Сценарий литературной гостиной «Люблю я Кавказ !»

Литературная гостиная

Тема:   «Люблю я Кавказ !»         

Автор: учитель русского языка и литературы высшей категории Зияродинова Нажабат Расуловна .

МКОУ "Ленинаульская средняя общеобразовательная школа №2 имени Героя Российской Федерации Юрия Салимханова" .

Селение Ленинаул, Казбековский район РД.

 Цель:  приобщение к искусству Слова М. Ю.   Лермонтова, проникновение в         

мир  поэтических произведений о Кавказе;  научиться у поэта                  любить  Родину,    толерантности,  любви к вечным ценностям;

           научить старшеклассников думать, критически осмысливать   

           действительность;  воздействовать  на их душу,  пробудить   сильные   

           и  высокие чувства.

Оборудование:  выставка книг Лермонтова, запись песен  на  его стихи,  

                            картины Лермонтова и иллюстрации к его   произведениям. 

  1.    Вступительное слово учителя.         

           Эта  судьба, грозная, прекрасная, бессмертная. Она разрослась по родной земле цветущим садом, где поет про любовь сладкий голос и  вечно зеленеет  трехсотлетний  дуб.

          Судьба эта раскинулась над землей полуночным небом ,   и чуткое эхо слышит, как там звезда с звездою говорит, а зоркие детские очи могут увидеть, как по небу полуночи  летит ангел и несет в объятиях еще не рожденную душу для мира печали и слез.

         Эта грозная и прекрасная судьба блестит сквозь утренний туман кремнистым путем, и нет конца этому пути.

            И пока звучит на земле русский язык, останется бессмертной эта судьба, и будет радовать нас «из пламя и света рожденное слово»

             Слово  Лермонтова  покоряет  нас   красотой и гармонией,  общение с этим удивительным миром умиротворяет душу, утверждает счастье жизни, уводит от печальных раздумий, рождает вдохновение.

         Это -  вопль души человека, но вопль, который приносит облегчение .

         Это -  золотое  слово о Кавказе и   кавказцах:

 Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
                 Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз ,
  Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый  вечера час,
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
               Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
              Люблю я Кавказ!..

2. Прослушивание  романса  на стихи Лермонтова «Ангел».         

Эсуева Камсият:

                    « Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз»…  На Кавказе Лермонтов был не раз. «Седой незыблемый», он стал его поэтической Родиной. Он - певец могучего человеческого духа кавказцев. Читая его произведения о Кавказе, мы вступаем в мир отважных наших предков. Читая произведения  М. Лермонтова о Кавказе, мы проникаемся духом героизма и патриотизма наших отцов, по праву гордимся, что мы  - кавказцы.

            Картины природы, созданные пером и кистью Лермонтова, дышат грандиозностью  и  роскошным блеском фантастического Кавказа , который взял полную дань с музы нашего поэта…. Странное дело! Кавказу как будто суждено быть колыбелью наших поэтических талантов, вдохновителем и пестуном их музы, поэтическою их родиной.

          Пушкин, Толстой, Грибоедов, Бестужев - Марлинский… И вот является новый великий талант - и Кавказ делается его поэтическою родиною, пламенно любимою им; на недоступных вершинах Кавказа, венчанных вечным снегом, находит он свой Парнас; в его свирепом Тереке, в его горных потоках, в его целебных источниках находит он свой Кастальский ключ, свою Ипокрену…

Лахитова Эльмира:

             Обстоятельства увели поэта из узкого великосветского круга, оторвали от гусарских пирушек в героический мир, в котором так удивительно сочетались война и свобода,- сражающийся Кавказ, который он полюбил  еще в  детстве, снова открылся ему. И жизнь разнообразная, новая, полная опасностей и лишений, породила в нем чудесные замыслы . Он побывал на кавказских водах, в приморских городах и казачьих станицах, в тележке или верхом путешествовал вдоль Кубани и Терека, по Военно-Грузинской дороге, по долинам Азербайджана и Грузии, жил в Тифлисе и Ставрополе, участвовал в кровопролитных боях, наблюдал степных помещиков и «водяное общество», близко узнал лихих чеченских наездников, скромных офицеров- кавказцев, мудрых русских солдат, отводил душу в беседах с участниками восстания 1825 года, встречал и контрабандистов и людей высокой культуры - грузинской, азербайджанской, стал изучать «татарский язык». Легенды, сказки, предания народов свободолюбивых, воинственных,- все напоило воображение поэта новыми впечатлениями . Здесь безгранично расширились   тесные пределы той жизни, которой он принадлежал по рождению и воспитанию.

  Атаева Садия:

             «Дары Терека» есть поэтическая апофеоза Кавказа. Только роскошная, живая фантазия горцев умела так олицетворять природу, давать образ и личность ее немым и разбросанным явлениям. Терек и Каспий олицетворяют собою Кавказ. Терек сулит Каспию дорогой подарок; но сладострастно ленивый сибарит моря, покоясь в мягких берегах, не внемлет ему, не  обольщаясь ни стадом валунов, ни трупом удалого кабардинца , но когда Терек сулит ему сокровенный дар- бесценнее  всех даров вселенной, когда

И над ним, как снег бела,
Голова с косой размытой,
Колыхаяся, всплыла.

И старик во блеске власти
Встал, могучий, как гроза,
И оделись влагой страсти
Темно-синие глаза.

Он взыграл, веселья полный,-
И в объятия свои
Набегающие волны
Принял с ропотом любви.

     Хабибова  Аминат:     

               Не менее превосходна «Казачья колыбельная песня». Ее идея- мать; но поэт умел дать индивидуальное значение этой общей идее: его мать- казачка, и поэтому содержание ее колыбельной песни выражает собою особенности и оттенки казачьего быта. Это стихотворение есть художественная апофеоза матери: все, что есть святого, беззаветного в  любви матери, весь трепет, вся нега, вся страсть, вся бесконечность кроткой нежности, безграничность бескорыстной преданности, какою дышит любовь матери,- все это воспроизведено поэтом во всей полноте. Где, откуда взял поэт эти простодушные слова, эту умилительную нежность тона, эти короткие и задушевные слова.   

3. Прослушивание  песни  «Казачья колыбельная…» 

Эсуева Залимат:

          Теперь поговорим о поэме Лермонтова «Мцыри». Пленный мальчик черкес воспитан был в грузинском монастыре; выросши, он хочет сделаться или его хотят сделать монахом. Раз была страшная буря, во время которой черкес скрылся. Три дня  пропадал он, а на четвертый был найден в степи, близ обители, слабый, больной, и умирающий перенесен снова в монастырь. Почти вся поэма состоит из исповеди о том , что было с ним в эти три дня. Давно манил его к себе призрак родины,  тайно  носившийся в  душе,  как  воспоминание детства. Он захотел видеть божий мир - и ушел :

Давным-давно задумал я

Взглянуть на дальние поля,

Узнать, прекрасна ли земля,

Узнать, для воли иль тюрьмы

На этот свет родимся мы.

И в час ночной, ужасный час,

Когда гроза пугала вас,

Когда, столпясь при алтаре,

Вы ниц лежали на земле,

Я убежал. О, я как брат,

Обняться с бурей был бы рад!

Глазами тучи я следил,

Рукою молнию ловил...

Скажи мне, что средь этих стен

Могли бы дать вы мне взамен

Той дружбы краткой, но живой,

                                       Меж бурным сердцем и грозой ?..

    Гирисханова  Байрамбика:      

               Уже из этих слов мы видим, что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта,   отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит  Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственною мощью: 

Кругом меня цвел божий сад;

Растений радужный наряд

Хранил следы небесных слез,

И кудри виноградных лоз

Вились, красуясь меж дерев

Прозрачной зеленью листов;

И гроздья  полные на них,

Серег подобье дорогих,

Висели пышно, и порой

К ним птиц летал пугливый рой.

И снова я к земле припал

И снова вслушиваться стал

К волшебным, странным голосам;

Они шептались по кустам,

Как будто речь свою вели

О тайнах неба и земли;

И все природы голоса

Сливались тут; не раздался

В торжественный хваленья час

Лишь человека гордый глас.

Все , что я чувствовал тогда,

Те думы - им уж нет следа;

Но я б желал их рассказать,

Чтоб жить, хоть мысленно, опять.

В то утро был небесный свод

Так чист, что ангела полет

Прилежный взор следить бы мог;

Он так прозрачно был глубок,

Так полон  ровной синевой!

Я в нем глазами и душой

Тонул, пока полдневный зной

Темирукаева Ума: 

Мои мечты не разогнал.

И жаждой я томиться стал.

Тогда к потоку с высоты,

Держась за гибкие кусты,

С плиты на плиту я, как мог,

Спускаться начал. Из-под ног

Сорвавшись, камень иногда

Катился вниз - за ним бразда

Дымилась, прах вился столбом;

Гудя и прыгая, потом

Он поглощаем был волной;

И я висел над глубиной,

Но юность вольная сильна,

И смерть казалась не страшна!

Лишь только я с крутых высот

Спустился, свежесть горных вод

Повеяла навстречу мне,

И жадно я припал к волне.

Вдруг - голос - легкий шум шагов...

Мгновенно скрывшись меж кустов,

Невольным трепетом объят,

Я поднял боязливый взгляд

И жадно вслушиваться стал:

И ближе, ближе все звучал

Грузинки голос молодой,

Так безыскусственно живой,

Так сладко вольный, будто он

Лишь звуки дружеских имен

Произносить был приучен.

Простая песня то была,

Но в мысль она мне залегла,

И мне, лишь сумрак настает,

Незримый дух ее поет.

 Абдусамедова Замира:

Держа кувшин над головой,

Грузинка узкою тропой

Сходила к берегу. Порой

Она скользила меж камней,

Смеясь неловкости своей.

И беден был ее наряд;

И шла она легко, назад

Изгибы длинные чадры

Откинув. Летние жары

Покрыли тенью золотой

Лицо и грудь ее; и зной

Дышал от уст ее и щек.

И мрак очей был так глубок,

Так  полон тайнами любви,

Что думы пылкие мои

Смутились. Помню только я

Кувшина звон, - когда струя

Вливалась медленно в него,

И шорох... больше ничего.

Когда же я очнулся вновь

И отлила от сердца кровь,

Она была уж далеко;

И шла, хоть тише, - но легко,

Стройна  под ношею своей,

Как тополь, царь ее полей!

       Магомедова  Зухра: 

          Мцыри сбивается с пути, желая пробраться в родную сторону, воспоминание которой смутно живет в душе его.

Напрасно в бешенстве порой

Я рвал отчаянной рукой

Терновник, спутанный плющом:

Все лес был, вечный  лес кругом,

Страшней и гуще каждый час;

И миллионом черных глаз

Смотрела ночи темнота

Сквозь ветви каждого куста.

Моя кружилась голова;

Я стал влезать на дерева;

Но даже на краю небес

Все тот же был зубчатый лес.

Тогда на землю я упал;

И в исступлении рыдал,

И грыз сырую грудь земли,

И слезы, слезы потекли

В нее горючею росой...

Но, верь мне, помощи людской

Я не желал... Я был чужой

Для них навек, как зверь степной;

И если б хоть минутный крик

Мне изменил - клянусь, старик,

Я б вырвал слабый мой язык.

Ты слушать исповедь мою

Сюда пришел, благодарю.

Все лучше перед кем-нибудь

Словами облегчить мне грудь;

Но людям я не делал зла,

И потому мои дела

Немного пользы вам узнать,

А душу можно ль рассказать?

Учитель:

Я мало жил, и жил в плену.

Таких две жизни за одну,

Но только полную  тревог,

Я променял бы, если б мог.

Я знал одной лишь думы власть,

Одну - но пламенную страсть:

Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

Она мечты мои звала

От келий душных и молитв

В тот чудный мир тревог и битв,

Где в тучах прячутся скалы,

Где люди вольны, как орлы.

Я эту страсть во тьме ночной

Вскормил слезами и тоской;

Ее пред небом и землей

Я ныне громко признаю

И о прощенье не молю.

                Старик! я слышал много раз,

               Зачем?..  Угрюм и одинок,

             Грозой оторванный листок,

               Я вырос в сумрачных стенах

              Душой дитя, судьбой монах.

     Я никому не мог сказать

                    Священных слов "отец" и "мать".

          Конечно, ты хотел, старик,

    Чтоб я в обители отвык

           От этих сладостных имен, -

                  Напрасно: звук их был рожден

            Со мной. И видел у других

                  Отчизну, дом, друзей, родных,

А у себя не находил

                 Не только милых душ - могил!

             Тогда, пустых не тратя слез,

          В душе я клятву произнес:

            Хотя на миг когда-нибудь

       Мою пылающую грудь

                         Прижать с тоской к груди другой,

                Хоть незнакомой, но родной.

       Увы! теперь мечтанья те

            Погибли в полной красоте,

             И я как жил, в земле чужой

      Умру рабом и сиротой.

Меня могила не страшит:

     Там, говорят, страданье спит

    В холодной вечной тишине;

              Но с жизнью жаль расстаться мне.

     Я молод, молод... Знал ли ты

 Разгульной юности мечты?

Или не знал, или забыл,

Как ненавидел и любил;

  Как сердце билося живей

  При виде солнца и полей

    С высокой башни угловой,

       Где воздух свеж и где порой

      В глубокой скважине стены,

Дитя неведомой страны,

         Прижавшись, голубь молодой

       Сидит, испуганный   грозой?

            Пускай теперь прекрасный свет

        Тебе постыл; ты слаб, ты сед,

                                           И от желаний ты отвык.

      Что за нужда? Ты жил, старик!

                                           Тебе есть в мире что забыть,

         Ты жил, - я также мог бы жить…

 Магомедова Милана:

Ты помнишь детские года:

Слезы не знал я никогда;

Но тут я плакал без стыда.

Кто видеть мог? Лишь темный лес

Да месяц, плывший средь небес!

Озарена его лучом,

Покрыта мохом и песком,

Непроницаемой стеной

Окружена, передо мной

Была поляна. Вдруг во ней

Мелькнула тень, и двух огней

Промчались искры... и потом

Какой-то зверь одним прыжком

Из чащи выскочил и лег,

Играя, навзничь на песок.

То был пустыни вечный гость -

Могучий барс. Сырую кость

Он грыз и весело визжал;

То взор кровавый устремлял,

Мотая ласково хвостом,

На полный месяц, - и на нем

Шерсть отливалась серебром.

Я ждал, схватив рогатый сук,

Минуту битвы; сердце вдруг

Зажглось   жаждою борьбы

И крови... да, рука судьбы

Меня вела иным путем...

Но нынче я уверен в том,

Что быть бы мог в краю отцов

Не из последних удальцов.

  Дагуева Айшат:

Я ждал. И вот в тени ночной

Врага почуял он, и вой

Протяжный, жалобный как стон

Раздался вдруг... и начал он

Сердито лапой рыть песок,

Встал на дыбы, потом прилег,

И первый бешеный скачок

Мне страшной смертию   грозил...

Но я его предупредил.

Удар мой верен был и скор.

Надежный сук мой, как топор,

Широкий лоб его рассек...

Он застонал, как человек,

И опрокинулся. Но вновь,

Хотя лила из раны кровь

Густой, широкою волной,

Бой закипел, смертельный бой!

Ко мне он кинулся на грудь:

Но в горло я успел воткнуть

И там два раза повернуть

Мое оружье... Он завыл,

Рванулся из последних сил,

И мы, сплетясь, как пара змей,

Обнявшись крепче двух друзей,

Упали разом, и во мгле

Бой продолжался на земле.

И я был страшен в этот миг;

Как барс пустынный, зол и дик,

Я пламенел, визжал, как он;

Как будто сам я был рожден

В семействе барсов и волков

Под свежим пологом лесов.

Казалось, что слова людей

Забыл я - и в груди моей

Родился тот ужасный крик,

Как будто с детства мой язык

К иному звуку не привык...

Но враг мой стал изнемогать,

Метаться, медленней дышать,

Сдавил меня в последний раз...

Зрачки его недвижных глаз

Блеснули грозно - и потом

Закрылись тихо вечным сном;

Но с торжествующим врагом

Он встретил смерть лицом к лицу,

Как в битве следует бойцу! ..

  Атаева Зухра:           

              Блуждая в лесу, голодный и умирающий Мцыри вдруг увидел с ужасом, что воротился опять к своему монастырю. 

Прощай, отец... дай руку мне:

Ты чувствуешь, моя в огне...

Знай, этот пламень с юных дней,

Таясь , жил в груди моей;

Но ныне пищи нет ему,

И он прожег свою тюрьму

И возвратится вновь к тому,

Кто всем законной чередой

Дает страданье и покой...

Но что мне в том? - пускай в раю,

В святом, заоблачном краю

Мой дух найдет себе приют...

Увы! - за несколько минут

Между крутых и темных скал,

Где я в ребячестве играл,

Я б рай и вечность променял...

 Атаева  Садия:            

            Стихи Лермонтова уже переводили на иностранные языки, «Песня про царя Ивана Васильевича и про купца Калашникова» была поставлена в ряд выдающихся эпических творений во всей мировой поэзии, читающая Россия «сходила с ума» от «Демона».

Эсуева  Камсият:

Вечерней мглы покров воздушный

Уж холмы Грузии одел.

Привычке сладостной послушный,

В обитель Демон прилетел.

Но долго, долго он не смел

Святыню мирного приюта

Нарушить. И была минута,

Когда, казалось,  он готов

Оставить умысел жестокой.

Задумчив, у стены высокой

Он бродит: от его шагов

Без ветра лист в тени трепещет.

Он поднял взор: ее окно,

Озарено лампадой, блещет,

Кого-то ждет она давно

       И вот средь общего молчанья

  Чингура   стройное бряцанье

И звуки песни раздались;

И звуки те лились, лились,

Как слезы, мерно друг за другом;

И эта песнь была нежна,

Как будто для земли она

Была на небе сложена!

Не ангел ли с забытым другом

Вновь повидаться захотел,

Сюда украдкою слетел

И о былом ему пропел,

Чтоб усладить его мученье?..

Тоску любви, ее волненье

Постигнул Демон в первый раз;

Он хочет в страхе удалиться…

Его крыло не шевелится!..

И, чудо! из померкших глаз

Слеза тяжелая катится…

Поныне возле кельи той

Насквозь прожженный виден камень

Слезою жаркою, как пламень,

Нечеловеческой слезой!..

Атаева Садия:

И входит он, любить готовый,

С душой, открытой для добра,

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора.

Неясный трепет ожиданья,

Страх неизвестности немой,

Как будто в первое свиданье

Спознались с гордою душой.

То было злое предвещанье!

Он входит, смотрит – перед ним

Посланник рая, херувим,

Хранитель грешницы прекрасной,

Стоит с блистающим челом

И от врага с улыбкой ясной

Приосенил  ее крылом;

И луч божественного света

Вдруг ослепил нечистый взор,

И вместо сладкого привета

Раздался тягостный укор:

«Дух беспокойный, дух порочный.

Кто звал тебя во тьме полночной?

Твоих поклонников здесь нет,

Зло не дышало здесь поныне;

К моей любви, к моей святыне

Не пролагай преступный след.

Кто звал тебя?»

Ему в ответ

Злой дух коварно усмехнулся;

Зарделся ревностию взгляд;

И вновь в душе его проснулся

Старинной ненависти яд.

«Она моя! - сказал он грозно, -

Оставь ее, она моя!

Явился ты, защитник, поздно,

И ей, как мне, ты не судья.

На сердце, полное гордыни,

Я наложил печать мою;

Здесь больше нет твоей святыни,

Здесь я владею и люблю!»

И Ангел грустными очами

На жертву бедную взглянул

И медленно, взмахнув крылами,

В эфире неба потонул.

4. (Инсценировка отрывка из «Демона»)

Тамара – Эсуева З.

Демон – Лахитова Э.

Тамара

О! кто ты? речь твоя опасна!

Тебя послал мне ад иль рай?

Чего ты хочешь?..

Демон

Ты прекрасна!

Тамара

Но молви, кто ты? отвечай...

Демон

Я тот, которому внимала

Ты в полуночной тишине,

Чья мысль душе твоей шептала,

Чью грусть ты смутно отгадала,

Чей образ видела во сне.

Я тот, чей взор надежду губит,

Едва надежда расцветет,

Я тот, кого никто не любит,

И все живущее клянет.

Я бич  рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы,

И, видишь,- я у ног твоих!

Тамара

Оставь меня, о дух лукавый!

Молчи, не верю я врагу...

Творец... Увы! я не могу

Молиться... гибельной отравой

Мой ум слабеющий объят!

Послушай, ты меня погубишь;

Твои слова - огонь и яд...

Скажи, зачем меня ты любишь!

Демон

Зачем, красавица? Увы,

Не знаю!.. Полон жизни новой,

С моей преступной головы

Я гордо снял венец терновый,

Я все былое  бросил в прах:

Мой рай, мой ад в твоих очах.

Люблю тебя нездешней страстью,

Как полюбить не можешь ты:

Всем упоением, всей властью

Бессмертной мысли и мечты.

Спастись от думы неизбежной

И незабвенное забыть!

Тамара

Зачем мне знать твой печали,

Зачем ты жалуешься мне?

Ты согрешил...

Демон

Против тебя ли?

Тамара

Нас могут слышать!..

Демон

Мы одне.

Тамара

А бог!

Демон

На нас не кинет взгляда:

Он занят небом, не землей!

Тамара

А наказанье, муки ада?

Демон

Так что ж? Ты будешь там со мной!

Тамара

Кто б ни был ты, мой друг случайный,-

Покой навеки погубя,

Невольно я с отрадой тайной,

Страдалец, слушаю тебя.

Но если речь твоя лукава,

Но если ты, обман тая...

О! пощади! Какая слава?

На что душа тебе моя?

Ужели небу я дороже

Всех, не замеченных тобой?

Но ты все понял, ты все знаешь -

И сжалишься, конечно, ты!

Клянися мне... от злых стяжаний

Отречься ныне дай обет.

Ужель ни клятв, ни обещаний

Ненарушимых больше нет?..

Демон

       Клянусь я первым днем творенья,

Клянусь его последним днем,

   Клянусь позором преступленья

И вечной правды торжеством.

      Клянусь паденья горькой мукой,

Победы краткою мечтой;

Клянусь свиданием с тобой

И вновь грозящею разлукой.

Клянусь я  сонмищем  духов,

          Судьбою братий, мне подвластных,

Мечами ангелов бесстрастных

Моих недремлющих врагов;

Клянусь  небом я и адом,

Земной святыней и тобой,

            Клянусь твоим последним взглядом,

Твоею первою слезой,

      Незлобных уст твоих дыханьем,

Волною шелковых кудрей,

            Клянусь блаженством и страданьем.

Клянусь любовию  моей:

Я отрекся  от старой мести,

Я отрекся от гордых дум;

Отныне яд коварной  мести

Ничей уж не встревожит ум;

Хочу я с небом примириться,

Хочу любить, хочу молиться.

Хочу я веровать добру.

Темирукаева Ума:

          Как прав был Белинский, когда писал:

           « Это вздох музыки, это мелодия грусти, это кроткое страдание любви, последняя дань нежно и глубоко любимому предмету от растерзанного и смирённого бурею судьбы сердца!..

           И какая удивительная простота в стихе! Здесь говорит одно чувство, которое так полно, что не требует поэтических образов для своего выражения; ему не нужно убранства, не нужно украшений, оно говорит само за себя, оно вполне  высказалось  бы  и прозою …».

5. Заключительное слово учителя:

           О божественности происхождения искусства размышляли и размышляют многие. Я абсолютно с ними согласна, потому что  произведения искусства создаются избранниками Бога в часы наивысшего подъема душевных сил, в часы божественного вдохновения, в экстатическом состоянии, что не поддается описанию. Они словно очистительный огонь для души. Их можно твердить, как молитву,  ими можно клясться, ими можно исповедоваться. Сомневаетесь? А вот послушайте:

  Когда волнуется желтеющая нива,

                               И свежий лес шумит при звуке ветерка,

                              И прячется в саду малиновая слива

                              Под тенью сладостной зеленого листка,

                               Когда росой обрызганный  душистой

                               Румяным вечером, иль утра  в час златой

                               Из – под  куста мне ландыш серебристый

                               Приветливо кивает головой

                                Когда студеный ключ играет по оврагу

                                И, погружая  мысль в какой - то смутный сон,

                                Лепечет мне таинственную сагу

                                Про мирный край , откуда мчится он,-

                                  Тогда смиряется души моей тревога,

                                 Тогда расходятся морщины на челе,

                                 И счастье я могу постигнуть на земле,

                                 И в небесах я вижу  Бога…

            Это Михаил Лермонтов - поэт гениальный, которому было отмерено Судьбой  всего двадцать семь неполных лет. Но этого мотылькового срока ему оказалось достаточно, чтобы обрести жизнь вечную. Он доказал справедливость вещих слов Леонардо да Винчи: «Долгая жизнь- это хорошая жизнь».

            Как легко многие из нас разбрасывают золото дней, не считают даром потраченных дней, месяцев, канувших в пустоту лет. А спохватываемся   - ан, жизнь и прожита, и ничего не сделано, и все, что откладывалось на завтра, никогда не сбудется.  А молодой Лермонтов ничего не откладывал на завтра, работал денно и нощно и оставил после себя великое литературное, живописное наследие. 

           Вдумайтесь же, как здорово! И только одно это стихотворение ( не пиши он больше ни строчки!),    обессмертило бы  это имя,   потому что   свет его   по-прежнему благостен и притягателен , дарит нам надежду и мечту, стремление к высоте духа и совершенству :

                                   Выхожу один я на дорогу;
                                   Сквозь туман кремнистый путь блестит;
                                   Ночь тиха. Пустыня внемлет  Богу,
                                   И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье  голубом.

Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы ...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

                                    Чтоб всю ночь, весь день, мой слух лелея,
                                    Про любовь мне сладкий голос пел,
                                    Надо мной, чтоб вечно зеленея,
                                    Темный дуб склонялся и шумел…

6. Прослушивание романса в исполнении Анны Герман  «Выхожу один я на дорогу».