Плачевые формы в локальных фольклорных традициях русских и мордвы-эрзя (бассейн среднего течения реки Инзы)

                                               Шамова Л.Н.

      Плачевые формы в локальных фольклорных традициях

  русских и мордвы-эрзя (бассейн среднего течения реки Инзы)

Средневолжский регион является обширной контактной зоной. Полиэтническая структура данного региона и по сей день определяет его культурную специфику. Изучение этнокультурных связей народов Поволжья, в том числе в сфере музыкального мышления, проливает свет на генезис культурных явлений.

В среднем течении реки Инзы[1] соседствуют старинные поселения русских и мордвы-эрзя. Сосуществуя в Поволжье в течение довольно длительного времени (по историческим источникам на данной территории – более трехсот лет, в нижегородских землях – около восьмисот лет), культурные традиции русских и мордвы, очевидно, оказывали достаточно сильное влияние друг на друга. Следы этого взаимодействия можно обнаружить и в сфере традиционного пения, сопоставляя музыкальные и поэтические особенности произведений фольклора в двух культурах[2]. В настоящее время из всех традиционных видов обрядового пения и у русских, и у мордвы лучше всего  фиксируется яркая, самобытная, живая фольклорная традиция плачей во всем многообразии ее форм. Жизнеспособность плачей объяснима их актуальностью для ключевых моментов жизни человека. Именно на примере этого фольклорного жанра интересно рассмотреть сходство и различие двух этнических культур в данном ареале.

В местной русской певческой традиции причитания занимают значительное место. Они являются важной частью свадебного и похоронно-поминального обрядовых комплексов, обряда проводов в армию (рекрутские причитания), календарных обрядов (причитания на «Проводы весны» в Петровское Заговенье). Помимо этого причитания встречаются и в других необрядовых (бытовых) ситуациях.

В различных региональных традициях России в наименовании плачей у русских сложилась устойчивая народная терминология. В местной фольклорной традиции зафиксировано два наименования плача, основанных на использовании глагольных форм: «вопить»/«вопевать» и «причитывать».

Из всех существующих форм плачевой культуры в русской традиции бассейна Инзы наилучшей сохранностью отличаются причитания, приуроченные к похоронно-поминальной обрядности. Причитать начинали, когда узнавали о смерти человека, причитали во время «сидения» над покойным в течение трех дней до похорон. В день похорон причитали в продолжение выноса гроба с телом умершего из избы, выхода за ворота. Важным моментом звучания причитаний было шествие вдоль деревни в сторону кладбища. У дома каждого родственника покойного, на перекрестках дорог, на краю деревни похоронная процессия останавливалась для прощания общины с умершим. На кладбище причитали в момент предания гроба с телом покойного земле.

В обряде проводов в армию, на войну причитания выполняли функцию ритуального отчуждения призывника от родительского дома, круга деревенской молодежи, всей крестьянской общины. В прощальный день в дом «некрута» на застолье собирались его родственники, соседи, друзья. Молодежь плясала под гармонь, балалайку, парни пели рекрутские припевки (сам рекрут ничего не пел), а родители и близкая родня (мать, сестра, тетка, крестная, бабушка) причитывали. После застолья начиналось уличное гулянье: ходили по главной деревенской улице, у каждого дома останавливались, молодежь плясала, а родня плакала.

Свадебные причитания звучали в довенечной части обряда: на девичнике, когда девушки чесали невесте голову; перед отправлением под венец – при благословении невесты. К сожалению, на сегодняшний день зафиксировать традицию исполнения причитаний на свадьбе практически невозможно.

В традиционной культуре плачи являются одним из видов контакта между миром живых и потусторонним миром. С этим связана специфика плачевой системы. Образно-поэтический строй текстов причитаний исследуемого региона основан на системе традиционных представлений и верований. В поэтике жанра воплощаются древнейшие мифологемы: смерть как сон, бессмертие души, покровительство родителей-предков и др. 

К основным поэтическим образам причитаний относятся:

·        образ наступления смерти («сомкнутые уста», «закрытые глаза», «глухота», «слепота», «неподвижность как признаки наступления смерти»);

·        образы-символы потустороннего мира:

а) «зеленая рощица» (вечная жизнь);

б) «мать сыра-земля» (постель для умершего);

·     образы мира живых – «светлая горенка», «весь дом»;

·        образ птицы-посредника, осуществляющей связь между «тем» и «этим» мирами – «сизый голубь», «кукушка»;

·        образ пути-дороги, воплощающий символическую связь различных пространственных сфер – «путь-дороженька», «чужие люди».

Перечисленные образы являются знаковыми категориями фольклорного сознания, символизирующими идею ритуалов «перехода».

Ведущие сюжетно-тематические особенности похоронно-поминальных причитаний связаны с реализацией коммуникативной направленности, обусловленной необходимостью установления связей с миром предков:

·        просьба к покойному совершить какое-либо действие: «открыть глаза, сахарные уста (губы алые)», «раскинуть руки белые», «встретить на кладбище»;

·        вопросы-сетования: «Зачем ушел?», «На кого покинул?», «Куда снарядился?», «К кому приклоню буйну головушку?», «К кому буду приходить?», «Что ты наделал?», «Неужели надоело на этом свете жить?» и т.д.;

·        просьба/наказ передать весть на «тот» свет (привет, поклон, грамоту/ письмо);

·        просьба проявить сожаление к живым, горюющим по умершему: «пригреть», «приласкать», «взять под свое крылышко», «прижать к груди»;

·        просьба о прощении – «раскаяние в том, что не смогли уберечь от смерти»;

·        сожаление, что покойный не может увидеть своих родных;

·        мотив одиночества, сиротства: «не к кому прийти», «никто не пожалеет», «никому не нужна», «не с кем поговорить», «оставили как горькую пылинку в поле, как горькую кукушку во сыром бору», «разлетелись все по разным сторонам» и т.д.;

·        предложение заменить умершего собой;

·        воспоминания о том времени, когда покойный был жив;

·        мотив невозможности возврата, представленный в виде образа: «заросшая травой или засыпанная снегом дорожка», образ «зеленой рощицы», из которой не возвращаются.

В похоронно-поминальных причитаниях исследуемого ареала встречаются и образы распространенные во всех русских локальных традициях, и достаточно редкие, характеризующие данную фольклорную традицию. Таков, например, образ «зеленой рощицы», означающий в поэтическом тексте кладбище – местонахождение покойного.

Среди традиционных формул обращения к умершему много словообразований с корневой основой мил: разумильный мой (к сыну), размила, умильна ты моя (к сестре, подружке), мил мамынька (к матери), мил папынька (к отцу). В формуле обращения матери к сыну разэдакий ты молодинькай содержится укор за раннюю смерть.

Наиболее близки похоронно-поминальным причитаниям рекрутские, поскольку в них в образно-символической форме отразились традиционные представления о связанной с воинской службой длительной разлуке как смерти. Общими для похоронно-поминальных и рекрутских плачей являются следующие поэтические образы:

·        образ пути-дороги, в которую собирают рекрута:

«Милый ты мой сыночек, Ванюшка.

И куда ты собрал, ох, свой узело… очек-та?

И как мне тебя, мой сыночек миленький,

Ох, как мне тибя, ох, ни бу`дет хвата… ать-та».[3]

·     образ чужой стороны как символической смерти:

«А куды жи я тибя, размилый мой сыночик,

Ох, собираю,

И праважаю тибя,

На чужу дальну старонушку».[4]

Образная система свадебных причитаний опосредована обрядовой действительностью, в рамках которой они функционируют. Основные мотивы свадебных причетов связаны с просьбами-побуждениями, адресованными родне невесты и подругам:

·        обращение к подруге с просьбой «расчесать головушку»;

·        обращение к родителям (отцу, матери, крестному, крестной) с просьбой «благословить в чужие люди»;

·        мотив отчуждения невесты от рода.

Одновременно в свадебных причитаниях находит выражение тематика, связанная с мотивами горя, одиночества, разлуки с прежней жизнью и ухода на чужую сторону.

В причитаниях на «Проводы весны» используются те же формульные элементы поэтики, что и в других видах причитаний.

Русские причитания исследуемой традиции, функционирующие в различных обрядовых и необрядовых ситуациях, имеют единые музыкально-типологические характеристики. Это единство выражается в особой роли и значимости напева как символа-знака ситуации отчуждения.

Основу причитаний исследуемого локуса составляет ненормированный тонический стих, главным признаком которого является формообразующая роль фразовых ударений. Отсюда проистекает и другое название этого стиха – акцентный. Количественно-слоговой состав стиховых строк в причитаниях, также как и количество смысловых ударений, значительно колеблется: от 5-8 слогов с одним акцентом до 11-13-ти слогов с двумя-тремя стиховыми акцентами. В причитаниях данной традиции ярко проявляется принцип стиховой тирады. Характерно, что при увеличении слогового объема стиховой строки и появлении дополнительных акцентов, главное смысловое фразовое ударение имеет четко выраженное местоположение в стихе, преимущественно на третьем, реже – на втором слоге от конца строки.

Специфика соотношения напева и текста в композиционном плане определяется тирадно-строфическими формами, в которых формообразующим началом являются относительно самостоятельные логически завершенные смысловые построения.

Напевы причитаний связаны с узкообъемными ладовыми системами (интонирование в большетерцовой ячейке). Музыкально-стилевой особенностью данной традиции является средоточие плачевой интонации в зоне каданса.

* * *

В рассматриваемой традиции у мордвы плачи называются урнемат (свадебные плачи) и лайшемат (похоронные плачи). Впрочем, иногда используются и русские наименования. Самым представительным на исследуемой территории является комплекс свадебных плачей, второе место принадлежит плачам похоронно-поминальным, а последнее – рекрутским. Характерно, что соотношение объемов записанных свадебных и похоронно-поминальных плачей у мордвы обратно пропорционально этому соотношению в русской традиции.

Свадебные причитания у мордвы-эрзя приурочивались к ключевым моментам обряда. Они звучали во время сватовства («урнекшнесь»), в канун свадьбы, в день свадьбы утром, когда невесту водили в баню, во время ее «покрывания», благословения, прощания с домом и его покровителями.

В похоронно-поминальных ритуалах плачи приходились примерно на те же обрядовые ситуации, что и в русской традиции: в период до похорон, во время выноса гроба из избы и шествия по деревне, в момент прощания с покойным на кладбище. Единственным отличием является обычай плакать «на Зорю» утром на второй день после смерти. Впрочем, в ряде других русских фольклорных традиций, в частности на Смоленщине и Псковщине, голошение «на утреннюю Зорю» является традиционным для похоронно-поминального обрядового комплекса. В местной же русской традиции среднего течения Инзы сведений о плачах «на Зорю» зафиксировано не было. У местной мордвы  (как мы можем судить по опубликованным источникам) существовали многочисленные варианты причитаний на утреннюю и вечернюю «Зорю», приуроченные также и к свадебному обряду. Их поэтические тексты раскрывают глубинную семантику мифологического образа «Зори» как подательницы жизненных благ (света, тепла).[5]

Бытование рекрутских плачей у мордвы принципиально не отличалось от форм функционирования их в русской традиции. К сожалению, сохранившиеся сведения об обряде проводов в армию и образцы текстов рекрутских плачей весьма незначительны.

Образно-поэтический строй мордовских плачей представляет собой глубоко архаическую художественную систему. Основой плача как особой обрядовой коммуникации является называние того, к кому обращаются. В обращениях урнемат встречаются формулы, достаточно близкие русской традиции плачей:

·        к отцу – «Тятинем, тятинем» (по-русски: «Батюшка, батюшка» или  в старой русской форме обращения – «тятенька»);

·        к матери – «Ой, авинем-корьминем» (по-русски: «Мамочка кормилица») с единой для двух языков корневой основой «корм»;

·        к дочери-невесте «Ух, Манякай-тейтернем, ух, Манякай-дочинем» (по-русски: «Маня – девочка моя, Маня – доченька»).

В мифологических представлениях мордвы-эрзя распространенны поверья о женских духах-матерях стихий, являющихся покровителями дома, к которым обращается в своих плачах невеста. Они описываются как обнаженные женщины, которые любят расчесывать свои длинные распущенные волосы: Вирь-ава – мать леса, Ведь-ава – мать воды, Варма-ава – мать ветра, Мода-ава – мать земли, Тол-ава – мать огня, Норов-ава – мать полей, Юрт-ава – мать дома, Нар-ава – мать лугов и др. Женским персонажам соответствуют мужские («атя» – отцы).[6]

В обряде прощания с домом перед отъездом к венцу формульные обращения невесты к женскому и мужскому божествам дома выглядят следующим образом:

Юртонь кирде Юртава, Юртонь кирде матушка.[7]

Место держащая хозяйка, Место держащая матушка.

Иногда в поэтических текстах мордовских плачей очевидно их двуязычие:

Честность у миня уходит через високой в л’ес. Туян монь бояраваксчим, Через лес, через високой л’ес, Ни в возля капонгэ, Туян незнакомонь, Честная моя девичая красивая жизнь.7

Честность от меня уходит через высокий лес. Уходит мое барское девичество, Через лес, через высокий лес, Ни в добро, Ухожу в незнакомое, Честная моя девичья красивая жизнь.

Основные мотивы урнемат связаны с обрядовыми ситуациями, в которых они исполняются:

·        невеста просит подруг отвести ее в баню;

·        невеста просит не покрывать лицо и укоряет за то, что подруги это делают;

·        невеста просит Юртаву о благословении;

·        невеста просит прощения у Юртавы за то, что уходит от нее;

·        невеста корит мать (просит не благословлять, не отправлять в чужие люди) и т.п.

Им близки и основные мотивы лайшемат:

·        укоры умершему «На кого покидаешь?»;

·        просьбы передать весть на «тот свет»;

·        сетования на невозможность возвращения с «того света»;

·        сетования на одиночество, сиротство;

·        зазывание умершего на поминальное застолье и т.п.

Сравнение поэтических мотивов мордовских плачей с русскими причитаниями  выявляет в них общие моменты, обусловленные смысловой направленностью обрядов отчуждения. Основные различия связаны с образными системами этнических традиций.

В русской плачевой культуре локуса похоронно-поминальным, рекрутским, свадебным и другим причитаниям соответствует один общий мелодический тип исполнения. В мордовской же плачевой культуре наблюдается дифференциация на всех уровнях жанрообразования: содержательном, музыкальном, композиционном, стилистическом. Структура мордовских плачей отличается четкостью музыкально-поэтической формы, которая в ладовом, композиционном, ритмическом отношении характеризуется большей стабильностью, нежели причитания, записанные от русских исполнителей, в основе которых лежит ненормированный тонический стих, с формообразующей ролью фразовых ударений и кадансов.  Вместе с тем, как видно из анализа фольклорного материала, в сфере причитаний  этнически характерные черты русской и эрзя-мордовской песенных культур обнаруживают тенденцию к интеграции, определяя таким образом исторически сложившееся общее этнокультурное пространство.

---

[1] Никольский район Пензенской области и Инзенский район Ульяновской области.

[2] На материале календарной песенности этот вопрос подробно изучала Н.Н. Гилярова. См.: Гилярова Н.Н. Календарная песенность Пензенского края (к вопросу о взаимодействии песенных культур) // Материалы Международных конференций. Памяти А.В. Рудневой. М., 1999, с. 92.

[3] Инз., с. Забалуйка, 6381-12. Здесь и далее приводятся номера фонограммы фонда ФЭЦ (Фольклорно-этнографический центр СПб.).

[4] Инз., с. Забалуйка, 6390-18.

[5] Духовное наследие народов Поволжья / Сост. и ред. М.И. Чувашев, И.А. Касьянова, А.Д. Шуляев, А.Ю. Малыхин, Т.И. Волкова. Самара, 2001.

[6] Петрухин В.Я., Хелимский Е.А. Мордовская мифология. В ст.: Финно-угорская мифология // Мифы народов мира. М., 1980, Т. 2. С. 566.     

[7] В других случаях встречается обращение к батюшке.

---

7 Инз., с. Оськино, 6389-04.

Краткое описание документа:

В настоящее время из всех традиционных видов обрядового пения у русских лучше всего фиксируется яркая, самобытная, живая фольклорная традиция плачей во всем многообразии ее форм. Жизнеспособность плачей объяснима их актуальностью для ключевых моментов жизни человека. Именно на примере этого фольклорного жанра интересно рассмотреть сходство и различие двух этнических культур в Среднем Поволжье.