Роберт Рождественский
(отрывок из поэмы «РЕКВИЕМ»)
Помните! Через века, через года,- помните!
О тех, кто уже не придет никогда,- помните!
Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!
Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной,
Каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!
Люди! Покуда сердца стучатся,- помните!
Какою ценой завоевано счастье,- пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полет,- помните!
О тех, кто уже никогда не споет,- помните!
Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!
Во все времена бессмертной Земли помните!
К мерцающим звездам ведя корабли,- о погибших помните!
Встречайте трепетную весну, люди Земли.
Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!..
Но о тех, кто уже не придет никогда,- заклинаю,- помните!
1962
Фальшивая никчемна похвальба.
Я видел сам
(Даю вам слово клятвы!):
Когда от бомбы занялись хлеба,
Не выдержав,
Заплакали солдаты.
Кричали раненые на возах,
Полны недоумения и злости,
И, отражаясь, прыгали в глазах,
Как факелы, багровые колосья…
Познали всё:
Как танки пеших мнут.
На что нужна последняя граната…
Когда ж победный загремел салют,
Не выдержав,
Заплакали солдаты.
И землю, сбереженную в бою,
Припав, по-русски, нежно целовали,
И облака в торжественном строю,
Как флаги, над Россией проплывали…
Стерплю хулу
(О славе не грущу!),
Снесу и боль, и выпад хамоватый,
Но никому
Вовеки не прощу
Неуваженья к имени солдата.
Зову живых к развилке трех дорог:
Там, у останков взорванного дзота,
Расскажет вам
Про свой последний вздох
Моя,
В атаке рухнувшая рота.
Автор: Сергей Шитин
Фотография вложена в старую книжку
И забыта среди пожелтевших страниц.
Невысокий, в шинели, какой-то парнишка,
Улыбаясь, глядит из-под длинных ресниц.
Карандашная надпись: «Зима, сорок третий»,
И, чуть ниже, другая: «Погиб как герой»…
Сколько их – безымянных героев – на свете,
Сколько их никогда не вернулось домой!..
Им бы жить без забот, и дружить, и влюбляться,
Только вдруг в летний день объявили войну.
И они, взяв винтовки, в свои восемнадцать,
Шли на фронт – погибать, защищая страну…
Сколько судеб не сложено, песен не спето,
Сколько жен, матерей оставалось без сна…
Так зачем же, зачем в это страшное лето
Вдруг на нашей земле появилась война?!
Из учебника вновь оживает картинка,
Раздвигая границы событий и дат.
Словно в память о прошлом, со старого снимка
Улыбаясь, глядит незнакомый солдат.
Он – герой. Это значит, что он не сдавался,
Это значит, ни шагу не сделал назад.
Может быть, он в окопе один оставался,
Прикрывая собой отступавший отряд,
Может, в грохоте хриплом немецких орудий
Батальон за собою в атаку повел…
Только он не вернулся, как многие люди –
Те, кто с этих боев никогда не пришел.
Пусть нам дорого слишком досталась свобода,
Тем ценнее она для живущих сейчас.
И листок пожелтевший – забытое фото –
Будто памятник всем, кто сражался за нас.
Они отдали жизни, чтоб мир продолжался,
Наступала весна, было пение птиц,
Чтоб мальчишка другой в объектив улыбался
И смущенно глядел из-под длинных ресниц.
Светлана Одинокая
Баллада о Хлебе.
Я помню: мы вышли из боя
В разгар невеселой поры,
Когда переспевшие, стоя,
Ломались хлеба от жары.
Ни облака в небе, ни тучи…
Не чая попасть на гумно,
Слезой из-под брови колючей
Стекало на землю зерно.
Солома сгибала колени,
Как странник, уставший в пути…
В Ивановке – местном селенье –
Иванов – шаром покати!
Авдотьи кругом да Арины,
Короче – солдатки одни.
И видим: еще половины
Хлебов не убрали они.
Уставшие – шли не с парада,
- Не спавшие целую ночь,
Мы все же решили, что надо
Хоть чуточку бабам помочь.
И тут же, по форме солдаты,
Душой же все те ж мужики,
Мы сбросили пыльные скатки,
Составили в козла штыки.
И в рост – во весь рост! – не сражаться
Пошли, - нетерпеньем горя,
Пошли со снопами брататься,
В обьятья их по три беря.
Мы вверх их вздымали, упрямы.
И запах соломы ржаной
Вдыхали, хмелея, ноздрями
На поле, бок о бок с войной.
И диву давались: когда-то,
Еще не начав воевать,
От эдакой вот благодати
Мы даже могли уставать…
Сейчас же все боле и боле
Просила работы душа.
И мы продвигались по полю,
Суслонам чубы вороша.
Мы пели б – наверное, пели б,
- Работу беря на «ура»,
Когда бы ребят не жалели,
Схороненных нами вчера.
Им было бы так же вот любо,
Как нам, наработаться всласть,
И сбросить пилотки, и чубом
К снопам золотистым припасть.
Вдохнуть неостывшего зноя
И вспомнить на миг в тишине
Родимое поле ржаное
И, может, забыть о войне.
Забыть, что фашист наседает,
Забыть, что у края жнивья
Винтовка тебя ожидает,
А вовсе не женка твоя.
Но было забыть невозможно.
Платки приспустивши до глаз,
Тоскливо, печально, тревожно
Глядели солдатки на нас…
…Мы слепли от мирного пота…
И очень боялись – вот-вот
Раздастся суровое: «Рота-а!»
- И все, словно сон, оборвет…
Сергей
Викулов
С. Орлова:
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля –
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
На рыжих скатах тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжелые гремят,
Ветра разбег берут.
Давным-давно окончен бой...
Руками всех друзей
Положен парень в шар земной,
Как будто в мавзолей.
На братских
могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не
рыдают –
К ним кто-то
приносит букеты цветов,
И Вечный огонь
зажигают.
Здесь раньше
вставала земля на дыбы,
А нынче -
гранитные плиты.
Здесь нет ни одной
персональной судьбы –
Все судьбы в
единую слиты.
А в Вечном огне
виден вспыхнувший танк,
Горящие русские
хаты,
Горящий Смоленск и
горящий рейхстаг,
Горящее сердце
солдата.
У братских могил
нет заплаканных вдов –
Сюда ходят люди
покрепче.
На братских
могилах не ставят крестов...
Но разве от этого
легче?!
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки
-
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони
крошки
С великой бережностью — в
рот.
Стремглав попутные машины
Проносят пыльные борта.
Глядит, задумался мужчина.
- Сынок, должно быть сирота?
И на лице, в глазах, похоже,
-
Досады давнишняя тень.
Любой и каждый все про то
же,
И как им спрашивать не лень.
В лицо тебе серьезно глядя,
Еще он медлит рот открыть.
- Ну, сирота. — И тотчас: —
Дядя,
Ты лучше дал бы докурить.
1943
А Твардовский
"О моем старшине
Я помню райвоенкомат:
"В десант не годен - так-то, брат, -
Таким, как ты, - там невпротык..." И дальше - смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя - хоть сразу в медсанбат!..
А из меня - такой солдат, как изо всех.
А на войне как на войне,
А мне - и вовсе, мне - вдвойне, -
Присохла к телу гимнастерка на спине.
Я отставал, сбоил в строю, -
Но как-то раз в одном бою -
Не знаю чем - я приглянулся старшине.
...Шумит окопная братва:
"Студент, а сколько дважды два?
Эй, холостой, а правда - графом был Толстой?
А кто евонная жена?..."
Но тут встревал мой старшина:
"Иди поспи - ты ж не святой, а утром - бой".
И только раз, когда я встал
Во весь свой рост, он мне сказал:
"Ложись!.. - и дальше пару слов без падежей. -
К чему две дырки в голове!"
И вдруг спросил: "А что в Москве,
Неужто вправду есть дома в пять этажей?.."
Над нами - шквал, - он застонал -
И в нем осколок остывал, -
И на вопрос его ответить я не смог.
Он в землю лег - за пять шагов,
За пять ночей и за пять снов -
Лицом на запад и ногами на восток."
Римма Казакова:
На фотографии в газете
нечетко изображены
бойцы, еще почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем -
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.
Никто не знает их фамилий,
о них ни песен нет, ни книг.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя,-
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.
Забыть тот горький год неблизкий
мы никогда бы не смогли.
По всей России обелиски,
как души, рвутся из земли.
...Они прикрыли жизнь собою,-
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зеленая трава.
Г. Рублев
Это было в мае на рассвете,
Нарастал у стен рейхстага бой.
Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.
У столба, дрожа, она стояла,
В голубых глазах застыл испуг,
А куски свистящего металла
Смерть и муку сеяли вокруг…
Тут он вспомнил, как, прощаясь летом,
Он свою дочурку целовал,
Может быть, отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял…
Но сейчас, в Берлине, под обстрелом,
Полз боец и, телом заслоня,
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня.
Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые Армии Советской,
Люди, победившие войну!
И в Берлине в праздничную дату
Был воздвигнут, чтоб стоять в веках,
Памятник советскому солдату
С девочкой спасенной на руках.
Он стоит, как символ нашей славы,
Как маяк, светящийся во мгле.
Это он – солдат моей державы-
Охраняет мир на всей земле!
Н. Тихонов
НАДПИСИ НА СТЕНАХ РЕЙХСТАГА
Еще горячкой боя сердце билось,
А в мир уже вступала тишина,
Как будто время здесь остановилось,
Не веря вдруг, что кончилась война.
Под арками обугленного свода
В какой-то первозданной тишине
Солдаты величайшего похода
Расписывались прямо на стене.
Рейхстагова развалина дышала
Всем перегаром битвы мировой,
И в ней звучнее всякого хорала
Пел хор имен, растущих, как прибой.
Он пел, взлетая над огнем и кровью,
Перед войны поверженным лицом,
Как будто осеняя изголовье
Последних умирающих бойцов.
Открыто все свое писали имя,
Чтоб знали люди будущих времен,
Что подвиг сей, свершенный всеми ими,
Во имя человечества свершен!
Я деда своего не видел никогда...
Мой дед в бою погиб на подступах к Варшаве...
Но благодарен буду я ему всегда,
Он ведь отец моей любимой мамы...
Ушел дед добровольцем в первый день войны...
Войны, что длилась целых четыре долгих года...
Встав на защиту Родины, своей родной семьи,
Дед стал защитником Отечества, своего народа...
Младший лейтенант был дед и член ВКП(б),
Командир самоходной артиллерийской установки...
Фильм есть такой "На войне, как на войне"...
Это про деда войны проклятой той на экране зарисовки...
Я деда своего не видел никогда...
Мой дед в бою погиб на подступах к Варшаве...
Но благодарен буду я ему всегда,
Ведь он отец Победы и солдатской Славы!...
Твардовский. РАССКАЗ ТАНКИСТА.
Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут его, забыл его спросить...
Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен,—
И не поймёшь, откуда бьёт.
Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился,— столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка: —
Товарищ командир, товарищ командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал...
Я подползал, они вон там, в саду...
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.
Что ж, бой не ждёт.— Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.
Подъехали.— Вот здесь.— И с разворота
Заходим в тыл, и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.
Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал-
Был трудный бой.
Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.