Сценарий
литературной гостиной,
посвященной
125-летию со дня рождения М.И.Цветаевой
На фоне музыки (Бетховен «К
Элизе») звучат слова:
Слова прощания
таяли,
Как первый снег на
стекле,
Прочитанный томик
Цветаевой
Лежал на моем столе.
Земной не снесла
тяжести,
С рожденья была
«морской» -
Нет равной ей
грешницы, кажется,
Нет праведницы
такой. (Лариса Кутьёва)
Презентация
Ведущий: Марина Цветаева родилась 8 октября 1892 года в
Москве.
(Звучание колоколов)
Красною кистью
рябина зажглась,
падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
хочется грызть
жаркой рябины
горькую кисть.
Отец, Иван
Владимирович Цветаев, был искусствоведом, филологом, профессором Московского
университета, директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных
искусств на Волхонке (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени
А.С.Пушкина).
Мать, Мария
Александровна Мейн происходила из обрусевшей польско-немецкой семьи и была
талантливой пианисткой, учившейся у Рубинштейна.
Самоотверженность и
мятежность, осознание возвеличенности и избранничества благодаря матери
сформировали облик Марины Цветаевой. «После такой матери мне осталось только
одно: стать поэтом».
Счастливая пора ее
детства, проходившая в уютном старом доме в Трехпрудном переулке у Патриарших
прудов, была прервана неожиданной болезнью матери. Мария Александровна заболела
чахоткой, ее здоровье требовало теплого и мягкого климата, и осенью 1902 года
семья Цветаевых уехала за границу. Цветаевы жили в Италии, Швейцарии и Германии,
где Марина продолжала получать образование в католических пансионах Лозанны и
Фейбуга.
Песня или музыка
1905-1906, Севастополь
С Крымом Цветаева познакомилась в 1905 году, всей семьей, когда
еще была жива мать. Для проживания была выбрана Ялта, так как семья надеялась,
что ялтовский воздух поспособствует выздоровлению Марии Александровны. Ехали
Цветаевы через Севастополь, там пробыли пару дней, наслаждались морем,
любовались пристанями, бульварами.
|
НА
СКАЛАХ
|
|
Он был синеглазый и рыжий
(Как порох во время игры!),
Лукавый и ласковый. Мы же
Две маленьких русых сестры.
Уж ночь опустилась на скалы,
Дымится над морем костер,
И клонит Володя усталый
Головку на плечи сестер.
А сестры уж ссорятся в злобе:
«Он — мой!» — «Нет — он мой!» — «Почему ж?»
Володя решает: «Вы обе!
Вы — жены, я — турок, ваш муж».
Забыто, что в платьицах дыры,
Что новый костюмчик измят.
Как скалы заманчиво-сыры!
Как радостно пиньи шумят!
Обрывки каких-то мелодий
И шепот сквозь сон: «Нет, он мой!»
— «Домой! Ася, Муся, Володя!»
— Нет, лучше в костер, чем домой!
За скалы цепляются юбки,
От камешков рвется карман.
Мы курим — как взрослые — трубки,
Мы — воры, а он атаман.
Ну, как его вспомнишь без боли,
Товарища стольких побед?
Теперь мы большие и боле
Не мальчики в юбках, — о нет!
Но память о нем мы уносим
На целую жизнь. Почему?
— Мне десять лет было, ей восемь,
Одиннадцать ровно ему.
|
Анастасия Цветаева (ученица): «Море…Мы не
видели его с Нерви…Как пахнет морем! Запах родной, и морская звезда, и
водоросли, точно тучка сетей. Но цвет моря совсем другой: не зеленое, как
Средиземное, а темно-синее».
Посетили "Севастопольскую панораму",
отправились на нее вместе с матерью. Через несколько дней на пароходе отчалили
из Севастополя к Ялте.
Анастасия Цветаева; «Море до Ялты
так качало наш пароход, что мы обе измучились. Мама, помнится, не страдала от
качки, папа тоже».
«Плывите!» молвила Весна.
Ушла земля, сверкнула пена,
Диван-корабль в озерах сна
Помчал нас к сказке Андерсена.
Какой-то добрый Чародей
Его из вод направил сонных
В страну гигантских орхидей,
Печальных глаз и рощ лимонных.
Мы плыли мимо берегов,
Где зеленеет Пальма Мира,
Где из спокойных жемчугов
Дворцы, а башни из сапфира.
Исчез последний снег зимы,
Нам цвел душистый снег магнолий…
Куда летим? Не знали мы!
Да и к чему? Не все равно ли?
Ялта
Крым всегда был любимым местом для творческой интеллигенции, соперничая с
курортами Лазурного берега Франции. Поэты и писатели, актеры и музыканты,
юристы и врачи любили отдыхать или жить в Крыму, особенно в Ялте. И
среди них был Сергей Яковлевич Елпатьевский. врач, революционер и писател. Он
долгие годы жил в Ялте, вместе с Чеховым принимал участие в открытии пансиона
«Яузлар» для неимущих туберкулезных больных. Этой тяжелой болезнью страдали
многие люди в те годы, в том числе и сам Елпатьевский. В Ялте семья жила в доме
Елпатьевского.
Анастасия Цветаева: «…Ялта-красавица!
Как понятно стало это ходячее слово – как только мы очутились на Дарсановской
горке!...Вверх, вверх, меж стенок садов, изгибается дорога, мимо аптеки,
женской гимназии, мимо дворца эмира Бухарского, пока не упирается в дачу
Елпатьевского: белая, двухэтажная, с двухэтажной террасой в полдома шириной,
свободна от тени и зелени, открытая ветру и взгляду на море, далеко внизу за
домами, сизо-черной чертой…За дачей – округлость горы…Елизавета Федоровна
Лужина… нам … сдала две, смежные комнаты: большая была мамина, меньшая –Марусина
и моя. Из маминой комнаты была дверь на террасу». Маме
В
старом вальсе штраусовском впервые
Мы
услышали твой тихий зов,
С
той поры нам чужды все живые
И
отраден беглый бой часов.
Мы, как ты, приветствуем закаты,
Упиваясь
близостью конца.
Все,
чем в лучший вечер мы богаты,
Нам
тобою вложено в сердца.
К детским снам клонясь неутомимо,
(Без
тебя лишь месяц в них глядел!)
Ты
вела своих малюток мимо
Горькой
жизни помыслов и дел.
С
ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен
смех и чужд домашний кров…
Наш
корабль не в добрый миг отчален
И
плывет по воле всех ветров!
Все
бледней лазурный остров — детство,
Мы
одни на палубе стоим.
Видно
грусть оставила в наследство
Ты,
о, мама, девочкам своим!
В 1906 году соседями Марины и ее семьи стали
Пешковы - супруга и дети Максима Горького. Сестры успешно
сдали экзамены: Марина за три класса, Ася за первый класс гимназии. В жаркий
по-летнему день была поездка в Массандру, запомнившаяся Асе: «Массандра? Может
быть это рай?». В ослепительный солнечный день поданы лошади – отъезд в
Севастополь, оттуда – в Москву.
1909 год, апрель; Ялта, Севастополь
На пасхальные каникулы
Марина Цветаева с группой соучениц по гимназии М. Г. Брюхоненко совершила вторую
поездку в Крым. До Севастополя из Москвы ехали поездом, в Ялту – морем.
Из письма
Марины Цветаевой Валерии Ивановне Цветаевой (единокровной
сестре М. И. Цветаевой) Ялта, апрель 1909 г.
Милая Валечка! Если бы
ты знала, как хорошо в Ялте! Я ничего не читаю и целый день на воздухе, то у
моря, то в горах. Фиалок здесь масса, мы рвем их на каждом шагу. Но переезд
морем из Севастополя в Ялту был ужасный: качало и закачивало всех. Приеду верно
3-го или 4-го. Всего лучшего.
Из воспоминаний
одноклассницы М. Цветаевой в гимназии М. Г. Брюхоненко Татьяны Астаповой:
«...В Ялте повеяло
теплом. Каждый день мы совершали экскурсии то на линейках, то пешком. Розовые
облака цветущего миндаля на яркой синеве неба показались нам волшебной сказкой.
Но погода все еще не установилась. Во время нашей поездки на Ай-Петри вдруг
повалили густые хлопья снега.
Но никогда я не видела,
чтобы Цветаева зябла и куталась, как остальные. Она предпочитала ездить рядом с
возницей, и я помню ее фигуру на козлах с развевающимися волосами, легко
одетую, с бусами вокруг шеи...
О Цветаевой мне
запомнилось только одно — мнение преподавателя по естествознанию А. Н.
Брюхоненко: «Душа поэта». Сказано это было со снисходительной усмешкой..."
1910 год, Москва
Марина Цветаева в Москве на
свои деньги издаёт первый сборник стихов «Вечерний альбом». Одним из
рецензентов сборника был Максимилиан Волошин. Он посвящает Цветаевой следующие
строки:
К Вам душа так радостно
влекома!
О, какая веет
благодать
От страниц «Вечернего
альбома»!
(Почему «альбом», а не
«тетрадь»?)
Ваша книга странно
взволновала-
В ней сокрытое
обнажено,
В ней страна, где всех путей
начало,
И куда возврата не дано.
1911 год; Гурзуф, Коктебель, Феодосия
Конец марта: Марина решила
не сдавать экзамены в восьмой (педагогический) класс и прекратила занятия в
гимназии. Она собирается в Гурзуф. Волошин договаривается о её приезде в
Коктебель. 3 марта Цветаева выезжает в Гурзуф.
Марина Цветаева
(ученица): « Пятого мая 1911 года, после чудесного месяца
одиночества на развалинах генуэзской крепости в Гурзуфе, в веском обществе
пятитомного Калиостро и шеститомной Консуэлы, после целого дня певучей арбы по
дебрям восточного Крыма, я впервые вступила на Коктебельскую землю, перед самым
Максиным домом, из которого уже огромными прыжками, по белой внешней лестнице,
несся мне навстречу — совершенно новый, неузнаваемый Макс. Взлобье горы.
Пишу и вижу: справа, ограничивая огромный коктебельский залив, скорее разлив,
чем залив, — каменный профиль, уходящий в море. Максин профиль.»
В Коктебеле Волошин показал Цветаевой вход в Аид. С давних пор, наверное, еще с древних времен об этом
месте накопилось множество преданий, сказаний и легенд. Греки и эллины, проживавшие
очень давно на территории Крыма, связывали Чертову скалу с входом в подземное
царство Аида. Существуют сказания, что именно через эти ворота в царство тьмы
попали Одиссей, великий и могучий Геракл, а также Орфей – легендарный музыкант
и певец, имя которого олицетворяло могущество искусства.
Марина Цветаева: «На вёслах турки-контрабандисты. Лодка острая и
быстрая: рыба-пила. Коктебель за много миль. Едем час. Справа реймские и
шартрские соборы скал, чтобы увидеть вершины которых, необходимо свести затылок
с уровнем моря, то есть опрокинуть лодку – что бы и случилось, если бы не
противовес Макса: он на носу, я на корме. Десятисаженный грот: в глубокую грудь
скалы.
- А это, Марина, вход в
Аид. Сюда Орфей входил за Эвридикой. – Входим и мы. Света нет, как не было и
тогда, только искры морской воды, забрасываемой нашими вёслами на наседающие,
наседающие и всё-таки расступающиеся – как расступились и тогда – базальтовые
стены входа. Конца гроту, то есть выхода входу, не помню; прорезали ли мы скалу
насквозь, то есть оказался ли вход воротами, или, повернув на каком-нибудь
морском озерце свою рыбу-пилу, вернулись по своим, уже сглаженным следам, – не
знаю. Исчезло. Помню только: вход в Аид».
Все
в Коктебеле 11-го года нравилось Марине: и сорокаградусная жара, и непривычные
шаровары, и море, и Карадаг, и даже обилие собак.
Марина
Цветаева: «Коктебель 1911 г.— счастливейший
год моей жизни. Никаким российским не затмить того сияния».
«Столь
памятный моим ладоням песок Коктебеля! Не песок даже — радужные камешки, между
которыми и аметист, и сердолик, — так что не таков уж нищ подарок!
Коктебельские камешки, целый мешок которых хранится здесь в семье Кедровых,
тоже коктебельцев.
1911 год. Я после кори
стриженая. Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс.
— Макс, я выйду замуж
только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.
— Марина! (вкрадчивый
голос Макса) — влюбленные, как тебе, может быть, уже известно, — глупеют. И
когда тот, кого ты полюбишь, принесет тебе (сладчайшим голосом)… булыжник, ты
совершенно искренно поверишь, что это твой любимый камень!
— Макс! Я от всего
умнею! Даже от любви!
А с камешком — сбылось,
ибо С. Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его восемнадцатилетия, через полгода
вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне —
величайшая редкость! — генуэзскую сердоликовую бусу, которая и по сей день со
мной.»
Летом
1911 года в Коктебеле Марина познакомилась со своим будущим мужем Сергеем
Эфроном, круглым сиротой и сыном
революционеров-народников. В романтически-таинственной атмосфере Коктебеля Сергей
Эфрон, представленный Цветаевой как молодой литератор, темноволосый юноша с
большими зеленовато-серыми глазами, совершенно соответствовал её творческому
воображению. Когда Марина впервые увидела Сергея в белой рубашке на скамейке у
моря, он был, по её признанию, так неправдоподобно красив, что, казалось, ей
стыдно ходить по земле.
В своих
воспоминаниях дочь М.И. Цветаевой Ариадна Эфрон так описывает встречу своих
родителей: «Она собирала камешки, он стал помогать ей – красивый грустный юноша
– с поразительными, огромными…в пол-лица глазами; заглянув в них и всё прочтя
наперед, Марина загадала: если он найдет и подарит ей сердолик, я выйду за него
замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал
своих серых глаз от ее зеленых, - и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри
освещенный камень, который она хранила всю жизнь…»
В Сергее
Эфроне Цветаева увидела воплощенный идеал благородства, рыцарства и вместе с
тем беззащитность. Любовь к Эфрону была для нее и преклонением, и духовным
союзом, и почти материнской заботой.
В январе
1912 года она вышла за него замуж и выпустила посвященный ему второй сборник
стихов – «Волшебный фонарь».
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности — жена, не на бумаге. -
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей -
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -
Такие — в роковые времена -
Слагают стансы — и идут на плаху.
3 июня 1914
Летом 1911 года Марина и Анастасия Цветаевы
вместе с Волошиным ездили в Старый Крым и Феодосию, покорившую их восточной
экзотикой, толпами приезжих на набережной, иностранными кораблями в порту.
Анастасия Цветаева : «Когда мы увидели
феодосийские улицы, Итальянскую улицу с арками по бокам, за которыми лавочки с
восточными товарами, бусами, сладостями, когда сверкнул атлас, рекой
разливающийся по прилавку, и его пересек солнечный луч, золотой воздушной
чадрой протянулся под арку – и когда из-под арки вышли два мусульманина, унося
плохо завернутый шелк, и брызнула нам в глаза синева с плывущими розами, -
бороды черней ночи показались нам со страницы Шехерезады, ветер с моря полетел
на нас из Стамбула! – и мы поняли – Марина и я, - что Феодосия – волшебный
город и что мы полюбили его навсегда».
В Феодосии Марина и Анастасия Цветаевы
посетили картинную галерею И. К. Айвазовского, побывали у друзей.
Все в Коктебеле нравилось Марине Цветаевой,
особенно походы с Волошиным на Кара-Даг. Не раз отправлялась Марина Ивановна с
Максимилианом Александровичем в походы по окрестным холмам.
Марина Цветаева:
«Сколько раз – он и я – по звенящим от засухи тропкам, или вовсе без тропок, по
хребтам в самый полдень, с непокрытыми головами, без палок….в непрерывности
беседы и ходьбы – часами – летали – все вверх, все вверх».
Свою благодарность Волошину за «счастливый
год жизни» Марина Ивановна Цветаева выразит в письмах Максимилиану
Александровичу:
«Это лето было лучшее из всех моих взрослых
лет, и им я обязана тебе».
8 июля Марина Цветаева покидает Крым.
1913 год, Коктебель
Марина Цветаева и Сергей
Эфрон вместе с дочерью Алей (Ариадной), которая родилась 5 сентября 1912 года,
приехали в Коктебель к М. А. Волошину. Их поселили «в отдельном домике в двух
комнатах». За время, проведенное в Крыму, Марина Цветаева пишет ряд стихотворений,
в которых отразились ее впечатления и переживания, волновавшие ее в то время: «
Идешь, на меня похожий…», «Моим стихам», «Солнцем жилки налиты…», «Вы, идущие
мимо меня», «Идите же!» и другие.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я,
что я — поэт,
Сорвавшимся, как
брызги из фонтана,
Как искры из
ракет,
Ворвавшимся, как
маленькие черти,
В святилище, где
сон и фимиам,
Моим стихам о
юности и смерти,
— Нечитанным
стихам!
Разбросанным в
пыли по магазинам,
Где их никто не
брал и не берет,
Моим стихам, как
драгоценным винам,
Настанет свой
черед.
Коктебель, 13
мая 1913
Солнцем
жилки налиты — не кровью —
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду
кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую…
— Странно чувствовать так сильно
и
так просто
Мимолетность жизни — и свою.
15
мая 1913
Маринино семейное счастье
в тот год тоже выразило себя в стихах, посвященных дочери и мужу.
Как водоросли
Ваши члены,
Как ветви
мальмэзонских ив...
Так Вы лежали в
брызгах пены,
Рассеянно
остановив
На
светло-золотистых дынях
Аквамарин и хризопраз
Сине-зеленых,
серо-синих,
Всегда
полузакрытых глаз.
Летели солнечные
стрелы
И волны —
бешеные львы.
Так Вы лежали,
слишком белый
От нестерпимой
синевы...
А за спиной была
пустыня
И где-то станция
Джанкой...
И тихо
золотилась дыня
Под Вашей длинною
рукой.
Так, драгоценный
и спокойный,
Лежите, взглядом
не даря,
Но взглянете—и
вспыхнут войны,
И горы двинутся
в моря,
И новые зажгутся
луны,
И лягут
радостные львы—
По наклоненью
Вашей юной,
Великолепной
головы.
1 августа 1913
Художница М. Нахман,
отдыхавшая тогда у М. А. Волошина, пишет портрет Марины Цветаевой.
4 августа 1913 года
Марина Цветаева уезжает в Москву, чтобы сдать или продать дом на Полянке.
Здоровье мужа Сергея Эфрона ухудшилось, он уезжает в Ялту, в санаторий.
Маленькая Аля осталась в
Коктебеле на попечении няни Груши и сестёр Веры и Лили Эфрон.
30 августа скончался
отец Иван Владимирович Цветаев. После похорон отца Марина Цветаева возвращается
в Крым. Сначала приезжает в Севастополь, оттуда – в Ялту к мужу. В Ялте 1
октября написаны стихотворения «Встреча с Пушкиным», «Байрону».
БАЙРОНУ
Я думаю об утре
Вашей славы,
Об утре Ваших
дней,
Когда очнулись
демоном от сна Вы
И богом для
людей.
Я думаю о том,
как Ваши брови
Сошлись над
факелами Ваших глаз,
О том, как лава
древней крови
По Вашим жилам
разлилась.
Я думаю о
пальцах — очень длинных —
В волнистых
волосах,
И обо всех — в
аллеях и в гостиных —
Вас жаждущих
глазах.
И о сердцах,
которых — слишком юный
Вы не имели
времени прочесть
В те времена,
когда всходили луны
И гасли в Вашу
честь.
Я думаю о
полутемной зале,
О бархате,
склоненном к кружевам,
О всех стихах,
какие бы сказали
Вы — мне, я — Вам.
Я думаю еще о
горсти пыли,
Оставшейся от
Ваших губ и глаз...
О всех глазах,
которые в могиле.
О них и нас.
Ялта. 24
сентября 1913
1913 год
Феодосия
17 октября 1913 года
Цветаева с дочерью поселилась в Феодосии. Из Ялты, накануне отъезда, она писала
в Москву:
Марина Цветаева: «Насчет Феодосии мы решили как-то сразу, не сговариваясь. Сереже
хочется спокойствия и отсутствия соблазнов для экзаменов».
Сергей Эфрон остался еще
на несколько дней в Ялте, в санатории, а у Марины начался совершенно новый этап
– феодосийский.
Анастасия Цветаева: «Марина была счастлива с ее удивительным мужем, с ее изумительной
маленькой дочкой – в те предвоенные годы. Марина была счастлива».
Марина Цветаева: «Сегодня я ночевала одна с
Алей, идеальная няня ушла домой. Аля была мила и спала до семи, я - до десяти.
Сегодня чудный летний синий день: на столе играют солнечные пятна, в окне
качается красно-желтый виноград.»
Дом, который выбрала
Цветаева, расположен на склоне горы Тепе-Оба, на бывшей Анненской улице (ныне
это улица О. Ю. Шмидта). В то время это была дача художника Редлиха.
Именно в Феодосийской
мужской гимназии Эфрон, сдав почти двадцать экзаменов, получил аттестат, с
которым поступил в 1914 году в Московский университет.
В первые месяцы жизни в
Феодосии, осенью и зимой 1913 года, Цветаева читала свои стихи на нескольких
литературных вечерах: в обществе приказчиков Феодосии, в Еврейском обществе
пособия бедным, в Азово-Донском банке.
Остались яркие и
эмоциональные зарисовки в дневнике Цветаевой и отзыв в одной из Феодосийских
газет на выступление Марины и Анастасии 15 декабря 1913 года: «Снова выступали
очаровательные сестры Цветаевы…Еще раз обвеяли нас солнечной лаской…Еще раз
согрели одинокие одичавшие души!».
Часто бывали сестры
Цветаевы и Максимилиан Волошин в мастерских художников Константина Богаевского,
М. П. Латри, К. Кандаурова, Н. Хрустачева, которые в то время жили в Феодосии.
Особенно любили сестры бывать на окраине города в доме Анны Никитичны
Айвазовской, жены великого мариниста.
30 декабря 1913 года сестры выступали на «великосветском балу»,
организованном
Феодосийским
обществом спасения на водах. Звучали прекрасные стихотворения:
31 декабря двинулись в
Коктебель к Волошину встречать Новый 1914 год. Не обошлось без пожара… Для
Марины Цветаевой и Максимилиана Волошина это факт явился символом грядущих
потрясений…
1914 год, Феодосия
Более ста лет назад, 14 февраля 1914 года,
появились на свет прекрасные стихотворные строки Марины Цветаевой:
Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.
Захлебываясь от тоски,
Иду одна, без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких моих руки.
Иду вдоль генуэзских стен,
Встречая ветра поцелуи,
И платья шелковые струи
Колеблются вокруг колен.
И скромен ободок кольца,
И трогательно мал и жалок
Букет из нескольких фиалок
Почти у самого лица.
Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней.
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.
Феодосия, 14 февраля 1914
25 февраля
1914 года сестры Цветаевы и Максимилиан Волошин гуляли по Караимской слободке,
поднимались к Музею древностей на вершине горы Митридат. «Караимская слободка –
совершеннейшая Италия. Узкие крутые улички, полуразрушенные дома из грубого
пористого камня, арки…Ася снимала. Мы дошли до Митридата, - белого здания с
колоннами – в греческом стиле. У входа в помещающийся в нем Музей древностей –
два старинных огромных кудрявых итальянских льва…» Волошин, Марина и Анастасия
расписались в «Книге для занесения подписей господ посетителей Феодосийского
музея древностей», здание которого было построено в 1871 году.
26 февраля
Волошин, Анастасия и Марина ходили по Карантину. Генуэзские стены средневековой
крепости, несколько церквей на Карантинной площади, низкие дома с красной
черепицей на крышах, фиалки под самыми окнами
Марина
Цветаева: «Как чудно в Феодосии! Сколько солнца и зелени! Сколько
праздника! Золотой дождь акаций осыпается …Каждая улица – большая, теплая,
душистая волна… В низких пышных акациях что-то совсем сливающееся со стенами
домов, крытых черепицей, - со всем духом Феодосии».
1914 год, Коктебель
1 мая в Коктебель
приехала Анастасия Цветаева с сыном Андрюшей, а 3 мая написано прекрасное
стихотворение, посвященное Сергею Эфрону:
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности — жена, не на бумаге. -
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей -
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! -
Такие — в роковые времена -
Слагают стансы — и идут на плаху.
3 мая 1914
5 мая написано ещё
одно прекрасное стихотворение, посвященное дочери Ариадне:
Ты будешь невинной, тонкой,
Прелестной — и всем чужой.
Пленительной амазонкой,
Стремительной госпожой.
И косы свои, пожалуй,
Ты будешь носить, как шлем,
Ты будешь царицей бала —
И всех молодых поэм.
И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок,
И все, что мне — только снится,
Ты будешь иметь у ног.
Всё будет тебе покорно,
И все при тебе — тихи.
Ты будешь, как я — бесспорно —
И лучше писать стихи…
Но будешь ли ты — кто знает —
Смертельно виски сжимать,
Как их вот сейчас сжимает
Твоя молодая мать.
15 мая закончена поэма
«Чародей», посвященная Льву Львовичу Кобылинскому (Эллису). Поэма стала финалом
детства и юности. Финалом трогательности и легкости в стихах Цветаевой, началом
взрослой поэзии и мемуаристики. Ведь после июня 1914 года Цветаевой придется
столкнуться с взрослой жизнью и ее испытаниями. Последние дни счастья, радости
и беззаботности останутся в Феодосии, и вот "Чародей", та самая грань
между двумя периодами жизни Марины Цветаевой. Больше уже не будет в жизни
Марины Цветаевой той легкости и беззаботности присущей периоду дружбы с
Эллисом, наступит уже другая взрослая жизнь…
1 июня Марина Цветаева с
Алей приезжают в Коктебель.
Марина Цветаева: «С 1-го июня мы в Коктебеле. Ехали – Аля, Кусака в корзинке, и я.
…Когда Пра увидела Алю, она воскликнула: — «И это Ася называет толстым
ребенком! Да она совсем худая! Посмотрите на ее лицо!» — Пока мы с няней
раскладывали вещи, Ася ходила по саду с Алей и Андрюшей на руках. Андрюша без
ума от Али. Увидев на столе у Пра ее карточку, он сразу закричал «Аля», взял
ее, целовал, носил по саду и всем, кого видел, давал целовать. Это было до
нашего приезда».
14 июня в Коктебель из Феодосии
приезжает Сергей Эфрон, сдавший экстерном последний из 19 экзаменов на аттестат
зрелости.
Марина Цветаева: «Сережа кончил экзамены. В местной газете «Южный Край» такая отметка:
«Из экстернов феодосийской мужской гимназии уцелел один г-н Эфрон». В его
экзаменационной судьбе принимал участие весь город. Хочется записать одну часть
его ответа по истории: — «Клавдии должен был быть великим императором, но к
несчастью помешала семейная жизнь: он был женат два раза, — первый на
Мессалине, второй — на Агриппине, и обе страшно ему изменяли». Это всё, что он
знал о Клавдии. Экзаменаторы кусали губы».
"…Скоро будет неделя,
как я здесь. Природа та же — бесконечно хорошая и одинокая, — людей почти нет,
хотя полны все дачи, — настроение отвратительное. Милы: Пра, Майя, Ася,
Андрюша, Аля. Равнодушны и почти невидимы: Богаевский, Кандауров, Оболенская,
Радецкий на днях приехал — очень помолодел и похорошел, весел, мил, но далек.
…Аля решительно всех поражает своей взрослостью, строгостью, неулыбчивостью. К
Андрюше она прохладна, Пра боится. Слушается только меня, — без меня ни за что
ни с кем не поздоровается".
6 июля Марина
Цветаева, Сергей Эфрон и маленькая Аля уезжают в Москву.
1915 год
В марте, оставив учебу в университете,
Сергей Эфрон уходит братом милосердия на фронт. Санитарный поезд Эфрона
курсирует между Москвой и Белостоком (Варшавой).
Коктебель
25 мая из Москвы в Коктебель выехали
Марина Цветаева с Алей, Анастасия Цветаева с Андрюшей и сёстры Парнок – Софья
Яковлевна и Елизавета Яковлевна. Волошина в Коктебеле не было, гостей принимала
Елена Оттобальдовна.
Марина Цветаева
пробыла в Коктебеле до конца июля.
1916
год, Коктебель
Приблизительно 16 мая М. Цветаева, С.
Эфрон и Аля приехали в Коктебель. Перед этим С. Эфрон был зачислен в армию на
строевую службу со сроком начала службы 1июня 1916 года.
Звучит «Мне нравится , что вы больны не
мной»
Из письма Марины Цветаевой Лиле
Эфрон :
«Сережа тощ и слаб, безумно радуется
Коктебелю, целый день на море, сегодня на Максиной вышке принимал солнечную
ванну. Он поручил Мише следить за воинскими делами, Миша телеграфирует, когда
надо будет возвращаться. Все это так грустно! Чувствую себя в первый раз жизни
– бессильной. С людьми умею, с законами нет. О будущем стараюсь не думать, -
даже о завтрашнем дне!... Думаю пробыть здесь еще дней десять… У меня много
стихов, есть целый цикл о Блоке.
В Коктебеле было написано стихотворение
«И тучи оводов вокруг равнодушных кляч…» из цикла «Стихи к А. Блоку».
И тучи оводов вокруг
равнодушных кляч,
И ветром вздутый
калужский родной кумач,
И посвист перепелов, и
большое небо,
И волны колоколов над
волнами хлеба,
И толк о немце, доколе
не надоест,
И желтый-желтый — за
синею рощей — крест,
И сладкий жар, и такое
на всем сиянье,
И имя твое, звучащее
словно: ангел.
18 мая 1916
22 мая М. Цветаева, С.
Эфрон , Аля уехали в Москву.
1917 год, Феодосия
18 июля в Коктебеле
умирает Алеша Минц, младший сын Анастасии Цветаевой. После похорон она с
больным Андрюшей уезжает в Феодосию.
Марина Цветаева: «Сделаю всё, чтобы приехать к тебе, может быть, поселюсь тоже с
детьми на зиму в Феодосии. Жди меня…Ты должна жить».
До августа М. Цветаева
оставалась в Москве одна с детьми: С. Эфрон заканчивал школу прапорщиков в
Нижнем Новгороде.
9 августа М. Цветаева
– М. Волошину (в Коктебель) «…Сереже очень хочется в Феодосию, он говорит, что
там есть тяжелая артиллерия. Милый Макс. Если можно – не откладывай. Я в полном
страхе за Серёжину судьбу…В Москве безумно трудно жить. Как бы я хотела
перебраться в Феодосию!»
Феодосия, Коктебель
Октябрь. Марина Цветаева в
Феодосии. В эти дни Цветаева успевает повидаться с Осипом Мандельштамом,
уехавшим в Петроград 11 октября, общалась с начинающей актрисой Фаиной
Раневской, врачом и поэтом К. А. Белиловским.
Цветаева становится
свидетельницей того, как революционные солдаты громили винные склады: «Это была
уже не просто безликая и молчаливая масса, а потерявшая человеческий облик
буйная и безудержная толпа, для которой свобода свелась к возможности
бесчинствовать…».
В эти дни написаны
стихотворения: «Ночь. – Норд-Ост. – Рёв солдат.- Рёв волн…» и «Плохо сильным и
богатым…»:
Плохо
сильным и богатым,
Тяжко барскому плечу.
А вот я перед солдатом
Светлых глаз не опущу.
Город
буйствует и стонет,
В винном облаке — луна.
А меня никто не тронет:
Я надменна и бедна.
Феодосия,
конец Октября
Ночь.
— Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн.
Разгромили винный склад. — Вдоль стен
По канавам — драгоценный поток,
И кровавая в нем пляшет луна.
Ошалелые
столбы тополей.
Ошалелое — в ночи́ — пенье птиц.
Царский памятник вчерашний — пуст,
И над памятником царским — ночь.
Гавань
пьет, казармы пьют. Мир — наш!
Наше в княжеских подвалах вино!
Целый город, топоча как бык,
К мутной луже припадая — пьет.
В
винном облаке — луна. — Кто здесь?
Будь товарищем, красотка: пей!
А по городу — веселый слух:
Где-то двое потонули в вине.
Феодосия,
последние дни Октября
31 октября Цветаева уезжает
в Москву. В поезде узнает о революции, уличных боях в Москве.
5 ноября. М. Цветаева и С.
Эфрон уезжают из Москвы в Крым.
16 ноября.
Марина Цветаева: «Приезд в бешеную снеговую метель в Коктебель. Седое море. Огромная,
почти физически жгучая радость Макса Волошина при виде Серёжи. Огромные белые
хлеба».
М. Цветаева (из
Коктебеля) – Вере Эфрон (в Москву): «Дорогая Вера!
Если есть возможность выехать из Москвы – выезжайте с Алей, Ириной и Любой
(няня) в Коктебель. Пра предлагает Вам бесплатно комнату и стол».
17 ноября М. Цветаева
(из Феодосии) – Вере Эфрон (в Москву): «Милая Вера!
Вчера я отправила Вам письмо с отходящим поездом. Сегодня сняла здесь, в
Феодосии квартиру (2 комнаты и кухня) за 25 р. В Коктебеле с детьми зимовать
невозможно…Часть вещей можно отослать по почте, по адресу: Карантинная, дом
Адамова, А. И. Трухачёвой».
Так сложилось, что В. Я.
Эфрон не смогла привезти Алю и Ирину в Феодосию, и 25 ноября М. И. Цветаева
уезжает за детьми в Москву.
«Выбраться из Москвы
Цветаева уже не смогла. Исполнилось прощальное пророчество Волошина: «Помни,
что теперь будет две страны: Север и Юг»…Она оказалась на Севере, Серёжа, Ася,
Волошины – на Юге».
Больше в Крыму М. И.
Цветаева никогда не бывала. По словам Ариадны Сергеевны Эфрон, Марина Цветаева
«Крым…искала везде и всюду – всю жизнь».
В конце 30-х годов, подводя итоги, Марина Ивановна
выстроила свой жизненный ряд следующим образом: «Таруса… Коктебель да
чешские деревни — вот места моей души.»
В Москве, в сороковом
предвоенном году, Марина всё ещё продолжала мечтать о Коктебеле, как о
последнем приюте-пристанище, и эту тоску зафиксировала автор одной из лучших
книг о Цветаевой Мария Иосифовна Белкина: «Она говорила, что единственное
место её — был Коктебель, дом Макса, там она была своя, а
потом везде и всюду, всегда – не своя! И в той страшной Москве двадцатых годов,
из которой она уехала – не своя, и в эмиграции – не своя, и здесь теперь – не
своя.… Если бы попасть в Коктебель хотя бы ненадолго, на день, на час… но Макса
нет – значит, и Коктебеля нет!»
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.