Сценарий литературно-музыкального вечера "Моим стихам, как драгоценным видам, настанет свой черёд…» (по творчеству Марины Ивановны Цветаевой )

Литературно-музыкальный  вечер.

«Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд…»

(по творчеству Марины Ивановны Цветаевой)

На столе около портрета М.И.Цветаевой стоит  свеча и ваза с ветками рябины.

Чтец 1

Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо.
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
– И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.

Ведущий: Марина Цветаева окончила жизнь  31 августа 1941 года в Елабуге, в грязных сенях деревенской убогой избы, где жила со своим сыном.

Песня «Посвящение женщине»

Ведущий:  Марина Ивановна Цветаева…  Немного есть на земле поэтов, которых узнают только по одному имени, без добавления фамилии. Говорят: Марина, - и все предельно ясно. Ее биография – это ее стихи и проза, письма и переводы, все творчество. Итак, предоставим слово самой Марине Ивановне Цветаевой, кто же лучше нее знает свою жизнь?

Чтец 2

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

Ведущий.: Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (8 октября по новому стилю) 1892 года, в Москве.  Отец – Иван Владимирович Цветаев – профессор Московского университета, выдающийся филолог, был человеком необычайно деятельным. Он все свои силы отдавал созданию  Музея изящных искусств, который сегодня носит имя А.С.Пушкина.  Мать – Мария Александровна Мейн – блистательная пианистка, любила стихи и сама их писала.  Марина впоследствии неоднажды повторит: эрудиция, желание узнавать новое, настойчивость в работе – от матери. Равно как и сложный, себялюбивый, временами несносный для окружающих характер.
Чтец 3

В старом вальсе штраусовском впервые
Мы услышали твой тихий зов,
С той поры нам чужды все живые
И отраден беглый бой часов.

Мы, как ты, приветствуем закаты,
Упиваясь близостью конца.
Все, чем в лучший вечер мы богаты,
Нам тобою вложено в сердца.

К детским снам клонясь неутомимо,
(Без тебя лишь месяц в них глядел!)
Ты вела своих малюток мимо
Горькой жизни, помыслов и дел.

С ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен смех и чужд домашний кров…
Наш корабль не в добрый миг отчален
И плывет по воле всех ветров!

Все бледней лазурный остров – детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно, грусть оставила в наследство
Ты, о мама, девочкам своим!

Ведущий.: Первые языки: немецкий и русский, к семи годам – французский. Материнское чтение вслух и музыка. Любимое занятие с четырех лет – чтение, с пяти лет – писание. Все, что любила до семи лет, и больше не полюбила ничего.
Чтец 4

Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном переплете.
Чуть легкий выучен урок,
Бегу тотчас же к вам, бывало.
- Уж поздно! – Мама, десять строк!.. –
Но, к счастью, мама забывала.

Дрожат на люстрах огоньки…
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.
Темнеет… В воздухе свежо…
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры…

Кладбище… Вещий крик совы…
(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
Приемыш чопорной вдовы,
Как Диоген, живущий в бочке.
Светлее солнца тронный зал,
Над стройным мальчиком – корона…
Вдруг – нищий! Боже! Он сказал:
«Позвольте, я наследник трона!»

Ушел во тьму, кто в ней возник,
Британии печальны судьбы…
- О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?
О, золотые времена,
Где взор смелей и сердце чище!
О, золотые имена:
Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!

Ведущий.: Детство до десяти лет – старый дом в Трехпрудном переулке в Москве. Именно этот город оставался для  Марины Ивановны любимым и желанным.

Чтец 5

Облака — вокруг,

Купола — вокруг,

Надо всей Москвой —

Сколько хватит рук! —

Возношу тебя, бремя лучшее,

Деревцо мое

Невесомое!

В дивном граде сем,

В мирном граде сем,

Где и мертвой мне

Будет радостно, —

Царевать тебе, горевать тебе,

Принимать венец,

О мой первенец!

Ты постом — говей,

Не сурьми бровей,

И все сорок — чти —

Сороков церквей.

Исходи пешком — молодым шажком! —

Все привольное

Семихолмие.

Будет твой черед:

Тоже — дочери

Передашь Москву

С нежной горечью.

Мне же — вольный сон, колокольный звон,

Зори ранние 

На Ваганькове.

Ведущий: НО не Москву Марина считала домом, а Тарусу, одинокую дачу на Песочной, на Оке.
Чтец 6
Ах, золотые деньки!
Где уголки потайные,
Где вы, луга заливные
Синей Оки?

Старые липы в цвету,
К взрослому миру презренье,
И на жаровне варенье
В старом саду.

К Богу идут облака;
Лентой холмы огибая,
Тихая и голубая
Плещет Ока.

Детство, верни нам, верни
Все разноцветные бусы, -
Маленькой, мирной Тарусы
Летние дни.

Песня  «Генералам 1812 года»

Ведущий.: Первая школа – музыкальная школа Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести лет. Следующая – Четвертая гимназия, куда поступаю в приготовительный класс. Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16.  Осенью 1902 года (мне 10 лет)уезжаю с больной матерью на Итальянскую Ривьеру. Пишу стихи, которые печатают в Женеве, поступаю во французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи.  Летом 1904 года еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где осенью поступаю в интернат во Фрейбурге. Пишу немецкие стихи.
Чтец 7
Волшебство немецкой феерии,
Томный вальс, немецкий и простой…
А луга покинутой России
Зацвели куриной слепотой.

Милый луг, тебя мы так любили,
С золотой тропинкой у Оки…
Меж стволов снуют автомобили, -
Золотые майские жуки.

Ведущий: лишь через 4 года возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы. Её последний завет: «Живите по правде!»

Осенью 1906 года поступаю в интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Летом – за границей, в Дрездене  и Париже.

Чтец 8
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска…

…Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.

Там чей-то взор печально-братский,
Там нежный профиль на стене.
Ростан и мученик-Рейхштадский
И Сара – все придут во сне!

В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дольше смех, и тени ближе,
И боль, как прежде, глубока.

Ведущий: Еще в гимназии издаю свою первую книгу стихов – «Вечерний Альбом» – стихи 15, 16, 17 лет – и знакомлюсь с поэтом Максимилианом Волошиным, написавшим обо мне первую  большую статью.

Чтец 9

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я — поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

— Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет!)

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

Романс  «Любовь – волшебная страна»

Ведущий: Летом 1911 года еду к Волошину в Крым,  в Коктебель,  и знакомлюсь там со своим будущим мужем – Сергеем Эфроном…

5 мая 1911 года на пустынном коктебельском пляже восемнадцатилетняя Марина Цветаева увидела красивого юношу перебиравшего гальку, которой был усеян берег. Ее поразили глаза юноши – огромные серо-голубые, печальные. Она тут же загадала: если он отыщет и подарит ей сердолик – любимый ее камень, то она станет его женой. Из груды камней юноша  тут же извлек один – единственный – это был сердолик –  и протянул Марине. В январе 1912 года состоялось венчание Сергея Яковлевича Эфрона и Марины Ивановны Цветаевой. На его кольце гравировка –«Марина», на её – «Сергей».

Чтец 10

Я с вызовом ношу его кольцо!

- Да, в Вечности — жена, не на бумаге. -

Его чрезмерно узкое лицо

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно-великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.

Его глаза — прекрасно-бесполезны! -

Под крыльями раскинутых бровей -

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,

- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -

Такие — в роковые времена -

Слагают стансы — и идут на плаху.

Песня    «Мне нравится, что вы больны не мной…»

Ведущий: В 1912 году выходит моя вторая книга стихов «Волшебный фонарь» и рождается моя первая дочь – Ариадна, чье имя мы сразу сократили до теплого – Аля:

Ты будешь невинной, тонкой ,

Прелестной – и всем чужой.

Пленительной амазонкой,

Стремительной госпожой…

Это предсказание матери сбудется в судьбе Ариадны Сергеевны Эфрон

Ведущий:  В 1913 году умирает отец. В1920, в страшном, голодном, кровавом, умирает вторая дочь Ирина, трех лет отроду. Марина одна: муж Сергей бежал с остатками белой армии за границу.

Чтец 11

Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.

Захлебываясь от тоски,
Иду одна без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких мои руки.

Иду вдоль генуэзских стен,
Встречая ветра поцелуи,
И платья шелковые струи
Колеблются вокруг колен.

И скромен ободок кольца,
И трогательно мал и жалок
Букет из нескольких фиалок
Почти у самого лица.

Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней.
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.

Ведущий:  В 1922 году уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых три с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. «После России». Так Цветаева назвала свою книгу стихов, изданную в эмиграции. Так она воспринимала и свою вынужденную разлуку с Родиной. Ехала к мужу, с которым не виделась 5 лет и которому путь в Россию был закрыт, – «белогвардеец».

Романс «Хочу у зеркала…»

Ведущий: О возвращении на родину не шло и речи. Там  были и вечера с чтением стихов, и редкие праздники, и новые лица, часто приятные, но неустроенный быт, подчас кошмарный, высасывал все силы. «Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловечность… Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Чтец 12
Тоска по Родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно –
Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и незнающий, что – мой,
Как госпиталь или казарма…

…Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все – равны, мне всё – равно,
И, может быть, всего равнее –

Роднее бывшее – всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты – как рукой сняло:
Душа, родившаяся – где-то.

Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей – поперек!
Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…

Ведущий: Из письма 1933 года: «Нищеты, в которой я живу, вы себе и представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 франков в день, на них вчетвером (у меня сын Георгий восьми лет) живем, то есть просто медленно подыхаем с голоду». В 1939 году возвращаюсь в Советский Союз – вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 году) Родину.

Чтец 13

О, слезы на глазах!

Плачь гнева и любви!

О, Чехия в слезах!

Испания в крови!

О, черная гора,

Затмившая весь свет!

Пора – пора – пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюсь – быть

В бедламе нелюдей,

Отказываюсь – жить

С волками площадей.

Отказываюсь выть

С акулами равнин.

Отказываюсь плыть –

Вниз – по теченью спин.

Не надо мне ни дыр

Ушных, ни вещих глаз.

На твой безумный мир

Ответ один – отказ.

Ведущий: В июне 1939 года Марина Цветаева и сын Георгий сели в поезд. Сергей Эфрон и Ариадна уже там, пока еще не в тюрьме, но уже в России. Из Парижа ее с сыном не провожал никто. Без мужа и дочери, без жилья и друзей, без «надобы в себе» и абсолютно без всяких надежд… Еще два года будет длиться Голгофа Марины, ее расплата за неумение приспосабливаться к чему бы то ни было, за право быть самой собой.

Чтец 14

Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду, и кольцом на стеклах, -

И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец, - чтоб всем было известно! -
Что ты любим! любим! любим! любим! -
Расписывалась - радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала - имя...

Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты - уцелеешь на скрижалях.

Ведущий: В красной Москве она, жена бывшего белого офицера Эфрона, арестованного через несколько  недель,  все эти долгие три года чувствовала себя отщепенкой. Лирика Марины Цветаевой, когда она вся была поглощена ожиданием вестей от мужа, проникнута печалью её страстной, почти отчаявшейся надеждой. «Я вся закутана в печаль, – писала она. – Я живу печалью».

Чтец 15

 Вчера еще в глаза глядел,

А нынче — всё косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел,—

Всё жаворонки нынче — вороны!

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О, вопль женщин всех времен:

«Мой милый, что тебе я сделала?!»

И слезы ей — вода, и кровь —

Вода, — в крови, в слезах умылась!

Не мать, а мачеха — Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая...

И стон стоит вдоль всей земли:

«Мой милый, что тебе я сделала?»

Вчера еще — в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал,—

Жизнь выпала — копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду

Стою — немилая, несмелая.

Я и в аду тебе скажу:

«Мой милый, что тебе я сделала?»

Спрошу я стул, спрошу кровать:

«За что, за что терплю и бедствую?»

«Отцеловал — колесовать:

Другую целовать», — ответствуют.

Жить приучил в самом огне,

Сам бросил — в степь заледенелую!

Вот что ты, милый, сделал мне!

Мой милый, что тебе — я сделала?

Всё ведаю — не прекословь!

Вновь зрячая — уж не любовница!

Где отступается Любовь,

Там подступает Смерть-садовница.

Самo — что дерево трясти! —

В срок яблоко спадает спелое...

— За всё, за всё меня прости,

Мой милый, — что тебе я сделала!

Ведущий: столица новой страны отплатит Цветаевой жестокой нелюбовью- для неё, чей отец столько сделал для этого города, не найдется даже собственного угла.

Чтец 16

Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может - пьют вино,
Может - так сидят.
Или просто - рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.

Не от свеч, от ламп темнота зажглась:
От бессонных глаз!

Крик разлук и встреч -
Ты, окно в ночи!
Может - сотни свеч,
Может - три свечи...
Нет и нет уму
Моему покоя.
И в моем дому
Завелось такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!

Ведущий: ощущение семьи исчезло, судьба всех разметала – и реальным расстоянием, и непреодолимыми противоречиями: Сергей Эфрон с дочерью     Ариадной были арестованы. Цветаева так и не дождалась вестей о муже…   Сергей Яковлевич Эфрон был расстрелян в 1941 году, Ариадна провела в сталинских лагерях  15 лет.

Чтец 17

Расстояние: версты, мили…

Нас расставили, рассадили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Расстояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это — сплав

Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили — рассорили,

Расслоили…

Стена да ров.

Расселили нас как орлов-

Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили — растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который — март?!

Разбили нас — как колоду карт!

Ведущий: Для Марины Ивановны это было время отчаяния. Она  не могла найти ни жилья, ни работы, её стихи не печатались… Она чувствовала, что сердце остывает, душа устает…Цветаева писала: «И к имени моему «Марина» - прибавьте: мученица».

Чтец 18.

Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и нагробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти?-
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!

Исполняется пьса С.Рахманинова

Чтец 19

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет — мелкой,

Миска — плоской,

Через край — и мимо

В землю черную, питать тростник.

Невозвратно, неостановимо,

Невосстановимо хлещет стих.

Ведущий: Город Елабуга станет последним земным пристанищем неукротимой души поэтессы. «Воздух, которым я дышу, воздух, трагедии… Хватит ли у Вас сил долюбить меня до конца, то есть в час, когда я скажу: «Мне надо умереть». Ведь я не для жизни, у меня все – пожар. Я ни в одну форму не умещаюсь, даже в наипросторнейшую – своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей».

Марина Ивановна Цветаева покончила жизнь самоубийством, повесившись на оконной раме.

Исполняют  ученики  и учителя    РЕКВИЕМ «Уж сколько их…»