Повесть Л.Н.Толстого "Детство" и вопросы типологии толстовского героя"

Доклад учителя русского языка и литературы Заокской средней общеобразовательной школы ЦХ АСД Павелко И.А.

Повесть Л,Н. Толстого

<<Детство и вопросы типологии толстовского героя»,

Проблема личности — одна из актуальных проблем нашего времени. От того, как она будет поставлена и решена, зависит, по существу, судьба нашего общества. Забвение индивидуальной неповторимости, как и забвение прав личности, обернулось для нас трагедией: человек на пути исторической ломки 21 века растерял многие веками накапливаемые ценности. Возвращение к ним означает осознание человеком своей сущности и своего предназначения. Необходимо то лучшее, что было добыто в предшествующие эпохи, вписать в русло современных тенденций развития человечества.

Для русской классической литературы характерно пристальное внимание к проблеме детства. Детство — тот исходный рубеж, с которого начинается жизнь человека. Чем глубже мы постигаем сущность этого этапа, тем очевиднее перспективы развития индивидуальности и общества в целом. Именно на таком подходе к пониманию темы настаивали многие представители педагогической мысли. Именно в таком аспекте стремились осмыслить сущность детства русские писатели XIX века.

Тема детства — одна из ведущих в творчестве Л.Н. Толстого. Она проходит через все его произведения, с годами наполняясь все большим содержанием. Чтобы ни писал Толстой, над чем бы он ни работал, он прямо или опосредованно обращался к детству как начальному, исходному периоду жизни человечества.

В этой работе души он полагался не только на свой личный опыт, а обращался к великим предшественникам. Среди них ему особенно близок Ж.-Ж. Руссо. Французский философ ниспроверг бытовавшее до него представление о ребенке и детстве. Он отстаивал право ребенка на уважение со стороны взрослых. Он был глубоко убежден, что плохое воспитание искажает и губит мир детства, уничтожает в ребенке то лучшее, что заложено в нем от природы. «Все — писал он, - выходит хорошим из рук Творца, все вырождается в руках человека».

Толстому близки многие взгляды Руссо, однако в вопросах взаимодействия души и тела он далек от того, чтобы быть его сторонником. Чуждо Толстому и утверждение Руссо относительно того, что дети не способны отличить добро от зла. По Толстому, дети являются одними из самых истинных носителей добра, ощущение которого есть у них с самого рождения. Позиция Толстого будет сформулирована в его педагогических работах, воплотится в практической деятельности в период существования Яснополянской школы. Но примечательно, что эти вопросы Толстой начал поднимать в своем первом печатном произведении — повести «Детство» (1852 г.). Нередко в критической и научно исследовательской литературе это произведение подают как частное, мемуарноавтобиографическое, а не повесть с проблемой типологического содержания, как ее понимал Толстой. Н.А. Некрасов, как известно, напечатал повесть в «Современнике» под заглавием «История моего детства». В связи с этим 18 ноября 1852 года Толстой вынужден был заметить в письме к Некрасову: С крайним неудовлетворением прочел я в «Современнике» повесть под заглавием «История моего детства»... Второе условие чтобы ничего не изменять в ней. Это условие исполнено еще менее, вы изменили все, начиная с заглавия. Заглавие «Детство» и несколько слов предисловия объясняли мысль сочинения. Заглавие «История моего детства» противоречит с мысли сочинения. Кому какое дело до истории моего детства».

Главным героем произведения является Н. Иртеньев, он в повести выполняет разные функции: действующего лица, повествователя и наблюдателя. Наблюдатель в

1 Руссо Ж.Ж. Педагогические сочинения М., 1981. Т. l-C.24

2Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (В 90 Т., юб) — С. 211

нашем истолковании — это промежуточная форма между героем и повествователем. С одной стороны, наблюдатель — участник прошлых событий, с другой — организатор повествования. В отличие от повествователя, он более приближен к автору, с чертами определенной неповторимой индивидуальности, тогда как повествователь — условная форма раскрытия событийного ряда. Есть разница и между героем и наблюдателем. Первый включен непосредственно в действие и ведет себя по законам психологии ребенка. Второй отстает от действия на заметном временном расстоянии.

Подобное сочетание субъективных призм и дает ощущение многомерности повествования. Отношение между субъектами речи далеко не однозначны. Наивность и неопытность героя пересекаются с мудростью наблюдателя. Повествователь же создает тот нейтральный фон, на котором происходит столкновение кругозоров. Вот примеры из текста:

1.      Н. Иртеньев как действующее лицо: «Я живо оделся, умылся, и, еще с щеткой в руке приглаживая мокрые волосы, явился на его зов».

2.      Н. Иртеньев как повествователь: «Яков был крепостной, весьма усердный и преданный человек; он, как и все хорошие приказчики, был до крайности скуп за своего господина и имел о выгодах господних самые странные понятия».

З, Н. Иртеньев как наблюдатель: «Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания».

Мир детства всегда нравственно — эстетически значим для Л.Н. Толстого и поэтому без учета этой установки невозможно создание типологии толстовских героев. Она поможет уяснить суть того единства художественного мышления, которое присуще ему независимо от периодов творчества, а стало быть, увидеть ряд общих принципов миропонимания и отражения действительности, присущих как раннему, так и позднему Толстому. В мире Толстого большинство героев так или иначе соотнесены с мотивом детства. Детство у Толстого некий изначальный камертон, и в зависимости от того, насколько восприимчив герой к его звучанию, находится степень нравственной чистоты и сила убеждений.

К первому типу героев относятся те, у которых непосредственное, неосознанное, врожденное любовное отношение к миру и к людям. Но изначальное чувство добра и любви чаще всего воссоздается Толстым опосредованно, через создание различных сюжетных ситуаций, в которых истинное и ложное оказываются в диалектическом противоречии.

Первая ситуация — это ситуация, когда на нейтральном фоне детского поведения происходит столкновение добра и зла, истинного и ложного. В этих случаях дети становятся носителями правды, искренности, добра, честности. Вспомним сцену похорон матери главного героя: Иртеньев стыдится отца, эффектно исполняющего ритуал панихиды, ему кажется, что Мими , закрывает лицо от зрителей, чтобы на минуту отдохнуть от притворных рыданий. И вдруг ужас, горе, истина смерти раскрыта в неожиданной детали: крестьянская девочка, «откинув назад испуганное лицо и уставив выпученные глаза на лицо покойной, кричала странным, неистовым голосом. » , и крик ее был таков, «что, проживи я сто лет, я никогда его не забуду».

Подобный прием потом был использован Толстым во многих других произведениях. Так, например, в «Войне и мире», сцена совета в Филях дана через восприятие девочки Малаши, «которая не спускала глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в

Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (В 90Т., юб.) Т, 1 — С.5  там же T.l -С. 12 ^з там же ТЛ - С.45 ⁴ там же ТЛ -С.88

5Тамже Т.1 -С.88

личной борьбе между дедушкой и длиннополым. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки».1

Или из «Анны Карениной»: «Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что ... признаться себе в отступлении все равно, что признаться в гибели. Ребенок этот со своим наивным взглядом на жизнь был компас, который показал им степень их отклонения от того, что они знали, но не хотели знать».

Основу второй ситуации составляют ошибки детства — свидетельства болезни роста. Заблуждение детского сознания не сразу становятся очевидным для самого ребенка. В связи с этим характерны эпизоды, связанные с Карлом Ивановичем и Натальей Савишной.

«Положим — думал я — я маленький, но зачем он тревожит меня? От чего он не бьет мух около Володиной постели?... Нет, Володя старше меня, а я меньше всех; оттого он меня и мучит... противный человек» . А через несколько секунд Николенька резко изменяет свою оценку: «Какой он добрый и как нас любит, а я так дурно о нем подумал».

Третья ситуация — ситуация подражания. Дети психологически хотят стать старше — ведь взрослые активные и диктаторы по отношению к ним, - и с этим сопряжено все время чувство страха ребенка княгини Корнаковой: «Я убедилась в необходимости действовать на детей страхом. Чтобы что-нибудь сделать из ребенка, нужен страх».5

И не случайно, дети скорее стремятся выйти из этого состояния. В тексте повести есть такие примечательные слова: когда я был ребенком, я старался быть похожим на большого, а с тех пор, как перестал быть им, часто желал быть похожим на него». Но наивная попытка приобщения к лицу «взрослых», миру «больших» неминуемо ведет к утрате чувства сострадания. Желание не быть похожим на «маленького» руководит Иртеньевым в случае с Иленькой. Когда мальчики «доводят» Иленьку до слез, и он начинает плакать, Се жа высокомерно замечает: «Я не заплакал, небось, сегодня, как разбил себе ногу?...» И Николенька под воздействием авторитета старшего товарища решает, что «Иленька больше ничего, как плакса, а вот Сережа так это молодец... Я не сообразил того — пишет наблюдатель, - что бедняжка плакал верно не столько от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков, которые может быть, нравились ему, без всякой причины все согласились ненавидеть и гнать его. Я решительно не могу объяснить себе жестокости своего поступка. Как я не подошел к нему, не защитил и не утешил его? Куда девалось чувство сострадания? Они произвели единственные темные пятна на страницах моих детских воспоминаний».

Нетрудно заметить, что первый тип соотнесенности человека с миром детства есть тип непосредственного, естественного, влюбленного отношения к жизни. Он предстает в «Войне и мире» как ростовское начало. Толстой останется верен и тем сюжетным ситуациям, которые были художественно осознаны им в первом печатном произведении. Ко второму типу относятся герои, которые неосознанно проявляют способности к самопожертвованию, и в этой же способности та же чистота нравственного чувства, которая присуща ребенку. Сюда можно отнести Наталью Савишну и юродивого Гришу.

Вот что пишет повествователь о Наталье Савишне: «Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется о себе», Вся жизнь ее была любовь и

Там же Т.П - С.277

2 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (В 90Т-, юб) Т. 18 — С. 196 зТам же ТЛ с.з 4 Там же Т. 1 — С.4

5 Там же Т.1 -C.51

Там же Т.1 - С.58

7                       ТЛ с. 62

8                       Там же ТЛ -Т.62

самопожертвование». К этому образу восходит образ Платона Каратаева, который любил и любовью жил со всеми, с чем сводила его жизнь и в особенности с человеком. «Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь, но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысл, как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал».2

Или вот что вспоминает наблюдатель о юродивом Грише: «О, великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя любовь так велика, что слова сами собой лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком». Тип юродивого, часто встречаемый в творчестве Л.Н. Толстого, особое место занимает в дневниках и письмах художника. Интересно, что Толстой сам себя часто сравнивал с юродивым.

К третьему типу относится Карл Иванович. Это тип воспитателя, сумевшего сохранить любовь к миру детства, вобравшего в себя мудрость жизни и пытающегося установить гармоничное равновесие между взрослыми и детьми.

«Я — говорит он, - двенадцать лет живу в этом доме и могу сказать правду перед богом. , что я их любил и занимался ими больше, чем ежели бы это были мои собственные дети». Его близость к детству определяет и его жизненную позицию. Вот как Карл Иванович об этом говорит: «Я знаю, чьи это штуки и отчего я стал не нужен: оттого, что я не льщу и не потакаю во всем, как иные люди. Я привык — продолжает он, всегда и перед всеми говорит правду».

В Толстом жила всегда активная потребность педагогического подхода, и то, что он сумел запечатлеть в Карле Ивановиче, он перенесет в свои педагогические статьи, в собственный педагогический опыт, всегда считая, что из всех вопросов жизни, волнующих людей, самый важный, мировой вопрос — воспитание детей!

Но Толстой понимал, что воспитание не всесильно, и уже тогда чувствовал власть натуры, силу наследственности в человеке. Ведь не случайно, если в Николеньке больше от матери, то в Володе — больше от отца. В повести «Детство» зов наследственности слегка обозначен, но пройдет время, и Толстой откроет для современников сферу подсознательного. Но и тогда он сохранял верность взгляду на человека как существо, по преимуществу, доброе. Калечат же человека телесные страсти и внешние обстоятельства, среди которых он особенно выделял власть среды окружения, живущей по трафарету «всегда так, все так».

В повести «Детство» есть ряд героев, ограниченных от мира детства целой системой светских и другого рода условностей, и это во многом предопределяет эгоизм их существования. К ним относится отец, представители высшего света.

Так об отце сказано: «... Жизнь его была так полна увлечениями всякого рода, что не видел в этом необходимости... По мнению повествователя: «... те поступки и образ жизни, которые доставляли ему счастие или удовольствия, он считал хорошими и находил, что так всегда и всем поступать должно». А вот как описаны в повести княгиня Корнакова и ее дети: «Княгиня была женщина.. , маленькая, тщедушная, сухая и желтая, с серо зелеными неприятными глазами, выражение которых явно противоречило неестественно — умильно сложенному ротику».

«Дочери все были на одно лицо, - продолжает повествователь, - похожи на княгиню и дурны...,» что касается ее сына, то «Этьен был мальчик лет пятнадцати...

Там же Т.1 - С.37 2Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (В 90Т., юб) Т. 12 — С.ЗО

З Там же Т. 1 - с.35 4Там же Т. 1

5                        Там же ТЛ - С. 14

6                        Там же ТЛ с.зо

7                        Т. 1 - С ЗО

8                        Там же ТЛ - С,50

мясистый, с испитой физиономией... имел голос неприятный... но казался очень довольным собой».

Нетрудно заметить, что в дальнейшем таких героев в произведениях Толстого немало. В «Войне и мире» - это семья Курагиных. В «Воскресенье» - Корчагины и Топоров.

Относительно них писатель не употребляет характеристик, связанных с детством. Они при жизни превращаются в «живых трупов», лишенных искренности, непосредственности мироощущения, изначальной чистоты нравственного чувства.

Толстой был глубоко убежден, что память о детстве это скрытая в человеке духовная энергия для обновления. Отсутствие этой энергии приводит к опустошенности, к вымиранию человеческого в человеке. Память о детстве входит в сознание повествователя и наблюдателя. Она овеяна высокой грустью о невозможности пережить то, что когда-то было живой реакцией на красоту мира и правду о яшзни и душе человека. В этой связи особенно примечательна ХУ глава произведения, где звучит гимн детству: «Счастливая, счастливая невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освещают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений».

И далее: «Вернуться ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели -- невинная веселость и беспредельная потребность любви были единственными побуждениями в жизни».

Итак, по мнению Л.Н. Толстого, детство — не только счастливый период неведение всех противоречий жизни, но и пора становления, открытие мира и правды о нем. И только любовь к маленькому существу, убежден писатель, способна сформировать подлинно гуманистическую личность.

Там же ТЛ -С-65

2 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (В 90Ть, юб) Т. 1 - с.43 з Т. 1- С.45