», так как не хотелось возвращаться пустыми. Решили по возможности взять хоть какого-нибудь пленного не ниже фельдфебеля, а  лучше офицера. В немецком тылу немцы были не такие пугливые, как на переднем крае. Это облегчало задачу.
      По дороге встретили пастушка-парнишку лет 13. От него и узнали, кто в близлежащем селе полицаи и где находится пост немцев. Весь день и весь вечер наблюдали за селом. Позже решили село обойти и взять пленного по дороге, ведущей в немецкий тыл. Около суток просидели в кювете на повороте дороги. Удобного случая не представилось. Немцы, напуганные партизанами, в одиночку старались не ездить. Проезжали усиленные БТРами или самоходками колонны автомашин.
      Решили возвращаться, так как опасно было долго находиться в одном месте. На душе у каждого было тревожно. В любой момент можно было наткнуться на врага. Улучив момент, когда на дороге никого не было, захватили повозочного на телеге. Думали, что это немец везет какое-то имущество или продукты. Оказался местный дедок. Даже обрадовался, что своих встретил. От греха подальше решили идти обратно.
      На обратном пути недалеко от линии фронта ночью наткнулись на пулеметный окоп, рядом с которым находилась землянка, откуда слышался приглушенный говор. Решили снять часового, маячившего в некотором отдалении от землянки. Наметили пути отхода, распределили группы прикрытия на случай обнаружения. На удивление все прошло гладко.
       Часового сняли по-тихому. Дверь в землянку оказалась незапертой. Выволокли оттуда двух ничего не понявших пьяных немецких офицеров, третьего, уже не стоявшего на ногах и денщика, пытавшегося поднять тревогу, пришлось прирезать, чтобы не дергались и не задерживали группу. Заткнули пленникам кляпом рты, скрутили их же ремнями и доставили в часть, предварительно забрав из землянки все планшеты с документами, личное оружие, остатки шнапса. Хорошо, что возвращались на знакомом участке обороны, где знали обо всех заминированных участках на нейтралке. Когда приползли к своим, долго не могли поверить в то, что все обошлось, и никто даже не ранен.
     Один из пленных оказался заместителем начальника какого-то пехотного подразделения в звании полковник. Второй был начальником штаба немецкого батальона в звании майор. Редкая и случайная удача.
      За эту удачную операцию вся группа позже была награждена орденами и медалями. Анатолий получил боевую медаль «За отвагу».


     Отмечали в землянке удачный поиск несколько дней. Снимали напряжение, страх, усталость. Так было заведено. Но главная удача для всех была в том, что все вернулись живыми.
      Заходил поздравить сам начальник разведки дивизии. Выпил со своим заместителем, поздравил. Пообещал всех наградить. Обещание сдержал.
      В любых рейдах, поисках или проводимых разведках боем старались брать двоих или троих пленных. Не всегда, конечно, и одного взять получалось. Командование почти всегда требовало контрольного пленного. Второго прятали под лавку в землянке до поры до времени. Так и жили с ними по двое - трое суток. Зато второй раз больше не рисковали жизнями.
     Многих помнил Анатолий Петрович, но  к сожалению память стерла фамилии, адреса. Обещали, что после войны будут переписываться, ездить в гости друг к другу. Очень жалел, что потерял из виду отважного сержанта Николая, с которым сильно сдружился после поиска. Николай лично брал в группе захвата немецкого полковника. Он рассуждал так в минуты отдыха, что немец пошел другой.
      Видно повыбили их элиту - здоровых, крепких, фанатичных арийцев, какие были в начале войны. По последним мобилизациям брали всех подряд. Но это были уже не те вояки, с которыми ему пришлось скрестить оружие уже в августе 1941 года. Тотальная мобилизация одним словом.  И ростом пониже, и нутром послабже.
     Кстати, к 1944 году тех, кто начал войну в 1941 и в 1942 годах, в их разведроте были единицы.
     Сам Николай рассказывал, что воевал в пехоте. Был ранен. Дважды бывал в окружении, вследствие чего довелось писать объяснения в особом отделе. Позже из таких же окруженцев, как и он сам, был создан штурмовой отряд, который ночью отправили без артиллерийской поддержки в атаку на господствующую высотку. Как выразился сам Николай, на убой под пулеметы.
     В этом бою ему повезло: был ранен и сам смог выползти из-под обстрела. Позже, после госпиталя, где долго проходил лечение от пулевого ранения в плечо и сильной контузии, пошел в разведку добровольцем. Родом был из Ивановской области.
     Не один раз за свою жизнь Анатолий Петрович вспоминал своих друзей-товарищей. После того, как сам он попал в госпиталь по ранению, навсегда потерял из виду бойцов из того отделения. И кто из них дожил до Победы, он не знал. Все записи с адресами дорогих друзей и фотокарточки были утеряны, а после выздоровления попал служить в другую часть, вместе с которой в августе 1945 года принимал участие в войне против японских войск на востоке страны.
     После демобилизации вернулся домой, устроился на завод, где и проработал там до выхода на пенсию.
     Многие заводчане помнили Анатолия Петровича, как специалиста- фрезеровщика. Он был тогда единственный специалист на заводе.

     В военное время на Иркутском заводе имени Куйбышева выпускали, кроме драг для золотодобывающей промышленности, минометы, снаряды, патроны, тару для военных нужд. Стояли там станки, не только отечественные, но и отправленные нам по Ленд-Лизу из Америки.
Кроме того, были и совсем раритетные - немецкие времен кайзеровской Германии. Вот на таком еще не списанном станке в кузнечном цехе и работал Анатолий Петрович.
     После того как он ушел на пенсию, его часто приглашали выйти на срочный заказ по отдельному тарифу, выковать какую - то замысловатую деталь, которую мог сделать только он на этом станке. Никто, кроме него, не мог на нем работать.

     Позже этот станок немецкой фирмы Зингер, без всякого сожаления, как и многие другие, отработав свой срок, был отправлен на переплавку.

       


 О Лапардине Геннадии Петровиче мне рассказывал мой отец, а ему
его  мать, то есть моя бабушка по линии отца.

Дядя Гена был родным дядей моего отца. В послевоенное время перебрался  жить вместе с семьей в город  Черемхово Иркутской области. Так и прожил там всю жизнь. Воевал в пехоте рядовым  и в артиллерии все четыре года.
    О войне рассказывал мало. Имел одно тяжелое и несколько легких  ранений. По характеру был добрым, тихим, спокойным.  

    Был награжден в годы войны орденом Славы 3 степени и многими медалями.  Награды свои почти никогда  не одевал, даже орденских планок не было. Стеснялся.
Находясь  как-то в гостях  у деды Гены и помогая ему по хозяйству, отец из любопытства стал спрашивать его  о родственниках, раскулаченных в 30-е годы, о «его» войне.

     И вот что он рассказал.  
   Родился в 1919 году в селе Бырка Читинской области. В семье были младший брат Георгий и  четыре младшие сестренки. Летом 1930 года семью раскулачили. Пришли во двор уполномоченный милиционер, местные партийцы, некоторые малоимущие  селяне. Раскулачили за то, что держали мельницу и числились в середняках. За это их  семью подлежало  раскулачить и выселить. На сборы было дано около часа. За сопротивление властям отца  не только могли посадить как контрреволюционера, но и расстрелять на месте. Такие случаи были.

     Что смогли и успели, погрузили на телегу, а дом, скот и все остальное, что нельзя или невозможно было взять с собой, подлежало конфискации. В их селе сразу  раскулачили несколько семей. Вой стоял, как на похоронах. Кого-то из селян за неподчинение забрали в ГПУ, а семью отправили вместе с ними в тот же день. И судьбу этих задержанных в дальнейшем они так и не узнали. Может быть,  они и вернулись потом к своим семьям. Кстати, многие из раскулаченных были бывшими партизанами в гражданскую войну.

    Двинулись на телегах по тракту в сторону Читы. Там их должны были посадить в вагоны. Их сопровождали сельский активист,  молодой парень, и милиционер с винтовкой. Не помнил, на  какой день пути они  добрались до какой-то станции,  там им  сообщили  конечный пункт пути - станцию Тайшет Иркутской области. Переплавляясь через какую-то речку, с телеги упали в воду некоторые тюки с одеждой и кое-какой скарб. Мать и отец держали на руках маленьких сестер и некому было упавшие вещи  вылавливать из воды. Останавливаться было запрещено – только с разрешения уполномоченного.

     До Тайшета не доехали. Их высадили на станции Черемхово. Добрые люди на телеге довезли до деревни Семейкино, где были брошенные дома.  Сейчас этой деревни нет. На ее месте угольный разрез.

    Поселились в  стареньком доме постройки 1847 года. Эту дату они обнаружили на кирпичной кладке печки, когда перевозили дом в деревню Шаманаево.

Куда разъехались остальные ссыльные селяне, дядя Гена не помнил.  В их деревне никого из тех раскулаченных  в  Бырке  не было.

     С отцом и матерью, а также друг с другом о раскулачивании старались не разговаривать.  Зачем вспоминать уже пережитое горе?

   Вступили в колхоз, завели свой огород. Сестренки и младший брат стали ходить в начальную школу, находившуюся в соседней деревне . А сам он  помогал отцу с матерью по хозяйству, учиться дальше не было возможности. Через некоторое время  завели куриц и поросенка.  Только-только начали жить без нужды, но все нарушила война.

     На фронт пошел добровольцем. Уже в сентябре 1941 года воевал рядовым стрелком на Северо-Западном фронте. Первое ранение в октябре  было легкое. Отлежался при своей части. Неоднократно поднимался вместе со всеми в атаку, доходило и до рукопашных схваток. Некоторое время был в пулеметном расчете вторым номером, а потом и первым. Поддерживали атакующих пулеметным огнем, отбивали отсечным огнем от танков  наступающего врага. Постоянно меняли позиции – на пулеметчиков немцы не жалели снарядов и мин.

     14 февраля 1942 года под Ржевом  при  поддержке очередной атаки вражеских позиций  был тяжело ранен.  Прямым попаданием их накрыло миной.  «Видимо,  хорошо засек нас немец. Разрыва мины даже не слышал. Что стало с моим напарником, остался ли  жив или был убит,  до сих пор не знаю. Кто доставил меня на перевязочную,  тоже не помню» - рассказывал дядя Гена.  Оттуда на санях вывезли в тыловую деревню, где располагался медсанбат. Кроме осколочных ранений,  у дядьки  были перебиты кости на руке и ноге в двух местах. От контузии долго не мог говорить. Был комиссован  в мае 1942 года и отпущен долечиваться домой.

   В начале осени 1943 года  на медицинской комиссии в Черемхово, несмотря на  хромоту, был признан годным к военной службе .

     Отец тогда работал на трудовом фронте, дома его не было месяцами. Из сына тогда работник был слабый. Только - только начал ходить без костылей.

 Примерно в апреле 1943 года  почтальон принес похоронку на младшего брата  Георгия, призванного на фронт  весной 1942 года и воевавшего под Сталинградом и Старой Руссой.  У матери от горя тогда отнялись ноги. Несколько дней встать не могла. «Ее крик и стенания до сих пор помню»- рассказывал моему отцу дядя Гена. 

     В запасном полку познакомился с уже воевавшим артиллеристом, который позже сообщил  покупателю-офицеру, что он служил при орудии. Так  он попал в артиллеристскую часть на 122 мм гаубицу. Еще находясь в запасном полку, он был убежден, что опять попадет в пехоту, а там от силы два-три боя и  наркомзем или наркомздрав. То есть в братскую могилу или опять на больничную палату, если повезет, конечно

 А в  гаубичной артиллерии появилась надежда, что выживет. «Видимо,  матушка усердно молилась за меня» - рассказывал дядя Гена, и на глазах появились слезы. 
    Действительно, остался жив и своими глазами увидел  Победу. ( В минуты отдыха солдаты очень сильно мечтали дожить до Победы и все гадали,  какая она будет и когда).

      Последние месяцы войны, с января 1945 года  и до самой  Победы, воевал снова в пехоте в расчете противотанкового ружья.  В неравном  и внезапном бою в начале 1945 года  в  Венгрии его батарея из четырех орудий, подбив несколько немецких танков,  прямой  наводкой  была смята и раздавлена. Выживших и сумевших выйти к своим направили в пехоту. Командиров одного из орудий и командира батареи за самовольный отход и утерю орудий осудили военным трибуналом и направили в штрафную роту.

    За всю войну запомнились поля, усеянные погибшими в жестоких оборонительных и наступательных боях осенью и зимой 1941 года, пронизывающие душу  крики о помощи раненых, а также идущие  на позиции пушек  десятки вражеских танков, расстреливающих орудия и людей в упор. Именно эти эпизоды войны снились брату долгие годы чаще всего.

     Запомнились также  бои  на Карельском перешейке, куда он попал служить в начале весны 1944 года  в  составе артиллерийской части.

     К июню 1944 года  все фронты наших армий гнали немцев на запад и уже в некоторых  районах  вышли на государственную границу. Лишь их фронт на Карельском перешейке стоял на прежних позициях. Предстояло наступление, к которому командование стало усиленно готовиться. Но для начала необходимо было подавить ряд  долговременных огневых точек противника.

     У немцев была мощная система сооружений. Вся линия обороны,  наподобие линии Маннергейма, состояла из дотов и дзотов, построенных из бетона, камней, балок, рельсов, засыпанных землей. Возвышалась только небольшая часть такого сооружения. Толщина дота, который им предстояло уничтожить, была более 2 метров, а сам дот был глубоко вкопан в землю и размером был около 20 х 30 метров. Внутри было несколько этажей, пулеметные  и орудийные бойницы, гарнизон около 80  человек, большой запас боеприпасов, питьевой воды, продуктов. Глубоко под землей находились отдельные комнаты отдыха для офицеров и солдат.

    По флангам такой дот прикрывали более мелкие доты и дзоты противника. А также вокруг них была широкая сеть окопов и пулеметных амбразур из бронированных колпаков. Наши позиции были в низменности и в болотистой  местности.

     Вот в таких условиях они  стали готовиться к наступлению и уничтожению «ихнего» дота. Срок был поставлен минимальный. Они  и сами понимали, что только при уничтожении главного дота наступление стрелковых частей может быть успешным. Немцы, кстати, через громкоговорители неоднократно уверенно заявляли, что их оборона неприступна. «А вы, мол, умоетесь кровью».

     Командир дивизиона, молодой лейтенант, находившийся на фронте более года, оборудовал себе на нейтралке вместе с разведчиками несколько наблюдательных точек. Примерно в километре от самого дота, чуть правее, они  стали оборудовать позицию для гаубицы. Работали в режиме строжайшей секретности. Копали только ночью. Саперы натянули маскировочную сетку, за которой постоянно следили. К утру в этом месте все замирало. Под специально устроенную артиллеристскую канонаду подгоняли трактор, который привозил балки, металлические швеллера, боеприпасы (говорили, что разобрали огневую позицию где-то под Ленинградом и перевезли ее к ним).

     Дядя Гена был орудийным номером. Командир гаубицы и заряжающий воевали на фронте с самого начала, но никогда они еще не стреляли прямой наводкой. Кроме них, в некотором отдалении, оборудовал позиции другой расчет гаубицы.

     У тех предстояла задача бить в одну точку дота, а у них, то есть дяди Гены,  была «своя» точка. Кроме их расчета, на позиции находились связисты, которые держали связь с наблюдавшим за дотом лейтенантом, разведка и саперы.
    Наступление началось в начале июня. У каждого из расчетов  было сильное душевное волнение. Душевный подъем. Все с нетерпением ждали наступления. Ждали возмездия.

       Наступление началось с мощной артиллерийской подготовки по немецким позициям. Пришла и им  команда открыть огонь по доту. Стреляли долго. Орудие при откате  несколько раз ломало деревянные балки. Приходилось терять время, менять. Но к этому они  были готовы. Работали каждый за десятерых. Никто никому не мешал. Снаряды и гильзы с зарядом подавали вручную несмотря на то, что и по ним велся ответный огонь.

      Сначала по связи пришло сообщение о том, что взрывами снят земляной вал. Обнажилась серая бетонная стена. Корректировать огонь стало легче. Позже связист сообщил слова благодарности командира и сказал, что в стене пошли трещины. Примерно после обеда пришла радостная весть о том, что в стене появилась рваная дыра. Силы  утроились. Все с себя давно поскидали фуфайки и гимнастерки. Было жарко, как в бане, но ничто не могло их остановить. Давно прекратился ответный огонь немцев. Вероятно, их батареи подавили артиллерию противника.

      Пробив наконец тяжелыми снарядами бетонную стену, стали бить фугасными снарядами вглубь дота до тех пор, пока там не сдетонировал склад боеприпасов. Дот взорвался изнутри с такой силой, что до них долетали куски бетона, комья земли. Весь личный состав оглохли  от выстрелов и были черные от копоти.  Блестели только глаза и зубы. Все выглянули посмотреть на результат их общей победы. Из дота валил густой, черный дым. Весь гарнизон бетонного дота и находившиеся вблизи дота бронеколпаки и пулеметные точки  были уничтожены  мощным взрывом.

   
 Стрелковые подразделения под прикрытием легких пушек  успешно штурмовали следующие высоты, и в скором времени немцы и финны, бросив  имущество, технику, раненых, стали отступать по всему фронту.
Дальше воевать стало весело.

    Свою боевую задачу они с честью выполнили. Почти весь личный состав был  награжден боевыми орденами и медалями, а командир их дивизиона за бои по прорыву немецких укреплений был представлен к званию Героя Советского Союза.




    Благодарю судьбу, что повстречал на своем пути Николая Ивановича Якимова, того старика - орденоносца, которого я встретил однажды, прогуливаясь по родному городу.  Встреча с такими людьми оставляет след в душе…

   …Он никуда не торопился, и мне показалось,  никуда  не шел. Просто стоял на улице, сгорбившись под тяжестью прожитых лет и тоски о прошлом.

   Когда-то он был молодым, крепким парнем. И у него была  молодая, красивая  жена. Было время, когда дети были еще совсем маленькими. А главное, было большое желание жить и радоваться тому, что закончилась война, что остались живы в этой войне, что отменили талоны на продукты. Была тогда у всех уверенность, что  жить после долгожданной  Победы станет легче...
     Многие прохожие с удивлением оглядывались на странного дедушку с орденскими планками на пиджаке. А он стоял, немного покачиваясь из стороны в сторону, и на глазах у него застыли слезы.

    Позже я узнал, что зовут его Николай Иванович Якимов, что ему уже 90 лет. Живет он  вместе с дочерью, внучкой и ее семьей. Несмотря на возраст, говорил он достаточно внятно и даже охотно рассказал о себе и о своем участии в Великой Отечественной войне.          

     Его рассказ меня потряс и врезался в память.
Родился 31 декабря 1922  года на Урале. В начале 30-х годов семья переехала в село Усть-Балей, расположенный в 50-ти  километрах от  города Иркутска, на  реке Ангаре. 1933 год был неурожайным: начался голод, и многие спасались тем, что уезжали из Украины, Поволжья и из других мест, где был настоящий мор, подальше в Сибирь и на Дальний Восток. Богатый лес и рыбные сибирские реки спасали тогда многих.

         Отец Николая Ивановича был родом из Иркутской губернии, жил в глухой таежной деревне Быково. Поэтому, когда  в ограде  дома, одну из комнат которого снимала семья Николая Ивановича, умерли двое подростков, просивших хлеба, он не раздумывая, в один день собрал жену, уже начинающих опухать от голода, детей и повез на станцию.  В Усть-Балее у него жил старший брат с семьей и другие родственники. Там их встретили  хорошо. В дальнейшем всем миром помогали строить дом, так как семья состояла  из 5 человек.

     Подростком пошел работать в колхоз. Нужно было помогать родителям зарабатывать трудодни. На реке ловили рыбу, занимались охотой. Лес был богат  глухарем  и рябчиком, дикую козой  и сохатым.

     В Красную Армию пошел служить с большим желанием. Призывался в мае 1941 года. К этому времени уже имел специальность тракториста. Мечтал стать танкистом. Особенно после того, как в сельском клубе показали  фильм «Трактористы»  с  Николаем Крючковым в главной роли.

     Службу проходил под Кандалакшей, в Карелии  в стрелковой части 14 Армии. Рядом была граница с Финляндией.

       Война для него началась 1 июля 1941 года. Запомнились утомительные и  долгие переходы в полной боевой экипировке. На себе тащили даже снаряды. Но страшнее ночных, бессонных передвижений были артиллерийские и минометные обстрелы. Попадали и  под авиационные налеты. Немецкие  самолеты летали безнаказанно. Охотились даже за одиночными солдатами.

     Примерно в середине июля 1941 года вдвоем со знакомым сержантом должны были по приказу командира найти соседнее подразделение и передать пакет, а на словах приказ. Пошли в обход озер и сопок напрямую. Через несколько километров наткнулись на немецкую разведку. Сам Николай в это время черпал из ручейка воду во фляжку. Был в низинке. Это его и спасло. А сержант пошел наверх, чтобы посмотреть и сориентироваться, как дальше идти. С другой стороны сопки шли немцы. Сержант прямо к ним в руки пришел. Хотя, что  бы он мог сделать с винтовкой в ближнем, внезапном бою? Может быть погиб бы как герой, выстрелив пару-тройку раз по немцам, пока его не застрелили или не забросали  гранатами. Воевать  они умели.  Но он просто не успел. Немцы несколько раз выстрелили, загалдели, отобрали у него винтовку и подсумок. Николай увидел поднятые руки сержанта и радостные возгласы немцев, окруживших его. Радовались, что к ним попал командир. В Красной Армии тогда рядовой состав в обязательном порядке был подстрижен почти налысо. Командиры (слово «офицеры» тогда не произносили) и сержанты могли позволить себе небольшую прическу. Этого сержанта распознали,  как командира,  именно по прическе. Николая он не выдал – спасибо ему и на этом. Сам он, воспользовавшись тем, что немцы остановились около сержанта и на минуту отвлеклись, ужом прополз незаметно по ложбине и смог уйти.

      Запомнились жестокие бои под Медвежьегорском в районе  Андроновой горы. С помощью счетверенных зенитных пулеметов и винтовочных залпов  легко отбили несколько атак пехоты врага. Позже начался обстрел  минами. Минометов у финской армии, как  и снайперов-кукушек, хватало.                            

   В следующую атаку  командир батальона  поднял свои роты  навстречу финнам. Впервые участвовал в рукопашной. Стрелял, что-то кричал. Почти ничего  не запомнил, но атаку отбили. Взяли нескольких раненых в плен. Но и у наших, конечно, были убитые и раненые.

      В этот же день снова  пришлось идти в штыковую, отбивать очередную психическую атаку финнов. В этом бою погиб от пули снайпера  комиссар и последний лейтенант. Они всегда поднимали красноармейцев и шли в атаку первыми. Все же оставался еще раненый  в первую штыковую атаку ротный. Да и солдаты были кадровые – боевой дух и вера в победу были сильны. Держались даже тогда, когда кончились боеприпасы, с одними штыками.

     По истечении времени ни фамилий, ни имен своих первых командиров и товарищей по оружию Николай Иванович не помнил. Но что удивительно, лица многих погибших друзей и ощущения пережитого, равно как и радость победы, память сохранила цепко. Многие годы во сне часто видел всех, с кем плечом  к плечу шел в штыковую навстречу приближающимся финнам.

    В этом бою ему повезло выжить, хотя прикладом от винтовки ему  досталось по касательной по голове. Сам, отбив выпад винтовки с кинжалом заученным ударом, свалил штыком нападавшего врага в живот. У другого финского солдата выбил из рук оружие, но тот  в страхе схватил обеими руками винтовку Николая  и пытался  вырвать. Что-то истерично кричал, возможно, звал на помощь. Николай тоже кричал и совсем забыл, что винтовка была заряжена. В итоге Николай вырвал свою винтовку, а  молодой  финн   как-то вырвался и смог убежать.  Всем умирать страшно.

 Вокруг  кричали, стоял сплошной  мат, были слышны стоны раненых.

 Невозможно было  спокойно целиться в убегавших вражеских солдат: руки тряслись от нервного напряжения. Попадал или промахивался, этого в горячке боя Николай не помнил.

     На следующий день упорные бои за высотку продолжились с еще большим ожесточением. У советских солдат заканчивались боеприпасы. Были большие потери, но приказ был «ни шагу назад». Опять несколько раз поднимались в атаку на приближавшихся финнов. Хоть и нельзя сказать о них, как о слабых вояках, но  рукопашных они стали избегать.

    Под Кестингой Николая посадили механиком-водителем на танк БТ. Вспомнили, что до армии работал в колхозе трактористом.    

    За месяц боев насмотрелся, как  «Бэтэшки»  горят  даже от попадания малокалиберных  и  зенитных снарядов и  очень боялся заживо сгореть в танке. Повезло, что в какой-то тихий вечер, находясь в тылу,  пошли с башенным стрелком за водой   и  попали  под  обстрел. От близкого взрыва мины  Николай  был ранен  в мягкое место и ногу. Товарища тоже зацепило, но оба остались живы и попали в медсанбат. По выздоровлении был направлен  в стрелковую роту под Кемь уже в 7 Армию.

     За всю войну Николай Иванович был ранен и контужен 7 раз. Так и прошла вся его война, растянувшаяся на долгих  четыре года  от боев на передовой до очередного ранения. Один раз  задержался в тыловой службе на несколько месяцев, куда был откомандирован из госпиталя, после очередного ранения.

 И ездовым пришлось  побывать, и шофером на полуторке возил боеприпасы и раненых. В августе 1943 года рядом с машиной Николая произошел взрыв бомбы, сброшенной с немецкого самолета. Он получил осколочное  ранение, машина перевернулась от взрывной волны. И он оказался в госпитале.

     После излечения не стал  проситься опять шофером и попал в составе  выздоравливающих  и  молодых  17-18 летних солдат   на пополнение в 17 гвардейскую танковую бригаду, на этот раз  в отдельную  противотанковую роту вторым номером на противотанковое ружье (ПТР).

    В майских боях 1944 года в ходе атаки на вражеские позиции попали под разрывы бризантных снарядов. Остались живы благодаря тому, что успели вместе с товарищем спрятаться под корпус сгоревшего танка.

Позже попал в составе танкового десанта в танковый батальон. Через некоторое время   был переведен  стрелком-радистом на танк Т-34 и опять механиком-водителем. (Вспомнили, что уже воевал ранее в танковом экипаже). Присвоили звание  младшего сержанта.

      День Победы встретил  в госпитале. За все годы войны  был награжден лишь одной медалью «За боевые заслуги».

     
     Все, с кем разговаривал в госпитальной палате, очень удивлялись тому,  что воевал  с лета 1941 года  на фронте, все время на передовой, 7 раз ранен и всего одна медаль.
      Может, кто передал этот разговор, а может случайно, но вскоре  прямо в госпитале  наградили  орденом  Отечественной войны 2 степени за апрельские  бои  по прорыву многочисленных оборонительных позиций немцев на Зееловских высотах и чуть позже орденом  Славы 3 степени за бои в составе штурмовых отрядов в самом Берлине.
      Кстати, из всего экипажа танка, который был подбит кумулятивным снарядом в 20-х числах  апреля 1945 года, в живых остались он и стрелок-радист. Оба были контужены, обожжены, но спустя несколько дней зачислены в сводную  штурмовую группу, как «безлошадные».

      …В 1963 году в домоуправлении стал прописываться вместе с семьей по месту жительства  в городе Иркутске, куда  переехали жить 3 годами ранее и в военкомате, куда вскоре его вызвали,  узнал, что до настоящего времени числился пропавшим без вести.  Через какое-то время  в торжественной обстановке на работе  вручили медаль «За отвагу», к которой был  представлен в годы войны.

     Сидя с  Николаем Ивановичем на скамейке во дворе его дома и расспрашивая его о войне, я не удержался и спросил его еще о том, почему он в момент нашего знакомства плакал. Долго он мне ничего не говорил, лишь тяжко вздохнул, смотря невидящим взглядом куда-то в сторону.  Потом ответил, что пора умирать, чтобы не  мешать никому  жить в своем доме, где он старый, больной и  никому не нужный старик.
Да, не такой доли заслужили ветераны…

      Я всегда интересовался историей. Особенно меня  волновала тема войны. И будучи еще молодым, я проявлял к этому периоду в истории нашей страны повышенный интерес: мог допоздна зачитываться в библиотеках, читал военные книги до утра, исходил все музеи нашего города, нес службу у Вечного Огня, когда учился в девятом классе.
     И, конечно, старался при удобном случае, когда уже стал постарше, расспросить о войне тех, кто имел к ней непосредственное отношение. Мне интересна была родословная нашей семьи. На войне воевал мой дед  и его братья, погиб на войне дядя моей мамы, которого прабабушка еще долго ждала после войны, просмотрела все окна и, в конце концов,  потеряла зрение. А позже побывал и в Иркутском  Военном Архиве.
     Я уже говорил, что мы делали запросы в Центральный Военный Архив. Я писал и в Смоленск, где он воевал. Искал и на сайте. Но о мамином дяде Пономаренко Михаиле Терентьевиче материала нашел очень мало. Это был замечательный сын своей страны, любимый сын моей прабабушки, любимый брат моей бабушки, любимый дядя моей мамы, от которого ( как  она сама, да и все считают) маме передалось красивое каллиграфическое и грамотное письмо.
     Часто в дни праздников, когда семья собирается вместе, рассматриваем фотографии и беседуем за столом о наших родных. Чувствуем себя виноватыми перед маминым дядей. Но мы продолжим поиски и узнаем обязательно о его военной судьбе. Я обещал. О нем я расскажу отдельно. Для нас он не погиб, он живет в наших сердцах и будет жить вечно.
                                                                                     



    Я выбрал профессию военного. Мечтал о ней с детства. Сколько себя помню, постоянно носил курточки с пришитыми погонами. Родители поощряли мое желание. Они говорили, что такая мечта дисциплинирует мальчиков. Еще помню, что осознанно начал рисовать с шести лет – и все про войну. Почему мне нравились именно военные эпизоды? Наверное, часто водили родители в кино, отлично помню фильм про Мальчиша - Кибальчиша. А мама читала рассказы о войне. Особенно любил слушать рассказы  А.Гайдара. Создавали во дворе тимуровские команды, строили штабы, искали ветеранов прямо на улицах. Но от нас, от мальчишек, они отнекивались, не принимали всерьез.

     А вот в старших классах это все было серьезно: и приглашение ветеранов на классные часы, и поздравление ветеранов с праздником Победы, и посильная помощь ветеранам.
     Наверное, поэтому играли с мальчишками в войну, и стыдно признаться, до самого десятого класса любил играть в солдатики. Меткость была стопроцентная.
     Закончил Восточно - Сибирский институт МВД РФ. Давно закончилась война, но и в мирное время рвутся снаряды, льется кровь, седеют матери. И наше поколение не избежало этой участи, многим довелось побывать в горячих точках.

      В составе сводного отряда находился в Чечне в период с февраля по май 2001года. Был  тогда в звании лейтенанта внутренних войск. Наша  бригада была переброшена в город Аргун, который находился между Гудермесом и Грозным.

       Обстановка того времени была достаточно сложной. То было время 2-й Чеченской войны. Открытых  боестолкновений почти не было. Но война все же была. Еще живы были некоторые  главари бандформирований, находившиеся в горах Аргунского ущелья. Были постоянные обстрелы двигавшихся военных колонн, взрывы фугасов, нападения на блокпосты. Продолжали гибнуть мирные люди, военнослужащие, сотрудники правоохранительных органов.

       В задачи подразделения, где я проходил службу, входили следующие обязанности: сопровождение инженерной разведки по ежедневной расчистке и проверке дорог от возможных фугасов, дежурство на многочисленных блокпостах, где  проверялись проезжающие автомашины и осуществлялась охрана автомобильных и железнодорожных мостов. Кроме того, нередки были  зачистки местности при засечении  выстрела снайпера с целью его уничтожения, либо проверки местожительства граждан с целью обнаружения схрона с оружием и задержании подозрительных лиц. Место дислокации находилось  в городе Аргун, пригороде Грозного – Ханкале. Выезжали в командировки  в населенные пункты Курчалой и Шали.
     Одним из одиозных главарей, воевавших с федералами под флагом свободной Ичкерии, был Али Бараев. К моменту его уничтожения в июне 2001 года на его счету было более ста российских солдат-пленных, которым он лично отрезал головы. Делал он это с нескрываемым садизмом, в том числе и на видеокамеру.

     В городе Аргун у него была любовница, молодая статная чеченка, торговавшая на местном рынке. Периодически, чаще  в зимнее время года, Али Бараев заходил в город  или  в  прилегающие к городу жилые районы со своими головорезами на сутки и более. Выставлялись вокруг  так называемые «посты»,  которые стреляли в упор при появлении сотрудников милиции или федеральных войск, то есть предупреждали об опасности.

    Пока подтягивались основные силы федералов, боевики ускользали, оставляя небольшие заслоны. Их не преследовали и в бой не ввязывались.

Причина  по нашему мнению, была следующая. Возможно, это было связано с тем, что при возникновении локальных боестолкновений и в случаях уничтожения или пленения  боевиков, учащались ответные меры. По рации некоторые полевые командиры сообщали о том, что они приговорили к смерти того или иного командира или милиционера или даже целого военного подразделения.

     Увеличивалось количество взрывов  фугасов на дорогах и в горах. Учащались обстрелы базирования комендантских и федеральных войск, а также блокпостов. Чаще звучали выстрелы снайперов. Опять гибли военные и силовики.

      Кстати, применялись довольно успешные  ответные меры федеральных войск в случаях стрельбы: минометным огнем начинали стрелять из 120-мм минометов образца времен Великой Отечественной войны по центральному району, где находилась местная мечеть. Хоть вахабизм и являлся незаконным течением ислама, но мечеть для каждого мусульманина являлось священным местом. Стрельба снайперов сразу прекращалась.

      Одним из запомнившихся ярких эпизодов той войны был бой, произошедший 07 мая 2001 года в городе Аргун.

      Подняли нас около 5 утра 7 мая по боевой тревоге. После построения оставили 2 пулеметных отделения, инженерно-саперное отделение и наш разведвзвод. Всего около 40 человек. Погрузили в бронированные Уралы. Задачу командир объявил просто: необходимо проверить три панельные пятиэтажки  и  вернуться домой  к завтраку.

      По приезде на место, сами определились, кто куда пойдет. Надо было пройти по квартирам пятиэтажек, находившихся друг за другом на окраине города. Обычная проверка: кто в каких квартирах остался, кто уехал, спасаясь от войны…

    Все были в приподнятом, веселом настроении. Ждали со дня на день приказа на возращение домой. Срок командировки подходил к концу. Все мысли были о доме, о родных. 

      Мне с 5 солдатами, сапером и пулеметчиком  досталась первая пятиэтажка. Минут через 10-15, пока ходили  по этажам, расспрашивая местных жителей о проживавших в доме, услышали звуки стрельбы.
      Выскочив на улицу, увидели, как из соседнего дома вынесли одного бойца   на плащ-палатке с простреленной головой. Лицо было залито алой кровью, мы даже не поняли сначала, что это один из наших бойцов. Потом раненый выполз. Сообщил, что в упор расстреляли группу. Остальные, офицер и двое солдат,  остались  в квартире на 5 этаже и на площадке.

    Бой по уничтожению  боевиков, засевших в одной из квартир, растянулся до вечера. Боевики тянули до наступления темноты, знали, что ночью силовики в городе  не остаются. 

    Через некоторое время по нам с разных сторон  начала стрелять вызванная по рации заблокированными  подоспевшая помощь, а к нам прибыл только БТР со стрелками. Остальная помощь-колонна была разбомблена и расстреляна из засады в 2-х километрах от  города. Мы с горечью наблюдали большой шлейф черного дыма, простиравшийся до самого неба.

      После того, как вывели из заблокированного дома всех местных жителей, стали вести ответный огонь по окнам, откуда по нам ожесточенно стреляли осажденные боевики. Нас хорошо поддерживали  крупнокалиберный пулемет, установленный на бронемашине  БРДМ и малокалиберная пушка с БТРа. Позже подошел прорвавшийся через засаду танк Т-62 и местный спецназ.

     Примерно во второй половине дня стали штурмовать дом, в центре которого зияла страшная дыра от танкового выстрела. Страшная кинетическая энергия взрыва разбивала кирпичные и бетонные перегородки внутри дома, как картонку.

Тела наших товарищей, погибших на пороге квартиры еще утром, как и тела боевиков, сгорели в этом аду. Нашли только двух или трех боевиков: одного  под чугунной ванной, а второго застрелил снайпер, молодой срочник в тот момент, когда последний пытался сменить позицию.   

       Позже стало известно об операции, которую спланировали офицеры ГРУ: поздно вечером  06 мая ими были перехвачены радиопереговоры боевиков и было запеленговано место их  нахождения. Там была очередная сходка чеченских эмиров и полевых командиров. Всего их было около 6-8 человек, плюс хозяин квартиры и его жена. В стене этой квартиры за ковром было пробито отверстие, зайдя в которое можно было попасть в другую квартиру, находящуюся уже в другом подъезде. Поэтому было непонятно, почему стреляли по нам из разных окон.  

По возвращении на базу мы еще двое суток сидели около бойниц, так как ожидалось нападение боевиков, обещавших нам по рации, что будут  мстить за своих погибших.

   Р.S. Недавно с удивлением узнал, что некоторые эпизоды этого боя можно увидеть на сайте под названием «Командировка № 12.

     В этом году наша страна отмечает 70-летие со дня окончания войны. Хочется сказать еще живущим ветеранам Великой Отечественной СПАСИБО. Всем, кто ковал победу над врагом, СПАСИБО! Спасибо за наше счастливое детство! Спасибо за подаренные жизни! Вы сражались во имя жизни на Земле. Мы никогда не забудем ваш подвиг! Подвиг ваш бессмертен!