Сценарий инсценировки отрывка из повести Фёдора Абрамова «ПЕЛАГЕЯ» (для постановки на сцене школы)

Сценарий

инсценировки отрывка  из повести Фёдора Абрамова 

 «ПЕЛАГЕЯ»

(для постановки на сцене школы)

По сцене медленно идет ПЕЛАГЕЯ с тяжелым ведром в руке.

ВЕДУЩИЙ:  ПЕЛАГЕЯ возвращалась домой после тяжёлого трудового дня в пекарне, в которой она одна работала за двоих, а то и за троих. Было время – у реки на угоре встречал её муж, Павел. Даже в самую темень выходил с фонарём. Да и по дому Пелагея не знала забот. А теперь Павел болен, с весны за сердце рукою хватается, и всё – и дом и пекарня – всё на ней одной. И теперь, не увидев Павла на привычном месте, Пелагея не на шутку испугалась.

ПЕЛАГЕЯ (стоит на краю сцены): Господи! Что с Павлом-то? Где Алька? Не беда ли какая?

На сцене стол, крытый скатертью, самовар, чашка. На кровати сидит ПАВЕЛ. Видно, только что проснулся.

ПЕЛАГЕЯ спешно заходит в избу.

ПЕЛАГЕЯ: На, господи, не вылежался! Мало ночи да дня – уже и вечера прихватываешь.

ПАВЕЛ (виновато): Нездоровится мне ноне.

ПЕЛАГЕЯ: Да уж как ни нездоровится, а до угора-то, думаю, мог бы дойти. И сено (кивнула в сторону окошка) с утра валяется. Для того я вставала ни свет ни заря? Сам не можешь – дочь есть, а то бы и сестрицу дорогую кликнул. Невелика барыня!

ПАВЕЛ:  День андела у Онисьи сегодня.

ПЕЛАГЕЯ: Большой праздник! Отпали бы руки, ежели бы брату родному пособила. (Оглядывает комнату.) А та где, кобыла?

ПАВЕЛ: Ушла. Девка – известно.

ПЕЛАГЕЯ: Вот как, вот как у нас! Сам весь день на вылежке, дочи дома не сидится, а мати хоть убейся. Одной мне надо…

ПЕЛАГЕЯ скинула сапоги и повалилась на пол.

Лежит неподвижно, с закрытыми глазами, тяжело, с присвистом, дыша.

 Затем дыхание выравнивается. ПЕЛАГЕЯ поворачивается к мужу.

ПЕЛАГЕЯ: Корова подоена ли?

ПАВЕЛ: Да, Алька и корову подоила, и травы на утро принесла.

ПЕЛАГЕЯ: Ну, ладно, ладно…

ПАВЕЛ: Да ты чаю попей, самовар горячий.

ПЕЛАГЕЯ встала, подошла к столу, села за стол,

выпила подряд пять чашек чаю,

приподняла занавеску, посмотрела в огород.

ПЕЛАГЕЯ: Лежит сено, целый день лежит. А мне уж не прибрать сегодня – отпали руки и ноги… (Приподнялась было) Нет, не могу…

Пелагея снова повалилась на пол, но на этот раз на ватник, разостланный мужем.

ПАВЕЛ: У нас у сестры праздник. Была даве – звала. 

ПЕЛАГЕЯ: (строго) Нет уж, не гостья я ноне. Рук-ног не чую – какие гости?

ПАВЕЛ: (несмело) Да ведь обида ей будет. День андела у человека.

ПЕЛАГЕЯ: А уж как знает. Не подыхать же мне из-за ейного андела.

На крыльце зашаркали шаги. Вошла АНИСЬЯ.

АНИСЬЯ: (Обращаясь к Пелагее, развязно) Чего лежишь-то? Вставай, вино прокиснет.

ПЕЛАГЕЯ: Всё ты со своим вином. Не напилась.

АНИСЬЯ: Да ведь как. В такой день насухо! (Обращается к брату). Давай, давай – подымай жену. И сам одевайся.

ПАВЕЛ потупился. АНИСЬЯ взялась за его брюки, висевшие на спинке кровати.

ПЕЛАГЕЯ: (раздражённо кричит) Не тронь ты его, бога ради! Человек не в здоровье – не видишь?

АНИСЬЯ: Ну, тогда хоть ты пойдём.

ПЕЛАГЕЯ: И я не пойду. Лежу как убитая. Еле ноги с заречья приволокла. Меня хоть золотом осыпь – не подняться. Нет, нет, спасибо, Онисья Захаровна. Спасибо за почести. Не до гостей нам сегодня.

АНИСЬЯ: (растерянно) Да что вы, господи! Самая близкая родня… Что мне люди-то скажут…

ПЕЛАГЕЯ: А пущай что хошь, то и говорят. Умный человек не осудит, а на глупого я век не рассчитываю. (Посмотрела на АНИСЬЮ строго, приподнялась на руке.)

Ты когда встала-то нынче? А я встала, печь затопила, траву в огороде выкосила, корову подоила, а пошла за реку – ты ещё спала.

АНИСЬЯ: Да разве я виновата?

ПЕЛАГЕЯ: А я на пекарню-то пришла да другую печь затопила – одно полено в сажень длины, да воды тридцать вёдер подняла, да чёрного хлеба сто буханок налила, да ещё семьдесят белого. А уж как я у печи-то стояла да жарилась, про то и не говорю.

А ты на луг-то спустилась, грабельками поиграла – слышала я, как вы робили, за рекой от ваших песен стёкла дрожали – да не успела пот согнать – машинка: фыр-фыр. Домой поехали.

ПЕЛАГЕЯ перевела дух, снова откинулась на фуфайку, закрыла глаза.

ПАВЕЛ: (примирительно)  Тяжело. Известно дело – пекарня. Бывал. Знаю.

АНИСЬЯ: (дрогнувшим голосом) Дак уж не придёте? Может, я не так приглашаю?  (Вдруг старинным поясным поклоном поклонилась брату, затем Пелагее.)  Брателко, Павел Захарович, сделай одолженье… Пелагея Прокопьевна…

ПЕЛАГЕЯ: (замахала руками) Нет, нет, Онисья Захаровна! Премного благодарны. И сами никого не звали, и к другим не пойдём. Лежачие.

 АНИСЬЯ тихо, с опущенной головой вышла из избы.

ПАВЕЛ: Эх, Пелагея. Надо бы маленько-то уважить. Сестра ведь…

ПЕЛАГЕЯ: Не защищай! Сама виновата. По заслугам и почёт.

ПАВЕЛ улёгся на кровать вверх лицом, украдкой вытирая слезу.

ВЕДУЩИЙ: Можно по-разному относиться к Пелагее Амосовой, её характеру, её поступкам. Строга, сурова была Пелагея, ни себя, ни мужа не берегла. И не уберегла ни мужа, ни дочь. Одинокими были её последние дни.

          Но самое главное в Пелагее нельзя не заметить: неутолимую жажду к работе добросовестной, ощущение счастья от своего труда. Ведь недаром и в народной памяти она осталась жить как самозабвенная труженица. А выбитую ею трудовую тропку, по которой она многие годы ходила на свою пекарню, на «свою каторгу», но без которой она, оказывается, не могла ни жить, ни дышать, люди сделали символом славы: окрестили Паладьиной межой.