ПОЧЕМУ ШОЛОХОВА НУЖНО ИЗУЧАТЬ СЕГОДНЯ?

ПОЧЕМУ ШОЛОХОВА НУЖНО ИЗУЧАТЬ СЕГОДНЯ?

Аннотация. Статья посвящена обоснованию мотивации изучения в совре- менной школе творчества М.А.Шолохова. В качестве аргументов автор при- водит факты восприятия современниками личности и творчества писателя на разных этапах развития общественного сознания — от конца 1920-х до 1970-х годов.

Ключевые слова: М.А.Шолохов, художественные открытия, актуальность творчества, народная жизнь, самосознание общества, концепция народ- ного единства.

Abstract. The article is devoted to establishing the motivation to study M.A.Sholokhov in modern school. As arguments the author cites facts of per- ception by the contemporaries of the personality and creativity of the writer at different stages of the development of social consciousness — from the end of 1920s to 1970s.

Keywords: M.A.Sholokhov, artistic discoveries, relevance, self-awareness of society, concept of people’s unity.

Размышляя о принципах изучения лите- ратуры в современной школе, один из авто- ров журнала «Литература в школе» справед- ливо заметил: «Если учитель-словесник хочет добиться серьёзных результатов в своей ра- боте, он должен отдавать себе отчёт в “стра- тегических” целях преподавания литературы, он должен знать ответ не только на вопрос “что?”, но и на вопрос “зачем?”… В противном случае преподавание изящной словесности превращается в схоластику и буквоедство»1. Объективность этого суждения становит-

ся очевидной при изучении в старших классах

больших эпических полотен. Чётко осознан- ные «стратегические» целевые установки здесь необходимы учителю хотя бы для того, чтобы в необъятном пространстве содержа- ния таких произведений вывести учеников к главным особенностям текста, определяю- щим смысл центральных художественных от-

Рукопись «Тихого Дона»

крытий автора.

При этом представляется чрезвычайно важным показать учащимся живую жизнь

конкретного произведения в мыслях и чув- ствах современных читателей — как рядовых, так и профессиональных — критиков и лите-

ратуроведов. Это позволит учителю подвести своих питомцев к осознанию актуальности, а нередко и злободневности созданного ещё в

прошлом веке литературного шедевра. Вряд ли у кого вызовет возражение суждение о том, что качество современного обществен- ного отношения к художнику, бывшему вла- стителем дум миллионов читателей на про- тяжении десятилетий, есть показатель уров- ня развития общества, свидетельство глубины его сознания. Особенно показа- тельным в размышлениях на эту тему яв- ляется сегодняшнее восприятие и осмыс- ление судьбы и творчества Михаила Шоло- хова. Автор «Тихого Дона» в наше время служит своеобразным зеркалом, глядя в ко- торое мы узнаём, а иногда и не узнаём самих себя.

Ни для кого не секрет, что в отношении

к Шолохову в последние годы необыкно- венно бурно, даже агрессивно утверждает- ся точка зрения, противоположная той, ко- торая была общепринятой в прежние вре- мена. Если ранее, скажем так, Шолохов был в определённом смысле «наше всё» в литературе ХХ века, то теперь создаётся видимость, будто такого выдающегося ху- дожественного явления, как Шолохов, во- все не было. Причём имеются в виду не скандальные попытки оспорить авторство Шолохова по отношению к «Тихому Дону». Даже неискушённому читателю нетрудно заметить, что многие критики сегодня, упо- миная об авторе наиболее значительного русского романа ХХ века «Тихий Дон», ограничиваются лишь эмоциональными определениями, в большинстве же случаев вообще обходятся фигурой умолчания. Ка- жется, они не знают, как быть с Шолоховым в конструировании нового видения истории отечественной литературы. Достаточно об- ратить внимание на то, что его имя, как правило, отсутствует в рассуждениях ис- следователей, выстраивающих на материа- ле послеоктябрьской русской литературы типологические схемы нового образца. Ав- тор «Тихого Дона» во все эти конструкции не только не вписывается, он их разрушает. Идёт ли речь о проблеме художника и рево- люции, или о художественной методологии, или о предвоенном десятилетии, которое единодушно классифицируется как период явного художественного упадка, — всюду Шолохов поперёк как будто очевидным и простым новомодным концепциям: и рево- люция не загубила, а породила дарование и личность такого масштаба, и к социали- стическому реализму его отношение было отнюдь не однозначно упрощённым, да и, как ни крути, именно в 1930-е годы созда- валась наиболее сильная 4-я часть его «Ти- хого Дона». Именно из-за этой его неудоб- ности о нём либо вообще не упоминается, либо его произведения скороговоркой на- сильно притягиваются к той или иной общ- ности.

Косвенное подтверждение растерянно-

сти по отношению к писателю и его творче- скому наследию можно услышать из уст са- мих критиков. Так, Н.Иванова недавно при- зналась: «При всей высокой оценке “Тихого Дона” я предпочитаю о Шолохове… не пи-

сать… всерьёз говорить о Шолохове по мно- гим причинам куда сложнее»2.

С Шолоховым подобная ситуация в ис- тории литературной критики встречается не в первый раз. Ещё в начале 1940-х годов в разгар предвоенной дискуссии о только что завершённом «Тихом Доне» Б.Емельянов, отчаявшись понять, почему «самые непри- миримые критики покорены художественной силой романа, но, придя в себя, обруши- ваются на роман», высказал убеждение в том, что это противоречие есть результат

«неслыханного банкротства критики»3. Эта оценка вполне обоснованно может быть про- изнесена и сегодня, только диапазон про- странства, к которому её следует отнести, теперь стал неизмеримо шире. Речь следует вести о кризисе уже не только литературной науки, но и современного общественного сознания, утратившего в значительной мере чувство правды жизни.

Нельзя не подивиться тому, сколь похоже оценивались в 1930-е годы и трактуются уже в наше время, разумеется под иными идео- логическими знаками, идеи и образы шоло- ховских произведений. Прежде всего это от- носится к Григорию Мелехову как централь- ному герою Шолохова, ибо в его судьбе, в его трагических поисках «правды, под кры- лом которой мог бы посогреться всякий»4, заложены ответы на многие вопросы, свя- занные не только с творчеством писателя, но и с историей нашего народа, с русской трагедией XX века.

Характерно, что нынешняя критика пред- почитает не затрагивать суть концепции об- раза Григория Мелехова. А.Солженицын в своих скандальных писаниях о Шолохове имени Григория Мелехова даже не упоминал. Правда, весьма пространный раздел, посвя- щённый Мелехову, имеется в работе И.Мед- ведевой-Томашевской. Однако её суждения об этом образе столь примитивны, что их не осмеливаются комментировать даже самые неистовые приверженцы «дела», начатого этой протеже Солженицына. На одной из по- следних страниц её записок читаем о финале

«Тихого Дона»: «Григорий… бежит, скрыва-

ется, становится одним из разбойников ан- тисоветской банды Фомина и… наконец, уто- мившись скитаниями и “символически” бро- сив оружие в Дон, является как миленький на хутор Татарский. <…> стоило ли затевать та- кой серьёзный труд, каким является истори- ческая хроника “Тихий Дон”, чтобы скатиться к такому слабенькому детективу? К такой мелодраме»5.

Тут приходится только руками развести. Этот пассаж свидетельствует об отсутствии у его автора элементарного эстетического чутья. Ибо за «слабенький детектив» и «ме- лодраму» выдаётся выстраданный героем и автором подлинно трагический финал эпо- пеи, который не может не потрясти эмоцио- нально любого нормального читателя.

Какова же причина столь невниматель- ного отношения наших современников к об- разу Григория Мелехова? Думается, она ле- жит на поверхности. Сам тип личности, соз-

данный Шолоховым как свидетельство «оча- рования человека», вряд ли вызовет их со- чувствие, если погрузиться в сокровенные глубины его человеческой сущности. Ведь Григорий Мелехов — это персонаж, пред- ставляющий народную точку зрения на все явления жизни. Слово «народный» у нас и в советское время нередко произносилось всуе, сегодня же, кажется, вообще стало ар- хаичным. Между тем секрет шолоховского героя в его народности, в самом точном и полном смысле этого слова. Именно в этой сфере сосредоточены истоки центральных открытий Шолохова как художника. Автор

«Тихого Дона» ввёл в литературу никогда ра- нее в ней не бывавшего героя, благодаря чему, по точному заключению П.В.Палиев- ского, «с Шолоховым поднялась в литературу вся неразгаданная мощь народа... Она и до сих пор остаётся неразгаданной, а иногда вызывает раздражение: что это за тёмная масса, мешающая мне выразиться»6.

Учителю следует акцентировать внима- ние на мысли: в «Тихом Доне» обрела ре- альные художественные формы принципи- ально новая точка зрения на народную жизнь. В этом смысл главного открытия Шолохова. Мир народной жизни в изобра- жении Шолохова предстал в виде особой системы бытия, которая с наибольшей пол- нотой отразила выработанные на протяже- нии веков качества и представления. Она распахнулась перед читателем как неис- черпаемая в своей разумности и красоте вселенная. Каждое, даже малейшее, её проявление обладает необыкновенной пре- лестью. Едва ли не всё разнообразие ду- шевных движений, переливы психологиче- ских состояний, предельное напряжение и столь же предельная эмоциональная рас- слабленность человека, очарование рож- дающегося чувства, горечь и драма нераз- делённой любви — весь этот поистине не- объятный в своём разнообразии сплав душевных проявлений человека нашёл своё отражение в романах М.А.Шолохова.

В этом проявлении мастерства писателя образно воплотилась одна из стержневых особенностей его художественного мира, сущность которой запечатлелась в предель- но повышенном уровне чувственного вос- приятия автором бытия. Такое качество ми- роощущения не может быть достигнуто толь- ко усилиями ума, даже незаурядного. Для этого необходимы юношеская влюблённость и страсть по отношению к жизни, а кроме того, выдающиеся душевные, эмоциональ- ные и даже физиологические (слух, зрение, обоняние) способности. По глубине и сте- пени обладания даром восприятия жизни как чуда Шолохов был уникальным челове- ком и художником.

Разумеется, дело здесь не только в изоб-

разительной силе и рельефности созданного писателем художественного мира. Ещё бо- лее значимо то, что он показал народную жизнь в неустанном внутреннем развитии. Мельчайшие элементы сюжета «Тихого Дона» передают драгоценные  мгновения

бесконечного, неостановимого движения судьбы человека и народа. Поток бытия в изображении Шолохова рождается во взаи- модействии законов «мудроусмешливой жизни» с непрестанными усилиями конкрет- ного персонажа в борьбе за существование. Это самобытное качество художественного мира писателя было отмечено ещё в пред- военные годы. В.Шкловский незадолго до войны в статье, посвящённой Шолохову, утверждал: «Вещь об изменении психологии классов пытались создать на пренебрежении к этой психологии, на пропуске её. Просто приехал трактор, повернул, срезал межу.

Столетиями изображали неподвиж- ность крестьянской психологии. Не та- ланты, гении работали над этим, опре- деляя величайшую косность мысли, включённой в медленный ритм смен времён года.

Шолохову удалось показать реаль- ного крестьянина-казака во всей слож- ности его семейных отношений, пока- зать… в изменении психологии, корен- ном пересоздании всей системы»7 (здесь и далее выделено мною. — Ю.Д.).

Своей полнотой и всеохватностью за- печатлённый в «Тихом Доне» мир народной жизни со всей очевидностью противостоял однозначности идеологических доктрин того времени, как, впрочем, и последующих периодов истории. Шолохов, конечно, от- давал себе отчёт в объективной оппози- ционности своей эпопеи. Выступая перед московскими писателями в феврале 1933 года, он признал: «Первая и вторая книги “Тихого Дона” не являются правовер- ными… грешат по части основных истин… В четвёртой книге я, вероятно, таких дров на- ломаю, что вы ахнете и откажетесь от ваших лестных отзывов. Остаётся только одна кни- га, и я заранее взял твёрдую установку в этой книге всех героев искрошить и извести, так что читатель придёт в ужас»8.

Надо ли говорить о том, что предвиде- ние писателя осуществилось в полной мере. Именно его позиция по части «основ- ных истин» определила предмет неистовых

полемических схваток. Вокруг шолоховских произведений на протяжении десятилетий кипела идеологическая борьба, в которой, с одной стороны, отстаивались, а с дру- гой — решительно отвергались его основ- ные идейно-художественные принципы. Впрочем, неправильным было бы употреб- лять в данном случае глаголы только в про- шедшем времени. Ожесточённые споры во- круг имени и творчества Шолохова продол- жаются и сегодня. Они, конечно, приобрели иные формы, но по сути своей, по методо- логическим основаниям и даже по требо- ванию ограничить общение юных читателей с произведениями писателя в школе остаются теми же.

Вспомним, в предвоенные годы цент-

ральный образ «Тихого Дона» вызывал отча- янное неприятие ревностных защитников идеологических установок того времени, убеждённых в том, что такой человек, как Григорий, не имеет права на жизнь в усло- виях современной действительности. Критик В.Ермилов, например, незадолго до начала Великой Отечественной войны писал: «Нет любви для Григория, его любовь погиба- ет, — нет для него жизни, и потому светит для него чёрное солнце. Мы не знаем более сильного образа опустошения, более жесто- кой кары художника своему герою. Чёрное солнце страшно, как смерть в пустыне»9. Не- что подобное можно было прочитать в книгах и статьях В.Кирпотина, И.Лежнева и многих других критиков.

Как ни странно, сегодня в немногочис- ленных работах, авторы которых всё же обращаются к герою «Тихого Дона», вы- сказываются суждения, по своей сути не- посредственно перекликающиеся с оцен- ками 1930-х годов. В книге Ф.Кузнецова

«“Тихий Дон”: судьба и правда великого романа» читаем: «В конечном счёте, “Тихий Дон” — роман о гибели Григория Мелехо- ва. И в этом главный смысл романа…» И в другом месте: «У Шолохова была своя… мера отношения к Григорию Мелехову — как фигуре глубоко трагической и обре- чённой на гибель»10 (подчёркнуто мною. —

Ю.Д.). Мотивируется это заключение не логикой художественного произведения, а трагическими обстоятельствами 1920— 1930-х годов, которые акцентированы в такой степени, что представляются крити- ку заполнившими всё жизненное про- странство эпохи. Так, в одной из недавно вышедших монографий аналогичное суж- дение не только поддерживается, но и кон- кретизируется: «Гибель Григория не- избежна, что знаменует и смерть прежне- го, старого тихого Дона… Возвращение Григория Мелехова домой к сыну — это окончательное прощание с героем. Герой приходит домой на смерть. Невозможно представить себе Григория Мелехова, уча- ствующего в строительстве новой колхоз- ной, неказачьей жизни»11.

Такие характеристики сегодня активно вторгаются и в практику преподавания твор- чества Шолохова в школе. Например, про- фессор Пермского педуниверситета Г.Ре- бель в своих методических рекомендациях по изучению «Тихого Дона» утверждает, что у Григория Мелехова «нет будущего. Финал шолоховской эпопеи открыт в неотвратимую для Григория Мелехова гибель»12.

Разумеется, позиции, разделённые се- мью десятилетиями, имеют не только общие черты, но и различия. Если прежде счита- лось, что ответственность за трагический финал жизни Григория Мелехова лежит на самом герое, который якобы по своей воле стал «отщепенцем», то теперь нас убеждают в том, что судьба шолоховского героя — это исключительно трагедия раздавленного жер- новами истории человека с выжженной до тла душой, а главный смысл финала эпопеи в том, как «послереволюционная жизнь вы- талкивала Григория Мелехова за свои пре- делы — на уничтожение». Как бы там ни было, но в обоих случаях Григорию Мелехо- ву, по убеждению критиков, нет места в послеоктябрьской действительности.

Юного читателя не может не удивить ка- тегоричность такого рода суждений, утвер- ждающих неизбежность гибельного финала судьбы центрального шолоховского героя.

Борис Дуленков. Григорий и Аксинья. Эскиз к фильму «Тихий Дон». 1989

В самом деле, как эти утверждения соотно- сятся с текстом романа? Ведь в «Тихом Доне» нет изображения смерти Григория Мелехова. Значит, речь идёт о додумывании исследователями жизненного пути персо- нажа за пределами сюжета романа. Что ле- жит в основе такого додумывания? На какие представления и принципы опираются их авторы? Ясно, что во всяком случае не на художественную логику произведения. Ско- рее всего, эти представления имеют явно выраженный социально-политический смысл. И дело не только в том, что в романе нет прямого изображения гибели Григория. Напротив, в финале «Тихого Дона» есть це- лый ряд деталей, дающих возможность на- деяться на понимание трагической сущно- сти его судьбы со стороны будущего. Осо- бенно значимо сообщение о реакции на встречу с Григорием его сына Мишатки:

«Он узнал в этом бородатом и страшном на

вид человеке отца». Поскольку в финале ро- мана сконцентрированы силовые художе- ственные линии всего предшествующего повествования, каждое слово в этом пред- ложении обладает многозначным смыслом. Словосочетание «узнал… отца» помимо прямого, поверхностного значения, сино- нимичного значению «разглядел и опознал в толпе людей отца», имеет и другой, более глубокий смысл: осознал, постиг не умом, но сердцем горькую долю этого только внешне, «на вид» страшного человека — своего отца.

Думается, что и одна и другая точки

зрения в одинаковой мере упрощают сущ- ность конфликта «Тихого Дона», примити- визируют смысл судьбы Григория Мелехо- ва, сглаживают общечеловеческий, нрав- ственно-философский смысл эпопеи. Напрасными оказываются в таких трактов- ках «блукания» шолоховского героя в по- исках всеобщей правды, ибо они в любом случае представляются бессильными и бес- смысленными в противоборстве с действи- тельностью.

Подобные суждения противоречат не

только логике развития художественного об- раза, но и народному восприятию его сущ- ности. Вспомним, как читатели «Тихого Дона» обращались к его автору в 1930-е годы с просьбой сохранить герою жизнь, а во время Великой Отечественной войны мно- гие искренне интересовались, где в настоя- щее время находится Григорий Пантелеевич Мелехов, в каком колхозе работает или в ка- кой части сражается с фашистами.

Известно, что и сам Шолохов, говоря о Григории, подчёркивал, что в его судьбе за- печатлены обстоятельства жизни многих из донских казаков, в том числе и тех, кто при- нял советскую власть и наладил свою жизнь в новых условиях. Так, в 1951 году, находясь в Болгарии, он заявил, что «советская власть вывела людей типа Григория из тупика, в ка- ком они оказались. Некоторые из них избра- ли окончательный разрыв с советской дей- ствительностью, большинство же сблизи- лись с советской властью».

В текущем году особенно много, по по- нятным причинам, говорится о русской ре- волюции 1917 года. Пересматривая события столетней давности, многие комментаторы едва ли не в один голос заявляют, что в на- шем обществе до сих пор слышны отголоски Гражданской войны. Но ведь Шолохов ещё при жизни, в 1970-е годы, как о том свиде- тельствовал его сын М.М.Шолохов, конста- тировал, что «Гражданская война у нас всё ещё не закончилась». Писатель утверждал это с горечью, более чем кто-либо другой понимая, что такая война гибельна для наро- да. Между тем всем своим творчеством он утверждал необходимость общенациональ- ного единения.

Сегодня мы вынуждены признать, что

долгое время наши представления о шоло- ховских героях были упрощёнными и одно- значными. Так, внедряемый в сознание не- скольких поколений советских людей клас- совый критерий, превратившийся в вульгарно-социологическую догму, затруд- нял осмысление содержания «Поднятой це- лины». Это приводило к обеднённому пони- манию социально-исторической и нрав- ственно-философской сущности позиции её автора. До сих пор считается, например, само собой разумеющейся тождествен- ность суждений героев-коммунистов в ро- мане и взглядов Шолохова на коллективи- зацию. Исходной точкой в формировании такого представления служит признание са- мого автора в финале произведения: «Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову...» Между тем Давыдов и Нагульнов дороги Шолохову не как воплощение человеческого совер- шенства, но как живые люди, в драматиче- ских изломах судеб которых запечатлелись противоречия и аномалии общественного развития. Следует подчеркнуть, что Шоло- хов не упростил свою задачу, он не изобра- зил эти деформации в характерах людей, лишённых ярко выраженного личностного начала. Напротив, герои Шолохова — само- бытные, незаурядные личности: тем рель- ефнее выявляются в романе переплетения линий добра и зла в их характерах, тем вы- пуклее предстаёт перед читателем драма- тизм борьбы в условиях формирования но- вого общества.

Такой взгляд на героев «Поднятой цели-

ны» оказался совершенно неприемлемым для оппонентов Шолохова, которые, поль- зуясь судебно-правовой терминологией, определили Давыдова и Нагульнова чуть ли не преступниками. Ярче всех такую позицию выразил А.Солженицын. Он рассказал в од- ной из своих статей о том, что в 1950-е годы, когда Шолохов завершал работу над 2-й книгой романа, в московской окололитера- турной среде распространялись слухи, буд- то бы финал произведения предполагался таким: Нагульнов закончит жизнь самоубий- ством, а Давыдов — в тюремной камере. При этом у Солженицына вырвалась фраза, во многом характеризующая его отношение к человеку вообще: «Хорошая бы ему (На-

гульнову. — Ю.Д.) дорога, и обоим вполне назидательный конец»13. То есть, по логике Солженицына, главные герои «Поднятой це- лины» — преступники, не заслуживающие сочувствия читателя.

Трудно подыскать более веский аргу- мент, чем это признание Солженицына, в доказательство глубокого суждения П.В.Па- лиевского: «Беда в том, что Солженицын так же понимает красных, как, скажем, Ни- колай Островский белых. А Шолохов одина- ково понимает и красных, и белых, и ещё выше — идущую через них историческую дорогу народа»14.

В самом деле, читая роман Шолохова сегодня, мы, может быть, невольно, чув- ствуем, что нам всех его героев жалко: и Якова Лукича, и Давыдова с Нагульновым, и даже Половцева. Шолохов вынуждает чита- теля задуматься и понять любого человека, поставленного судьбой в определённые об- стоятельства.

Вдумчивого читателя в творчестве Шо- лохова всегда привлекала отчаянно смелая правдивость. Это правдивость особого рода. Современники писателя, особенно в пред- военное десятилетие, хорошо понимали, что высшие истины, воплотившиеся в романе, реально гарантированы всей жизнью его ав- тора. Шолохов подтверждал справедливость этого народного представления своими дей- ствиями и поступками, которые и сегодня, на более чем восьмидесятилетнем времен- ном расстоянии, не могут не поразить своим бесстрашием.

Достаточно напомнить письмо Шолохова Сталину от 4 апреля 1933 года, в котором он рассказал о творимых представителями вла- сти злодеяниях по отношению к крестьянам- казакам. Своим содержанием это послание поражает не менее правдивого художествен- ного произведения. Достаточно небольшого фрагмента, чтобы напомнить о тех зверствах, которые описывались Шолоховым: «О работе уполномоченного или секретаря ячейки Ша- рапов (уполномоченный крайкома ВКП(б). — Ю.Д.) судил не только по количеству найден- ного хлеба, но и по числу семей, выкинутых из домов, по числу раскрытых при обысках крыш и разваленных печей. “Детишек ему стало жалко выкидывать на мороз! Расслю- нявился! Кулацкая жалость его одолела! Пусть как щенки пищат и дохнут, но саботаж мы сломим!” — распекал на бюро РК Шара- пов секретаря ячейки...

Было официально и строжайше воспре- щено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на ули- цах, в садах...

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня зем- лю. Сплошной детский крик стоял над про- улками»15.

Шолохов рассказал Сталину о творив- шейся на Дону вакханалии с такой степенью правды, на которую вряд ли кто другой в то время мог отважиться. Во всяком случае, для литературной среды это выступление Шолохова было беспримерным. Нельзя не признать, что в то время никто из писате- лей — от М.Горького и А.Толстого до А.Пла- тонова, не говоря уж об А.Ахматовой, О.Мандельштаме, Б.Пастернаке, — не осмелился высказать непосредственно Ген- секу той правды о положении в деревне, ка- кую выразил Шолохов. В этой констатации, разумеется, нет оснований для упрёка — у каждого из названных художников были свои причины для молчания. Но не должно быть оснований и для того, чтобы забыть или замолчать величие и значимость совер- шённого Шолоховым гражданского и лич- ностного, чисто человеческого подвига.

В этом смысле всё же есть необходи-

мость сказать и о причинах для молчания о народных страданиях со стороны не только литературной общественности, но и значи- тельной части отечественной интеллиген- ции в 1930-е годы. Эти причины были, ра- зумеется, разными. Но в их основе было и нечто общее. Что же? В воспоминаниях Л.Я.Гинзбург, известного литературоведа, человека из поколения Шолохова, но из другой социальной среды, есть интересное свидетельство на сей счёт. Она вспомина- ет, что до них о голоде «доходили неясные, подавленные слухи. Мы ни за что не от- вечали и ничем не могли помочь; в наше поле это не вошло. Поэтому мы были рав- нодушны и занимались тем, что нас касает- ся. На этот факт не было установки, как не было установки на факт коллективизации (тоже подавленные слухи), на аресты, пока они совершались в другой среде и ещё не стали опасностью для пласта, к которому принадлежали равнодушные»16. Жизнен- ная, да и творческая позиции Шолохова были прямо противоположными. Несмотря на то что и для него «на этот факт не было установки», он не мог быть равнодушным и считал, что отвечает за всё.

Скажут: но то были 1930-е годы, а в по-

следние десятилетия своей жизни Шолохов существенно изменился. Между тем и в 1970-е годы для честного литератора доста- точно было даже непродолжительного, но искреннего, задушевного общения с Шоло- ховым, чтобы «открыть» в нём не только «оча- рование человека, но и глубокий ум мудре- ца». Так произошло с В.М.Шукшиным, кото- рый после встречи с писателем признался:

«Шолохов для меня — открытие… Каким я его увидел при личной встрече? Очень глу- боким, мудрым, простым… Он заразил меня своим образом жизни. Этот мудрец сидит у себя в Вёшенской, сидит и думает, далёкий от света столичной жизни»17.

Это признание В.Шукшина совершенно лишено примет воздействия чьей-либо по- сторонней воли. В нём запечатлелась иду- щая из самых глубин внутреннего мира ху- дожника искренность, которая стала выра-

жением сокровенных чувств многих сооте- чественников, связывавших и во второй по- ловине ХХ века с именем Шолохова воз- можность получения ответов на извечные вопросы бытия. Вот лишь одно весьма вы- разительное тому свидетельство, поведан- ное писателем В.Лихоносовым, который в студенческие годы, в конце 1950-х годов, осуществил свою давнюю мечту — побывал у Шолохова в Вёшенской: «Я конечно же ду- мал, что, допуская посетителей, Шолохов беседует с ними целыми часами. А мне бы хоть поглядеть на него… Я прошёл по до- рожке к высокому крыльцу. Шолохов как будто ждал дорогого гостя — стоял наверху и курил. Но его взгляд почему-то был строг.

—        Что скажешь? С чем пришёл?

Я что-то пробормотал о том, что я сту- дент, еду с Московского международного фестиваля, соскочил вот в Миллерово с по- езда, захотелось поглядеть, где жил Григо- рий Мелехов.

Шолохова это нисколько не тронуло.

—        Чей ты сын?

—        Мать малограмотная, отец погиб на фронте…

—        Тебе, наверно, денег надо? Промо- тался на фестивале? С матери, наверно, по- следнюю копейку тянешь?

Я молчал, подкошенный… Боже мой! — читал “Тихий Дон”, “Поднятую целину” и са- мого главного не ухватил. Он и должен быть таким прямым и суровым, ведь он описал трагедию величайших событий, он видел страдания на фронте, у него Григорий под- нимает глаза на чёрное солнце! А я перед ним в этих узких брючках…

И он сказал то, что сказал бы каждый крестьянин родному сыну или соседскому мальчику.

—        Матери помогать надо, а потом по- ездишь и писателей посмотришь. Она ого- род у тебя поливает, а ты на фестивале. Мать беречь! И учись. Заканчивай инсти- тут… и поезжай в кубанскую станицу, да не сбегай, учи детишек… Понял, сынок?

Теперь, когда его уже нет, я почти со слезами вспоминаю эту короткую встречу»18.

При изучении творчества Михаила Александровича Шолохова учитель не мо- жет не учитывать, что на протяжении боль- шей части ХХ века его «Тихий Дон» и «Под- нятая целина» находились в эпицентре об- щественного сознания, вызывая порой яростные споры. Однако при всей остроте идеологических схваток по поводу толко- вания тех или иных образов и мотивов ху- дожественная мощь романов писателя поз- воляла примирять бескомпромисных оппо- нентов. Воздействие произведений Шолохова было столь значительным, что оно способно было сглаживать самые кате- горичные идеологические убеждения. Они и сегодня остаются не только значитель- нейшими фактами литературной истории, но и злободневными книгами.

Сама личность и судьба М.А.Шолохова

обладают глубочайшим смыслом, значение

которого не ограничено пределами совре- менности, а устремлено в будущее. Писа- тель всё ярче высвечивается не только как летописец революционной эпохи, но и как пророк.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 ЗЯБЛИКОВ А.В. Условия выживания школьного курса словесности // Литера- тура в школе. — 2008. — № 6. — С. 2—3.

2 ИВАНОВА Н. В школе надо читать ше- девры // Литература. — 2009. — № 10. — С. 8.

3 ЕМЕЛЬЯНОВ Б. О «Тихом Доне» и его критиках // Литературный критик. — 1940. — № 11—12.

4 ШОЛОХОВ М.А. Тихий Дон // Шоло- хов М.А. — Собр. соч.: В 8 т. — М.: Худо- жественная литература, 1985. — Т. 3. — С. 168.

5 Д* Стремя «Тихого Дона» (Загадки рома- на). — Париж: Имка-Пресс, 1974. —

С. 147.

6 ПАЛИЕВСКИЙ П.В. И вот берег… // Па- лиевский П.В. Шолохов и Булгаков. — М.: Наследие, 1993. — С. 43.

7 ШКЛОВСКИЙ В.Б. О Шолохове // ГЛМ, ф. 211, оп. 10/71, л. 3.

8 «За спиной Шолохова гудит Дон». Стено- грамма обмена мнениями на творческом вечере Шолохова по его произведению

«Тихий Дон» // Мир Шолохова. — 2015. — № 1 (3). — С. 102—103.

9 ЕРМИЛОВ В. О «Тихом Доне» и о траге- дии // Литературная газета. — 1940. —

11 августа. — С. 3.

10 КУЗНЕЦОВ Ф.Ф. «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. — С. 816.

11 ПОЛЬ Д.В. Универсальные образы и мо- тивы в русской реалистической прозе

ХХ века (художественный опыт М.А.Шо- лохова). — М., 2008. — С. 237—238.

12 РЕБЕЛЬ Г. Уроки Шолохова // Литера- тура. — 2009. — № 10. — С. 34—39.

13 СОЛЖЕНИЦЫН А.И. По донскому раз- бору // Загадки и тайны «Тихого

Дона». — Самара, 1996. — С. 108.

14 ПАЛИЕВСКИЙ П.В. И вот берег… // Палиевский П.В. Шолохов и Булгаков. — М.: Наследие, 1999. — С. 47.

15 Писатель и вождь. Переписка М.А.Шоло- хова с И.В.Сталиным 1931—1950. Сбор- ник документов из личного архива И.В.Сталина // Сост. Ю.Мурин. —

М., 1997. — С. 45—48.

16 ГИНЗБУРГ Л.Я. «И заодно с правопо- рядком…» // Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. — Рига, 1988. — С. 220—221.

17 ШУКШИН В. Вопросы самому себе. — М., 1981. — С. 235—236.

18 ЛИХОНОСОВ В.И. Шолоховская нау- ка // Лихоносов В.И. Волшебные дни: Статьи, очерки, интервью. — Краснодар, 1988.