Инфоурок Всеобщая история ПрезентацииПрезентация по теме:Русь и славяне – анализ источников

Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников

Скачать материал

Выберите документ из архива для просмотра:

Выбранный для просмотра документ Елена Сергеевна Галкина.docx

Елена Сергеевна Галкина

Тайны Русского каганата

Введение

РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО: БОРЬБА ЗА ИСТОКИ

По обилию споров и спекуляций, возникающих в современных научных и околонаучных кругах, с древнейшим периодом русской истории могут соперничать, пожалуй, лишь сюжеты, связанные с Октябрьской революцией.

Вопрос о начальных этапах становления Древнерусского государства действительно один из центральных в изучении российской истории. Его трактовка во многом определяет точку зрения на события последующих столетий, на общую линию развития России, да и на современные события. Именно тогда закладывались основы славяно-русского менталитета и особой социальной структуры, пронесенные через сотни лет и ныне коренным образом отличающие русский народ от европейцев. Кто создал государство на Руси, какие корни имеет великая культура домонгольского периода – от ответа на эти вопросы зависит и видение будущего России. И за предложением определенной концепции «начала Руси» стоит, как правило, конкретная политическая позиция. Поэтому исследование истоков Руси всегда сопровождалось жесткой борьбой, причем не только научной.

Сейчас, например, на ведущую роль в русской науке претендует норманнская концепция. Восточная Европа VIII – X вв., согласно представлениям нынешних норманистов, была разделена на две примерно равные сферы влияния: с северных областей взимают дань варяги-норманны (они же русы), с южных – иудейская Хазария. Мысли о способности славян к государственному строительству и об истоках российской власти напрашиваются сами собой…

Зачем нужно знать, «откуда есть пошла Русская земля»

 

Обсуждая вопрос о возникновении Русского государства, нужно договориться о понятиях и принципах. Само слово «государство» многозначно и противоречиво. В широком смысле понятие «государство» равнозначно «стране», то есть объединяет на определенной территории и народ, и власть. В узком историко-политологическом смысле это отделенная от общества и находящаяся над ним организация, система учреждений, обладающая верховной властью на этой территории. Именно отделение публичной власти – это главный рубеж между родоплеменным строем и «цивилизацией». В поисках истоков государственности на Руси нужно опираться на три обязательных признака. Налицо должны быть и территория, и народ, и независимая власть, контролирующая эту землю.

Вторая оговорка касается философской позиции. Дискуссиям о современных методах познания и концепциях исторического развития можно посвятить не одну книгу. Особенно так популярным сейчас идеям структурализма и «цивилизационному подходу». Нет смысла в этой книге спорить о новомодных течениях, не давших миру ни одного исторического открытия. Это и неудивительно. Как можно заниматься наукой историей, изначально думая, что нет ни законов истории, ни прогресса в развитии человечества, а задача ученого сводится к накоплению и описанию фактов? Такая философская позиция неотвратимо ведет в тупик, из которого выбраться будет очень трудно. Единственной методологией историка была и остается диалектика, а точнее – диалектический материализм, благодаря которому ученые-марксисты намного опередили своих коллег, поддавшихся «цивилизационным» и «эпистемологическим» соблазнам.

Государственная форма является важнейшим фактором устойчивости социального организма. Поэтому естественно, что в большинстве научных работ философского и исторического плана именно государство рассматривается как знаковый рубеж между «доисторическим» и «историческим» периодами развития любого общества, своеобразный венец первобытнообщинного строя. Поэтому проблема происхождения государства и этнической принадлежности его господствующего класса в свете таких установок напрямую связывается с вопросом об исторической судьбе этого государства и этносов, его составляющих.

Действительно, роль государства в ранних обществах в большинстве случаев можно характеризовать как прогрессивную и с позиций марксизма. Однако необходимо принимать во внимание, что процесс образования государства – политогенеза прогрессивен не сам по себе, а как формальное отражение и закрепление великого прогрессивного явления – разделения труда, и абсолютизация прогрессивности политогенеза без учета его влияния на развитие социально – экономических отношений неприемлема. Именно эта абсолютизация привела к современному состоянию так называемой норманнской проблемы: «официальный» антинорманизм не устоял после принятия норманистами тезиса о том, что восточные славяне были в IX в. способны к созданию государства без внешнего (норманнского) вмешательства. Результат очевиден – большинство специалистов по истории Древней Руси и раннесредневековой Восточной Европы на современном этапе придерживаются норманнской теории, принимая опровергнутую две сотни лет назад аргументацию Байера и Миллера.

В основе же этого процесса в новейшей отечественной историографии была методологическая ошибка советской антинорманистской школы. Известное замечание Энгельса о том, что «государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу», было понято слишком буквально – как необходимость умаления роли внешнего фактора в становлении государства. Таким образом, чтобы снять норманнскую проблему, казалось достаточным доказать способность славян к самостоятельному созданию государства.

Между тем Энгельс имеет в виду иное: он противопоставляет материалистический подход идеалистическому, для которого государство – нечто стоящее над обществом, независимое от него, не отрицая возможности деформации процесса политогенеза в результате внешнего вмешательства и выделяя три пути образования государства – афинский (как «чистый», очень редко встречающийся), римский и германский (в последних двух случаях государство возникает в результате взаимодействия нескольких этносов). Интересно, что советская медиевистика давно отказалась от тезиса о необходимой «автохтонности» государства, разрабатывая теорию о бессинтез-ном и синтезном путях политогенеза у варварских племен раннего Средневековья и признавая, что для некоторых народов, раздираемых противоречиями, даже извне привнесенное государство является благом.

Никем не отрицается, что у большинства народов государство возникает по римскому и германскому, то есть «синтез-ному» образцу, – в условиях, когда внешний для данного общества фактор деформировал естественный процесс политогенеза. Афинский, «чистый» путь, как правило, встречается только в изолированных в силу географических и исторических условий этнокультурных общностях. Но обособленность нельзя назвать положительным фактором, ибо она неотвратимо ведет за собой замедленность социального развития.

Напротив, процесс синтеза предполагает обмен опытом, как производственным, так и организационным, между участвующими в нем этносами, взаимную ассимиляцию. Причем чем больше будет разница в традициях социальной организации и уровне культуры между «победителями» (или этносом господствующего слоя) и «побежденными», тем дольше и мучительнее становится процесс синтеза: римско-германский синтез занял не менее четырех веков. Если разрыв очень велик (пример для раннесредневековой Европы – Гуннская держава, Аварский каганат), взаимная ассимиляция уже невозможна и созданное таким путем государственное образование быстро разрушается.

Таким образом очевидно, что этническое происхождение социальной верхушки является одним из важнейших вопросов при изучении проблемы политогенеза в конкретном обществе. Состав господствующего слоя оказывает непосредственное влияние на социально-политическую структуру; именно политическими традициями этого слоя определяется путь деформации «чистого» генезиса государства. Исследование конкретно-исторических примеров синтезного пути ближе подводит к выделению критериев, по которым определяется характер отношений между государствообразующими этносами, от коего, в свою очередь, зависит политическая организация зарождающегося государства.

«Род русский» и его значение

 

К IX в. развитие восточнославянских племенных союзов шло по «афинскому пути». Основой образования этих протогосударств была славянская территориальная община; общество структурировалось «снизу вверх». Однако экономически целесообразная земская власть не могла простираться на обширные территории. Возвыситься над ними могла лишь власть внешняя. Для Южной Руси этим внешним фактором стало племя «русь». В IX – X вв. именно «род русский» соединил обширные восточнославянские земли, выполняя функции организации обороны и поддержания внутреннего мира (в качестве «третьей силы»).

Конечно, ни один специалист уже не отрицает, что в процессе образования Киевской Руси и древнерусской народности участвовало несколько различных этносов, что в политической структуре Древнерусского государства сочетались разные формы управления и что название «Русь» имеет изначально неславянское происхождение.

Кто были эти русы, как повлияли они на формирование социально-экономической и политической системы Руси – все это порождает узел пока не разрешенных до конца проблем, вплетенных в общую картину истории Юго-Восточной Европы конца I тысячелетия н. э. Именно изучение данной территории, особенно областей, соседствовавших с землями восточных славян, может внести некоторую ясность в вопрос об истоках Руси.

Вполне понятно, почему проблеме этнической принадлежности племени «русь» уделяется столько внимания. Русы, согласно свидетельствам современников, являлись социальной верхушкой Древнерусского государства. Об этом писали и арабские географы еще в IX в., и византийский император Константин Багрянородный – в X в., и другие.

Загадка русов в источниках

 

Многочисленные раннесредневековые источники, упоминающие русов, часто противоречат друг другу и в локализации «руси», и при описании социальных отношений, хозяйственного уклада, обрядов. Различные византийские, немецкие латиноязычные, восточные письменные источники располагают русов во многих, даже не связанных между собой торговыми путями, районах Европы от Уральского хребта и побережья Каспия до Западной Прибалтики и германских земель (причем включая территории, на которых нет археологических подтверждений присутствия славян).

 

 

В древнерусских свидетельствах также нет единства: уже Повесть временных лет дает две версии: «киевская» выводит полян-русь из Норика, «новгородская» производит горожан «от рода варяжска», а княжескую династию – от варягов-руси. Автору «Слова о полку Игореве» неизвестен ни тот, ни другой вариант: родиной русов он считает Северное Причерноморье и Подонье. В русских летописях и польских хрониках XVI – XVII вв., среди многих других присутствующих там версий, утверждается сарматское происхождение Руси.

Поскольку историография этой проблемы развивалась в русле «моноцентризма» локализации русов (усилия были направлены на поиск одного племени русь, которое можно расположить в одном месте), большинство источников по проблеме, будучи известным уже в XVIII в., оставалось невведенным в научный оборот. Информация же, содержащаяся в письменных памятниках, удостоенных научного комментария, была «распределена» между различными концепциями: сторонники славянского происхождения русов использовали данные одной из арабо-персидских традиций, византийские сочинения, Никоновскую летопись, Степенную книгу, «полянскую» версию Повести временных лет, отождествляющие русь и славян, норманисты – «Варяжскую легенду», германские средневековые хроники, другую часть восточной георафической и исторической литературы, четко разделяющие эти два этноса.

Однако среди моря свидетельств современников о русах существуют источники, несущие столь важные данные, что обойти их стороной не имела права ни та, ни другая научная школа. Это сообщения о «Русском каганате», содержащиеся в Бертинских анналах Франкской империи под 839 г., а также в аутентичных (то есть современных) восточных историкогеографических сочинениях.

 

 

 

Миниатюры Радзивилловской летописи

 

Бертинские анналы епископа Пруденция сообщают о прибытии посольства византийского императора Феофила в столицу франков Ингельгейм к Людовику Благочестивому, причем вместе с этим посольством были послы и другого народа, называвшие себя росами, а своего правителя – «хаканом». Феофил просил императора франков помочь им вернуться на родину, поскольку ближайшие пути туда были перерезаны «скопищами варваров, весьма бесчеловечных и диких племен». Расспросив послов, Людовик заподозрил в них «свеонов» (Sueones), прибывших с разведывательными целями. Со «свеонами» Русского каганата в исследованиях, посвященных проблематике этнического происхождения Руси, обычно увязывается «Норманнский каганат», упоминаемый в переписке Василия I Македонянина с другим германским императором Людовиком II под 871 г. наряду с Аварским и Хазарским.

Многие же восточные авторы X – XIV вв., сведения которых восходят к VIII – началу IX в., упоминают о русах (или об «острове русов») с каганом во главе, называя этот племенной союз государством наравне с Хазарией и Сериром, в котором имеются «большие богатые города».

Этот круг источников о русах уникален: западные и восточные авторы здесь единодушны в терминологии определения государственного образования – каганат, но и один из самых трудных для интерпретации: Sueones (обычно понимаемые как «шведы», скандинавы) и Норманнский каганат указывают, кажется, на северную, «норманистскую» локализацию русов, степной термин «каган» – на юго-восток Европы.

Вопрос интерпретации этих сведений является одним из ключевых в исследовании проблемы образования Древнерусского государства. Термин «Русский каганат» предполагает существование в начале IX в. государственного образования, в названии которого присутствует корень ros/rus, в то время как возникновение на политической арене Киевской Руси датируется концом IX в. Более того, титул кагана, официально признаваемый соседними государствами, значил в евразийских степях то же, что «император».

Слитые воедино «свеоны», «норманны», «росы» и «каган» побуждали и норманистов, и антинорманистов часть этих сведений принимать, часть же – произвольно опускать, поскольку сторонники норманнской теории не могли объяснить, как титул кагана оказался в Скандинавии, а антинорма – нисты, в свою очередь, – какое отношение свеоны и норманны имели к Киевской Руси. В альтернативе Скандинавия – Киевская Русь вопрос не разрешается.

Современным сторонникам норманно-хазарского господства над славянами кажется, что все объясняет их идея: здесь и скандинавы (свеоны), и хазары (каган). И поскольку научный мир справедливо признает, что титул кагана равен императорскому, то получается, что «шведско-хазарский передел» Восточной Европы практически на 100 процентов «обоснован».

А если, к примеру, добавить еще такую запись арабо-персидского географа Ибн Русте: «Они (русы. – Е.Г.) нападают на славян, садятся на суда, отправляются к ним, полонят их, вывозят в Хазаран и Булгар (Волжскую Болгарию. – Е.Г.), продают их; нет у них полей пахотных, так как они едят то, что привозят из земли славян». Кто еще может прийти в голову, как не известные норманно-варяги-русы в одном лице, завладевшие северными славянскими племенами и бравшие с них дань? Юг же славянских земель находился долгое время под хазарским игом (или благотворным влиянием – как кому нравится).

Между тем норманно-хазарская концепция, оказавшаяся в поледнее время в «авангарде» исторической науки, имеет весьма зыбкую основу. Это касается как норманизма, так и версии о господстве над югом Восточной Европы Хазарского каганата. Обе теории разбиваются при первом же серьезном взгляде на проблему. Но как же им удалось завладеть умами ученых?

Первые битвы за Русский каганат

 

Сведения Бертинских анналов о народе Rhos, во главе которого стоял каган, были известны уже во времена зарождения норманнской теории. Корпус восточных источников вошел в научный оборот почти веком позже – в начале XIX столетия, после ряда переводов арабо-персидских историко-географических сочинений Средневековья на французский и немецкий языки.

Однако почти за три века исследования этого круга источников не было предложено ни одной удовлетворительной интерпретации сообщений о Русском каганате, снимающей кажущиеся внутренние противоречия источников. И трудность здесь не в самих письменных памятниках, а в вопросах идеологического и методологического плана. Известия о Русском каганате всегда рассматривались в неразрывной связи с норманнской проблемой, в рамках спора о начале Руси. Вопрос же о происхождении Древнерусского государства, как указывалось выше, был изначально политизирован, и трактовка исследователями информации основных источников об этнической принадлежности племени русь зависела, как правило, от априорного суждения о норманнской теории в целом.

Уже для основоположника норманизма, прибывшего в Россию в связи с открытием в 1726 г. Академии наук из Германии, – З. Байера (1694—1738) – известие Бертинских анналов о Русском каганате послужило одним из столпов, на которых держалась аргументация его концепции, да и остальных сторонников норманизма вплоть до современности. Для Байера важным было прежде всего соединение в одном источнике русов и Sueones, под которыми и он, и большинство других ученых понимали шведов, до Рюриковых времен. Это, по мнению основателя норманнской теории, не только доказывало существование русов-шведов в начале IX в., но и наличие у них государства, то есть того, чем они «одарили» неспособных к самостоятельному политогенезу славян в 862 г.

Байер отмечает и значение титула «кагана» – император, самодержец. Немецкого академика не смутило то обстоятельство, что автор Бертинских анналов разделяет русов и свеонов, а каганом называли правителей степных народов Юго-Восточной Европы, – он проигнорировал эти противоречия, полагая их несущественными по сравнению с упоминанием «шведов».

Работы Байера, выходившие на латинском и немецком языках, ориентировались на имевших тогда реальную власть немцев и целью их было историческое обоснование права инородцев на управление страной. Та же идеологическая установка находилась в основе и последующих норманистских изысканий.

Естественно, что подобные построения вызвали противодействие русских патриотично настроенных ученых, не желавших признавать славян неспособными к созданию государства без внешней помощи. Оппонировал Байеру первый русский историк – В. Н. Татищев, переводивший на русский язык и комментировавший его труд. Если Байер ставил знак равенства между русами и варягами и отождествлял их со скандинавами, то его противник по давней западнорусской традиции считал варягов выходцами из Балтийской Славонии, а русов – финским народом, потомками сарматов.

Согласно мнению Татищева, варяги-славяне с Балтийского побережья покорили русов, заимствовав этноним «Русь». Поэтому ученый в комментариях к сочинению Байера о варягах объяснил упоминание послов-«шведов» близким расположением финской «Руси» к Швеции. Татищев отмечает, что «недовольно сведусчие писатели» часто называли отдаленные народы именами их более известных соседей.

Уровень развития исторической науки в XVIII в. давал возможность объяснять сообщения о неизвестном государстве русов только исходя из самого известия и общей точки зрения на происхождение Руси. И дело не только в ограниченности круга письменных источников (не были введены в научный оборот данные восточных авторов), отсутствии археологических материалов. Уже в то время было известно огромное количество источников о русах, однако систематизировать их тогда было невозможно – методы исторического исследования только начинали разрабатываться, объяснения находились на интуитивном уровне. Многие противоречия, такие как присутствие степного тюркского титула хакан у «северного» народа, не замечались.

Последователь Байера Г. Миллер полностью принял аргументацию основателя норманизма, добавив «Руотси» – финское название части Швеции (это и сейчас любимое слово норманистов). Главный оппонент Миллера, великий русский ученый М. В. Ломоносов опровергнул большинство аргументов норманистов. Жаль, что он проигнорировал известия Бертинских анналов, хотя его сармато-аланская версия происхождения Руси вполне объясняла и присутствие тюркского титула главы русов (прародиной русов-роксолан Ломоносов считал междуречье Днепра и Дона), и название Sueoni – в VIII – IX вв. он помещал русов на южном берегу Балтики, отождествляя их с варягами-славянами. Резкая и логичная во многом отповедь Ломоносова на диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского» не положила конец норманизму, ибо созданная им теория оказалась не менее уязвимой: ученый считал славянами и сарматов, и роксолан, и русов. Система же доказательств Ломоносова, как и у его противников, не выходила и не могла выходить за пределы обычной логики и интуиции.

Нечто новое в споры об истоках Руси привнес еще один немец – А. Л. Шлецер, приехавший в Россию вскоре после смерти М. В. Ломоносова. Его традиционно считают третьим основоположником норманнской теории, хотя новых аргументов в ее пользу он не нашел. Автор первого труда о летописании – «Нестора», внимательно отнесшийся к византийским источникам о русах, пришел к принципиальному выводу о существовании двух племенных объединений, называвшихся русами: одно в Северном Причерноморье (многочисленный «азиатский» народ), а другое, с первым не связанное, – скандинавская русь в Прибалтике.

Но, к сожалению, Шлецер связал сообщение Бертинских анналов со скандинавами. По его мнению, людей, называвшихся в Германии «шведами», в Константинополе, откуда прибыло посольство Феофила, именовали русами. Источниковедческие навыки Шлецера привели его к необходимости объяснения титула Chacanus. Приверженность норманизму заставила немецкого ученого интерпретировать его как скандинавское имя собственное Hakon. Таким образом, по Шлецеру, в Ингельгейм в 839 г. прибыло неизвестное скандинавское посольство, не имеющее отношения к Киевской Руси.

Точка зрения Шлецера о сообщении Бертинских анналов была безоговорочно принята Н. М. Карамзиным, начинавшим в то время писать «Историю государства Российского». Причем придворный русский «историограф» сделал шаг назад по сравнению с «Нестором»: в русах он видит только шведов, считая известие о Русском каганате одним из главных доказательств этого тезиса. Почему официозный историк сделал выбор в пользу норманнов – понятно. Русская императорская фамилия была уже более чем на три четверти немецкой. Да и неплохой идеологический ход – объявить изначальное отличие «голубой крови» – правящей верхушки от народных масс, пребывавших в начале XIX в. в крепостном рабстве.

 

 

 

http://fictionbook.ru/author/galkina_elena_sergeevna/tayiniy_russkogo_kaganata/read_online.html?page=1

Просмотрено: 0%
Просмотрено: 0%
Скачать материал
Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Методические разработки к Вашему уроку:

Получите новую специальность за 3 месяца

Социальный работник

Получите профессию

Технолог-калькулятор общественного питания

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Выбранный для просмотра документ И.Н. Данилевский. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.).docx

И.Н. Данилевский. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)

 

Лекция 1

Индоевропейцы и их происхождение: современное состояние проблемы.

Кто такие индоевропейцы.

      История народов нашей страны уходит корнями в глубокую древность. Родиной их далеких предков был, судя по всему, Евразия. Во время последнего великого оледенения (так называемого валдайского) здесь сформировалась единая природная зона. Она простиралась от Атлантического океана до Уральского хребта. На бескрайних равнинах Европы паслись огромные стада мамонтов и северных оленей - основных источников пропитания человека эпохи верхнего палеолита. По всей территории растительность была приблизительно одинаковой, поэтому регулярных сезонных миграций животных тогда не было. Он и свободно бродили в поисках пищи. За ними столь же бессистемно передвигались первобытные охотники, вступая друг с другом в постоянные контакты. Таким образом, поддерживалась своеобразная этническая однородность общества позднепалеолитических людей.

 

      Однако 12-10 тыс. лет назад ситуация изменилась. Наступило последнее существенное похолодание, следствием которого стало “сползание” Скандинавского ледникового щита. Он разделил прежде единую в природном отношении Европу на две части. Вместе с тем изменились направления господствующих ветров, увеличилось количество атмосферных осадков. Изменился и характер растительности. Теперь в поисках пастбищ животные были вынуждены совершать регулярные сезонные миграции из приледниковых тундр (куда они уходили на лето, спасаясь от кровососущих насекомых) в южные леса (зимой), и обратно. Вслед за животными в наметившихся границах новых природных зон стали кочевать и охотившиеся на них племена. При этом прежде единая этническая общность оказалась разделенной на западную и восточную части Балтийским ледниковым “клином”.

 

      В результате некоторого похолодания климата, наступившего в середине V тыс. до н.э., широколиственные леса отступили на юг и в северных районах распространились деревья хвойных пород. В свою очередь это повлекло за собой, с одной стороны, сокращение численности и разнообразия травоядных животных, а с другой - передвижение их в южные регионы. Экологический кризис заставил человека перейти от потребляющих форм ведения хозяйства (охота, рыболовство, собирательство) к производящим (земледелие, скотоводство). В археологии такой период принято называть неолитической революцией.

 

      В поисках благоприятных условий для зарождающегося скотоводства и земледелия племена осваивали все новые и новые территории, но при этом постепенно отдалялись друг от друга. Изменившиеся экологические условия - труднопроходимые леса и болота, разделившие теперь отдельные группы людей, - затрудняли общение между ними. Постоянное, хотя и несистематическое межплеменное общение (обмен хозяйственными навыками, культурными ценностями, вооруженные столкновения, лексические заимствования) оказалось нарушенным. На смену единому укладу жизни бродячих или полубродячих охотничьих племен приходили обособление и все большая дифференциация новых этнических общностей.

 

Наиболее полная информация о наших древнейших предках сохранилась в самом эфемерном порождении человека - языке. А. А. Реформатский писал:

 

“Языком можно владеть и о языке можно думать, но ни видеть, ни осязать язык нельзя. Его нельзя и слышать в прямом значении этого слова”.

 

      Еще в прошлом веке ученые-лингвисты обратили внимание на то, что лексика, фонетика и грамматика языков значительного числа народов, населяющих Евразию, имеют много общих черт. Вот лишь два примера такого рода.

 

      Русское слово “мать” имеет параллели не только в славянских, но также в литовском (motina), латышском (mate), древнепрусском (muti), древнеиндийском (mata), авестийском (matar-), новоперсидском (madar), армянском (mair), греческом ( mhthr ), албанском (motrё - сестра), латинском (mater), ирландском (mathir), древневерхненемецком (mouter) и других современных и мертвых языках.

 

      Не меньше однокоренных “собратьев” и у слова “искать” - от серебохорватского искати и литовского ieskoti (искать) до древнеиндийского icchati (искать, спрашивать) и английского to ask (спрашивать).

 

      На основе подобных совпадений было установлено, что все эти языки имели общую основу. Они восходили к языку, который условно (по месту обитания этносов, говоривших на языках - “потомках”) назвали праиндоевропейским, а носителей этого языка - индоевропейцами.

 

      К числу индоевропейцев относятся индийские, иранские, италийские, кельтские, германские, балтийские, славянские, а также армянский, греческий, албанский и некоторые мертвые (хетто-лувийские, тохарские, фригийский, фракийский, иллирийский и венетский) языки.

 

      Время существования индоевропейской общности и территория, на которой жили индоевропейцы, восстанавливаются преимущественно на основании анализа индоевропейского языка и сопоставления результатов такого исследования и археологическими находками. В последнее время для решения этих вопросов все шире привлекаются палеогеографические, палеоклиматологические, палеоботанические и палеозоологические данные.

 

      Так называемыми аргументами времени (т.е. показателями времени существования тех или иных явлений) служат слова - “культурные указатели”, обозначающие такие изменения в технике или экономике, которые могут быть соотнесены с уже известными, датированными археологическими материалами. К числу подобных аргументов относятся совпадавшие у большинства народов, говоривших на индоевропейских языках, термины, которыми именовались пахота, плуг, боевые колесницы, утварь, а самое главное - два термина общеевропейского характера, восходящие, несомненно, к завершающей фазе эпохи неолита: название меди (от индоевропейского корня *ai - разжигать огонь) и наковальни, камня (от индоевропейского *ak - острый). Это позволило отнести время существования праиндоевропейской общности к V-IV тыс. до н.э. Около 3000 г. до н.э. начинается процесс распадения праиндоевропейского языка на языки-“потомки”.

 

Прародина индоевропейцев.

 

      Более сложным оказалось решение вопроса о прародине индоевропейцев. В качестве аргументов места (т.е. указателей на какие-либо географические реалии) использовались слова, обозначавшие растения, животных, минералы, части ландшафта, формы хозяйственной деятельности и социальной организации. Самыми показательными в пространственном отношении следует признать наиболее устойчивые топонимы - гидронимы (наименование водных объектов: рек, озер и т.п.), а также названия такой древесной породы, как бук (так называемый аргумент бука), и такой рыбы, как лосось (так называемый аргумент лосося). Для установления места, где могли располагаться все подобные объекты, названия которых имели в индоевропейских языках единое происхождение, потребовалось привлечь данные палеоботаники и палеозоологии, а также палеоклиматологии и палеогеографии. Сопоставление всех пространственных аргументов оказалось исключительно сложной процедурой. Не удивительно, что единой, общепризнанной точки зрения по поводу того, где исконно обитали носители праиндоевропейского языка, пока не существует:

 

Были предложены следующие локализации:

 

- байкало-дунайская;

 

- южно-русская (междуречье Днепра и Дона, включая Крымский полуостров;

 

- волжско-енисейская (включая северный Прикаспий, Арал и северный Балхаш);

 

- восточно-анатолийская;

 

- центрально-европейская (бассейны рек Рейна, Вислы и Днепра, включая Прибалтику)

 

и некоторые другие.

 

      Из них наиболее обоснованной считается восточно-анатолийская. Ее развитию была посвящена фундаментальная монография Т.В. Гамкрелидзе и В. Вс. Иванова. Тщательный анализ лингвистических материалов, мифологии праиндоевропейцев (точнее следов мифов, сохранившихся у их потомков) и сопоставление этих данных с результатами исследований палеобиологов позволили им определить в качестве наиболее вероятной прародины индоевропейцев район современной Восточной Анатолии вокруг озер Ван и Урмия.

 

      Существуют также гипотезы, объединяющие сразу несколько прародин индоевропейцев, причем каждая из них рассматривается, как регион, с которым связан определенный этап в развитии индоевропейского сообщества. Примером может служить гипотеза В. А. Сафроновва. В соответствии с данными лингвистики о трех длительных этапах эволюции индоевропейского праязыка автор указывает три большие ареала обитания праиндоевропейцев, последовательно сменявшие друг друга в связи с миграционными процессами. Им соответствуют археологические культуры - эквиваленты этапов эволюции индоевропейской пракультуры, генетически связанные между собой. Первая, раннеиндоевропейская, прародина была расположена в Малой Азии с археологической культурой-эквивалентом Чатал-Хююк (VII-VI тыс. до н.э.); вторая, среднеиндоевропейская, прародина - на Северных Балканах с культурой эквивалентом Винча (V-IV тыс. до н.э.); и, наконец, третья, позднеиндоевропейская, прародина в Центральной Европе с культурой-эквивалентом в виде блока двух культур - Ледьел (4000-2800 гг. до н.э.) и культуры воронковидных кубков (3500-2200 гг. до н.э.)

 

      Каждая из подобных гипотез - это еще один шаг в изучении древнейшей истории наших предков. В то же время, напомню, пока все они - лишь гипотетические построения, нуждающиеся в дальнейшем доказательстве либо опровержении.

 

Расселение индоевропейцев.

 

      Основным занятием индоевропейцев было пашенное земледелие. Земля обрабатывалась с помощью упряжных пахотных орудий (рала, сохи). В то же время им, видимо, было известно садоводство. Существенное место в хозяйстве индоевропейских племен занимало скотоводство. Скот использовали в качестве основной тягловой силы. Животноводство обеспечивало индоевропейцев продуктами - молоком, мясом, а также сырьем - кожами, шкурами, шерстью и т.д.

 

      На рубеже IV-III тыс. до н.э. жизнь индоевропейских племен стала преображаться. Начались глобальные климатические изменения: понизилась температура, повысилась континентальность - более жаркие, чем прежде, летние месяцы чередовались со все более суровыми зимами. В результате снизились урожаи зерновых культур, земледелие перестало давать гарантированные средства для обеспечения жизни людей в зимние месяцы, а также дополнительные корма для животных. Постепенно усилилась роль скотоводства. Увеличение стад, связанное с этими процессами, потребовало расширения пастбищ и поиска новых территорий, где могли бы прокормиться и люди, и животные. Взоры индоевропейцев обратились к бескрайним степям Евразии. Наступил период освоения соседних земель.

 

      С начала III тыс. до н.э. открытие и колонизация новых территорий (что нередко сопровождалось столкновениями с коренным населением) стали нормой жизни индоевропейских племен. Это, в частности, нашло отражение в мифах, сказках и легендах индоевропейских народов - иранцев, древних индийцев, древних греков. Особые масштабы миграция племен, прежде составляющих праиндоевропейскую общность, приобрела с изобретением колесного транспорта, а также приручением и использованием для верховой езды лошадей. Это позволило скотоводам перейти от оседлого образа жизни к кочевому или полукочевому. Следствием изменения хозяйственно-культурного уклада стал распад индоевропейской общности на самостоятельные этносы.

 

      Итак, приспособление к изменившимся природно-климатическим условиям заставило протогреков, лувийцев, хеттов, индоиранцев, индоариев и другие племенные объединения, сформировавшиеся в рамках праиндоевропейских племен, отправиться на поиски новых, более подходящих в хозяйственном отношении территорий. А продолжавшееся дробление этнических объединений вело к колонизации новых земель. Эти процессы заняли все III тыс. до н.э.

 

 

http://www.lants.tellur.ru/history/danilevsky/d01.htm

Просмотрено: 0%
Просмотрено: 0%
Скачать материал
Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Получите профессию

Фитнес-тренер

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Выбранный для просмотра документ История возникновения Руси Русь и славяне – анализ источников.pptx

Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Получите профессию

Интернет-маркетолог

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Описание презентации по отдельным слайдам:

  • История возникновения Руси: Русь и славяне – анализ источников

    1 слайд

    История возникновения Руси: Русь и славяне – анализ источников

  • Какая из теорий происхождения государственности кажется вам наиболее убедител...

    2 слайд

    Какая из теорий происхождения государственности кажется вам наиболее убедительной?
    Ознакомьтесь с основными теориями
    Внимательно изучите источники, которые предлагаются в виде гиперссылки

    Насколько убедительна аргументация автора?
    Имеются ли в авторской теории противоречия и нестыковки?
    Сравните позиции современных исследователей и византийских авторов

    Сформулируйте ответ на проблемный вопрос; приведите не менее трех аргументов в поддержку своего вывода.
    * Как вы думаете, почему в современной России вопрос о происхождении государственности приобретает все большую остроту?

  • Теории возникновения государственностинорманизм – создание государства норман...

    3 слайд

    Теории возникновения государственности
    норманизм – создание государства норманнами (варягами) с добровольного согласия славян.;
    антинорманизм – возникновение государства как результата внутреннего общественного развития славян, но при участии варягов
    автохтонная теория – отрицание роли варягов в образовании древнерусского государства и призвания их на княжение; государство возникло где-то неподалеку от территории полян или на побережье Черного моря

  • Расселение восточных славянВ 7 – 8 в.в. славяне уже составляли значительную ч...

    4 слайд

    Расселение восточных славян
    В 7 – 8 в.в. славяне уже составляли значительную часть населения Восточной Европы. Здесь они встретились с более ранними балтским и угро-финским населением. Между ними наладились дружеские отношения в связи с тем, что имела место очень маленькая плотность населения, от чего пришельцам не было необходимости силой отнимать землю. Славяне принесли более высокую земледельческую культуру, что давало возможность к обмену опытом.
    И.Н. Данилевский. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.)

  • Норманская теорияРюрик был скандинавом, шведы издревле колонизировали северну...

    5 слайд

    Норманская теория
    Рюрик был скандинавом, шведы издревле колонизировали северную часть Руси, причем делали это мирно, приходя к менее развитым местным племенам. Основав множество шведских колоний, связанных торговлей, они беспрепятственно двигались на своих кораблях, и послужили связующим звеном между местными финно-угорскими и славянскими племенами.
    В пользу этой теории говорят находки скандинавских захоронений и отдельных поселений на севере Руси, в которых прослеживается связь со скандинавами.
    Пер Перссон,
    Г.Ф. Миллер
    Г.З. Байер
    Л.С. Клейн. Спор о варягах. Спб.: Евразия, 2009

  • АнтинорманизмРюрик был не шведом, а славянином, предположительно из Ободритов...

    6 слайд

    Антинорманизм
    Рюрик был не шведом, а славянином, предположительно из Ободритов или с острова Рюген
    В пользу этой теории говорит близкая языковая и антропологическая близость новгородских и южно-балтийских славян, технологии строительства укреплений, родственная керамика. Кроме всего прочего, к данной теории меньше «неудобных вопросов». Теория очень близка всем патриотично настроенным людям, включая клинических патриотов, что ее иногда дискредитирует.
    В.В. Фомин, Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века

  • Автохтонная теория Славянство образовалось на обширной территории, в состав к...

    7 слайд

    Автохтонная теория
    Славянство образовалось на обширной территории, в состав которой вошла не только территория современной Польши, но также значительная часть современной Украины и Белоруссии. По этой точке зрения - восточные славяне явились автохтонами (местными жителями) на своей земле
    Д.И. Иловайский
    Г.В. Вернадский.
    Елена Сергеевна Галкина
    Тайны Русского каганата

  • Русь и славяне – анализ византийских источниковпроповеди патриарха Фотия
(Εἰ...

    8 слайд

    Русь и славяне – анализ византийских источников

    проповеди патриарха Фотия
    (Εἰς τὴν ἔϕοδον τῶν Ῥῶς)
    (Εἰς τὴν ἔϕοδον τῶν Ῥῶς)
    Окружное послание к Восточным Архиерейским Престолам
    Константин Багрянородный. Об управлении империей (Πρὸς τὸν ἴδιον υἱὸν Ρωμανόν)
    Лев Диакон. История.

  • Чудеса и только… Ведическая РусьПосле гибели Даарии-Арктиды, выжившие "Внуки...

    9 слайд

    Чудеса и только… Ведическая Русь
    После гибели Даарии-Арктиды, выжившие "Внуки Даждьбога" обосновались в Сибири, где создали множество городов, главным из которых был Асгард. Однако после войны с атлантами климат в Сибири резко похолодал и русичам (приручившим мамонтов) приходится переселяться в более тёплые края. В середине VIII тысячелетия до н.э. отряд воиново разведывает местность реки Рахна (Ра, Волга).

  • Много тысячелетий минуло с тех пор, как арии обосновались в Сибири. Пережив м...

    10 слайд

    Много тысячелетий минуло с тех пор, как арии обосновались в Сибири. Пережив мощные катаклизмы и войны, могучий этнос создавал очаги культуры во многих уголках Евразии.

  • Много тысячелетий назад существовала Сибирская Русь. Множество городов красов...

    11 слайд

    Много тысячелетий назад существовала Сибирская Русь. Множество городов красовалось среди лесов и степей. Так проходили века и тысячелетия. Но однажды наступило внезапное похолодание. Лютые зимние морозы и короткое лето окончательно решили вопрос о переселений в более тёплые края. Наши предки покинули обжитые очаги.

  • В далёком прошлом южное побережье Балтийского моря принадлежало славянским пл...

    12 слайд

    В далёком прошлом южное побережье Балтийского моря принадлежало славянским племенам. Их иногда называли "Ругами" или "Руянами". На острове Руяне (Рюгене) было множество поселений и святилищ. Город Аркона был священным в славянском мире. Богиня Ран олицетворяла силу и тайну моря. На картине виден вдающийся в море мыс, на котором высится каменный кумир, изображающий богиню. Жрецы несут священную ладью.

  • Когда-то на этом месте у побережья Варяжского моря была священная роща Славян...

    13 слайд

    Когда-то на этом месте у побережья Варяжского моря была священная роща Славян. Идол одного из Ведических Богов был воздвигнут прямо на берегу, служа маяком для проходящих кораблей.
    Шло время. В XI–XII веках враги захватили этот край. Роща была вырублена, идол низвергнут. Постепенно он покрылся слоем земли и порос мхом, скрывшись под зелёным покрывалом от сторонних глаз. Высоко в небесах сияют руны – скрытый знак покинутого Бога.

  • Какая из теорий происхождения государственности кажется вам наиболее убедител...

    14 слайд

    Какая из теорий происхождения государственности кажется вам наиболее убедительной?
    Ознакомьтесь с основными теориями
    Внимательно изучите источники, которые предлагаются в виде гиперссылки

    Насколько убедительна аргументация автора?
    Имеются ли в авторской теории противоречия и нестыковки?
    Сравните позиции современных исследователей и византийских авторов

    Сформулируйте ответ на проблемный вопрос; приведите не менее трех аргументов в поддержку своего вывода.
    * Как вы думаете, почему в современной России вопрос о происхождении государственности приобретает все большую остроту?

Получите профессию

Методист-разработчик онлайн-курсов

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Выбранный для просмотра документ Константин Багрянородный.docx

Сведения о руси и русах из византийских источников

 

1. ЖИТИЕ ГЕОРГИЯ АМАСТРИДСКОГО (1)

 

Согласно исследованию В.Г. Васильевского, Житие было написано между 820 и 842 гг. известным византийским писателем, впоследствии Никейским митрополитом Игнатием. Известно лишь по единственной греческой рукописи. В Житии описано нападение росов на Пафлагонское побережье Малой Азии. Печ. по изд.: Васильевский В.Г. Труды. Т.III. Пг., 1915. С. 64-69.

 

То, что следует далее, и еще более удивительно. Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают (2), в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный на деле и по имени (3) народ, — начав разорение от Пропонтиды (4) и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев (5), у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого готового противостоять. Лугам, источникам, деревьям воздается поклонение. Верховный промысл допускает это, может быть, для того, чтобы умножилось беззаконие, что, как мы знаем из Писания, много раз испытал Израиль.

 

Пастырь добрый не был налицо телом, а духом был с Богом и, в непостижимых судах его читая, как посвященный, лицом к лицу, медлил заступлением и откладывал помощь. Но наконец он не возмог презреть, и вот он и здесь чудодействует не меньше, чем в других случаях. Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса.

 

 

2. ЖИТИЕ СТЕФАНА СУРОЖСКОГО

 

“Житие Стефана Сурожского” — сочинение неизвестного византийского автора конца Х в., имеющееся также в русском списке XV в. Один из главных источников по проблеме Причерноморской Руси. В Византии житие не пользовалось большой популярностью и известно только в краткой редакции, где не упоминается поход русов. Также неизвестен и греческий оригинал службы св. Стефану. Однако, как установил В.Г. Васильевский, упоминание о русах было и в греческом тексте. Составление Жития датируется 1-й пол. IX в. Печ. по изд.: Васильевский В.Г. Труды. Т.III. Пг., 1915.

 

По смерти святого <Стефана (6). — сост> минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода (7), князь Бравлин (8) весьма силен и, попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии. И разбив двери, он вошел туда, где находится гроб святого. А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые, и сосудов золотых много. Все было пограблено. И в тот час разболелся Бравлин, обратилось лицо его назад, и, лежа, он источал пену. И сказал боярам своим: “Верните все, что взяли”. Они же возвратили все и хотели взять оттуда князя. Князь же возопил: “Не делайте этого, пусть останусь лежать, ибо хочет меня изломать один старый святой муж, притиснул меня, и душа изойти из меня хочет”... И не вставал с места князь, пока не сказал боярам: “Возвратите все, сколько пограбили, священные сосуды церковные в Корсуни и Корчеве, и везде, и принесите сюда все и положите к гробу Стефана”.

 

И затем устрашающе говорит святой Стефан князю: “Если не крестишься в моей церкви, не уйдешь отсюда и не возвратишься домой”. И возопил князь: “Пусть придут попы и окрестят меня. Если встану и лицо мое вновь обратится, то крещусь”. И пришли попы и архиепископ Филарет, и сотворили молитву над князем, и крестили во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И снова обратилось лицо его вперед. Крестились же с ним и все его бояре. Но еще шея его болела. И сказали попы князю: “Обещай Богу, что всех мужей, жен и детей, плененных от Корсуни до Корчева, ты велишь освободить и вернуть назад”. Тогда князь повелел отпустить всех пленников восвояси. И в течение недели не выходил он из церкви, пока не дал великий дар святому Стефану. И отошел, почтив город, людей и попов. И, услышав об этом, другие ратники опасались совершать нападения, а если кто и совершал таковые, то уходил посрамленным.

 

3. ИЗ СОЧИНЕНИЙ ПАТРИАРХА ФОТИЯ

 

 

Константинопольскому патриарху Фотию (ок. 810 — после 886) принадлежит несколько сочинений, в которых упоминается народ рос. Эти упоминания — одни из первых, наряду с Житиями Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. Фотий (низложен в 867 г.) стал непосредственным свидетелем нападения русов на Константинополь в 860 г. Выдающийся литератор, полемист и канонист, Фотий оставил две речи-беседы (“гомилии”), которым позже было дано название “На нашествие росов”. Через семь лет Фотий написал Окружное послание к “восточным патриархам”, где снова упомянул нападение 860 г., однако росы уже называются “поддаными и друзьями”, а также упоминается о крещении этого народа. Речь в данном случае, очевидно, идет не о Киевской Руси. Текст печатается по изд.: Христианское чтение, 1882, ч. II.

 

Беседы на нашествие росов

 

Беседа первая.

 

<...> Я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город, расхищает городские предместья, все истребляет, все губит — нивы, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, — всех поражает мечом, никого не жалея, никого не щадя. Всеобщая гибель! Он, как саранча на жатву и как плесень на виноград, или, лучше, как зной или Тифон (9), или наводнение, или не знаю, что назвать, напал на нашу страну и истребил целое поколение жителей <...>

 

Где теперь наш царь христолюбивый (10)? Где воинство? Где оружие, машины, военные советы, припасы? Не других ли варваров нашествие удалило и привлекло к себе все это? Царь переносит продолжительные труды за пределами, вместе с ним отправилось переносить труды и войско, а нас изнуряет очевидная гибель и смерть, одних уже постигшая, а к другим приближающаяся. Этот скифский (11), и грубый, и варварский народ, как бы выползши из самых предместий города, подобно полевому зверю, истребляет окрестности его.

 

Беседа вторая.

 

<...> Народ неименитый, народ несчитаемый (ни за что), народ, поставляемый наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя (12) со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства, народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием, неожиданный, незамеченный, без военного искусства, так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна, и истребил живущих на этой земле, как полевой зверь траву или тростник или жатву <...> Все было наполнено мертвыми телами. В реках вода превращалась в кровь, источники и водоемы, одни нельзя было распознать от того, что вместилища их были завалены мертвыми телами, от других оставались совершенно неясные следы прежнего вида, потому что брошенное в них наполняло остальные их части <...> Пещеры наполнились ими. Горы и холмы, лощины и овраги нисколько не отличались от городских кладбищ, таких страданий было исполнено это разрушение; так зараза этой войны, несомая на крыльях грехов наших, пролетала повсюду, погубляя все встречающееся!

 

Никто не мог бы изобразить словом постигшую нас тогда илиаду бедствий. Кто же, видя это, не признал бы, что на нас излилась до дна та чаша, которую приготовил гнев Господа, вскипевший от наших грехов? <...> О как все тогда расстроилось, и город едва, так сказать, не был поднят на копье! Когда легко было взять его, а жителям невозможно защищать, то, очевидно, от воли неприятелей зависело — пострадать ему или не пострадать <...> Помните ли вы тот трепет и те слезы и рыдания, которым тогда предавался весь город в крайнем отчаянии? Помните ли ту мрачную и страшную ночь, когда жизнь всех нас готова была закатиться вместе с закатом солнца и свет нашего бытия поглощался глубоким мраком смерти? Помните ли тот час невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным... когда они проходили перед городом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смертию от меча, — когда всякая надежда оставила людей и город держался надеждою на единственное убежище у Бога, — когда трепет и мрак объял умы и слух отверзался только для одной вести: “Варвары уже перелезли через стены, и город уже занят врагами”? Ибо неожиданность события и нечаянность нашествия как бы заставляла всех воображать и слышать это <...>

 

Нечаянно было нашествие врагов, неожиданно совершилось и удаление их; чрезмерно негодование Божие, но неизреченна и милость; невыразим был страх от них, но презренно было и бегство их; в нападении на нас сопутствовал им гнев Божий, но мы сподобились человеколюбия Божия, отвратившего набег их.

 

Из “Окружного послания”

 

Печатается по изд.: Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. I, ч.II. М., 1880.

 

<...> И не только этот народ (13) променял первое нечестие на веру в Христа, но даже многими многократно прославленные и в жестокости и скверноубийстве всех оставляющие за собой русы (14), которые, поработив находящихся кругом себя и отсюда помыслив о себе высокое, подняли руки и против Ромейской державы, — в настоящее время даже и сии променяли эллинское и нечестивое учение (15), которое содержали прежде, на чистую и неподдельную веру христианскую, с любовью поставив себя в чине подданных (16) и друзей наших, вместо грабления нас и великой против нас дерзости, которую имели незадолго. И до такой степени в них разыгралось желание и ревность веры, что приняли епископа (17) и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью.

 

 

4. ИЗ ТРАКТАТА “ОБ УПРАВЛЕНИИ ИМПЕРИЕЙ” КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО

 

Приписываемое византийскому императору Константину Багрянородному (908-959) сочинение “Об управлении империей” было составлено в 948-952 гг. Создано оно было для юного наследника престола, будущего императора Романа II (прав. в 959-963), и предназначалось для его личного пользования. Текст его неоднороден, над ним работали несколько человек. Первоначально он подготавливался как справочник-обзор “О народах”, но потом был спешно переработан в своеобразное поучение 14-летнему сыну Константина (см.: Литаврин Г.Г. Введение // Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 24-25). 9-я глава, посвященная описанию пути росов в Константинополь, распадается на два раздела, написанные разными людьми: собственно повествование о пути росов в Константинополь и рассказ о полюдье. Составитель первого раздела, по признанию ученых, пользовался различными источниками. Потому в нем также выделяются несколько частей: 1) описание подготовки моноксил к плаванию, 2) описание Днепровских порогов, 3) путь от о. Св. Эферий до Месемврии (см.: Константин Багрянородный. Об управлении... С.291-293). Текст печатается по изд.: Константин Багрянородный… с. 45-51 (с частичным использованием комментариев данного издания).

 

 

[Да будет известно], что приходящие из внешней России (18) в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда (19), в котором сидел Сфендослав (20), сын Ингора (21), архонта (22) России, а другие из крепости Милиниски (23), из Телиуцы (24), Чернигоги (25) и из Вусеграда (26). Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава, называемой Самватас (27). Славяне же, их пактиоты (28), а именно: кривитеины (29), лендзанины (30) и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство... снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. Прежде всего они приходят к первому порогу (31), нарекаемому Эссупи (32), что означает по-русски и по-славянски “Не спи”. Порог [этот] столь же узок, как пространство циканистирия (33), а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий и страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами [дно, волокут их], чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая [ее] шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки. Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси (34), а по-славянски Островунипрах, что значит “Островок порога”. Он подобен первому, тяжек и труднопроходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает “Шум порога”, а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны. Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сю сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает “Кипение воды”, и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как “Малый порог”. Затем достигают так называемой переправы Крария, через которую переправляются херсониты, [идя] из Росии, и пачинакиты на пути к Херсону. Эта переправа имеет ширину ипподрома, а длину, с низа до того [места], где высовываются подводные скалы, — насколько пролетит стрела пустившего ее отсюда дотуда. Ввиду чего к этому месту спускаются пачинакиты и воюют против росов. После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий (35). На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, или отпустить их живыми. От этого острова росы не боятся пачинакита, пока не окажутся в реке Селина. Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий (36). Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос, и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в Селину, в так называемый рукав реки Дунай. Пока они не минуют реку Селина, рядом с ними следуют пачинакиты. И если море, как это часто бывает, выбросит моноксил на сушу, то все [прочие] причаливают, чтобы вместе противостоять пачинакитам. От Селины же они не боятся никого, но, вступив в землю Булгарии, входят в устье Дуная. От Дуная они прибывают в Конопу, а от Конопы — в Констанцию... к реке Варна; от Варны же приходят к реке Дичина. Все это относится к земле Булгарии. От Дичины они достигают Месемврии — тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание. Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдья, что именуется “кружением”, а именно — в Славинии вервианов (37), другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав. Потом так же, как было рассказано, взяв свои моноксилы, они оснащают [их] и отправляются в Романию.

 

[Знай], что узы могут воевать с пачинакитами.

 

 

5. ИЗ “ИСТОРИИ” ЛЬВА ДИАКОНА

 

В сочинении Льва Диакона содержатся подробный рассказ о походе киевского князя Святослава на византийские дунайские провинции 970-971 гг. Предположительно “История” написана после 992 г., охватывая правления императоров Романа II, Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия, то есть 959-976 гг. Автор состоял в придворном клире императора Василия II.

 

Конец VIII и вся IX книги посвящены подробному описанию битв Святослава, военного искусства росов, их облика и обычаев. Автор знает по именам не только русских князей, но и некоторых предводителей войска, которых не помнит Повесть временных лет и другие источники. В “Истории” представлена уникальная информация о так называемой “дружинной культуре” Х в., когда понятие “русы” из этнического уже становится социальным, а дружинные традиции являются синтезом обычаев совершенно разных племен. По традиции византийской литературы Лев Диакон называет русов скифами или тавроскифами. Печатается в пер. М.М. Копыленко по изд.: Лев Диакон. История. М., 1988. С. 70-82.

 

Книга VIII.

 

4. ...Когда настал рассвет следующего дня, он (38) поднял войско, выстроил его в глубокие фаланги и <...> выступил на Преславу<...> Тавроскифы, увидев приближение умело продвигающегося войска, были поражены неожиданностью; их охватил страх и они почувствовали себя беспомощными. Но все же они поспешно схватились за оружие, покрыли плечи щитами (щиты у них прочны и для большей безопасности достигают ног), выстроились в грозный боевой порядок, выступили на ровное поле перед городом и, рыча наподобие зверей, бросились на ромеев <...> Однако ни та, ни другая сторона не могла взять верх. Тогда государь приказывает “бессмертным” стремительно напасть на левое крыло скифов; “бессмертные”, выставив вперед копья и сильно пришпорив коней, бросились на врагов. Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города. Ромеи преследовали их и беспощадно убивали.

 

5. <...>Надвигающаяся ночь вынудила ромеев прекратить сражение. Но вот наступило утро следующего дня <...> Росы же, подбадриваемые своим военачальником Сфенклом (39), который был у скифов третьим по достоинству после Сфендослава, их верховного катархонта, оборонялись за зубцами стен и изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверху дротики, стрелы и камни <...>

 

7. <Византийцы штурмом взяли укрепление> Ромеи все разом ворвались в город и рассыпались по узким улицам, убивая врагов и грабя их добро. Так они достигли царского дворца, в котором сгрудилась лучшая часть войска росов <...> Император послал против них магистра Варду Склира с надежным отрядом. Окружив скифов фалангой храбрейших воинов, Склир вступил в бой. Завязалось сражение, и росы отчаянно сопротивлялись, не показывая врагам спины; однако ромеи [победили] <...> Сфенклу с немногими удалось спастись бегством. Он ушел к Сфендославу (40), но вскоре был убит.

 

8. <...> Сфендослав, узнав о поражении у Преславы, испытывал огорчение и досаду. Он считал это плохим предзнаменованием для будущего, но, одержимый скифским безумием и кичась своими победами над мисянами, надеялся легко победить и войско ромеев.

 

9. Сфендослав видел, что мисяне отказываются от союза с ним и переходят на сторону императора. Поняв по зрелом размышлении, что, если мисяне склонятся к ромеям, дела его закончатся плохо, он созвал около трехсот наиболее родовитых и влиятельных из их числа и с бесчеловеческой дикостью расправился с ними — всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму. Затем, собрав все войско тавроскифов — около шестидесяти тысяч — он выступил против ромеев. <...>

 

Тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев <...>

 

10. Воины сошлись в рукопашную, завязалась яростная битва, и в первых схватках обе стороны долго сражались с одинаковым успехом. Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы <...>

 

Много воинов пало с обеих сторон, бой шел с переменным успехом, и до самого вечера нельзя было определить, на чью сторону склонится победа. Но когда солнце стало клониться к закату, император бросил на скифов всю конницу <...> Скифы, не выдержав такого натиска, обратились в бегство и были оттеснены за стены <...>

 

Книга IX.

 

1. Как только рассвело, император стал укреплять лагерь мощным валом, действуя так. Неподалеку от Дористола возвышается посреди равнины небольшой холм. Разместив войско на этом холме, [Иоанн] приказал рыть вокруг него ров, а землю выносить на прилегающую к лагерю сторону, чтобы получилась высокая насыпь. Затем [он приказал] воткнуть на вершине [насыпи] копья и повесить на них соединенные между собою щиты. Таким образом, лагерь был огражден рвом и валом, и враги никак не могли проникнуть внутрь — устремившись ко рву, они бы остановились. Так разбивают обычно ромеи свой стан во вражеской стране.

 

Укрепив таким образом лагерь, [Иоанн] на следующий день выстроил войско и двинул его к [городской] стене. Показываясь из-за башен, скифы метали на ромейскую фалангу стрелы, камни и все, что можно было выпустить из метательных орудий. [Ромеи] же защищались от скифов, стреляя снизу из луков и пращей. Сражение не пошло дальше этой перестрелки, и ромеи удалились в лагерь, чтобы поесть, а скифы к концу дня выехали из города верхом — они впервые появились тогда на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели. Ромеи тотчас вооружились, вскочили на коней, схватили копья (они пользуются в битвах очень длинными копьями) и стремительно, грозной лавиной понеслись на врагов. Ромейские копья поражали [скифов], не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев. Они обратились в бегство и укрылись за стенами.

 

2. Тем временем показались плывущие по Истру огненосные триеры и продовольственные суда ромеев. При виде их ромеи несказанно обрадовались, а скифов охватил ужас, потому что они боялись, что против них будет обращен жидкий огонь. Ведь они уже слышали от стариков из своего народа, что этим самым “мидийским огнем” ромеи превратили в пепел на Евксинском [море] огромный флот Ингора, отца Сфендослава. Потому они быстро собрали свои челны и подвели их к городской стене в том месте, где протекающий Истр огибает одну из сторон Дористола. Но огненосные суда подстерегали скифов со всех сторон, чтобы они не могли ускользнуть на ладьях в свою землю.

 

На следующий день тавроскифы вышли из города и построились на равнине, защищенные кольчугами и доходившими до самых ног щитами. Вышли из лагеря и ромеи, также надежно прикрытые доспехами. Обе стороны храбро сражались, попеременно тесня друг друга, и было неясно, кто победит. Но вот один [из воинов], вырвавшись из фаланги ромеев, сразил Сфенкла, (почитавшегося у скифов третьим после Сфендослава), доблестного, огромного роста мужа, отважно сражавшегося в этом бою. Пораженные его гибелью, тавроскифы стали шаг за шагом отступать с равнины, устремляясь к городу. Тогда и Феодор, прозванный Лалоконом, муж непобедимый, устрашающий отвагой и телесной мощью, убил железной булавой множество врагов. Сила его руки была так велика, что удар булавы расплющивал не только шлем, но и покрытую шлемом голову. Таким образом, скифы, показав спину, [снова] укрылись в городе. Император же велел трубить сбор, созвал ромеев в лагерь и, увеселяя их подарками и пирами, побуждал храбро сражаться в [предстоящих] битвах.

 

<...> Что же касается росов <...>, то они построились и вышли на равнину, стремясь всеми силами поджечь военные машины ромеев. Они не могли выдержать действия снарядов, которые со свистом проносились над ними: каждый день от ударов камней, выбрасываемых [машинами], погибало множество скифов. Эти машины охранял родственник государя, магистр Иоанн Куркуас. Заметив дерзкую вылазку врагов, [Куркуас], несмотря на то, что у него сильно болела голова и что его клонило ко сну от вина (дело было после завтрака), вскочил на коня и в сопровождении избранных воинов бросился к ним навстречу. [На бегу] конь оступился в яму и сбросил магистра. Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения — они были покрыты немалым слоем золота — и подумали, что это сам император. Тесно окружив [магистра], они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над ромеями [крича], что они закололи их императора, как жертвенное животное. Магистр Иоанн стал добычей варварского неистовства и понес, таким образом, кару за [преступления], совершенные им против святых храмов, — ведь говорят, что он разграбил в Мисии много [церквей] и обратил в свое частное имущество их утварь и священные сосуды.

 

6. Ободренные такой победой, росы вышли на следующий день из города и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу.

 

Был между скифами Икмор, храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них. Окруженный отрядом приближенных к нему воинов, он яростно устремился против ромеев и поразил многих из них. Увидев это, один из телохранителей императора, сын архига критян Анемас, воспламенился доблестью духа, вытащил висевший у него на боку меч, проскакал на коне в разные стороны и, пришпорив его, бросился на Икмора, настиг его и ударил [мечом] в шею — голова скифа, отрубленная вместе с правой рукой, скатилась на землю. Как только [Икмор] погиб, скифы подняли крик, смешанный со стоном, а ромеи устремились на них. Скифы не выдержали натиска противника; сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали.

 

И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны (41), скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра. Говорят, что скифы почитают таинства эллинов, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса (42) и Замолксиса (43), то ли у соратников Ахилла (44). Ведь Арриан пишет в своем “Описании морского берега”, что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион (45), лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свой дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: “Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны” (46).

 

Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновением разрешать споры убийством и кровопролитием <...>

 

7. На другой день на рассвете Сфендослав созвал совет знати, который на их языке носит название “комент” (47). Когда они собрались вокруг него, Сфендослав спросил у них, как поступить. Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско. [Они говорили, что] ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра, немедленно сожгут все [их корабли], как только они попытаются появиться на реке.

 

Тогда Сфендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: “Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы так позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, [которое завещали] нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; [мы должны] либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, [достойные] доблестных мужей!” (48). Вот какое мнение высказал Сфендослав.

 

8. О тавроскифах рассказывают еще и то, что они вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные, — когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают. Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот какое убеждение владеет ими (49).

 

А тогда, выслушав речь своего повелителя, росы с радостью согласились вступить в опасную борьбу за свое спасение и [приняли решение] мужественно противостоять могуществу ромеев. На следующий день (шел шестой день недели, двадцать четвертый — месяца июля) к заходу солнца все войско тавроскифов вышло из города; они решили сражаться изо всех сил, построились в мощную фалангу и выставили вперед копья. Император со своей стороны выстроил ромеев и вывел их из укрепления. Вот уже завязалась битва, и скифы с силой напали на ромеев, пронзали их копьями, ранили стрелами коней и валили на землю всадников. Видя, с какой неистовой яростью бросался Сфендослав на ромеев и воодушевлял к бою ряды своих, Анемас, который прославился накануне убиением Икмора, вырвался на коне вперед (дело это вошло у него в обычай, и таким путем он уже поразил множество скифов), опустив поводья, устремился на [предводителя росов] и, ударив его мечом по ключице, поверг вниз головою наземь, но не убил. [Сфендослава] спасла кольчужная рубаха и щит, которыми он вооружился, опасаясь ромейских копий. Анемас же был окружен рядами скифов, конь его пал, сраженный тучей копий; он перебил многих из них, но погиб и сам — муж, которого никто из сверстников не мог превзойти воинскими подвигами.

 

9. Гибель Анемаса воодушевила росов, и они с дикими, пронзительными воплями начали теснить ромеев. Те стали поспешно поворачивать назад, уклоняясь от чудовищного натиска скифов. Тогда император, увидевший, что фаланга ромеев отступает, убоялся, чтобы они устрашенные небывалым нападением скифов, не попали в крайнюю беду; он <...> сам помчался на врагов. Забили тимпаны и заиграли военный призыв трубы; стыдясь того, что сам государь идет в бой, ромеи повернули лошадей и с силой устремились на скифов. Но вдруг разразился ураган вперемежку с дождем: устремившись с неба, он заслонил неприятелей; к тому же поднялась пыль, которая забила им глаза. И говорят, что перед ромеями появился какой-то всадник на белом коне; став во главе войска и побуждая его наступать на скифов, он чудодейственно рассекал и расстраивал их ряды <...> Впоследствии распространилось твердое убеждение, что это был великомученик Феодор (50) <...>

 

10. <...> Завязалась горячая битва, и скифы не выдержали натиска конной фаланги. Окруженные магистром Вардой по прозванию Склир, который со множеством воинов обошел их с тыла, они обратились в бегство. [Ромеи] преследовали их до самой стены, и они бесславно погибали. Сам Сфендослав, израненный стрелами, потерявший много крови, едва не попал в плен; его спасло лишь наступление ночи. Говорят, что в этой битве полегло пятнадцать тысяч пятьсот скифов, [на поле сражения] подобрали двадцать тысяч щитов и очень много мечей. Среди ромеев убитых было триста пятьдесят, но раненых было немало. Вот какую победу одержали ромеи в этом сражении.

 

Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но видя, что ничего уже нельзя предпринять против несокрушимого всеоружия ромеев, он счел долгом разумного полководца не падать духом под тяжестью неблагоприятных обстоятельств и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях. Тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут им возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями (они очень боялись “мидийского огня”, который мог даже и камни обращать в пепел), а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать своими друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византий, как было установлено прежде.

 

11. Император <...> с радостью принял эти условия [росов], заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба — по два медимна на каждого (51). Говорят, что из 60-тысячного войска росов хлеб получили только 22 тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные 38 тысяч погибли от оружия ромеев. После утверждения мирного договора Сфендослав попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолочеными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый (52), безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал. Так закончилась война ромеев со скифами.

 

12. Сфендослав оставил Дористол, вернул согласно договору пленных и отплыл с оставшимися соратниками, направив свой путь на родину. По пути им устроили засаду пацинаки — многочисленное кочевое племя, которое пожирает вшей, возит с собою жилища и большую часть жизни проводит в повозках. Они перебили почти всех [росов], убили вместе с прочими Сфендослава, так что лишь немногие из огромного войска росов вернулись невредимыми в родные места.

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

 

1. Георгий Амастридский (ок. 760 — ок. 806 гг.) — византийский святой, архиепископ Амастридский. При нем Амастридская епископия была выведена из состава Пафлагонской епархии и возведена в степень архиепископии. Активный противник иконоборчества.

 

2. Автор говорит о русах как о хорошо известном в Причерноморье народе, видимо многочисленном и давно здесь проживающем.

 

3. Очевидно, подразумевается популярная в Византии этимология слова “рос” — от имени библейского князя “Рош”.

 

4. Пролив Босфор.

 

5. У древнего населения Крыма — тавров — античные авторы отмечают нетерпимость к иностранцам, обычай приносить их в жертву богам (ксеноктония). Автору русы представляются прямыми потомками тавров, сохраняющими их древние обычаи. Для греческих писателей X–XII вв. русы — это тавроскифы, т.е. потомки ираноязычных кочевников Причерноморья и тавров. Не исключено, что остатки тавров действительно смешались с русами, передав им что-то из своих традиций. Подобный обычай отмечают у русов и арабо-персидские авторы средневековья (см. описание Арсании в “Худуд ал-алам”, у ал-Истахри и ал-Идриси).

 

6. Стефан Сурожский — византийский святой. О жизни его известно мало, и источники противоречивы. Родился в Каппадокии. Приехал в Сугдайю (Сурож, Судак) при императорах Льве Исавре или Константине Копрониме для проповеди и поддержки христианства (Сугдайя находилась под властью Хазарии). Первый архиепископ Сурожский (вероятно, при немв Суроже была основана епископская кафедра). Иконопочитатель; выступал против императора Константина Копронима, поддерживавшего иконоборцев.

 

7. “Новгород” здесь — буквальный перевод греческого Neapoliz. Вероятнее всего, это известный по источникам Неаполь Скифский, находившийся около совр. Симферополя.

 

8. Имя ассоциируется с Браваллой, где незадолго до того произошла битва данов и их союзников с южного и восточного берега Балтики со шведами.

 

9. Тифон — в греч. мифологиии чудовищный сын земли Геи и Тартара. Это существо с сотней драконьих голов, часть тела до туловища — человеческая, а вместо ног — извивающиеся кольца змей. Тифон мог бы стать владыкой мира, если бы Зевс не победил его.

 

10. Император Михаил III, правивший в то время, в 860 г. воевал с арабами.

 

11. Скифами по античной традиции в византийской литературе называли племена, жившие в степях Причерноморья и в Крыму.

 

12. Ставший известным, знаменитым.

 

13. Речь идет о дунайских болгарах, принявших крещение в 865 г.

 

14. В “Окружном послании” русы уже представлены как хорошо известный византийцам народ.

 

15. Слово “эллин” означало для византийцев — язычник.

 

16. Принявших христианство по византийскому обряду в Константинополе воспринимали как подданных.

 

17. Исходя из сведений о епископе очевидно, что в Окружном послании речь идет о крещении не дружины воинов, а племени, населяющего определенную территорию.

 

18. “Внешняя Россия” упоминается также в сочинении Идриси..

 

19. Традиционно NemogardaV понимается как Новгород. А.Н. Кирпичников предложил конъектуру NebogardaV, т.е. город, расположенный на оз. Нево, — Старая Ладога (Ладога и Ладожская земля VIII — XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 55).

 

20. Святослав (942-972), сын Игоря Старого, кн. киевский. О его “сидении” в Новгороде или Старой Ладоге другие источники не упоминают.

 

21. Игорь Старый (ум. 945) — кн. киевский. Информация для этой части 9-й главы восходит к тому времени, когда Игорь был жив.

 

22. Термин “архонт” употреблялся внутри Византии для обозначения как знатных людей, занимавших высокие должности, так и просто очень богатых людей. Архонтами назывались также болгарские цари, русские князья и вожди венгров.

 

23. Обычно понимается как Смоленск.

 

24. Традиционно понимается как Любеч, но с формально-лингвистической точки зрения трансформацию названия Любеч в Telioutza объяснить невозможно.

 

25. Бесспорно, Чернигов.

 

26. Вышгород.

 

27. Этот ойконим (SambataV) по отношению к Киеву (и вообще) уникален — он встречается только у Константина Багрянородного. Происхождение его дискутируется до сих пор. Н.Я. Марр связывал его с иранским личным именем Смбат (Марр Н.Я. Избранные работы. Л., 1936. Т.2. С. 284). Сейчас популярна версия о еврейско-хазарской этимологии этого названия (см.: Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX — XI вв. Смоленск, 1995. С. 96), однако современные гебраисты обоснованно называют такую этимологию “фантастической” (см.: Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документ Х века. М. Иерусалим, 1997. С.82).

 

28. Пактиоты (paktiwtai, от греч. pakton — договор, чаще — дань) — употреблялось византийцами в широком значении союзники, участники походов. Собственно данническая зависимость выражалась с помощью другого термина — gpojoroV.

 

29. Кривичи.

 

30. Лендзяне — племенной союз ляхов (балтийских славян); упоминается также в Баварском Географе IX в. Упоминаются у Константина Багрянородного также в главе 37: “Фема (область. — Сост.) <речь идет о землях печенегов. — Сост.> Харавон соседит с Россией, а фема Чавдиертим соседит с подплатежными стране России местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами”. Русским летописям такое племя неизвестно.

 

31. “Росские” названия Днепровских порогов всегда вызывали оживленные дискуссии, начиная с основателей норманизма и их первых оппонентов (см.: Славяне и Русь: Проблемы и идеи…). Современные норманистские интерпретации наиболее полно представлены в комментариях к изданию “Об управлении империей” (см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989). Наиболее логичное антинорманистское объяснение – через осетинские параллели – представлено у М.Ю. Брайчевского (“Русские” названия порогов у Константина Багрянородного // Земли Южной Руси в IX — XIV вв. Киев, 1985). См. также: Галкина Е.С., Кузьмин А.Г. Росскийкаганат и остров русов // Славяне и Русь. М., 2001. С. 474).

 

32.¢Essouph.

 

33. Циканистирий — дворцовый ипподром в Константинополе.

 

34. Oulborsi.

 

35. Остров Св. Григорий — о. Хортица в низовьях Днепра.

 

36. Обычно отождествляется с о. Березань. По другой версии, это западная часть Кинбургского полуострова, которая ранее была островом (см.: Погорелая В.В. Остров св. Эферия // ДГ. 1984. М., 1985. С. 188-198).

 

37. Вервианы — древляне.

 

38. Иоанн Цимисхий.

 

39. Неизвестный русским летописям военачальник. Долгое время Сфенкла отождествляли со Свенельдом, однако Сфенкл погиб, а Свенельд пережил Святослава.

 

40. Святослав находился в Доростоле.

 

41. По верному замечанию М.Я. Сюзюмова и С.А. Иванова, в ночь перед решающей битвой, с 20 на 21 июля 971 г., было новолуние и наблюдать что-либо издали н представлялось возможным. В других византийских сочинениях, посвященных этим событиям, сообщается, что русы громко оплакивали погибших, но описаний ритуалов нет. М.Я Сюзюмов и С.А. Иванов в связи с этим предполагают, что “Лев интересовался языческими обрядами, расспрашивал о них очевидцев и для вящего драматизма объединил все имевшиеся у него сведения в рассказе о ночи перед решающей битвой”.

 

42. Анахарсис — скифский философ, живший на рубеже VII–VI вв. до н.э. Сведения о нем приводит Геродот (IV, 76-77).

 

43. Замолксис — скиф, живший в рабстве у Пифагора, впоследствии распространявший пифагореизм среди скифов (Геродот, IV, 94-96).

 

44. Культ Ахилла был распространен в Северном Причерноморье, и во многих преданиях его выводили от местного, доскифского населения.

 

45. Поселение недалеко от современной Керчи.

 

46. Илиада. I, 177.

 

47. По поводу названия “комент” ведутся научные споры. Аналогий ему в славянских, германских и тюркских языках нет. Наиболее логичное объяснение появлению слова у Льва Диакона дает Н. Икономидис: он считает, что термин бытовал у романизированного населения Подунавья, а именно от местных информаторов ромеи узнали о совете Святослава (Oikonomides N. Valaques au service de Byzance? // RESEE. 1987. Vol.25.)

 

48. А.А. Шахматов отмечал большое сходство речи Святослава у Льва Диакона и в “Повести временных лет”, и предполагал болгарский источник “Повести” (см.: Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 121-130, 465-468). Но этот факт может говорить и о том, что летописец писал в конце Х века, а не веком позднее.

 

49. Описанные Львом представления нехарактерны для индоевропейских народов. Автор приписывает росам, возможно, тюркские или угорские обычаи.

 

50. Феодор Стратилат считался в Византии заступником против нападений росов.

 

51. Медимн — примерно 8-10 кг.

 

52. В переводе Д. Попова (История Льва Диакона Калойского и другие сочинения византийских писателей. Спб., 1820) — “с плоским носом”.

 

http://www.portal-slovo.ru/history/43855.php

 

Просмотрено: 0%
Просмотрено: 0%
Скачать материал
Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Получите профессию

Бухгалтер

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Выбранный для просмотра документ Лев Клейн.docx

 

Лев Клейн.   Спор о варягах

Первая схватка

 

Спор о варягах тянется уже давно, то затухая, то вновь разгораясь (общие обзоры его истории — см. в: Венелин 1842; Свистун 1877; Мошин 1931а; 19316; Мавродин 1949; [Шаскольский 1965; Schmidt 1970; Ruft 1979; Алпатов 1982; Нильсен 1992; Данилевский 1998; Хлевов 1999]). Первая его вспышка окончилась ровно 200 лет тому назад, вторая взволновала русское общество ровно 100 лет назад [прошу учесть, что это написано в 1960 г.], третья горит на страницах научной литературы и прессы наших дней...

 

В высокие окна круглого зала Академии наук была видна темная полоса Невы, изборожденной дождем и ветром. За просторным, как плац, круглым столом, покрытым темно-вишневой бархатной скатертью, сидели профессора в шелковых камзолах и светлых париках.

 

Возвышаясь во весь свой огромный рост над краем стола, академик Миллер с желчной усмешкой указывал на листы с критическими замечаниями в его адрес, писанными академиком Ломоносовым, и громко говорил по-латыни:

 

— Удивительно, до какой степени Ломоносов презирает местные исторические свидетельства... Судите, граждане, поступает ли он так из любви к истине или, скорее, увлеченный и ослепленный жаждой противоречия, издевается таким образом над своим отечеством...

 

С грохотом отодвинув кресло, Ломоносов вскочил и, еще более высокорослый, прокричал тоже по-латыни, глядя в упор на Миллера:

 

— Видя такую направленную против меня брань, считаю, что здесь нет места для доказательств и доводов!

 

Профессора заговорили и закричали все разом, преимущественно по-латыни. Миллер, как вспоминает впоследствии Ломоносов (1957: 726), «многих ругал и бесчестил..., на иных замахивался в собрании палкой и бил ею по столу конференцскому».

 

Так проходили в Академии Наук заседания специальной комиссии, учрежденной для разбора диссертации профессора Миллера.

 

Может быть, слова академиков звучали не совсем так — эти высказывания взяты из предварительного письменного обмена мнений (Ломоносов 1952), но характер и тон спора они передают вполне.

 

Обсуждение этой диссертации заняло двадцать девять заседаний и продолжалось с 23 октября 1749 г. по 8 марта 1750 г., а последнее выступление главного оппонента состоялось в 1760 г. Нынче защиты диссертаций стали куда короче и гораздо спокойнее. Но и в те времена случай был все же из ряда вон выходящий...

 

В чем суть дела ?

 

Это была первая открытая схватка «норманистов» и «антинорманистов». Борясь с вековой отсталостью России, с проклятым наследием татарского ига, Петр I много уповал на иноземных мастеров и ученых и выписывал их буквально пачками. А иностранцы прибывали всякие — и дельные честные работники, и пронырливые авантюристы, любители наживы. При Анне Иоанновне в темную пору «бироновщины» земляки всесильного фаворита стали прибывать в Россию еще более густым потоком, а деловые качества уже и вовсе не принимались во внимание.

 

Об этом времени историк В. 0. Ключевский писал:

 

«Немцы посыпались в Россию точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из "креатур" двух сильных патронов, "канальи курляндца", умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обершталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника. При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольд, обергофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа» (Ключевский1989: 272).

 

Вот при каких обстоятельствах в открытой вскоре после смерти Петра Российской Академии Наук оказалось значительное количество немцев и других иностранцев.

 

Разные это были люди. Были среди них такие, как всемирно известный математик Эйлер, как благородный Рихман, друг Ломоносова, беззаветно преданный науке и с честью выполнивший свой долг перед Российским государством, своим вторым отечеством (он погиб при выполнении физического опыта). Были среди них и другие — невежда и интриган Шумахер, саксонский шпион Юнкер, домашний учитель детей Бирона Ле-Руа (этот последний прочел в Академии Наук доклад «О надгробной надписи на могиле Адама, предполагаемой на острове Цейлоне»).

 

Были приезжие на короткое время — для сбора материалов. Так, в 1733 г. в Петербурге побывал Эрик Юлий Бьёрнер, который в 1743 г. издал в Стокгольме на латыни книгу «Историко-географические изыскания о героических скандинавских варягах и первых русских династиях» (Bioerner 1743).

 

И наконец, были в их среде люди типа Байера, Миллера, Шлёцера. Эти приехали в Россию не тунеядствовать, а работать. Но кроме солидных знаний, добросовестности и трудолюбия они привезли с собой и свои националистические предрассудки — убеждение в превосходстве немецкого народа над другими, высокомерное пренебрежение к русским людям. Служа русскому государству, они презирали русский народ и русскую культуру. Таков был и старейший из них — Готлиб (Теофил) Зигфрид Байер, историк и знаток скандинавских, классических и восточных языков. «Только по необъяснимой случайности, — писал другой немец о Байере, — живя в России, будучи русским профессором, занимаясь русской историей, он не только не знал ни слова, но даже не хотел учиться по-русски» (Шлёцер 1875).

 

Нет спора, Байер, Миллер и Шлёцер имеют заслуги перед русской наукой. Они с огромным усердием и немецкой аккуратностью собрали, упорядочили и кропотливо отпрепарировали для науки множество исторических материалов — летописей, сообщений путешественников и т. п. Но их националистические предрассудки обусловили предвзятое отношение их к истории России.

 

С некоторым самодовольством они считали свою работу культуртрегерской, а себя — чем-то вроде христианских миссионеров в дикой и некультурной стране. Они, конечно, видели большие достижения русского государства в развитии хозяйства и мореплавания, науки и культуры, в градостроительстве и военном деле, но относили это за счет руководящей деятельности таких же, как они сами, иностранцев, приглашенных Петром и его преемниками. Одно неладно: изучая русскую историю, они приходили в недоумение. Оказывается, и в прошлом, до Петра и до иноземных учителей, у русских были значительные достижения и успехи — было создано огромное могучее государство, построены многочисленные города, одерживались победы и писались философские сочинения. Просто не верилось, чтобы сами русские люди, которых приезжим зазнайкам привычно было считать тупыми и вялыми варварами, своим умом дошли до всего этого, чтобы русский народ из своей среды породил тех энергичных героев, которые возглавили столь импозантные дела.

 

И вдруг пролился свет, все прояснилось, все стало на свои места. Одно сообщение древней русской летописи внезапно озарило Готлиба-Зигфрида Байера блестящей догадкой: и в древности были призваны такие же иностранцы. Они-то и возглавили туземцев, под их началом создано все на Руси!

 

Летопись говорила об этом совершенно недвусмысленно. Сначала славянские племена платили дань варягам — выходцам из-за моря. Потом «изгнаша» варягов за море и «почаша сами в собе володети и не бе в них правды, и вста род на род...». Не прошло и двух лет, как пришлось искать на стороне князя, который бы «володел... и судил по праву». Послали «за море и варягом, к руси». И тут же в летописи поясняется: эти варяги назывались Русью, как другие варяжские племена называются свеями (шведами), англами, готами и т. д. И вот в 862 г. славянские и другие племена этой страны заявили варягам: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И выбрались три брата Рюрик, Синеус и Трувор со своими родами и взяли с собой всю русь и пришли. «И от тех варяг прозвася Русская земля».

 

Через два года Синеус и Трувор умерли, а Рюрик, обосновавшись в Новгороде, рассадил по славянским городам и по городам соседних племен своих воевод. После его смерти его родственник Олег, правивший вместо малолетнего Игоря, сына Рюрика, утвердился в Киеве и сделал этот город центром огромной державы. В дальнейшем потомки Игоря, киевские князья, раздавали своим сыновьям в удельное княжение многочисленные города и городки киевского государства, и, таким образом, все знатнейшие династии русских князей, укоренившиеся в землях восточных славян, являются ответвлениями древа Рюриковичей. Вот что сообщала «Повесть временных лет».

 

Стало быть, Киевское государство, а вместе с тем и его культурное наследие, созданы варягами. Варягами же в Восточной Европе называли германских насельников Скандинавии, известных остальной Европе под именем «норманнов» — «северных людей».

 

Германцы — норманны, предки нынешних шведов, норвежцев и датчан, были близкими родственниками германских племен Центральной Европы — швабов, саксов и других, предков нынешних немцев. Германское племя франков дало имя и первую королевскую династию французскому государству. Германские племена англы и саксы, переправившись через пролив Ла-Манш, завоевали остров бриттов и создали там свое государство. Норманнские завоеватели, утвердившиеся на полуострове, получившем от них имя Нормандии, также переправились в Британию и завоевали государство англо-саксов, утвердив там свою династию. Набегам норманнов подвергалась даже Италия — крайний юг Европы. Так что освоение норманнами земли восточных славян находило себе хорошие аналогии в других эпизодах обширной и бурной завоевательной деятельности активных воинственных германских племен.

 

[Здесь я поддался общему у нас впечатлению, что немецкие профессора начала XVIII в. воспринимали норманнов как северных германцев.

 

(и все у нас долго не учитывали), что в начале XVIII в. языковые семьи, ныне общеизвестные, не были еще четко выделены, так что особое родство немцев скандинавам еще не было таким очевидным. Немецкие профессора могли, конечно, воспринимать русское население как недостаточно цивилизованное, но ассоциировать шведских предков со своими не могли.]

 

К сообщению летописи о призвании варягов Байер и его последователи подобрали ряд других фактов, увязывающихся с этим сообщением в единую систему (Bayer 1735; 1741; 1770).

 

Так родилась «норманнская теория». Ее сторонников стали называть «норманистами».

 

Суть этой теории заключалась в отрицании за русским народом творческих сил вообще, в отрицании его способности к самостоятельному развитию. Конкретным воплощением этого убеждения явился тезис о том, что Древнерусское государство и его культура созданы не самими восточными славянами, а норманнами.

 

Впоследствии поэт А. К. Толстой в одном из своих сатирических стихотворений (Толстой 1959) следующим образом пародировал представления немецких профессоров о первых страницах русской истории:

 

Послушайте, ребята,

Что вам расскажет дед.

Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

А эту правду, детки,

За тысячу уж лет

Смекнули наши предки:

Порядка-де, вишь, нет.

И стали все под стягом,

И молвят: «Как нам быть?

Давай пошлем к варягам:

Пускай придут княжить.

Ведь немцы тороваты,

Им ведом мрак и свет,

Земля у нас богата,

Порядка в ней лишь нет».

Посланцы скорым шагом

Отправились туда

И говорят варягам:

«Придите, господа!

Мы вам отсыплем злата,

Что киевских конфет,

Земля у нас богата,

Порядка в ней лишь нет».

Варягам стало жутко,

Но думают: «Что ж тут?

Попытка ведь не шутка —

Пойдем, коли зовут!»

И вот пришли три брата,

Варяги средних лет,

Глядят — земля богата,

Порядка ж вовсе нет.

«Ну, — думают, — команда!

Здесь ногу сломит черт,

Es istja eine Schande

Wir miissen wieder fort».1

Но братец старший Рюрик

«Постой, — сказал другим, —

Fortgeh'n 1st ungebiirlich,

Vielleicht ist's nicht so schlimm.2

Хоть вшивая команда,

Почти одна лишь шваль,

Wir bringen's schon zu Stande,

Versuchen wir einmal».3

И стал княжить он сильно,

Княжил семнадцать лет,

Земля была обильна,

Порядка ж нет как нет!

За ним княжил князь Игорь,

А правил им Олег,

Das war ein grosser Krieger4

и умный человек.

Потом княжила Ольга,

А после Святослав,

So ging die Reihenfolge5

Языческих держав.

 

Варяги здесь оказываются уже не древними северными германцами, а типичными полуобрусевшими немцами, каких и во времена А. К. Толстого было немало при русском императорском дворе и в государственном аппарате. Но вернемся к истории первых шагов «норманизма».

 

Летом 1749 г. профессор Герард-Фридрих Миллер, ректор Академического университета в Петербурге (первый ректор первого русского университета) представил в Академию Наук свою диссертацию «О происхождении народа и имени российского» (Миллер 1749), в которой славяне трактуются как пассивный объект чуждых завоеваний, порабощений и «изгнаний». Главным же двигателем, который вывел славян на широкую историческую дорогу, изображаются, в полном соответствии с Байером, скандинавы. Выше всех других источников Миллер ставил старинные скандинавские песни и сказания, несмотря на то что в них за много веков правда сильно перемешалась с вымыслом.

 

 

Титульный лист первого издания книги М. В. Ломоносова «Древняя российская история», 1766 г.

 

Август-Людвиг Шлёцер придал «норманнской теории» звучание, в котором можно было найти обертоны, оскорбительные для русского народа.

 

«Русская история, — писал он, — начинается от пришествия Рюрика и основания русского царства... Перед сею эпохою все покрыто мраком, как в России, так и в смежных с нею местах. Конечно, люди здесь были бог знает с которых пор и откуда сюда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, не имевшие никакого сношения с другими народами, почему и не могли быть замечены ни одним просвещенным европейцем» (Шлёцер 1809:419).

 

Шлёцер с упоением воспевал историческую роль германцев-норманнов:

 

«Дикие, грубые рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев, которым назначено было судьбою рассеять в северо-западном и северо-восточном мире семена просвещения. Кто знает, сколь долго пробыли бы русские славяне в блаженной для получеловека бесчувственности, если бы не были возбуждены от этой бесчувственности нападением норманнов» (Шлёцер 1809:178).

 

Разумеется, эти взгляды не могли найти сочувствия у тех русских ученых, которые гордились замечательными историческими достижениями своего народа, высоко ценили его национальную культуру и общечеловеческое достоинство, видели в нем неисчерпаемые силы и творческую одаренность, проявления которой не заметить могли только злопыхатели. Превознесение до небес исторической роли в России древних германцев-шведов особенно оскорбительно звучало для поколения, в памяти которого еще свежи были волнения побед над Карлом XII и на глазах которого Фридрих II бежал от русского штыка.

 

 

Титульный лист первого издания диссертации Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского», 1749 г., послужившей поводом для спора с М. В. Ломоносовым

 

Михайло Васильевич Ломоносов первым поднял свой голос против норманистских построений (Мавродин 1946: 5; Тихомиров 1948; 1955: 191-192). Человек компанейский, но вспыльчивый и грубый, он то дружил с Миллером, то враждовал с ним. Теперь он не стеснялся в выражениях. Диссертацию, сочиненную профессором Миллером, «Происхождение имени и народа российского» он расценил как пасквиль на историю русского народа («Замечания на диссертацию Г.-Ф. Миллера...»). Ломоносов находил оскорбительным для чести русского народа и государства это сочинение, в котором «на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают...» (Ломоносов 1952: 21). Все это Ломоносов счел продуктом разыгравшегося воображения ученого немца. «Сие так чудно, — возмущался он, — что если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то он бы Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен» (Ломоносов 1952: 22).

 

 

Михайло Васильевич Ломоносов, гравюра конца XVIII века

 

0 Шлёцере Ломоносов отзывался еще более резко. Приведя заявления Шлёцера, Михайло Васильевич резюмировал кратко и сочно: «...из сего заключить должно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина» (Ломоносов 1956: 427).

 

Страстный патриот и универсальный ученый, Ломоносов не мог потерпеть такого унижения национальной гордости россиян и злоупотребления фактами из русской истории. Отложив на время колбы и реторты, линзы и камни, он, самоуверенный и азартный, сам принялся листать ветхие страницы исторических сочинений, рыться в пыльных связках полуистлевших грамот, размышлять над отрывочными и запутанными сообщениями летописцев.

 

Первая же проверка показала ему, что выводы Байера и Миллера (Шлёцер появился позже) построены на «зыблющихся основаниях».

 

В летописи нашлись также сообщения о том, что «словеньский язык и рускый одно есть». По летописи, славяне задолго до призвания варягов появляются на Дунае, а византийские писатели говорят о нападениях на границы Римской империи и победах племен, населявших нашу страну задолго до Рюрика. Среди этих племен есть и роксоланы — это название очень созвучно слову «россияне». Значит, были славные победы и до варягов. Наконец, самих варягов, — утверждал Ломоносов, — надо признать не скандинавами, а такими же славянами, как и те, кто их призвал, иначе от них осталось бы, как от татар, много слов в современном русском языке, а этого нет. В старинном русском сочинении «Синопсис» прямо сказано: «Варяги над морем Балтийским, еже от многих нарицается Варяжское, селения своя имуще, языка славенска бяху и зело мужественны и храбры».

 

Ломоносов подвергает резкой критике саму технику, приемы исследований Байера и Миллера.

 

«Последуя своей фантазии, Байер имена великих князей российских перевертывал весьма смешным и непозволительным образом для того, чтобы из них сделать имена скандинавские; так что из Владимира вышел Валдмар, Валтмар и Валмар, из Ольги — Аллогия, из Всеволода — Визавалдур и проч... Ежели сии Бейеровы перевертки признать можно за доказательства, то и сие подобным образом заключить можно, что имя Байер происходит от российского Бурлак. Я не спорю, что некоторые имена первых владетелей российских и их знатных людей были скандинавские, однако из того отнюдь не следует, чтобы они были скандинавцы. Почти все россияне имеют ныне имена греческие и еврейские, однако следует ли из того, чтобы они были греки или евреи...» (Ломоносов 1952: 31).

 

Издевается Ломоносов и над Миллеровским выведением имени Холмогор из скандинавского «Гольмардия». «Имя Холмогоры, — пишет Ломоносов, — соответствует весьма положению места, для того что на островах около его лежат холмы, а на матерой земле горы». И новая издевка: «Ежели бы я захотел по примеру Байера — Миллеровскому перебрасывать литеры, как зернь, то бы я право сказал Шведам, что они свою столицу неправедно Стокгольм называют, но должно им звать оную Стиокольной (Стекольной. — Л.К.) для того, что она так слывет у Русских» (Ломоносов 1952: 32).

 

 

 

Это была очень действенная критика. Ломоносову удалось убедительно доказать, что выводы Байера и Миллера построены на «зыблющихся основаниях». Но ему не удалось столь же убедительно доказать свои собственные положительные выводы по этому вопросу. Историческое образование у него было гораздо хуже физического и химического. С русскими летописями Ломоносов не работал. «Синопсис», на который он опирался, был поздним и искаженным польско-украинским пересказом русских летописей. А некоторые аргументы Ломоносова и совсем плохо вязались с фактами, даже если судить с точки зрения требований науки того времени. И Миллер умело воспользовался этим. Он указывал, что «слово "россияне" возникло и вошло в употребление слишком недавно, чтобы служить здесь доказательством. В древних книгах и письменных памятниках оно не встречается». О греческих и еврейских именах Миллер напоминал, что они принесены в Россию с христианской религией, чего нельзя сказать о скандинавских именах, их могли принести только варяги из Скандинавии. И так далее.

 

 

 

Особенно раздражали Миллера посягательства на авторитет Байера. «Противник, — говорил он о Ломоносове, — показывает свое остроумие, намекая на фамилию Байера, но так неудачно, что, боюсь, не заслужит одобрения у воспитанных людей. К делу этот намек не имеет ни малейшего отношения; ...верный признак отсутствия правоты, когда хотят защищать свое дело бранью и злословием» (Ломоносов 1952: 52).

 

«Ессе Mullerus sibi dictat sententiam!» («Вот Миллер произносит себе приговор!») — тотчас заметил на это Ломоносов (1952: 52).

 

Миллер саркастически смеется над той уверенностью, которую он замечает в Ломоносове, «что будь он в то время в Академии, Байер не осмелился бы написать ничего подобного».

 

— О, смейтесь со мной все, знавшие Байера! — с пафосом восклицает Миллер (Ломоносов 1952: 54). — Неужели на вас, Ломоносов, и на вам подобных посмотрел бы тот, кого горячо любили за его божественный талант и редчайшую ученость первые лица в церкви и государстве? у него были другие судьи его трудов, и не вам с вашими указаниями было влиять на него...

 

Спор опять, как говорится, переходил на личности... «Миллер, — вспоминал потом Ломоносов, — заелся со всеми профессорами». Даже Шумахера неприятно поразила заносчивость земляка. «Дорого он заплатит за свое тщеславие!» — предсказывал Шумахер в письме к одному своему другу (Пекарский 1865: 48).

 

Ломоносов не скрывал, что выступает не только против сомнительных научных построений, выдаваемых за непреложные истины, но и против оскорбления патриотических чувств — «как верному сыну отечества надлежит». Стремясь парализовать противников, Ломоносов использовал в борьбе не только научные опровержения, но чисто политические обвинения. Так, например, он вменяет в вину Байеру, что тот сомневался в реальности путешествия святого апостола Андрея в Россию для проповеди Евангелия, — это «всего несноснее», так как Петр I учредил орден Андрея Первозванного! и как смеет Миллер утверждать, что преподобный Нестор, признанный православной церковью святым, в ряде случаев ошибается (Ломоносов 1952: 31)!

 

В результате обсуждения Миллер был лишен профессорского звания, а «диссертация» его не допущена к публикации. Он был уволен и с поста ректора. Таким образом первый ректор первого русского университета был удален со своего поста за норманизм.

 

Подобные аргументы наряду с неубедительностью некоторых научных доказательств явно ослабляли научные позиции Ломоносова и давали повод Миллеру выставлять себя поборником подлинной объективности, защитником науки от политики, страдальцем за правду. «Всего доказательнее его злоба, — писал об этом Ломоносов (1957: 233), — что он в разных своих сочинениях вмещает свою скаредную диссертацию о российском народе по частям и, забыв свое наказание, хвастает, что он ту диссертацию, за кою штрафован, напечатает золотыми литерами».

 

Таким образом, Миллер не считал битву проигранной. Да и Ломоносов не считал спор оконченным, пока не подкрепил свои краткие возражения Миллеру систематическим изложением и обоснованием своих взглядов. Не считая себя вправе оставить русскую историю в безраздельном распоряжении Миллера, он занялся сам детальным изучением материалов. Плодом его исторических разысканий явился труд «Древняя российская история», увидевший свет в 1766 г., после смерти автора (1764). Методика его, однако, осталась прежней, подбор источников скудный и неудачный. Это было скорее политическое сочинение, чем исследование. С. М. Соловьев [1995: 221-222] писал о Ломоносове, что он «не был приготовлен к занятиям русскою историей». При жизни Ломоносов успел опубликовать сокращенный вариант этого сочинения — «Краткий Российский летописец» (Ломоносов 1952). Это было первое произведение «антинорманиста». Оно было напечатано в 1760 г. — ровно 200 лет тому назад [напоминаю, это писалось в 1960 г.]. Первый этап спора окончился.

 

 

 

1 Ведь это позор — мы должны убраться прочь (нем.) — Чит.: Эс ист я айнэ шандэ, вир мюсэн видэр форт.

2 Уйти было бы неприлично, может быть, здесь не так уж плохо (нем.). — Чит.: Фортген ист унгебюрлихь, филяйхьт истс нихьт зо шлим.

3 Мы как-нибудь справимся, давайте попробуем (нем.). — Чит.: Вир брингенс шон цу штандэ, ферзухен вир айнмаль.

4 Это был великий воин (нем.). — Чит.: Дас вар айн гросэр кригер

5 Такова была последовательность (нем.). — Чит.: Зо гинг ди райенфольге.

 

 

http://statehistory.ru/books/18/Lev-Kleyn_Spor-o-varyagakh/2

 

Просмотрено: 0%
Просмотрено: 0%
Скачать материал
Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Получите профессию

HR-менеджер

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Выбранный для просмотра документ Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века.docx


Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века

Фомин В. В.

Варяжский вопрос на протяжении нескольких столетий находится в центре самого пристального внимания отечественных и зарубежных ученых. Казалось бы, что в этом случае в истории его разработки все должно быть предельно ясно. Но, как ни странно, именно начало норманизма, истинные причины и обстоятельства, вызвавшие его к жизни, представлены в историографии в искаженном свете, что, конечно, не могло не сказаться на состоянии изученности варяжского вопроса. Наличие целостного представления об историографии по варяжской проблеме, несомненно, позволит избавиться от некоторых стереотипов, сковывающих научную мысль и направляющих ее по ложному пути, положительно отразиться на перспективах решения самой этой проблемы.

Норманисты и их оппоненты, ведя многовековую полемику об этносе варягов, демонстрируют, при всех своих принципиальных расхождениях по всему кругу обсуждаемых вопросов, исключительное единодушие во взглядах на проблему возникновения норманизма в науке. Причем, большинство исследователей одновременно придерживается двух версий его генезиса, органически, по их мнению, связанных между собой. По первой из них, родоначальником норманистской концепции образования Древнерусского государства является немецкий историк Г.З.Байер. В 1735 г. в "Комментариях Академии наук", издаваемых в Санкт-Петербурге на латинском языке, была опубликована его статья "De Varagis" ("О варягах") (1), которую обычно рассматривают как положившую начало норманизму в отечественной и зарубежной историографии. К числу основоположников норманизма также относят Г.Ф.Миллера и А.Л.Шлецера, придавших, как это принято считать, норманской теории своего соотечественника завершенный вид.

Вопрос о начале норманизма получил в середине XIX в. новую интерпретацию, логично вытекавшую из той ситуации, что сложилась тогда вокруг вопроса об этносе варягов. Н.И.Ламбин был, видимо, первым, кто прямо сказал, что составитель Повести временных лет (далее ПВЛ) — "вот первый, древнейший и самый упорный из скандинавоманов! Ученые немцы не более как его последователи..." (2) В 1914 г. А.А.Шахматов закрепил своим авторитетом в науке мнение, "что первым норманистом был киевский летописец (Нестор) начала ХII века" (3). В советскую историографию оно было введено В.А.Пархоменко и М.Д.Приселковым, причем последний охарактеризовал летописца норманистом "самого крайнего направления"(4). В послевоенные годы советские и зарубежные исследователи подчеркнуто говорили о наших летописцах как о "первых норманистах", даже о "норманской теории" печерских монахов, утверждали, что у норманизма "была прочная историографическая традиция в средневековой отечественной литературе и летописании"(5). С подобным взглядом абсолютно согласуется точка зрения, проповедуемая крупными учеными XIX в., что в истории России якобы наглядно прослеживается традиция, считавшая варягов шведами и своими корнями уходящая в далекое прошлое. В 1995 г. этот тезис был повторен финским историком А.Латвакангасом(6).

Рассмотренные мнения о начале норманизма не исчерпывают собой весь набор суждений на сей счет. Имеется материал, который позволяет совершенно по-иному взглянуть на время и обстоятельства его зарождения. Со Смутным временем связан факт, опираясь на который в Швеции в начале XVII в. была высказана мысль, что варяги русских летописей — скандинавы. Тогда же была предпринята и первая попытка ее обоснования. Затем, начиная с 70-х гг. того же столетия и вплоть до Байера, в Западной Европе, прежде всего в Швеции выходят работы, где аргументация в пользу норманства варягов весьма обстоятельна, и в основе которой лежали многие из тех памятников, что составляют ныне золотой фонд норманизма. О существовании подобных разработок в западноевропейской историографии XVII — начала XVIII вв. мельком упоминали Байер(7), Татищев(8), Тредиаковский(9), Шлецер(10). Несколько суждений на эту тему высказал А.А.Куник(11). С сообщением о зарождении норманизма в шведской историографии ХVII в. выступил на конференции в 1993 г. автор настоящих строк(12). Этот вывод в 1995 г. нашел полное понимание и поддержку в монографии финского историка Латвакангаса, изданной в Швеции(13).

Вопрос о начале норманизма в добайеровский период не стал в отечественной науке темой специального исследования в силу следующих причин. Во-первых, тому мешает глубоко укоренившийся взгляд на Байера как на родоначальника норманской теории. Во-вторых, не позволяет отойти от этого стереотипа случайное и поверхностное знакомство ученых с работами действительно первых норманистов, в связи с чем им не было придано самостоятельного значения. Из всех исследователей лишь норманист Куник в прошлом уделил какое-то внимание предшественникам Байера. Назвал он и имя, по его словам, "первого норманиста", который заявил о себе в 1615 г., — это имя шведа Петра Петрея де Ерлезунда(14). К сожалению, Куник ограничился довольно-таки короткими, хотя и верными суждениями, к сожалению, не имеющими целостного и завершенного вида, что и вынуждает обратиться к личности Петрея.

Петр Петрей (Пер Перссон) — шведский дипломат и историк, родился в Уппсале около 1570 г., умер в Стокгольме в 1622 году. Учился в гуманитарной Высшей школе имени Юхана III, затем самое короткое время — в Марбургском университете. В конце 1601 г. он уехал в Россию, где пробыл четыре года. Ю.А.Лимонов, характеризуя Петрея как "политического агента" Швеции в России, отмечает, что вся его деятельность была направлена "на сбор информации об отношении русского правительства к шведской короне", а также всевозможных сведений о прошлом и настоящем России. В 1607—1613 гг. Петрей, выполняя дипломатические поручения, несколько раз посещал нашу страну. Итогом его пристального внимания к России и к ее прошлому стала книга "История о великом княжестве Московском", изданная в 1614—1615 гг. на шведском языке в Стокгольме, а в 1620 г., с дополнениями и исправлениями, — на немецком языке в Лейпциге(15). Петрей в своем труде широко использовал источники как западноевропейские, так и русские(16). М.А.Алпатов считал, что главным источником Петрея были его личные наблюдения. При этом он особо выделял "устную историческую традицию", с которой тот ознакомился в России(17).

Свою задачу Петрей видел в том, чтобы рассказать о правителях России, "начиная с трех князей Рюрика, Синеуса и Трувора, надобно полагать, родных братьев, родом из Пруссии..."(18) Затем, отступив от "августианской легенды", он пишет, "что варяги вышли из Швеции"(19). Как явствует из дальнейшего изложения, к такому выводу его побудила речь новгородских послов, произнесенная ими перед шведским королевичем Карлом-Филиппом в августе 1613 г. в Выборге. По словам Петрея, новгородцы настаивали на его переезде в Новгород, при этом "поставляя на вид, что Новгородская область, до покорения ее московским государем, имела своих особенных великих князей, которые и правили ею; между ними был один тоже шведского происхождения, по имени Рюрик, и новгородцы благоденствовали под его правлением"(20). К этому факту Петрей добавил собственные соображения. Имя "варяги" он связал с названиями "области Вартофта, в Вестер-Готландии" и "области Веренде, в Смаланде", откуда мог быть родом "главный вождь" варягов, называемый по месту рождения "Вернер, и от того варяг, а его дружинники-варяги". Имена Рюрик, Синеус и Трувор он принял за испорченные названия русскими некоторых шведских имен. Из сравнения псковского и новгородского гербов со шведскими дворянскими гербами Петрей вывел, что "в самом деле есть несколько сходных" с последними(21).

Норманство варягов, по Петрею, вытекает также из того, что, как он утверждает, "в наших летописях есть ясные известия, что шведы с русскими вели сильные войны, взяли страну их и области вооруженной рукой, покорили, разорили, опустошили и погубили ее огнем и мечом до самой реки Танаиса, и сделали ее своею данницей"(22). Под "нашими летописями" он понимал прежде всего сочинение Юханнеса Магнуса, изданное в 1554 году. Этот труд Петрей положил в основу своих "Кратких и полезных хроник о всех шведских и готских королях...", опубликованных в 1611 г. и переизданных затем в 1614 и 1656 годах. По словам Латвакангаса, "Хроники" Петрея, используемые в Швеции в качестве учебника, буквально "вбивали в головы" мифологию Магнуса и формировали мнение читателей об отношениях, существовавших в прошлом между русскими и шведами. Подметил ученый при этом такую немаловажную деталь, что "красной нитью через всю книгу проходит какая-то странная враждебность, даже там, где речь идет о ранней истории"(23).

"История" Петрея получила широкое хождение в Западной Европе. На нее ссылаются многие ученые XVII века(24). Довольно скоро она оказалась в России: в начале 1660-х гг. с ней ознакомился в тобольской ссылке Юрий Крижанич(25). Еще бoльшую известность приобрела речь новгородцев благодаря шведскому историку Ю.Видекинди, приведшему ее в своей работе "История десятилетней шведско-русской войны", опубликованной в 1671 г. на шведском языке, а в 1672 г. — на латинском. Он-то и уточнил, что на шведское происхождение Рюрика указал глава новгородского посольства, архимандрит Спасо-Хутынского монастыря Киприан(26). После Петрея и, особенно, Видекинди у шведских историков этнос варягов не вызывал никакого сомнения, хотя они были знакомы с сочинением Герберштейна и "августинской легендой", выводившими варягов с южнобалтийского побережья — из Вагрии и из Пруссии. О Швеции как родине варягов говорили, например, Верелий Олав (Олоф, 1618—1682), Рудбек Олоф (1630—1702), А.Скарин (1684—1771), работы которых выходят соответственно в 1672, 1689 и 1698, 1734 годах(27). Скарин, ссылаясь на Видекинди, демонстрирует хорошее знание шведами русских летописей и ранней русской истории, что видно из его следующего сравнения: "Тогда архимандрит Киприан, посланный епископом и другими новгородцами, другой Гостомысл" сказал, что "был получен князь из шведов Рюрик"(28).

Шведские историки XVII в., взяв за основу своих построений слова Киприана, вводят в научный оборот соответствующие документы, закладывают тем самым источниковую базу норманизма. По мнению Куника, высказанному им в 1878 г., "в период времени, начиная со второй половины 17 столетия до 1734 г., шведы постепенно открыли и определили все главные источники, служившие до ХIХ в. основою учения о норманском происхождении варягов-руси"(29). Они вместе с тем, следует дополнить Куника, определяют новые темы в варяжском вопросе и выдвигают доказательства, обычно приписываемые Байеру, Тунманну и Шлецеру. Так, ими были отождествлены летописные варяги с византийскими "варангами" и "верингами" скандинавских саг, а слово "варяг" было выведено из древнескандинавского языка. Указали они и на якобы существующую лингвистическую связь между названием "Русь" и шведским прибрежным округом Рослаген(30). Последнее донесет до читателей в 70-х гг. XVIII в. шведский историк Тунманн, и в историографии именно ему будут приписывать это одно из главных когда-то положений норманизма(31). Куник роль Байера в формировании основ норманизма оценивал куда значительно скромнее, чем это было принято в XIX веке. По его оценке, Байер указал лишь на Бертинские анналы, неизвестные его предшественникам(32). В целом характеризуя, начиная с Петрея, шведскую историографию по варяжскому вопросу, Куник отметил ее сильное влияние на Байера и определил время с 1614 по 1734 г. как период "первоначального образования норманской системы"(33).

В 1959 г. немецкий ученый Э.Винтер обратил внимание на выходца из Германии И.В.Пауса, который с 1701 г. проживал в России. Паус интересовался летописями, работал с ПВЛ, со Степенной книгой. По его собственному признанию, он оказал большое влияние на Байера как историка, из чего Винтер заключил, что именно Паус "является основателем норманской теории..."(34) Данный вывод абсолютно несостоятелен, но сообщение Винтера показывает, что норманистские настроения были широко распространены в Западной Европе задолго до Байера.

В 1988 г. Д.А.Авдусин, мимоходом коснувшись темы о предшественниках Байера, также дал ей ошибочное толкование. Указав, что Байера и Миллера "не совсем справедливо (аналогичные взгляды высказывались и до них) считают основоположниками норманизма", исследователь в подтверждение своих слов сообщил: "Еще в 1613 г. в записке, подготовленной к переговорам между шведским и новгородским посольствами и опубликованной в 1671 г. под названием "Шведы в России", Ю.Видекинд так обосновывал "законность" территориальных притязаний к России: "Новгородцы знают из своей истории, что у них некогда был великий князь из Швеции по имени Рюрик, и было это за несколько столетий до того, как Новгород был подчинен Москве"(35). Но Видекинди ничего не мог подготовить в 1613 г. по причине своего рождения то ли в 1618, то ли в 1620 году(36). И ему принадлежит не записка, а книга, названная выше, повествующая в основном о событиях с 1607 г. вплоть до 1617 г., в которой приведена выдержка из речи Киприана. Такая подача информации, где отсутствует фигура архимандрита, формирует представление о якобы давнем существовании в шведском обществе мнения о норманстве варягов.

Куник затронул тему о предшественниках Байера потому, чтобы показать, что норманская теория не является плодом выдумки его ума, в связи с чем, слова Киприана он выдавал за наглядное свидетельство "живучести в России ХVI—XVII в. традиции видеть в варягах именно шведов"(37). Как убеждал Куник, архимандрит опирался "на предание, — почерпнутое, конечно, из одних только русских летописей, — о происхождении Рюрика из Швеции"(38). Последний довод звучал в историографии, надо отметить, как до Куника, так и после него(39). Еще Шлецер довел его до абсолюта. Вначале отметив, "что в XVII стол. даже сами русские считали за решенное дело, что призванные варяги были шведы", он затем ссылается на Видекинди и Скарина, в свою очередь приведших слова Киприана. На основании лишь этих показаний историк заключил, что в Швеции также "давно верили" в норманство варягов(40). Куник апеллировал к фигуре Киприана также из-за позиции некоторых исследователей, поставивших под сомнение достоверность слов архимандрита об этносе Рюрика в передаче Видекинда (на первенство Петрея в этом вопросе впервые указал в 1844 г. Куник, хотя его труд был хорошо известен ученым XVIII столетия. Начиная со Шлецера, соответствующая ссылка давалась только по Видекинди).

Первым усомнился в словах Киприана о шведском происхождении Рюрика норманист Н.М.Карамзин, посчитавший, что Видекинди мог их выдумать(41). Его затем полностью поддержал Н.В.Савельев-Ростиславич, указавший на то, что речь главы новгородского посольства "до нас не дошла"(42). Позже С.А.Гедеонов заключил, что "если бы Видикиндово известие не было изобретением, то Киприану, а не Байеру принадлежала бы честь быть основателем норманской школы"(43). В целом же, фигура Киприана, обстоятельства, сложившиеся вокруг нее, оказались вне интересов ученых, что проистекало от незнания ими той роли, которую сыграли слова архимандрита об этносе Рюрика в деле создания норманской системы. Действительно, в ту пору на фоне многих аргументов, выдвинутых норманистами, этот факт выглядел незначительным и не привлек к себе, поэтому, практически никакого внимания.

Петрей и Видекинди ничего не выдумали, и речь Киприана дошла до нас. В Государственном архиве Швеции хранится отчет о переговорах шведов и новгородцев, состоявшихся в Выборге 28 августа 1613 года. В нем говорится, что новгородцы "прибыли, дабы признать его княжескую милость их царем и великим князем с просьбой, да согласится следовать с ними в Новгород. Что же касается московитян, то они уже посылали туда своего посла, ответа же никакого не получили. Новгородцы по летописям могут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик, несколько сот лет до того, как Новгород был подчинен Москве, и, по их мнению, было весьма важно иметь у себя своего великого князя, а не московского"(44). Но это одна из версий речи Киприана. Другая содержится в хранящихся в том же архиве путевых записках Даниэля Юрта де Гульфреда, секретаря герцога Карла-Филиппа: "...Как то явствует из старинных летописей, имели новгородские господа испокон у себя своего великого князя. И что с самого начала никаких дел с московскими господами не имели. И еще оповестил о том, что последний (так в тексте. — В.Ф.) из их великих князей был из Римской империи по имени Родорикус"(45).

Причины, приведшие новгородских послов в Выборг, были следующие. В июле 1611 г. шведы, захватив Новгород, навязали ему договор, согласно которому новгородцы от своего имени и от имени всего Московского государства признавали шведского короля Карла IХ своим покровителем и "приглашали" одного из его сыновей "в цари и великие князья владимирские и московские". Они обещали также отправить в скорейшем времени к королю "полномочных послов для постановлений с ним и сыном его о важнейших делах обоих государств"(46). В договоре без каких-либо комментариев упомянут Рюрик в традиционной для такого рода документах фразе: "от времени пришествия в Россию великого князя Рюрика до Феодора Ивановича"(47). 29 октября 1611 г. умер Карл IХ в и трон перешел к его старшему сыну — Густаву II Адольфу. В январе 1612 г. из Новгорода в Швецию было отправлено посольство во главе с архимандритом Юрьевского монастыря Никандром. Оно должно было предложить русский престол одному из сыновей короля (о его смерти в Новгороде еще не было известно) (48). На встрече с послами Густав II объявил, что его младший брат будет отпущен для занятия новгородского и, возможно, московского престола лишь в случае прибытия за ним представительного новгородского посольства. В конечном итоге была достигнута договоренность о приезде Карла-Филиппа в Выборг, где новгородцы в лице своих послов должны будут принести ему присягу(49).

В июне 1613 г. королевич в сопровождении шведских полномочных послов и посольства Никандра отбыл из Стокгольма. Тогда же король потребовал от новгородцев отправки послов для официального предложения королевичу русского престола и заключения в связи с этим договора со шведскими уполномоченными(50). 6 августа новгородцы получили сообщение, что принц в Выборге ожидает послов от Новгородского государства, а также от Московского и Владимирского, т.е. от всего Российского государства. В Выборг было направлено посольство архимандрита Киприан. Одновременно с тем было отправлено посольство в Москву, чтобы бояре, как это было договорено с ними ранее, направили своих послов в Выборг, где был бы учинен договор об избрании Карла-Филиппа(51). 28 августа состоялась первая аудиенция новгородских послов у шведского принца, в ходе которой Киприан в своей речи назвал имя Рюрика(52). Остается ответить на вопрос: в каком контексте он был упомянут, или какая из предложенных версий слов Киприана — отчета о переговорах или записок Даниэля Юрта — ближе к истине?

Во-первых, очень странно, что у секретаря герцога, связанного с большой политикой, нет ни слова о шведском происхождении Рюрика. Если бы Киприан действительно сказал об этом, то при политической значимости такого заявления для шведской стороны, до Столбовского мира 1617 г. пытавшейся всеми мерами сохранить за собой значительную часть северо-западных русских земель, оно было бы не только записано, но и надлежащим образом было бы использовано. В шведских документах тех лет, в переписке короля Густава II с Делагарди и Горном, где обстоятельно анализировалась ситуация в России, взвешивались все шансы Карла-Филиппа на избрание на российское царство и изыскивались любые возможности для удержания захваченных территорий, личность Рюрика абсолютно не фигурирует(53).

Во-вторых, именно у Даниэля Юрта, что придает особую достоверность его сообщению, содержится понятый шведами буквально лейтмотив "августианской легенды" о происхождении Рюрика "от рода римского царя Августа". В ней говорится, что перед кончиной Гостомысл дает новгородцам совет: "да послете в Прусскую землю мудра мужа и призовите князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода". Новгородские послы затем "шедше в Прусскую землю и обретошя там некоего князя имянем Рюрика, сущя от рода римска царя Августа..."(54) Со времени Ивана Грозного "римская версия" происхождения правящей династии обязательно присутствовала в речах наших послов применительно ко всем русским правителям прошлого и современности. Юрт записал именно то, что было сказано Киприаном о Рюрике, передал форму его речи без изменений и нисколько не исказил, по сравнению с отчетом о переговорах, ее содержание. О точности записи Юртом речи Киприана говорит также тот факт, что шведский переводчик (переговоры велись на немецком языке, переводчиком на встрече 28 августа был некто Hans Florich(55)), переводя слова новгородского посла, ошибся и назвал Рюрика не первым, а "последним" новгородским князем(56). Юрт внес эту ошибку в свои записки. Тот же переводчик произвольно передал и саму идею о происхождении Рюрика "от рода римска царя Августа", выведя его, как это и зафиксировал за ним Юрт, "из Римской империи".

В-третьих, Киприан совершенно не мог отступить от предписаний "приговора", данного его посольству новгородскими митрополитом Исидором и воеводой Одоевским, и где ни слова не сказано о Рюрике вообще. Уже из Выборга Киприан сообщал им, "у нас что было в наказе писано, и мы то исполнили". Информируя далее, что Карл-Филипп не соглашается идти в Новгород "до тех пор, пока Владимирское и Московское государства с Новгородским не соединятся", он прямо выговаривает митрополиту и воеводе, что "вам про то давно ведомо... а вы пишите к нам в грамотах, велите промышлять... нам как промышлять, смотря по здешнему делу, мимо вашего наказа и ваших грамот?"(57)

В-четвертых, в переписке и переговорах новгородцев с Д.Т.Трубецким и Д.М.Пожарским, в окружных грамотах последнего к русским городам за май-ноябрь 1612 г., где наряду с другими вопросами поднимался и вопрос об избрании шведского королевича на московский престол, и при этом указывалось как на благоприятное обстоятельство, что он желает перейти в православие, нет не только имени Рюрика, нет и намека на присутствие шведов в ранней русской истории(58). Хотя по своей ситуации Смутное время во многом напоминало события, предшествовавшие призванию Рюрика, но эти параллели никто тогда не проводил и не использовал в качестве аргумента в пользу Карла-Филиппа. А его кандидатура, как известно, занимала важное место в обсуждении возможных претендентов на российский престол не только руководителями Первого и Второго ополчений, но и участниками Земского собора 1613 года (59). В "наказе", данном в августе 1613 г. новгородским посланникам, отправляемым в Москву с известием о прибытии в Выборг Карла-Филиппа и об отправке к нему посольства Киприана, было лишь отмечено, что королевич "от такого благочестиваго корень от велеможных родителеи рожен..."(60) Отсутствует имя Рюрик в переписке шведов с Д.М.Пожарским (61). Нет этого имени в посланиях Карла IX к руководителям Второго ополчения. Более того, именно шведский король настоятельно советовал им не избирать на русский престол чужих государей, "а обратиб на Московское государство государя, изыскав из руских родов, хтоб прежним великим природным государем нашим, царем росийским, был в сродстве"(62).

Единственное объяснение появление Рюрика в качестве шведа в отчете о переговорах видится в следующем. Вероятно, что Киприан произнес фразу, подобную той, что содержится в "приговоре" посольству Никандру от 25 декабря 1611 года. В нем говорится, что все жители Московского государства избрали себе царем "свийского Карла короля сына, которого он пожалует дать. …из дву сынов своих королевичей князя Густава Адолфа или князя Карла Филиппа, чтобы им государем Росийское государство было по прежнему в тишине и в покое безмятежно и кровь бы крестьянская престала; а прежние государи наши и корень их царьской от их же варежского княженья, от Рюрика и до великого государя... Федора Ивановича всеа Руси, был"(63). В "приговоре" посольству Киприана выделенная фраза отсутствует, и ее шведы могли полностью принять именно на свой счет, что подтверждает практика ее последующего толкования в историографии, понять ее также слишком буквально, как поняли они и "начало" Рюрика "от рода римского царя Августа".

"Приговор" посольству Никандра, опубликованный в 1846 г., сразу же привлек к себе внимание ученых, однозначно расценивших его смысл. П.С.Савельев писал в 1847 г., что наши памятники "до позднейшего времени на своем книжном языке продолжали называть шведов варягами"(64). В 1851 г. С.М.Соловьев в приведенной цитате увидел "мнение... древнейшее в народе"(65). Д.И.Иловайский заключил в 1876 г., что Байер не является родоначальником норманской теории, которая, по мнению историка, "уже в общих чертах существовала" в России(66). Г.А.Замятин утверждал в 1913 г., что "в вопросе о происхождении первых русских князей новгородцы были, выражаясь языком XIX века, норманистами"(67). Практически тоже самое говорили в 1931 г. В.А.Мошин, а в 1995 г. — финский историк Латвакангас(68).

Ситуация на переговорах совершенно отличалась от кабинетной обстановки, в которой ученые принимают фразу "от их же варежского княженья" за наличие норманистских настроений в русском обществе. С учетом неизбежной трансформации произнесенного при переводе (переговоры велись на немецком языке), с учетом того, что речи не протоколировались, а записывались по окончанию встречи, то слово "варяжский", стоявшее рядом с именем Рюрика, и было понято в качестве этнонима "шведы". Этому способствовать и то обстоятельство, о котором сказал Алпатов в отношении Петрея, но которое приложимо ко всем его соотечественникам — это пристрастие интервентов(69). К тому же смотревших, надо добавить, на русскую историю через призму трудов Юханнеса Магнуса и "Хроник" Петрея. Как считает Латвакангас, Петрей связал новую информацию о варягах с традиционными шведскими представлениями о Востоке, согласно которым русские были варварами, а шведы, относившие себя к античной культуре, были враждебно настроены против своих восточных соседей(70). Юрт вел свои записи, согласно обязанностям секретаря, именно во время переговоров, в связи с чем очень близко передал смысл речи Киприана, поэтому у него ничего и не сказано о шведском происхождении Рюрика, а лишь было отмечено его "римское" происхождение, на которое и указал архимандрит.

Термин "варяжский" "приговора" посольству Никандра не несет абсолютно никакой этнической нагрузки, в связи с чем и был приложим к шведам лишь как к части западноевропейского, по представлениям русских того времени, "варяжского" мира. О его бытовании в России именно в широком значении говорил сам же Петрей: "...Русские называют варягами народы, соседние Балтийскому морю, например, шведов, финнов, ливонцев, куронов, пруссов, кашубов, поморян и венедов"(71). Этот перечень далеко не исчерпывает собой весь круг народов, именуемых в России варягами, о чем свидетельствует вводное слово "например". Исходя из той же устной традиции, с которой он ознакомился в России, хорват Ю.Крижанич в 60-х гг. того же XVII в. относил к варягам чудь и литву ("варяжский литовский язык") (72).

В науке давно установлен сам факт широкого приложения в наших источниках термина "варяги". Указывается и время его обращения в имя общее, когда он окончательно оторвался от своей основы и стал синонимом понятию "западноевропеец". Это либо середина XI в.(73), либо его вторая половина(74), либо весь век в целом(75), либо начало следующего столетия(76). Обретение им религиозной окраски, начало его функционирования в смысле "католик" (в тогдашнем понимании — "римлянин", "латинянин") исследователи относят к началу XI в.(77), к его середине(78), к рубежу XI—XII вв.(79), к началу XII в.(80), ко всему столетию(81). Время замены имени "варяги", которым на Руси столетиями называли западноевропейцев-католиков, полностью тождественным ему термином "немцы" датируется в историографии также по-разному. Это ХII в.(82), рубеж ХII—ХIII вв.(83), XIII в.(84), после чего оно, по мнению ученых, фактически выходит из употребления и в редких случаях встречается в памятниках позднейшего времени "как выражение книжное, фигуральное"(85).

 

Термин "варяги", с середины XII в. совершенно исчезнувший из летописей (в последний раз он употреблен под 1148 г. в Ипатьевской летописи (86)), все это время продолжал функционировать в устной традиции, что было зафиксировано Петрем и Крижаничем, а также использоваться церковными писателями, о чем свидетельствует Киево-Печерский патерик, время сложения которого относится к 20-м гг. XIII в. — 60-м гг. XV века (87). На его страницах "варяги" абсолютно равнозначен термину "латины", а "вера варяжьская" — "вере латинской" (Симон, "прежде бивь варягь... оставивь латиньскую буесть и истинне веровав в господа нашего Иисуса Христа", "варяжский поклажай есть, понеже съсуди латиньстии суть", "вера варяжьская" как "вера латинская", которую исповедуют "латины") (88). Через три столетия термин "варяги" вновь будет возвращен в светскую литературу. В Рогожском летописце (рукопись 40-х гг. XV в.) в рассказе под 986 г. о приходе к Владимиру посольств термин "немцы" заменен полностью адекватными ему "варягами": "приидоша к Владимиру бохмичи и варязи и жидове"(89). В ранних летописях в этом случае говорится иное: "придоша немьци, глаголюще: "придохом послании от папежа" (Лаврентьевская летопись), "от Рима немци" (в редакциях Радзивиловской летописи), "немци от Рима" (в Ипатьевской летописи) (90).

То, что в рассматриваемое время термин "варяги" и производные от него были совершенно лишены какой-либо этнической окраски и имели лишь общее значение — "западноевропейцы" и "католики", видно из следующих фактов. В Софийской первой летописи (конец XV — начало XVI в.) и в других летописях в известии о Невской битве войско, идущее на Русь и состоявшее, как здесь же перечисляет летописец, из шведов, норвежцев и финнов, названо "силой варяжьской" (91). Эта фраза отсутствует в первой редакции Жития Александра Невского, созданного в 80-х гг. ХIII в. во Владимире и читаемого в Лаврентьевской и Псковской второй летописях. В них сообщается, что "король части Римьское... приде в реку Неву... ...Бысть сеча велика над римляны и изби множство бесчислено их..." (92) В тех же списках, где противники русских выступают как "сила варяжьская", они вместе с тем именуются "римляны", а шведский король — "король части Римьское" (93). В ряде летописей помимо терминов "римляне" и "король части Римьское" использованы определения "свея", "немцы", "немцы швеяне", "свеичи", "латины", "свеистии немцы"(94). В одном из списков Жития середины ХVI в., наряду с татарами "агарянами" названы и немцы, следовательно, и шведы, как западноевропейский, "немецкий" народ(95). В частном родословце XVII в. говорится о битве на Неве с "немецким королем" и с "немцами"(96).

В пространной редакции "Сказания об осаде Тихвинского монастыря в 1613 г.", помещенной в тексте Новгородской третьей летописи, речь идет о "зловерных и поганых варяг, иже свияне наричются". В большинстве же своем воины Делагарди именуются в ней "немцами" (очень редко — "свийскими немцами"). О самом командующем говорится только как о "немецком воеводе", да один раз подчеркнуто, что "поганый он латынянин"(97). Воинство Делагарди называется также "еллинами", причем летописец заостряет внимание на "еллинской вере" самого командующего. Лишь в нескольких случаях он назван "свейским воеводой", а также говорится о "Светской земле"(98). Войско Делагарди, шедшее в Россию по договору 1609 г., было весьма этнически пестрым. Как отмечал А.И.Гиппинг, оно "было шведским только по имени, а состояло… из людей почти всех наций: французов, англичан, шотландцев, немцев, финнов, немногих шведов"(99). В России, надо заметить, знали, что собой представляет на самом деле "шведское" войско. В грамотах 1609 г. говорится, что в нем "датцкие и аглянские и шпанские и францовские и свейские немецкие многие люди", "немецкие люди" из "шкот" и "цысаревы области", из "голанских и борабанских и иных земель"(100). Из приведенных примеров видно, что все термины, которые использовали русские писатели в отношении шведов, за исключением лишь "свеи", были абсолютно лишены какого-либо этнического содержания и в равной степени относились ко многим представителям западноевропейского мира.

Абсолютную нейтральность термина "варяги" поздних памятников в этническом плане подтверждают также определения "еллины" и "еллинская вера", используемые применительно к воинству Делагарди и к нему самому, хотя ни он, швед французского происхождения, ни его подчиненные не имели никакого отношения к грекам. В литературе высказано мнение, что термин "еллин" русских памятников имеет, помимо значения "эллин, грек", еще одно — "варвар, язычник, татарин, неправославный"(101). Этот вывод был сделан на основании анализа "Сказания о Мамаевом побоище", в редакциях которого (списки XVI—XVII вв.) термин "еллин" и производное от него прилагаются к татарам"(102). Он использован в "Сказании" всего один раз и в отношении самих же русских, но лишь применительно к их далекому языческому прошлому(103). Следует добавить, в "Летописной повести о побоище на Дону" татары названы "содомляне", что характеризует собой в полном объеме лишь отношение русских к золотоордынцам, приписывая им пороки, приведшие к гибели жителей библейского г. Содома, а в числе покровителей Мамая названы Перун и Хорс9104), языческие божества русских, давно ставшие символом "поганства".

В некоторых и очень редких случаях под "варягами" понимали в XVI—XVII вв. не только представителей Западной Европы, но и некоторые азиатские народы, с которыми у летописцев прочно ассоциировалась та опасность, которую они представляли для славянского мира. В двух списках "Сказания о Мамаевом побоище" (Вологодско-Пермской летописи и в Ундольском списке, оба относятся к XVI в.) турки, ведущие в во второй половине XIV в. активное наступление на Болгарию, названы "дунайскими варягами"(105). В ПВЛ под 1061 г. сообщается о пришествии половцев на Русь. Как уточняет при этом летописец: "Се бысть первое зло от поганых и безбожных враг. Бысть же князь их Искал"(106). Данная информация с незначительным изменением повторена во многих летописях, содержавших в себе ПВЛ. Эти изменения, как правило, касались только имени половецкого хана, которое звучало то как Сокал, то как Сокол(107). Но в трех списках Воскресенской летописи конца XVI—XVII вв. вместо "безбожных враг" уже читается "безбожных варяг"(108).

Приведенный материал свидетельствует, что буквально, в привычном для нас смысле толковать термины, которые прилагали русские книжники к народам или к историческим персонажам, было бы явной ошибкой. Ошибался поэтому М.А.Алпатов, полагавший, что в "августианской легенде" преднамеренно была произведена смена этноса первых русских князей, в результате чего они из шведов были превращены в пруссов или же в римлян(109). Вывод Рюрика "от рода римска царя Августа" никак не был связан с этнической атрибуцией варягов. Это хорошо видно хотя бы из латинского перевода "Родословия великих князей русских", произведенного в 1576 г. для ознакомления с ним западноевропейцев, где читается, что "приде на Русь из немец, из прус, муж честен от рода римска царя Августа кесаря, имя ему князь Рюрик"(110). Совершенно очевидно, что определения, прилагаемые к Рюрику, не являются этническими индикаторами, а указывают лишь на его выход из пределов Западной Европы. Тоже самое имела ввиду и фраза "от их же варежского княженья" "приговора" посольству Никандра.

Ситуацию, связанную с Киприаном, еще более осложнил Карамзин. Он сказал (а за ним это повторили другие ученые), что архимандрит, как "депутат Новгорода", убеждая московских бояр избрать в цари шведского принца, привел им в качестве довода пример из истории, что Рюрик был из Швеции(111). При этом Карамзин ссылается на Шлецера. Но тот говорит лишь о переговорах в Выборге и цитирует слова архимандрита об этносе Рюрика в передаче Скарина(112). Не был Киприан и "депутатом Новгорода", который якобы в чем-то убеждал московских бояр, и Москву посетил после избрания Михаила Романова на престол (в дальнейшем он был первопрестольным архиепископом в Сибири, затем — митрополитом Крутицким, а в 1626-1634 гг. — митрополитом Новгородским. Умер Киприан в 1635 году) (113).

По Байеру, варяги могли выйти также из Дании. Подтверждение тому он видел в известиях западноевропейского хрониста XI в. Титмара Мерзебургского о наличии в Киеве в 1018 г. "стремительных (проворных) данов" (114). Весьма вероятно, что к мысли о Дании как родине варягов подвела его, помимо показаний Титмара, также французская литература XVII в., с которой он, несомненно, был знаком. На нее Байер не ссылается, но, как еще подметил Куник, он не указал некоторые работы своих шведских предшественников, которыми пользовался(115).

В книге, изданной в 1607 г., Жак Маржерет, находившийся на русской службе в 1600—1606 гг., писал: "Согласно русским летописям, считается, что великие князья произошли от трех братьев, выходцев из Дании..."(116) В 1649 г. вышел труд французского ученого Брие Филиппа, где также было сказано о выходе Рюрика из Дании(117). По мнению Н.Г.Устрялова и М.А.Алпатова, Маржерет, хотя и знал русский язык, вряд ли при этом пользовался летописями и сюжет о варягах скорее всего слышал, по предположению Алпатова, в пересказе кого-нибудь из русских(118). Последнее звучит более чем невероятно. Если бы такое мнение действительно тогда бытовало, то оно многократно было бы зафиксировано в отечественных памятниках, а тем более в записках иностранцев, часто посещавших в те годы России. Но, как вынуждены были сказать, отметив тем самым безуспешность подобных попыток, Герберштейн, побывавший в России дважды — в 1517 и 1526 гг., и Петрей, проживавший в нашем Отечестве одновременно с Маржеретом, что они ни от самих русских, ни из их летописей ничего не могли узнать ("отыскать"), "что за народ варяги"(119).

В действительности, суждение Маржерета представляет собой перенос вывода Герберштейна о Вагрии как о родине варягов на политическую карту Европы начала ХVII века. Герберштейн, специально занимавшийся проблемой этноса варягов, в конечном итоге заключил, что их родиной могла быть только южнобалтийская славянская Вагрия, "город и область вандалов", которые "употребляли... русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов…"(120) Появление Дании в работах французских авторов как родины варягов объясняется следующим обстоятельством. Вагрией некогда называлась территория между Балтийским морем и реками Траве и Свентине. В 1139 г. Вагрия была присоединена к Гольштинии, которая, в свою очередь, в 1390 г. вошла в состав Дании(121).

Такого рода вариации мнения Герберштейна о родине варягов можно встретить и в других работах ХVII века. Так, французский историк и натуралист Клод Дюре (ум.1611) утверждал в своем "Всеобщем историческом словаре", изданном в 1613 г., что новгородцы по совету Гостомысла призвали Рюрика, Синеуса, Трувора "из Вандалии"(122). А.Майерберг, глава посольства Священной Римской империи в России в 1661—1662 гг. утверждал, что "некогда правили русскими братья Рюрик, Синеус и Трувор родом из варягов или вагров, князей славянского народа у Каттегата и Зунда (название проливов, соединяющих Балтийское и Северное моря. Зунд — немецкое название, принято именовать Эресунн. — В.Ф)"(123). Алпатов полагал, что Майерберг материал брал скорее всего не из летописей. Поэтому приведенный отрывок он охарактеризовал как "русифицированный" вариант варяжской легенды, и предположил, что "в этой обрусевшей форме сказ о варягах бытовал в устной традиции в московских придворных кругах, с которыми посланник германского императора соприкасался в течение года". Не исключал ученый также и тот случай, что эти сведения "вошли из какого-либо списка летописи, до нас не дошедшего"(124). Установленный факт произвольной интерпретации сообщения Герберштейна о родине варягов писателями XVII в. опровергает мнение Алпатова.

В свете изложенного, вряд ли можно согласиться с Авдусиным, посчитавшим в 1988 г., что в западноевропейской историографии до Байера по варяжскому вопросу были высказаны лишь "взгляды"(125). Думается, что именно тогда этот вопрос как раз был поставлен и был серьезно решен на широкой источниковой базе в пользу скандинавов уже как научная проблема. Немало тому способствовало и то обстоятельство, что мнения о родине и этнической природе варягов, высказанные в 1607, 1615 и 1649 гг. Маржеретом, Петреем и Филиппом ("выходцы из Дании", "шведы"), попали в том же веке на уже хорошо возделанную исследованиями почву о широкомасштабных действиях норманнов конца VIII — середины XI в., в связи с чем дали повод говорить еще об одном объекте их экспансии — Восточной Европе, где они якобы были известны под именем "варяги". Эту всеобщую убежденность весьма лаконично выразил Шлецер: "Кто кроме норманн, держа в трепете всю побережную Европу, мог быть в Руси"(126). Так сразу же возобладало мнение, четко затем сформулированное М.П. Погодиным, что в летописях "варяги беспрерывно упоминаются в одном и том же значении — скандинавов"(127). Позже подобный взгляд на ПВЛ был поставлен под сомнение самими же норманистами. Как признал Куник, нельзя доказать норманскую теорию на ее основе. Поэтому он требовал устранить ПВЛ и воспроизвести историю Русского государства в течение первого столетия его существования только на основе иностранных источников(128).

Интерес шведских историков к варяжскому вопросу, начиная со второй половины ХVII в., вполне закономерен. Именно тогда усиливаются притязания Швеции на политическое господство в балтийском Поморье, достигшие своего апогея при Карле ХII. Швеция, возвысившись в результате Тридцатилетней войны, стремится к полному владычеству на Балтике(129). С этой целью Карл Х развязывает войну с ослабленной Речью Посполитой (1655—1660), намереваясь захватить польские территории, что в конечном итоге привело к войне с Россией (1656—1658). В 1986 г. Авдусин верно отметил, что "у колыбели норманизма стоял шведский великодержавный национализм"(130). Латвакангас, сравнивая шведский оригинал книги Петрея с его немецким переводом заметил, что если вначале он варягов выводит только из Швеции, то во втором — "из Шведского королевства, или присоединенных к нему земель, Финляндии или Лифляндии". Как резюмирует ученый, учитывая атмосферу, царившую после Столбовского мира, а также интересы шведов в Лифляндии, эти дополнения вполне понятны(131).

Таким образом, исходным пунктом создания норманизма послужил не рассказ ПВЛ о призвании варягов, как это принято считать, а слова Киприана об этносе Рюрика в подаче шведских ученых, через призму которых стали истолковывать как варяжскую легенду, так и саму историю Киевской Руси. Справедливо поэтому, что современная шведская историография именно Петрея считает первым, кто сказал, "что шведы заложили основы русского государства"(132), хотя, по оценке Латвакангаса, норманистское толкование Петрея было "еще осторожным"(133). Киприан не касался этноса Рюрика, а лишь указал, как того требовала тогда русская дипломатическая практика, на его мифическое родство с римским императором Августом. Слова архимандрита о "варяжском" происхождении Рюрика, т.е. о его выходе из пределов Западной Европы и его принадлежности к семье европейских монархов, многие из которых также возвеличивались началом от Августа, были приняты шведским переводчиком за свидетельство принадлежности князя к шведам и в таком виде были внесены в официальный документ. Затем они были выданы за мнение самих же русских о племенной принадлежности варягов, в связи с чем на летописцев стали смотреть не только как на "первых норманистов", но даже более того — как на "сознательных творцов норманской концепции" истории Руси. Такая позиция, отстоящая от элементарных норм исторической критики, встретила прямое возражение лишь со стороны историка О.М.Рапова(134).

Летописцы не связывали варягов со шведами даже тогда, когда сопоставляли историю Руси и Швеции и проводили в них определенные параллели. Так, в Оболенском списке Псковской первой летописи, отражавшем ее редакцию середины XVI в., под 1548 г. помещен рассказ "О прежнем пришествии немецком и о нынешнем на Новгородскую землю, и о нашествии богомерскаго свеискаго короля Густафа с погаными латыни на Рускую землю, и о клятве их". В нем летописец, говоря о шведах, пишет, что "земля же бе их не славна, но не ведома бе и не слышна, поне же худа и мала бе земля, и людие грубы и не мудры бяху... Исперва не бе в них короля, но князь некии от иныя земля начат владети ими, яко же и у нас в Руси приидоша князи от варяг и начаша владети Рускою землею..."(135)

Шведскими историками XVII — начала XVIII в. была наработана столь солидная база по варяжскому вопросу, что она позволила шведскому историку Олофу Далину уже в 1746 г. сказать, что именно "варяжское или шведское государство" послало на Русь принца Рерика (Роэрика), где он получил престол, именно Швеция с древнейших времен "покровительствовала Гольмгардскому государству", а русскую историю от Рюрика до Ярослава Мудрого включительно рассматривать как шведскую историю(136). Из Швеции варяжский вопрос проникает в работы ученых континентальной Европы, из которых Байер был первым, кто перенес его на русскую почву. Затем Миллер и Шлецер своим тезисом о норманнском, германском происхождении Киевской Руси крайне усилили политическое звучание варяжской проблемы, в связи с чем она навсегда стала одной из главных тем русской исторической науки. Возникновению норманизма способствовала также французская литература XVII в., отредактировавшая с учетом современных ей реалий мнение Герберштейна о родине варягов и, в связи с этим, выводившая их из Дании.

Надо иметь в виду, что в XVII в. в западноевропейской историографии об этносе варягов были высказаны и другие точки зрения. Первый обзор литературы по этой проблеме связан, видимо, с именем шведского историка Рудбека, который в 1698 г., отстаивая шведское происхождение варягов и киевской княжеской династии, привел мнения на сей счет Герберштейна, Гваньини, Одеборна, определявших в качестве местожительства находников на Русь южнобалтийское побережье(137). В 1735 г. Байер отверг сообщения Одеборна и Петрея о выходе Рюрика из Пруссии. Назвал несостоятельными легенду об Августе, мнения Герберштейна, Латома, Хемниция о Вагрии как о родине варягов, суждение Претория, что русские призвали себе "владетеля от народа своей крови". Свою позицию он подкреплял ссылками на этимологические изыскания шведов Верелия и Рудбека, которые убеждали в 1672 и 1689 гг., что слово "варяг" на скандинавском языке означает "разбойник", на Лейбница, полностью согласного с ними, на Арвида Моллера, в 1731 г. объяснявшего его из языка эстов ("вор", "грабитель") (138).

На вопрос об этносе и местожительстве варягов перед их приходом на Русь ответ давно уже дан в историографии. Так, принципиально важное наблюдение, не объясненное до сих пор норманистами, было сделано еще Н.И.Костомаровым, С.А.Гедеоновым и Д.И.Иловайским. Из исландских саг видно, указывали они, что скандинавы начинают посещать Русь не ранее времени Владимира Святославича (980—1015) и совершенно не знают его предшественников(139). В советской историографии данный факт напоминал А.Г.Кузьмин, добавляя к нему, что саги не знают также никого из византийских императоров ранее Иоанна Цимисхия (ум.976), причем знают они его не непосредственно, а по устным припоминаниям(140). Весьма ценно в этом плане заключение норманиста В.Г.Васильевского, который, рассмотрев все сведения о пребывании варягов в Византии, показал, что норманны появляются там и вступают в русско-славянскую дружину варангов (варягов) значительно позднее ее возникновения в 988 года. Так, первым норманном, вошедшим в этот корпус в 20-х гг. ХI в., был, по известиям саг, некто Болли Боллиссон(141). С приведенными выводами полностью согласуется также мнение германиста Ф.А.Брауна, приведенное в 1915 г. В.И.Ламанским: "Более ясные географические сведения о России начинают появляться в сагах только с самого конца Х века"(142).

ПВЛ содержит точную информацию о языке варягов, пришедших на территорию Северо-Западной Руси: они основали ("срубиша") здесь города со славянскими названиями, в том числе и Белоозеро, вообще расположенное не на славянской территории(143). На вопрос — откуда же пришли варяги — убедительно отвечает археология. В землях ильменских словен и псковских кривичей обнаружен широко представленный керамический материал, аналогичный и синхронный по времени (VIII—ХI вв.) керамическим комплексам, открытым в Дании, в Северной и Северо-Восточной Германии, в Северной Польше, принадлежавшим славянскому и славяноязычному населению(144). О масштабах распространения керамики западнославянского (фельдбергского типа) на Руси говорит не только обширная территория, на которой она имела место (доходила до Верхней Волги и Гнездова на Днепре, т.е. была распространенна именно на той территории, как замечает А.Г.Кузьмин, на которой киевский летописец помещал варягов (145)), но и удельный вес ее представительства среди других керамических типов: на посаде Пскова она составляет 80% (146), в Городке на Ловати – около 30% (147). В Городке под Лугой ее выявлено 50% из всей достоверно славянской (148). Для времени X—XI вв. в Пскове, Изборске, Новгороде, Старая Ладога, Великие Луки отложения, насыщенные южнобалтийскими формами, представлены мощным слоем (149). Производилась эта посуда тут же, на месте, о чем говорит как объем ее присутствия, так и характер сырья, шедшего на ее изготовление. В ранних археологических слоях Новгорода заметный компонент составляет керамика, имеющая аналогии на южном побережье Балтики, в Мекленбурге (150).

С керамическими свидетельствами, массовостью своей служащей, по мнению самих же археологов, "надежнейшим этническим признаком"(151), полностью согласуются антропологические данные. Как констатирует В.В.Седов, "ближайшие аналогии раннесредневековым черепам новгородцев обнаруживаются среди краниологических серий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы и Одера. Таковы, в частности, славянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащих ободритам"(152). Антропологические исследования, проведенные в 1977 г. среди современного населения Псковского обозерья, отличающегося стабильностью и достаточно большой обособленностью, показали, что оно относится к западнобалтийскому типу, который "наиболее распространен у населения южного побережья Балтийского моря и островов Шлезвиг-Гольштейн до Советской Прибалтики..."(153) Нумизматические данные показывают, что торговые связи Новгородской земли с южным побережьем Балтийского моря фиксируются, по сравнению со Скандинавией, значительно более ранним временем и характеризуются бoльшей масштабностью. Так, на Готланде нет кладов ранее IХ в., а в Швеции древнейший клад относится лишь к середине указанного столетия. В славянском же Поморье ранние клады датируются VIII веком(154). Археологический материал находит себе полное подтверждение в лингвистических и в исторических данных (155).

На южно- и восточнобалтийском побережье находились единственные в Балтийском Поморье, как установил А.Г.Кузьмин, четыре Руси: остров Рюген, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии (Роталия-Русия) с островами Эзель и Даго. В каких-либо других местах Поморья Русий более не существовало. Не было ее в Скандинавии, о чем свидетельствуют опять же саги. В свое время Байер вынужден был признать, что "русские приняли название не от скандинавов"(156). Показательна в этом плане позиция зарубежных исследователей, убежденных в норманстве варягов. Так, в 1973 г. "непреодолимые историко-фонетические трудности" заставили Ю.Мягисте отказаться от гипотезы о скандинавской основе названия "Русь". В 1982 г. Г.Шрамм, "указав на принципиальный характер препятствий, с какими сталкивается скандинавская этимология, предложил выбросить ее как слишком обременительный для "норманизма" балласт"(157).

В недатированной части ПВЛ есть четкое указание на местожительство варягов: они сидят по Варяжскому морю "ко въстоку до предела Симова, по томуже морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски"(158). Н.В.Савельев-Ростилавич и И.Е.Забелин впервые установили, что "земля Агнянска" — это не Британия, как в то время полагали, а территория в низовьях Эльбы, где проживали агло-саксы(159), т.е. южная часть Ютландского полуострова. Соседями англов на южном берегу Балтийского моря были "варины", "вары", "вагры", жившие в Вагрии и принадлежавшие к вандальской группе. К IX в. они ославянилось, и именно в них Кузьмин видит собственно варягов, варягов в узком смысле слова(160). Из указанных районов балтийского побережья в северо-западный район Восточной Европы прибыл в VIII—IХ вв. весьма сложный по своему этническому составу колонизационный поток, включавший в себя славянские и славяноязычные народы, о чем прямо говорят названия городов, "срубленные" переселенцами. В это движение на восток лишь в конце Х столетия, как это вытекает из показаний саг, были втянуты шведы. До этого времени они Русь не посещали и не имели, следовательно, никакого отношения к летописным варягам. Переселение на территорию Северо-Западной Руси определенной части населения южнобалтийского побережья получило свое отражение в "варяжской легенде".


 

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. BAYER G.S. De Varagis // Commentarii Academiae scientiarum imperialis Petropolitanae.
T.IV. Petropoli. 1735, p.275-311.

2. ЛАМБИН Н. Объяснение сказаний Нестора о начале Руси. На статью профессора Н.И.Костомарова "Начало Руси", помещенную в "Современнике" № 1, 1860 г. СПб. 1860, c.19, 39.

3. ШАХМАТОВ А.А. Отзыв о труде В.А.Пархоменко: "Начало христианства Руси".— Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП), 1914, ч.LII, новая серия, № 8, c.342.

4. ПАРХОМЕНКО В.А. К вопросу о "норманском завоевании" и происхождении Руси.— Историк-марксист, 1938, № 4, c.108; ПРИСЕЛКОВ М.Д. История русского летописания XI—XV вв. Л. 1940, c.39.

5. ЛИХАЧЕВ Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л. 1947, c.158-160; Повесть временных лет. Статьи и комментарии Д.С.Лихачева. Ч.2. М.-Л. 1950, c.112-113; БУДОВНИЦ И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI—XIV вв.). М. 1960, c.82; РЫБАКОВ Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М. 1963, c.218, 294; его же. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII веков. М. 1993, c.310; ШУШАРИН В.Л. Современная буржуазная историография Древней Руси. М. 1964, c.247; ПЕШТИЧ С.Л. Русская историография XVIII века. Ч.II. Л. 1965, c.178, 228-229; ШАСКОЛЬСКИЙ И.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.-Л. 1965, c.9, 55; его же. Антинорманизм и его судьбы. В кн.: Проблемы отечественной и всеобщей истории. Генезис и развитие феодализма в России. Вып.7. Л. 1983, c.36, 38, примеч.3 на с.36; АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа. ХII—ХVII вв. М. 1973, c.39-41, 46-47; его же. Русская историческая мысль и Западная Европа. ХVII — первая четверть ХVIII века. М. 1976, c.4; его же. Варяжский вопрос в русской дореволюционной историографии.— Вопросы истории (ВИ). 1982, № 5, c.38-40; его же. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII -—первая половина XIX в.). М. 1985, c.10, 12, 14, 17-19; ЛОВМЯНЬСКИЙ Х. Русь и норманны. М. 1985, c.58, 170, примеч.8 на с. 86.


6. ПОГОДИН М.П. О происхождении Руси. Историко
-критическое рассуждение. М. 1825, с.48; KUNIK E. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. Bd.I. St.-Petersburg. 1844, s.111-118; Дополнения А.А.Куника в кн.: Дорн Б. Каспий. СПб. 1875, с.430; САВЕЛЬЕВ П.С. Мухаммеданская нумизматика в отношении к русской истории. СПб. 1847, с.CLXX; ТОМСЕН В. Начало Русского государства. М. 1891, с.101; LATVAKANGAS A. Riksgrundarna. Varjagproblemet i Sverige fran runinskrifter till enhetlig historisk tolkning. Turku. 1995, s.132.

7. BAYER G.S. De Varagis, p.276-279, 295-297.

8. ТАТИЩЕВ В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Т.I. М.-Л. 1962, с.291.

9. ТРЕДИАКОВСКИЙ В.К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. СПб. 1773, с.199, 205.

10. ШЛЕЦЕР. Нестор. Ч.1. СПб. 1809, с.367.

11. KUNIK E. Оp.cit., s.115-116; Дополнения А.А.Куника, с.460-461; Замечания А.Куника. (По поводу критики г.Фортинского). СПб. [1878], с.1-4; КУНИК А.А. Известия ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. Ч.2. СПб. 1903, с.031.

12. ФОМИН В.В. Норманизм и его истоки. В кн.: Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас. 1994, с.18-30.

13. LATVAKANGAS A. Op.cit., s.39, 131.

14. КУНИК А.А. Известия ал-Бекри, с.031.

15. ПЕТРЕЙ П. История о великом княжестве Московском. М. 1867, с.I-Х; Реляция Петра Петрея о Роcсии начала ХVII в. Сост.Ю.А.Лимонов. М. 1976, с.7-22; БУССОВ К. Московская хроника. 1584—1613. М.-Л. 1961, с.10; АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.54-68; Svenska man och kvinnor. Biografisk uppslagsbok. А-В. Bd.I. Stockholm. 1942, s.104; LATVAKANGAS A. Op.cit., s.132-137.

16. УСТРЯЛОВ Н.Г. Сказания современников о Дмитрии самозванце. Ч.I. СПб. 1859, с.7; ЛИМОНОВ Ю.А. "История о великом княжестве Московском" Петра Петрея.— Скандинавский сборник. Вып.12. Таллин. 1967, с.260-270.

17. АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.54-55, 57.

18. ПЕТРЕЙ П. Ук.соч., с.1.

19. Там же, с.91.

20. Там же, с.312.

21. Там же, с.91-92.

22. Там же, с.90.

23. LATVAKANGAS A. Op.cit., s.136.

24. Замечания А.Куника, с.1; Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию. В кн.: Россия XV—XVII вв. глазами иностранцев. Подготовка текстов, вступительная статья и комментарии Ю.А.Лимонова. Л. 1986, с.320; АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.98; Реляция Петра Петрея, с.7.

25. КРИЖАНИЧ Ю. Экономические и политические его взгляды. СПб. 1914, с.108; ПУШКАРЕВ Л.Н. Юрий Крижанич. Очерк жизни и творчества. М. 1984, с.127.

26. WIDEKINDI J. Thet svenska i Russland tijo ahrs krijgz-historie. Stockholm. 1671, s.511; его же. Historia belli sveco-moscovitici. Holmiae. 1672, p.403.

27. VERELIUS O. Hervarar Saga. Upsala. 1672, p.19, аnm.192; RUDBECK O. Atlantica sive Manheim pars sekunda. Upsalae. 1689, p.518; его же. Atlantica sive Manheim pars tertia. Upsalae. 1698, p.184-185; SCARIN A. Dissertatio historica de originibus priscae gentis varegorum. Aboae. 1734.

28. Ibid., p.76.

29. Замечания А.Куника, с.2.

30. Там же, с.6, 8; КУНИК А.А. Известия ал-Бекри, с.039.

31. ЛОВМЯНЬСКИЙ Х. Ук.соч., с.60, 65.

32. Замечания А.Куника, с.2.

33. Там же, с.2, 4; Дополнения А.А.Куника, с.461.

34. ВИНТЕР Э. И.В.Паус о своей деятельности в качестве филолога и историка (1732). В кн.: XVIII век. Сб.статей. М. 1959, с.314-315, 320-321.

35. АВДУСИН Д.А. Современный антинорманизм.— ВИ, 1988, ¹ 7, с. 23, 24.

36. Svenskt biografiskt nandlexikon. L—O. Stockholm. 1906, s.722; Svenska man och kvinnor, s.342; LATVAKANGAS A. Op.cit., s.130-131.

37. KUNIK E. Op.cit., s.116; Дополнения А.А.Куника, с.430; Замечания А.Куника, с.2-3.

38. Там же, с.3.

39. ШЛЕЦЕР. Ук.соч. Ч.1, с.325, примеч.хх; ПОГОДИН М.П. О происхождении Руси, с.48; Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. Т.1. СПб. 1872, с.89, примеч.1; Лекции по историографии профессора Бестужева-Рюмина за 1881—1882 года. СПб. [Б.г.], с.6-7; CRONHOLM A. Sveriges historia under Gustaf II Adolphs regering. Bd.I. Stockholm. 1857, s.224.

40. ШЛЕЦЕР. Ук.соч. Ч.1, с. 327, примеч.хх к с.325,

41. КАРАМЗИН М.Н. История государства Российского. Т.1. СПб. 1818, примеч.108.

42. Славянский сборник Н.В.Савельева-Ростиславича. СПб. 1845, с.XXXVI.

43. ГЕДЕОНОВ С.А. Варяги и Русь. Историческое исследование. Ч.II. СПб. 1876, примеч.48 к с.XX-XXI.

44. Sweden Riksarkivet, Muskovitica 17. Relation pa thet som handlet bleef Nar Nougordische Sendebudhen komme till Audiens in for H.K.N. hertig Carll Philip och Commissariorne pa Wiborgz Slott ("kommne, at bekanne H.F.N: de for theres Zar och Storfurste, begarandes at han matte follie dem till Nougarden. Hwadh the Muskowiske anlanger, tha hafwe the hafft theres bud der inn och inge swar igan bekommet. De Nougardiske kunde bewijsa af sijne Historier, at the hafwe hafft ifran Swerige en Storfurste benamdh Rurich, nagre hundrade ar, for an Nougarden blef twungen under Muskow, och formennte sigh at the wore marklige nogh at hafwa en Storfurste for sigh sielfue them foruthan").

45. Sweden Riksarkivet, Muskovitica 17. Liber collectaneus Danielis Hiort de Hulfredh. Rijsehandlingar ifrann junii manadt, ahr 1613 in till februarium uthi thette narwarande ahr 1614 ("att uti gamble Cronikor befinnes att det Nogordesche herskap hafuer af alder haft deres eigen Storfurste for sig sielfue, och icke haft nagon udaf begynelsen med det musckowesche herskap att bestelle, och till yttermerewisso gaf han tilkenne, att den sidste deres egen Storfurste hafuer uarit udaf det Romerske Rikedt benemd Rodoricus"). В отечественной историографии фрагмент этого документа впервые привел Г.Форстен в статье: Политика Швеции в Смутное время.— ЖМНП, 1889, октябрь, с.194, примеч.1.

46. Собрание государственных грамот и договоров (СГГД). Ч.2. М., 1819, с.554-555.

47. Там же, с.559.

48. Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею (ДАИ). Т.1. СПб. 1846, с.283-285.

49. БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Н.Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 год). Пруссия, Франция и Швеция. Ч.4. М. 1902. с.144-145; ПОХЛЕБКИН В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах и фактах. IХ—ХХ вв. Вып.2. Войны и мирные договоры. Кн.I: Европа и Америка. Справочник. М. 1995, с.193.

50. ДАИ. Т.2. СПб. 1846, с.4-5.

51. Там же. С.8-10; БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Н.Н. Ук.соч., с.145; ПОХЛЕБКИН В.В. Ук.соч., с.193. Похлебкин ошибается, полагая, что в августе 1613 г. новгородцы отправляли два посольства, первое из которых якобы было перехвачено верными новому царю властями, и что только второе посольство, посланное вслед первому, добралось до Выборга. Ученого в этом случае ввела в заблуждение историографическая традиция, согласно которой посольство Никандра 1612 г. называют первым, а посольство Киприана — вторым новгородскими посольствами, предлагавшими шведскому королевичу занять российский престол. После того, как последний в январе 1614 г. отказался от русского престола и ни с чем отбыл из Выборга в Стокгольм, посольству Никандра было разрешено вернуться домой. По дороге 28 февраля 1614 г. оно по приказу царя было взято под стражу, а 2 апреля было отправлено в Москву. (ДАИ. Т.2, с.8-10; БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Н.Н. Ук.соч., с.145).

52. ФОРСТЕН Г. Политика Швеции, с.193-194.

53. Арсеньевские шведские бумаги. Ч.I. 1611—1615. В кн.: Сборник Новгородского общества любителей древности. Новгород, 1911. С.15-16, 33-54 и др.; то же. Ч.II. 1614—1616 гг.; 1650. В кн.: Сборник Новгородского общества любителей древности. Новгород. 1912.

54. ДМИТРИЕВА Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.-Л. 1955, с.162.

55. ФОРСТЕН Г. Политика Швеции, с.193.

56. LATVAKANGAS A. Op.cit., s.130, not.5.

57. СОЛОВЬЕВ С.М. История России с древнейших времен. Кн.5, т.9-10. М. 1995, с.76.

58. СГГД. Ч.2, с.588-591, 593-599; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук (ААЭ). 1598—1613. Т.2. М., 1819, с.356-360; ДАИ. Т.1, с.286-294; СОЛОВЬЕВ С.М. Ук.соч. Кн.4, т.7-8. М. 1994, с.721-726.

59. МАРКЕВИЧ А. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова.— ЖМНП, 1891, октябрь, с.183-184; ЗАМЯТИН Г.А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611—1616 гг.). Юрьев. 1913; его же. "Новый летописец" о сношениях между Ярославлем и Новгородом в 1612 году.— ЖМНП, 1914, ч.L, новая серия, март, с.63-87; его же. К истории Земского собора 1613 г.—Труды Воронежского государственного университета. Педагогический факультет. Т.III. Воронеж. 1926, с.7-11, 35-37 и др.; История Швеции. М. 1974, с.186; ЧЕРЕПНИН Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М. 1978, с.184, примеч.82.

60. СГГД. Ч.2, c.601-602. Этот "наказ" (точнее, его отрывок, дошедший до нас) ошибочно датирован его издателями августом 1612 года.

61. Там же, c.591-592.

62. Там же. Ч.1. М. 1813, c.613; СОЛОВЬЕВ С.М. Ук.соч. Кн.4, т.7-8, с.698; то же. Кн.5, т.9-10, с.86.

63. ДАИ. Т.1. С.284.

64. САВЕЛЬЕВ П.С. Ук.соч., с.CLXX.

65. СОЛОВЬЕВ С.М. Ук.соч. Кн.1, т.1-2. М. 1993, с.86, примеч.143 на с 275.

66. ИЛОВАЙСКИЙ Д.И. Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. М. 1876, с.237.

67. ЗАМЯТИН Г.А. К вопросу об избрании, с.23.

68. МОШИН В.А. Варяго-русский вопрос.— Slavia. Casopis pro slovanskou filologii. Rocnik X. Sesit 1. Praze. 1931, с.120-121; LАTVAKANGAS A. Op.cit., s.131, not.4.

69. АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.62, 68.

70. LАTVAKANGAS A. Op.cit., s.135-137.

71. ПЕТРЕЙ П. Ук.соч., с.90.

72. КРИЖАНИЧ Ю. Ук.соч, с.109.

73. МАКСИМОВИЧ М.А. Откуда идет Русская земля. Киев. 1837, c.41-42; МОРОШКИН Ф.Л. Историко-критические исследования о руссах и славянах. СПб. 1842, c.38.

74. СВИСТУН Ф.И. Спор о варягах и начале Руси. Историко-критическое исследование. Львов. 1887, c.164-165.

75. Публичный диспут 19 марта 1860 года о начале Руси между гг.Погодиным и Костомаровым. [Б.м.] и [Б.г.], c.23.

76. КОСТОМАРОВ Н.И. Предания первоначальной русской летописи в соображениях с русскими народными преданиями в песнях, сказаниях и обычаях. В кн.: КОСТОМАРОВ Н.И. Исторические монографии и исследования. Т.XIII. СПб. 1881, c.23; БАРСОВ Н.П. Очерки русской исторической географии. География Начальной (Нестеровой) летописи. Варшава. 1885, c.35; РЫБАКОВ Б.А. Древняя Русь, c.293.

77. ГОЛУБИНСКИЙ Е.Е. История русской церкви. Т.1, ч.1. М. 1880, c.157, примеч.2.

78. МАКСИМОВИЧ М.А. Ук.соч., c.41-42.

79. НИКОЛЬСКИЙ Н.К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Вып.1. Л. 1930, c.34.

80. РЫБАКОВ Б.А. Древняя Русь, c.293.

81. ШАХМАТОВ А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб. 1904, c.46-47.

82. Там же, c.325, примеч.1; его же. Древнейшие судьбы русского племени. Пг. 1919, c.46-47.

83. ЗАБЕЛИН И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч.1. М. 1876, c.139-140; КУЗЬМИН А.Г. "Варяги" и "Русь" на Балтийском море.— ВИ, 1970, № 10, c.32-33.

84. БАРСОВ Н.П. Ук.соч., с.13, 36-37.

85. САВЕЛЬЕВ П.С. Указ.соч. С.CLXX; ЗАБЕЛИН И.Е. Указ.соч. С.139; БАРСОВ Н.П. Указ.соч. С.229, примеч.61.

86. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.II. СПб. 1843, c.39; то же. Т.2. М. 1962, cтб.369.

87. АБРАМОВИЧ Д.И. Исследования о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. СПб. 1902, c.I, XXII-XXIX, 1, 32, 57, 59, 67, 72, 78, 88; ЕРЕМИН И.П. Киево-Печерский патерик. В кн.: ЕРЕМИН И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л. 1987, c.33-38.

88. Патерик Киевскаго Печерскаго монастыря. СПб. 1911, c.3-6, 33, 76, 119, 131-133, 216.

89. ПСРЛ. Т.15. Вып.1. М. 1965, стб.15.

90. Летопись по Лаврентиевскому списку (ЛЛ). СПб. 1897, с.83; ПСРЛ. Т.2, стб.72.

91. ПСРЛ. Т.V. Вып.1. СПб. 1851, c.178; то же. Т.VIII. СПб. 1859, c.147; то же. Т.10. М. 1965, c.121; то же. Т.15. М. 1965, cтб.378.

92. ЛЛ, c.454, 456; Псковские летописи. Вып.2. М. 1955, c.11-12.

93. ПСРЛ. Т.V. Вып.1, c.177-178; то же. Т.VIII, c.146, 148; то же. Т.10, c.120-120.

94. ПСРЛ. Т.15. Вып.1, cтб.29; Псковские летописи. Вып.1. М.-Л. 1941, c.13, 117-118; то же. Вып.2. С.80.

95. СЕРЕБРЯНСКИЙ И. Древнерусские княжеские жития (обзор редакций и тексты).— Чтения в Обществе истории и древностей российских. Кн.III. М. 1915, с.128, 136, примеч.2 на c.38.

96. ЛИХАЧЕВ Н.П. Разрядные дьяки ХVI века. Опыт исторического исследования. СПб. 1888, c.379.

97. ПСРЛ. Т.III. СПб. 1841, с.283-305; ПЛАТОНОВ С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1913, с.426-427.

98. ПСРЛ. Т.III, с.267-273; Рукописный отдел Российской государственной библиотеки, Собр.Румянцева, ф.256, № 250, л.296об - 311об; Рукописный отдел библиотеки Российской Академии наук, Успенск., № 210, л.83об - 89об; 32.3.16, л.253-266об; Рукописный отдел Российской национальной библиотеки, Собр.Титова, 3250, л.170-184об; Собр.Петерб.духовн.акад., № А I/260, л.88-93; F.IV.623, л.153-165об; Погод.1416, л.172-181; Q.IV.78, л.145об - 153об.

99. ГИППИНГ А.И. Нева и Ниеншанц. Ч.1. СПб. 1909, с.253.

100. ААЭ. Т.2, с.248; СГГД. Ч.2, с.358; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т.2. СПб. 1841, с.315.

101. ФАСМЕР М. Этимологический словарь русского языка. М. 1986. Т.II. С.16; Повести о Куликовской битве. М., 1959, с.277, примеч.6; Памятники Куликовского цикла. СПб. 1998, с.219, примеч.94.

102. Повести о Куликовской битве, с.43, 44, 49, 55, 64, 71, 79-80, 64, 89, 103, 111, 112, 119, 129, 143, 150, 190, 197; Памятники Куликовского цикла, с.135, 137.

103. Повести о Куликовской битве, с.50, 124, 174.

104. Повести о Куликовской битве, с.36-37, 71, 150, примеч.26 на с.241.

105. Там же, с.93; Памятники Куликовского цикла, с.163.

106. ЛЛ, с.159.

107. См.напр.: ПСРЛ. Т.2, стб.152; там же. Т.25. М.-Л. 1949, с.380.

108. ПСРЛ. Т.VII. СПб. 1856, с.334, примеч.г.

109. АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль… ХII—ХVII вв., c.170, примеч.39; его же. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.4-5.

110. Цит. по: ЖДАНОВ И.Н. Былевой эпос. Исследования и материалы. СПб. 1895, с.115.

111. КАРАМЗИН М.Н. Ук.соч. Т.I, примеч.108; ПОГОДИН М.П. О происхождении Руси, с.48; Лекции по историографии профессора Бестужева-Рюмина, с.6-7.

112. ШЛЕЦЕР. Ук.соч. Ч.I, с.325, примеч.хх.

113. Летопись о многих мятежах. СПб. 1788, с.300; ИКОННИКОВ В.С. Опыт русской историографии. Т.2, кн.2. Киев. 1908, с.1291-1292; Арсеньевские шведские бумаги, ч.1, с.28, примеч.х.

114. BAYER G.S. De Varagis, p.280, 292-293.

115. Дополнения А.А.Куника, с.461.

116. ЖАК МАРЖЕРЕТ. Состояние Российской империи и великого княжества Московии. В кн.: Россия ХV—XVII вв. глазами иностранцев/Подготовка текстов, вступительная статья и комментарии Ю.А.Лимонова. Л. 1986, с.10, 231.

117. BRIET PHILIPP. Parallela geographiae veteris et novae. Т.2, р.1. Parisiis. 1649, p.229.

118. УСТРЯЛОВ Н.Г. Ук.соч., с.254, примеч.195; АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.28, 30.

119. ГЕРБЕРШТЕЙН С.  Записки о Московии. М., 1988, с.60; ПЕТРЕЙ П. Ук.соч., с.90.

120. ГЕРБЕРШТЕЙН С. Ук.соч., с.4.

121. Энциклопедический словарь/Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Т.V. СПб. 1891, с.354; то же. Т.IХ. СПб. 1893, с.125-126; БЕЛЯЕВ Н. Рюрик Ютландский и Рюрик Начальной летописи.— Seminarium Kondakovianum. Т.III. Prague. 1929, с.224.

122. DURET CLAUDE. Thresor de lHistoire des langues de cest Univers. Uverdon. 1619, p.846.

123. МАЙЕРБЕРГ А. Путешествие в Московию. М. 1874, с.105.

124. АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль... ХVII — первая четверть ХVIII века, с.119-120.

125. АВДУСИН Д.А. Современный антинорманизм.— ВИ, 1988, № 7, с.23.

126. ШЛЕЦЕР. Ук.соч. Ч.1, с.273.

127. ПОГОДИН М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т.2. М. 1846, с.38.

128. КУНИК А.А. Известия ал-Бекри, с.031-032.

129. Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII век. М. 1955, с.132, 492-493.

130. АВДУСИН Д.А. Современный антинорманизм. В кн.: Х Всесоюзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч.1. М. 1986, с.121-122.

131. LATVAKANGAS A. Op.cit., s.133.

132. Svenska man och kvinnor, s.104. ("ar den forste, som uttalat, att svenskar grundlagt ruska riket").

133. Ibid., s.133.

134. Рапов О.М. "Были ли норманистами создатели "Повести временных лет"? В кн.: Сборник Русского исторического общества. № 1 (149). М. 1999, с.110-119.

135. Псковские летописи. Вып.1, c.117.

136. DALIN O. Geschichte des Reichs Schweden. Bd.1. Greifswald. 1756, s.234, 409-418; ДАЛИН О. История шведского государства. Ч.1, кн.1-2. СПб.[1805], с.673-678, примеч.ц на с.385, примеч.с на с.438.

137. RUDBECK ОLOF. Op.cit. P.III, p.184-185.

138. BAYER G.S. De Varagis, p.276-279, 295-297.

139. Публичный диспут, с.29; ГЕДЕОНОВ С.А. Указ.соч. Ч.2. С.LXXXVII, примеч.235; ИЛОВАЙСКИЙ Д.И. Разыскания о начале Руси, с.316.

140. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI—Х/Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г.Кузьмина. Кн.2. М. 1986, с.585-586; КУЗЬМИН А.Г. Падение Перуна. М. 1988, с.157.

141. ВАСИЛЬЕВСКИЙ В.Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе ХI—ХII веков. В кн.: Он же. Труды. Т.1. СПб. 1908, с.176-377.

142. ЛАМАНСКИЙ В.И. Славянское житие св.Кирилла как религиозно-эпическое произведение и как исторический источник. Критические заметки. Пг. 1915, с.57.

143. Откуда есть пошла Русская земля, с.26-27; КУЗЬМИН А.Г. Падение Перуна, с.156.

144. СТАНКЕВИЧ Я.В. Керамика нижнего горизонта старой Ладоги. По материалам раскопок 1947 г. — Советская археология (СА). Т.XIV. М.-Л. 1950, с.195-196; СМИРНОВА Г.П. Опыт классификации керамики древнего Новгорода (по материалам раскопок 1951—1954 гг.). В кн.: Труды Новгородской археологической экспедиции. Т.1. М. 1956, с.236-237; ее же. Лепная керамика древнего Новгорода. — Краткие сообщения Института археологии Академии наук (КСИА). Вып.146. М. 1976, с.3-10; ее же. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа. В кн.: Древняя Русь и славяне. М. 1978, с.169-170; ее же. Лепная керамика Изборского городища. — КСИА. Вып.155. М. 1978, с.63-67; БЕЛЕЦКИЙ С.В. Керамика Псковской земли второй половины I — начала II тысячелетия н.э. как исторический источник (культурная стратиграфия региона). Автореф... дис... канд.ист.наук. М. 1979, с.9, 11-13; НОСОВ Е.Н. Волховский водный путь и поселения конца I тысячелетия н.э. — КСИА. Вып.164. М. 1981, с.22-23.

145. Откуда есть пошла Русская земля, с.27.

146. БЕЛЕЦКИЙ С.В. Культурная стратиграфия Пскова (археологические данные к проблеме происхождения города. — КСИА. Вып.160. М. 1980, с.7.

147. ГОРЮНОВА В.М. О западных связях "Городка" на Ловати (по керамическим материалам). В кн.: Проблемы археологии и этнографии. Вып.1. Л. 1977, с.53, примеч.2; ее же. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси. В кн.: Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. 1982, с.42.

148. ЛЕБЕДЕВ Г.С. Археологические памятники Ленинградской области. Л. 1977, с.119.

149. БЕЛЕЦКИЙ С.В. Биоконические сосуды Труворова городища. ― ΡА. 1976. № 3, с.329.

150. СМИРНОВА Г.П. О трех группах новгородской керамики Х — начала ХI в. — КСИА. Вып.139. М. 1974, с.20, примеч.24; ее же. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа, с.169-170.

151. АРЦИХОВСКИЙ А.В. Археологические данные по варяжскому вопросу. В кн.: Культура Древней Руси. М. 1966, с.38.

152. СЕДОВ В.В. К палеоантропологии восточных славян. В кн.: Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М. 1977, с.154; его же. Восточные славяне в VI—XIII вв. М. 1982, с.8, 66.

153. БЕНЕВОЛЕНСКАЯ Ю.Д., ДАВЫДОВА Г.М. Русское население Псковского обозерья. В кн.: Полевые исследования Института этнографии. 1977. М. 1979, с.187-188.

154. ЯНИН В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М. 1956, с.88-89; ПОТИН В.М. Некоторые вопросы торговли Древней Руси по нумизматическим данным. // Вестник истории мировой культуры. Л. 1961. № 4, с.73-78; его же. Древняя Русь и европейские государства в Х-ХIII вв. Историко-нумизматический очерк. Л. 1968 с.62-66; его же. Русско-скандинавские связи по нумизматическим данным (X—XII вв.). В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. № 4. Л. 1961, с.64-80; ФОМИН А.В. Начало распространения куфических монет в районе Балтики. — КСИА. Вып.171. М. 1982, с.16-21.

155. См. об этом подробнее: Славяне и Русь: проблемы и идеи. Концепции рожденные трехвековой полемикой, в христоматийном изложении/Сост.А.Г.Кузьмин. М. 1998, с.209-429; ФОМИН В.В. Русские летописи и варяжская легенда. Липецк. 1999, с.118-148.

156. BAYER G.S. Origines Russicae. В кн.: Commentarii Academiae scientiarum imperialis Petropolitanae. T.VIII. Petropoli. 1741, p.411.

157. Назаренко А.В. Goehrke C. Fruhzeit des Ostslaventums // Unter Mitwirkung von U.Kalin. Darmstadt, "Wissenschaftlche Buchgesellschaft, 1992 (=Ertrage der Forschung. Bd.277). В кн.: Средневековая Русь. Вып.I. М. 1996, с.177.

158. ЛЛ, с.3-4.

159. Славянский сборник, с.LX, LXXXIX, примеч.170; ЗАБЕЛИН И.Е. Ук.соч., с.135-136, 142-143, 189, 193.

160. Откуда есть пошла Русская земля, с.26; 582-583; КУЗЬМИН А.Г. Падение Перуна, с.155-156; Славяне и Русь, с.463-464.

 

 

 

 

http://www.portal-slovo.ru/history/35685.php?PRINT=Y

Просмотрено: 0%
Просмотрено: 0%
Скачать материал
Скачать материал "Презентация по теме:Русь и славяне – анализ источников"

Получите профессию

Технолог-калькулятор общественного питания

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Получите профессию

Экскурсовод (гид)

за 6 месяцев

Пройти курс

Рабочие листы
к вашим урокам

Скачать

Скачать материал

Найдите материал к любому уроку, указав свой предмет (категорию), класс, учебник и тему:

6 626 191 материал в базе

Скачать материал

Другие материалы

Вам будут интересны эти курсы:

Оставьте свой комментарий

Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.

  • Скачать материал
    • 21.08.2015 2089
    • RAR 13 мбайт
    • Оцените материал:
  • Настоящий материал опубликован пользователем Золотарева Татьяна Анатольевна. Инфоурок является информационным посредником и предоставляет пользователям возможность размещать на сайте методические материалы. Всю ответственность за опубликованные материалы, содержащиеся в них сведения, а также за соблюдение авторских прав несут пользователи, загрузившие материал на сайт

    Если Вы считаете, что материал нарушает авторские права либо по каким-то другим причинам должен быть удален с сайта, Вы можете оставить жалобу на материал.

    Удалить материал
  • Автор материала

    • На сайте: 8 лет и 8 месяцев
    • Подписчики: 3
    • Всего просмотров: 5739
    • Всего материалов: 5

Ваша скидка на курсы

40%
Скидка для нового слушателя. Войдите на сайт, чтобы применить скидку к любому курсу
Курсы со скидкой

Курс профессиональной переподготовки

Технолог-калькулятор общественного питания

Технолог-калькулятор общественного питания

500/1000 ч.

Подать заявку О курсе

Курс повышения квалификации

Анализ результатов образовательной деятельности в работе учителя истории

36 ч. — 144 ч.

от 1700 руб. от 850 руб.
Подать заявку О курсе
  • Сейчас обучается 36 человек из 24 регионов

Курс повышения квалификации

Достижение эффективности в преподавании истории на основе осуществления положений историко-культурного стандарта

72 ч. — 180 ч.

от 2200 руб. от 1100 руб.
Подать заявку О курсе
  • Сейчас обучается 40 человек из 20 регионов

Курс повышения квалификации

Особенности подготовки к сдаче ЕГЭ по истории в условиях реализации ФГОС СОО

36 ч. — 180 ч.

от 1700 руб. от 850 руб.
Подать заявку О курсе
  • Сейчас обучается 59 человек из 26 регионов

Мини-курс

Инновационные технологии для бизнеса

4 ч.

780 руб. 390 руб.
Подать заявку О курсе

Мини-курс

Тревожные расстройства: диагностика и причины

4 ч.

780 руб. 390 руб.
Подать заявку О курсе
  • Сейчас обучается 23 человека из 15 регионов

Мини-курс

Подростковые проблемы: индивидуальный подход

3 ч.

780 руб. 390 руб.
Подать заявку О курсе
  • Сейчас обучается 278 человек из 65 регионов