«Я ЗАБЫТЬ НИКОГДА НЕ СМОГУ...»

Литературно-музыкальная композиция

ВЕДУЩИЙ 1. У каждого народа своя история, свои даты и переживания, связанные с ними. Стоит произнести слово «Ленинград», и  мы вспоминаем страшные 900 дней блокады. Однако чем больше проходит времени с той поры, тем более далекими кажут­ся нам те страшные события. Выросли целые поколения, которые не видели и не слышали ничего ни о блокадном голоде, ни о бомбежках, ни о подвиге, ни о мужестве и стойкости людей, переживших блокаду.

   Мы должны помнить о людях, отдавших свою жизнь, чтобы спасти родину от захватчиков. Нельзя забывать об этом, ибо: «Тот, кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его снова».

ЧТЕЦ

Опять война. Опять блокада...

А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда: «Не надо.

Не надо раны бередить,

Ведь это правда, что устали

Мы от рассказов о войне,

И о блокаде пролистали

Стихов достаточно вполне».

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война;

Ведь эта память — наша совесть.

Она, как сила, нам нужна...

ВЕДУЩИЙ 3. 

Когда замкнулось кольцо блокады, в Ленинграде, помимо взрослого населения, оставалось 400 тысяч детей — от младенцев до подростков. У них было особое, опаленное войной, блокадное детство. Они росли в условиях голода и холода, под свист и разрывы снарядов и бомб. Среди них 12-летний Юра Воронов. Через много лет строку из его стихов отчеканят в бронзе на монумен­те героическим защитникам Ленинграда: «О камни! Будьте стойкими, как люди!»

ВЕДУЩИЙ 1. Как многие его сверстники, Юрий Воронов рано повзрослел. Он начал писать стихи в самую трудную пору блокады — в 1942 году. В них он поведал о страшной зиме 1941-1942 годов, о голоде, о холоде, о муже­стве ленинградцев, сумевших выстоять и победить.

   Его короткие по форме, но пронзитель­ные стихи воспринимаются как летопись блокады, хроника жизни осажденного города. Се­годня мы с вами прочтем эту летопись и посмо­трим на те страшные события глазами тринадца­тилетнего подростка.

ВЕДУЩИЙ 2. 1941 год. 8 сентября, понедельник. Все дороги, связывающие Ленинград со страной, перерезаны. Город оказался в блокадном кольце, а в нем - 2 миллиона 544 тысячи жителей.

ВЕДУЩИЙ 4. Во время блокады шестиклассник Юрий Воронов становится бойцом аварийно-восстановительной службы. Это значило, что по сигналу воздушной тревоги или артилле­рийского налета нужно было не спускаться в бомбоубежище, а, наоборот, вста­вать навстречу смерти, чтобы попытаться спасти кого-то из уцелевших под развалинами. Два года спустя газета «Ленинская смена» опубликует за­метку «Забывая об опасности...», рядом с которой на снимке ее герой — раненый, засыпанный оскол­ками стекла черноглазый мальчик будущий поэт блокады Юра Воронов.

ЧТЕЦ

Бомбёжка

За лязгом и скрежетом — взрывы и свист.

Всё небо распорото боем.

И жёлтые звёзды срываются вниз:

Им выдержать трудно такое.

И мечется между разрывов луна,

Как птица над лесом горящим...

Бомбёжка всё ближе. Взрывная волна

Мой дом задевает всё чаще.

Холодный чердак, где находится пост,

Как старый скворечник, колышет...

Осколки зенитных снарядов и звёзд

Колотят по стенам и крышам.

И вдруг — снова темень и тишь над тобой.

И звёзды на небе помятом

По прежним местам разобрались... Отбой.

За нынешний вечер -      девятый...

ВЕДУЩИЙ 3.   25 ноября 1941 года оказалось для всех Вороновых чёрным днём. Немецкая бомба угодила прямо в их дом. Маму и бабушку откопа­ли сразу. А вот трёхлетнему брату и полутораме­сячной сестрёнке не повезло. Аварийная бригада два дня разбирала завалы, но детей так и не нашла. На третий день срочно прибывший из Кронштадта отец вместе со старшим сыном сами продолжили поиски близких. Бездыханные тела ребят были обнаружены лишь на пятый день. Одиннадцатилетний Юрий записал в свою школьную тетрадку...

ЧТЕЦ

Младшему брату

Из-под рухнувших перекрытий —

Исковерканный шкаф, как гроб...

Кто-то крикнул:      Врача зовите!..

Кто-то крестит с надеждой лоб.

А ему уже, плачь — не плачь,

Не поможет ни бог, ни врач.

День ли, ночь сейчас. он не знает,

И с лица не смахнёт мне слёз.

Он глядит — уже не мигая —

На вечерние гроздья звёзд.

Эту бомбу метнули с неба

Из-за туч среди бела дня...

Я спешил из булочной с хлебом.

Не успел, ты прости меня.

ЧТЕЦ

Я забыть никогда не смогу

Скрип саней на декабрьском снегу.

Тот пронзительный, медленный скрип:

Он как стон, как рыданье, как всхлип.

Будто всё это было вчера...

В белой простыне — брат и сестра...

ВЕДУЩИЙ 1. Бомбежки и артобстрелы были не единственной опасностью для жителей. Самым страш­ным испытанием стал голод. Запасы продоволь­ствия в Ленинграде заканчивались. Продукты стали выдавать по карточкам.

ВЕДУЩИЙ 2. В течение сентября-ноября нормы выда­чи хлеба снижались пять раз. С 20 ноября ленин­градцы стали получать самую низкую хлебную норму за весь период блокады: рабочие — 250 граммов, иждивенцы, служащие, дети — 125 граммов. Ленинградская блокадная карточка — бумаж­ный листок, расчерченный на квадратики с числом 25. За пять таких кусочков бумаги выдавался скудный дневной паек. 25 граммов хлеба — величина почти неосязаемая. На каждой карточке было  напечатано: «При утере карточка не возобновляется». Карточка была дороже денег, она была равна жизни.

ЧТЕЦ

Облака

Наш хлебный суточный паёк

Ладонь и ту не закрывает.

И человек, который слёг,

Теперь — всё чаще — умирает.

И потому что нету сил,

А над землёю вьюга стонет,

Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,

В траншеях городских хороним.

Бушует голод. И пока

Не разорвать кольца блокады.

И от пожаров облака —

Красны, проплыв над Ленинградом.

От них пылает небосклон.

И враг, увидя их, в смятенье:

В них — боль, и гнев, и дрожь знамён

Перед началом наступленья.

ВЕДУЩИЙ 6. Голод усугублялся небывалым холо­дом. Первая блокад­ная зима была очень холодной. Стояли тридцатиградусные морозы. Квартиры отапливались железными печурка­ми — времянками. Дров не было, поэтому рубили на дрова всё, что можно было сжечь. В комнатах ленинградцев было холод­но и темно, потому что электричества тоже не было... В квартирах было темно даже днем, потому что в большинстве окон не было стекол. Окна забивали фанерой.

ЧТЕЦ

Из писем на большую землю

Наш город в снег до пояса закопан.

И если с: крыш на город посмотреть,

То улицы похожи па окопы,

В которых побывать успела смерть.

Вагоны у пустых вокзалов стынут,

И паровозы мёртвые молчат, —

Ведь семафоры рук своих не вскинут

На всех путях, ведущих в Ленинград.

Луна скользит по небу одиноко,

Как по щеке холодная слеза.

И тёмные дома стоят без стёкол,

Как люди, потерявшие глаза.

Но в то, что умер город наш, — не верьте!

Нас не согнут отчаянье и страх.

Мы знаем от людей, сражённых смертью,

Что означает: «Смертью смерть поправ».

Мы знаем: клятвы говорить непросто.

И если в Ленинград ворвётся враг,

Мы разорвём последнюю из простынь

Лишь на бинты, но не на белый флаг.

ВЕДУЩИЙ 1. Стихи Юрия Воронова потрясают своей правдивостью. Все, что происходило с ним в бло­кадном Ленинграде, нашло отражение в его сти­хотворных строках. Он рассказал и о маленькой девочке, убитой осколком бомбы. И о школьном уроке, на ко­тором уснула и не проснулась одноклассница Юры, и  дружбе блокадных подростков, лежавших в госпитальной палате во Дворце пионеров.

ЧТЕЦ

В школе

Девчонка руки протянула

И головой на край стола...

Сначала думали - уснула,

А оказалось — умерла.

Её из школы на носилках

Домой ребята понесли.

В ресницах у подруг слезинки

То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.

Лишь хрипло, сквозь метельным сон,

Учитель выдавил, что снова

Занятья — после похорон.

ЧТЕЦ

В тяжелой палате

Нам сестры, если рядом не бомбят,

По вечерам желают «доброй ночи».

Но «с добрым утром» здесь не говорят —

Оно таким бывает редко очень.

Когда январский медленный рассвет

Крадётся но проснувшейся палате,

Мы знаем, что опять кого-то нет,

И ищем опустевшие кровати.

Сегодня — мой сосед... В ночи к нему

Позвали не врача, а санитаров. ...

Теперь ты понимаешь, почему

Меня вторым укрыли одеялом!

ВЕДУЩИЙ 3. Дети блокадного Ленинграда могут гордиться тем, что они наравне со взрослыми от­стояли свой город, В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали авто­маты и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды.

Вместе с другими подростками Юра помогал разбирать завалы домов, дежурил на крышах. Был награжден медалью «За оборону Ленинграда». По­том он напишет...

Звучит запись стихотворения «В блокадных днях мы так и не узнали...» в исполнении Юрия Воронова.

ВЕДУЩИЙ 2. 18 января 1943 года в 9 часов 30 ми­нут в районе Рабочего поселка встретились воины Ленинградского и Волховского фронтов — блока­да была прорвана. Семь дней шли упорные крово­пролитные бои. Была освобождена узкая полоска земли вдоль побережья Ладоги. Здесь проложили железную дорогу, которая соединила блокадный го­род с Большой землей. В город стало поступать продовольствие. А через год, 14 января 1944 года, началось решающее сражение за освобождение Ленинграда от блокады. 27 января блокада была полностью снята. Город переживал невиданное торжество. В Ленинграде был произведён артил­лерийский салют в 24 залпа из 324 орудий.

Звучит песня «Салют 27 января 1944 года» на стихи Юрия Воронова.

Мне кажется: когда гремит салют,

Погибшие блокадники встают.

Они к Неве по улицам идут,

Как все живые. Только не поют.

Не потому, что с нами не хотят.

А потому, что мёртвые молчат.

Мы их не слышим, мы не видим их,

Но мёртвые всегда среди живых.

Идут и смотрят, будто ждут ответ:

Ты этой жизни стоишь или нет?..

ВЕДУЩИЙ 1. Страшным был итог блокады. За 900 дней погибло 800 тысяч человек.

Стихотворение  «Мне кажется, когда гремит салют…»

ВЕДУЩИЙ  Более 20 миллионов жизней  наших людей — мужчин, женщин и детей — унесла война. Им уже не по­мочь, их не воскресить. Но мы должны о них помнить! И мы помним о них!