Поэтическая перекличка: А. Ахматова, А.
Тарковский, М.Цветаева. Шестеро за столом.
Арсений Тарковский « Стол накрыт на шестерых».
Стол накрыт на шестерых,
Розы да хрусталь,
А среди гостей моих
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат.
Как двенадцать лет назад,
Холодна рука
И немодные шумят
Синие шелка.
И вино звенит из тьмы,
И поет стекло:
“Как тебя любили мы,
Сколько лет прошло!”
Улыбнется мне отец,
Брат нальет вина,
Даст мне руку без колец,
Скажет мне она:
— Каблучки мои в пыли,
Выцвела коса,
И поют из-под земли
Наши голоса.
1940
Марина Цветаева «Всё повторяю первый стих…»
Всё повторяю первый
стих
И всё переправляю слово:
— «Я стол накрыл на шестерых»…
Ты одного забыл — седьмого.
Невесело вам
вшестером.
На лицах — дождевые струи…
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть — седьмую…
Невесело твоим
гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально — им, печален — сам,
Непозванная — всех печальней.
Невесело и несветло.
Ах! не едите и не пьете.
— Как мог ты позабыть число?
Как мог ты ошибиться в счете?
Как мог, как смел ты
не понять,
Что шестеро (два брата, третий —
Ты сам — с женой, отец и мать)
Есть семеро — раз я на свете!
Ты стол накрыл на
шестерых,
Но шестерыми мир не вымер.
Чем пугалом среди живых —
Быть призраком хочу — с твоими,
(Своими)…
Робкая как вор,
О — ни души не задевая! —
За непоставленный прибор
Сажусь незваная, седьмая.
Раз! — опрокинула
стакан!
И всё, что жаждало пролиться, —
Вся соль из глаз, вся кровь из ран —
Со скатерти — на половицы.
И — гроба нет!
Разлуки — нет!
Стол расколдован, дом разбужен.
Как смерть — на свадебный обед,
Я — жизнь, пришедшая на ужин.
…Никто: не брат, не
сын, не муж,
Не друг — и всё же укоряю:
— Ты, стол накрывший на шесть — душ,
Меня не посадивший — с краю.
6 марта 1940
Анна Ахматова «Новогодняя баллада»
И месяц, скучая в облачной мгле,
Бросил в горницу тусклый взор.
Там шесть приборов стоят на столе,
И один только пуст прибор.
Это муж мой, и я, и друзья мои
Встречают новый год.
Отчего мои пальцы словно в крови
И вино, как отрава, жжет?
Хозяин, поднявши полный стакан,
Был важен и недвижим:
«Я пью за землю русских полян,
В которой мы все лежим!»
А друг, поглядевши в лицо мое
И вспомнив бог весть о чем,
Воскликнул: «А я за песни ее,
В которых мы все живем!»
Но третий, не знавший ничего,
Когда он покинул свет,
Мыслям моим в ответ
Промолвил: «Мы выпить должны за того,
Кого еще с нами нет».
Конец 1922 года
Пир мёртвых, сидящих за столом вместе с живыми, - картина,
вызывающая ужас. Но только не у героев: наконец-то они за празднично накрытым
столом вместе с теми, кто им дорог. В мире живых пусто и холодно без ушедших в
таинственное далёко, а там, под толщей земли, душно и больно без тех, кто
остался на земле. Их шестеро – в стихах А.Ахматовой, М.Цветаевой,
А.Тарковского. Странное сближение… Строки, написанные в разные годы – в 1922,
1940, 1941 – столь разными поэтами, пропитаны неизбывной тоской по тем, кого
уже не вернуть, и говорят о тех, кому ещё мучиться на грешной земле.
Стихотворения Цветаевой и Тарковского – явная реминисценция ахматовской
«Новогодней баллады», а «Я повторяю первый стих…» Цветаевой – отклик на «Стол
накрыт на шестерых» Тарковского. Почему все трое выбрали такую странную тему –
ужин живых и мёртвых? Почему их близкие и друзья вызваны из своих миров? Потому
что беспощадная память о них снова и снова разрывает сердце, не даёт покоя.
Гости-мертвецы печально сидят за столом.
Их шестеро – недоброе, мистическое, страшное число. У Тарковского в это число
входят живой лирический герой, его умершие отец, мать, жена, и ещё два
существа: «среди гостей моих горе да печаль». Марина Цветаева, прочитавшая это
стихотворение, возмущённая, что её не пригласили на этот пир, считает
по-своему:
Как
мог, как смел ты не понять,
Что шестеро (два брата, третий —
Ты сам — с женой, отец и мать)
Есть семеро — раз я на свете!
Шесть есть семь
– странная арифметика! Но Цветаева уверена, что не ошиблась: «Как мог ты
ошибиться в счёте?» - недоумевает она. Но в мире Зазеркалья возможно всё, если
уж в стихотворении Тарковского на самом деле четыре персонажа – один живой и
три мёртвых. Но их существование друг без друга настолько невыносимо, что Горе
и Печаль материализуются, персонифицируются. Да и в стихотворении Ахматовой то
ли пять, то ли шесть сидящих за столом:
Там шесть
приборов стоят на столе.
И один только
пуст прибор.
Это муж мой, и
я, и друзья мои,
Встречаем
Новый год.
Трое
из них – убитые своей страной - выпивают за четвёртого, кого с ними рядом нет
и для кого, возможно, поставлен прибор. Пятая – лирическая героиня, живая,
точнее, полуживая, внешне безучастная и безмолвная в отличие от произносящих
тосты умерших. Боль утраты так велика, что отняла у неё голос, волю, радость от
наступления Нового года. Для Ахматовой 1922 год (в 1921 году был расстрелян её
муж Николай Гумилёв) оказался тяжёлым: вскоре её перестали печатать, предали
забвению. Обладая пророческим даром, Анна Ахматова в эту новогоднюю ночь
ощущает себя заживо похороненной. Её Муза не замолчала, но стала не слышна в
огромной стране.
Все поэты в своих стихотворениях
совершают изгиб времени и пространства, благодаря которому тонкая грань,
разделяющая мир живых и мир мёртвых, почти не существует. Эта грань хрупка,
как хрустальные бокалы, наполненные вином. Кажется, ещё мгновение – и красное
вино превратится в кровь, которая весело побежит по жилам умерших, вдохнёт в
них жизнь, и начнётся настоящий пир. Но в стихотворении Ахматовой стакан так и
остаётся полным у хозяина, провозгласившего тост; не может пить лирическая
героиня: «Отчего мои пальцы словно в крови и вино, как отрава, жжёт?», стакан
разбивается (у Цветаевой), у Тарковского «и вино звенит из тьмы, и поёт
стекло». Никто не может выпить поминального вина, не в состоянии прикоснуться к
угощению. Героиня Цветаевой восклицает: «Невесело твоим гостям, бездействует
графин хрустальный… Ах, не едите и не пьёте». Нет, не для этого все волшебным
образом собрались за столом. Кажется, гости и хозяева замерли в ожидании чуда,
они словно ждут, когда их расколдуют, и тогда они смогут забыть прошлое.
Лирическая героиня попыталась сделать это:
Раз! –
опрокинула стакан!
И всё, что
жаждало пролиться, -
Вся соль из глаз,
вся кровь из ран –
Со скатерти – на
половицы.
И – гроба нет!
Разлуки – нет!
Стол
расколдован, дом разбужен.
Как смерть – на
свадебный обед,
Я – жизнь,
пришедшая на ужин.
Но и это обман, ведь Цветаева
укоряет поэта, в которого была влюблена, в том, что не позвал её в гости к
мёртвым:
Чем пугалом среди живых
Быть призраком хочу - с твоими.
«Непозванная – всех печальней…»
Ей
уже невыносимо тяжело жить, она признавалась: «…год уже ищу глазами крюк. Я
год примеряю смерть».
Как
и Ахматова, Цветаева предвидела будущее, она звала собственную смерть и
чувствовала её скорый приход. С юных лет она представляла, что будет, когда
уйдёт «с поверхности земли. Ей тогда было и сладко, и страшно, а теперь всё
равно, она не хочет быть «пугалом среди живых». Лучше стать своей среди
мёртвых.
Стихотворение
«Всё повторяю первый стих…» написано в марте 1941 года, через несколько месяцев
Марина Цветаева законно займёт место рядом с призраками, неслучайно она
добавила, словно вскользь, в строку «Быть призраком хочу – с твоими, (своими)».
Теперь и она стала призраком, убитая отсутствием вестей о судьбе мужа и
дочери, горькими мыслями о будущем сына, голодом, бедностью, войной.
В
стихотворениях Тарковского и Цветаевой есть незваные или непозванные гости. У
Тарковского – это неожиданно явившаяся умершая двенадцать лет назад жена (на
самом деле это Мария Густавовна Фальц, горькая любовь поэта, рано ушедшая из
жизни) в немодных уже синих шелках, с выцветшей под гробовой доской косой и
пыльными от могильной земли башмачками. Её не позвали, но напряжённо ждали.
Растворились окаменелые уста, улыбнулся отец, заговорила жена, зазвенели бокалы
– всё, как в мире живых. В стихотворении Марины Цветаевой непозванная она сама,
«робкая, как вор», осторожная: «О – ни души не задевая!», тихо севшая с краю.
Хотевшая быть незаметной (в глубине души – заметной!), она разбивает не только
стакан, но и хрустальную тишину, в дом врывается жизнь, текут слёзы, кровь,
вино – «всё, что жаждало пролиться». Дом расколдован. Но это иллюзия, и все
это понимают, потому так грустны. В стихотворении Анны Ахматовой, напротив,
упоминается не явившийся на праздник герой. Его пустой прибор тревожит
собравшихся, и один из них произносит: «Мы выпить должны за того, кого ещё с нами
нет». Возможно, он находится между миром живых и мёртвых, где-то в тюрьме его
существование висит на волоске.
Ахматовское стихотворение называется «Новогодняя
баллада», жанровое своеобразие заключается в мистике, интонации повествования и
тоскливом настроении. Если это баллада, то в английском стиле: герои сдержанны,
чопорны, немногословны. Они произносят короткие спичи, один из них прославляет
родину, за которую отдали жизнь: «Я пью за землю родных полян, в которой мы все
лежим», другой благодарит поэтессу, увековечившую память о них в стихах: «А я
за песни её, в которых мы все живём!» Гости – настоящие рыцари Круглого стола,
как при дворе короля Артура, они благородны и благодарны Родине и Женщине.
Стихотворение А.Тарковского - тоже баллада, но только во французском
изысканном стиле. На столе – «розы да хрусталь», пришедшую гостью ласково
встречают:
И вино звенит из
тьмы,
И поёт стекло:
«Как тебя любили
мы,
Сколько лет
прошло!»
Поэт
с нежностью и жалостью описывает потускневшую красоту своей жены: холодные руки
без колец, неживые волосы, пыльные каблучки туфель, в которых ей уже не
пробежаться по земле.
Стихотворение Цветаевой также
напоминает балладу чудесами, смешением реальности и фантастики, горечью чувств.
Однако метрический строй разрывает рамки жанра, нет отстранённости и отсутствия
авторской оценки. Всё стихотворение, по сути, просьба, даже требование о любви,
о памяти:
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть – седьмую…
Нет
холодной отстранённости Ахматовой, которая – НАД временем, унылой покорности
судьбе Тарковского – МИМО времени. Цветаева – ВНЕ времени, для неё не
существует прошлого, она забывает о нём, улетает в настоящее, не задерживаясь
там, и страшится будущего. Ведь там собьются со счёта, перечисляя новые
жертвы.
Три стихотворения - три судьбы.
Шестеро за столом. Пока шестеро.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.