Давно,
в старинное
время, жил
у нас
на улице
старый на
вид человек.
Он работал
в кузнице
при большой
московской дороге;
он работал
подручным помощником
у главного
кузнеца, потому
что он
плохо видел
глазами и
в руках
у него
мало было
силы.
Он носил в кузницу воду, песок и уголь, раздувал мехом горн, держал клещами горячее железо на наковальне, когда главный кузнец отковывал его, вводил лошадь в станок, чтобы ковать ее, и делал всякую другую работу, которую нужно было делать.
Звали его
Ефимом, но
все люди
называли его
Юшкой. Он
был мал
ростом и
худ; на
сморщенном лице
его, вместо
усов и
бороды, росли
по отдельности
редкие седые
волосы; глаза
же у
него были
белые, как
у слепца,
и в
них всегда
стояла влага,
как неостывающие
слезы.
Юшка жил на квартире у хозяина кузницы, на кухне. Утром он шел в кузницу, а вечером шел обратно на ночлег. Хозяин кормил его за работу хлебом, щами и кашей, а чай, сахар и одежда у Юшки были свои; он их должен покупать за свое жалованье — семь рублей и шестьдесят копеек в месяц. Но Юшка чаю не пил и сахару не покупал, он пил воду, а одежду носил долгие годы одну и ту же без смены: летом он ходил в штанах и в блузе, черных и закопченных от работы, прожженных искрами насквозь, так что в нескольких местах видно было его белое тело, и босой, зимою же он надевал поверх блузы еще полушубок, доставшийся ему от умершего отца, а ноги обувал в валенки, которые он подшивал с осени, и носил всякую зиму всю жизнь одну и ту же пару.
Когда Юшка рано утром шел по улице в кузницу, то старики и старухи подымались и говорили, что вон Юшка уж работать пошел, пора вставать, и будили молодых. А вечером, когда Юшка проходил на ночлег, то люди говорили, что пора ужинать и спать ложиться — вон и Юшка уж спать пошел.
А малые дети и даже те, которые стали подростками, они, увидя тихо бредущего старого Юшку, переставали играть на улице, бежали за Юшкой и кричали:
— Вон Юшка идет! Вон Юшка!
Дети поднимали с земли сухие ветки, камешки, сор горстями и бросали в Юшку.
— Юшка! — кричали дети. — Ты правда Юшка?
Старик ничего не отвечал детям и не обижался на них; он шел так же тихо, как прежде, и не закрывал своего лица, в которое попадали камешки и земляной сор.
Дети удивлялись Юшке, что он живой, а сам не серчает на них. И они снова окликали старика:
— Юшка, ты правда или нет?
Затем дети снова бросали в него предметы с земли, подбегали к нему, трогали его и толкали, не понимай, почему он не поругает их, не возьмет хворостину и не погонится за ними, как все большие люди делают. Дети не знали другого такого человека, и они думали — вправду ли Юшка живой? Потрогав Юшку руками или ударив его, они видели, что он твердый и живой.
Тогда дети опять толкали Юшку и кидали в него комья земли, — пусть он лучше злится, раз он вправду живет на свете. Но Юшка шел и молчал. Тогда сами дети начинали серчать на Юшку. Им было скучно и нехорошо играть, если Юшка всегда молчит, не пугает их и не гонится за ними. И они еще сильнее толкали старика и кричали вкруг него, чтоб он отозвался им злом и развеселил их. Тогда бы они отбежали от него и в испуге, в радости снова бы дразнили его издали и звали к себе, убегая затем прятаться в сумрак вечера, в сени домов, в заросли садов и огородов. Но Юшка не трогал их и не отвечал им.
Когда же дети вовсе останавливали Юшку или делали ему слишком больно, он говорил им:
— Чего вы, родные мои, чего вы, маленькие!.. Вы, должно быть, любите меня!.. Отчего я вам всем нужен?.. Обождите, не надо меня трогать, вы мне в глаза землей попали, я не вижу.
Дети не слышали и не понимали его. Они по-прежнему толкали Юшку и смеялись над ним. Они радовались тому, что с ним можно все делать, что хочешь, а он им ничего не делает.
Юшка тоже радовался. Он знал, отчего дети смеются над ним и мучают его. Он верил, что дети любят его, что он нужен им, только они не умеют любить человека и не знают, что делать для любви, и поэтому терзают его.
Дома отцы и матери упрекали детей, когда они плохо учились или не слушались родителей: «Вот ты будешь такой же, как Юшка! — Вырастешь, и будешь ходить летом босой, а зимой в худых валенках, и все тебя будут мучить, и чаю с сахаром не будешь пить, а одну воду!»
Взрослые пожилые
люди,
встретив
Юшку
на
улице,
тоже
иногда
обижали
его.
У
взрослых
людей
бывало
злое
горе
или
обида,
или
они
были
пьяными,
тогда
сердце
их
наполнялось
лютой яростью. Увидев
Юшку,
шедшего
в
кузницу
или
ко
двору
на
ночлег,
взрослый
человек
говорил
ему:
— Да что ты такой блажно́й, непохожий ходишь тут? Чего ты думаешь такое особенное?
Юшка останавливался, слушал и молчал в ответ.
— Слов у тебя, что ли, нету, животное такое! Ты живи просто и честно, как я живу, а тайно ничего не думай! Говори, будешь так жить, как надо? Не будешь? Ага!.. Ну ладно!
И после разговора, во время которого Юшка молчал, взрослый человек убеждался, что Юшка во всем виноват, и тут же бил его. От кротости Юшки взрослый человек приходил в ожесточение и бил его больше, чем хотел сначала, и в этом зле забывал на время свое горе.
Юшка потом долго лежал в пыли на дороге. Очнувшись, он вставал сам, а иногда за ним приходила дочь хозяина кузницы, она подымала его и уводила с собой.
— Лучше бы ты умер, Юшка, — говорила хозяйская дочь. — Зачем ты живешь?
Юшка глядел на нее с удивлением. Он не понимал, зачем ему умирать, когда он родился жить.
— Это отец-мать меня родили, их воля была, — отвечал Юшка, — мне нельзя помирать, и я отцу твоему в кузне помогаю.
— Другой бы на твое место нашелся, помощник какой!
— Меня, Даша, народ любит!
Даша смеялась.
— У тебя сейчас кровь на щеке, а на прошлой неделе тебе ухо разорвали, а ты говоришь — народ тебя любит!..
— Он меня без понятия любит, — говорил Юшка. — Сердце в людях бывает слепое.
— Сердце-то в них слепое, да глаза у них зрячие! — произносила Даша. — Иди скорее, что ль! Любят-то они по сердцу, да бьют тебя по расчету.
— По расчету они на меня серчают, это правда, — соглашался Юшка. — Они мне улицей ходить не велят и тело калечат.
— Эх ты, Юшка, Юшка! — вздыхала Даша. — А ты ведь, отец говорил, нестарый еще!
— Какой я старый!.. Я грудью с детства страдаю, это я от болезни на вид оплошал и старым стал...
По этой своей болезни Юшка каждое лето уходил от хозяина н а месяц. Он уходил пешим в глухую дальнюю деревню, где у него жили, должно быть, родственники. Никто не знал, кем они ему приходились.
Даже сам Юшка забывал,
и
в
одно
лето
он
говорил,
что
в
деревне
у
него
живет
вдовая
сестра,
а
в
другое,
что
там
племянница.
Иной
раз
он
говорил,
что
идет
в
деревню,
а
в иной, что в самоё
Москву.
А
люди
думали,
что
в
дальней
деревне
живет
Юшкина
любимая
дочь,
такая
же
незлобная
и
лишняя
людям,
как
отец.
В июне
или августе
месяце Юшка
надевал на
плечи котомку
с хлебом
и уходил
из нашего
города. В
пути он
дышал благоуханием
трав и
лесов, смотрел
на белые
облака, рождающиеся
в небе,
плывущие и
умирающие в
светлой воздушной
теплоте, слушал
голос рек,
бормочущих на
каменных перекатах,
и больная
грудь Юшки
отдыхала, он
более не
чувствовал своего
недуга — чахотки.
Уйдя далеко,
где было
вовсе безлюдно,
Юшка не
скрывал более
своей любви
к живым
существам. Он
склонялся к
земле и
целовал цветы,
стараясь не
дышать на
них, чтоб
они не
испортились от
его дыхания,
он гладил
кору на
деревьях и
подымал с
тропинки бабочек
и жуков,
которые пали
замертво, и
долго всматривался
в их
лица, чувствуя
себя без
них осиротевшим.
Но живые
птицы пели
в небе,
стрекозы, жуки
и работящие
кузнечики издавали
в траве
веселые звуки,
и поэтому
на душе
у Юшки
было легко,
в грудь
его входил
сладкий воздух
цветов, пахнущих
влагой и
солнечным светом.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
По
дороге Юшка отдыхал. Он садился в тень подорожного дерева и дремал в покое и
тепле. Отдохнув, отдышавшись в поле, он не помнил более о болезни и шел весело
дальше, как здоровый человек. Юшке было сорок лет от роду, но болезнь давно уже
мучила его и состарила прежде времени, так что он всем казался ветхим.
И так каждый
год уходил Юшка через поля, леса и реки в дальнюю деревню или в Москву, где его
ожидал кто-то или никто не ждал, — об этом никому в городе не было известно.
Через месяц Юшка
обыкновенно возвращался обратно в город и опять работал с утра до вечера в
кузнице. Он снова начинал жить по-прежнему, и опять дети и взрослые, жители
улицы, потешались над Юшкой, упрекали его за безответную глупость и терзали
его.
Юшка смирно жил до
лета будущего года, а среди лета надевал котомку за плечи, складывал в
отдельный мешочек деньги, что заработал и накопил за год, всего рублей сто,
вешал тот мешочек себе за пазуху на грудь и уходил неизвестно куда и неизвестно
к кому.
Но год от году Юшка все более слабел, потому шло и
проходило время его жизни и грудная болезнь мучила его тело и истощала его. В
одно лето, когда Юшке уже подходил срок отправляться в свою дальнюю деревню, он
никуда не пошел. Он брел, как обычно вечером, уже затемно из кузницы к хозяину
на ночлег. Веселый прохожий, знавший Юшку, посмеялся над ним:
— Чего ты землю нашу топчешь, божье чучело! Хоть бы ты
помер, что ли, может, веселее бы стало без тебя, а то я боюсь соскучиться...
И здесь Юшка осерчал в ответ — должно быть, первый раз в жизни.
— А
чего я тебе, чем я вам мешаю!.. Я жить родителями поставлен, я по закону родился,
я тоже всему свету нужен, как и ты, без меня тоже, значит, нельзя...
Прохожий, не дослушав
Юшку, рассердился на него:
— Да ты что! Ты чего заговорил? Как ты смеешь
меня, самого меня с собой равнять, юрод негодный!
— Я
не равняю, — сказал Юшка, — а по надобности мы все равны...
— Ты мне не мудруй! — закричал прохожий. — Я
сам помудрей тебя! Ишь, разговорился, я тебя выучу уму!
Замахнувшись,
прохожий с силой злобы толкнул Юшку в грудь, и тот упал навзничь.
—
Отдохни, — сказал прохожий и ушел домой пить чай.
Полежав, Юшка
повернулся вниз лицом и более не пошевелился и не поднялся.
Вскоре проходил мимо один человек, столяр из мебельной мастерской. Он окликнул Юшку, потом переложил его на спину и увидел во тьме белые открытые неподвижные глаза Юшки. Рот его был черен; столяр вытер уста Юшки ладонью и понял, что это была спекшаяся кровь. Он опробовал еще место, где лежала голова Юшки лицом вниз, и почувствовал, что земля там была сырая, ее залила кровь, хлынувшая горлом из Юшки.
— Помер, — вздохнул столяр. — Прощай, Юшка, и нас всех прости. Забраковали тебя люди, а кто тебе судья!..
Хозяин кузницы приготовил Юшку к погребению. Дочь хозяина Даша омыла тело Юшки, и его положили на стол в доме кузнеца. К телу умершего пришли проститься с ним все люди, старые и малые, весь народ, который знал Юшку и потешался над ним и мучил его при жизни.
Потом Юшку похоронили и забыли его. Однако без Юшки жить людям стало хуже. Теперь вся злоба и глумление оставались среди людей и тратились меж ними, потому что не было Юшки, безответно терпевшего всякое чужое зло, ожесточение, насмешку и недоброжелательство.
Снова вспомнили про Юшку лишь глубокой осенью. В один темный непогожий день в кузницу пришла юная девушка и спросила у хозяина-кузнеца: где ей найти Ефима Дмитриевича?
— Какого Ефима Дмитриевича? — удивился кузнец. — У нас такого сроду тут и не было.
Девушка, выслушав, не ушла, однако, и молча ожидала чего-то. Кузнец поглядел на нее: что за гостью ему принесла непогода. Девушка на вид была тщедушна и невелика ростом, но мягкое чистое лицо ее было столь нежно и кротко, а большие серые глаза глядели так грустно, словно они готовы были вот-вот наполниться слезами, что кузнец подобрел сердцем, глядя на гостью, и вдруг догадался:
— Уж не Юшка ли он? Так и есть — по паспорту он писался Дмитричем...
— Юшка, — прошептала девушка. — Это правда. Сам себя он называл Юшкой.
Кузнец помолчал.
— А вы кто ему будете? — Родственница, что ль?
— Я никто. Я сиротой была, а Ефим Дмитриевич поместил меня, маленькую, в семейство в Москве, потом отдал в школу с пансионом... Каждый год он приходил проведывать меня и приносил деньги на весь год, чтоб я жила и училась. Теперь я выросла, я уже окончила университет, а Ефим Дмитриевич в нынешнее лето не пришел меня проведать. Скажите мне, где же он, — он говорил, что работал у вас двадцать пять лет...— Половина полвека прошло, состарились вместе, — сказал кузнец.— Он закрыл кузницу и повел гостью на кладбище. Там девушка припала к земле, в которой лежал мертвый Юшка, человек,кормивший ее с детства, никогда не евший сахара, чтоб она ела его.
Она знала, чем болел Юшка, и теперь сама окончила ученье на врача и приехала сюда, чтобы лечить того, кто ее любил больше всего на свете и кого она сама любила всем теплом и светом своего сердца...
С тех пор прошло много времени. Девушка-врач осталась навсегда в нашем городе. Она стала работать в больнице для чахоточных, она ходила по домам, где были туберкулезные больные, и ни с кого не брала платы за свой труд. Теперь она сама уже тоже состарилась, однако по-прежнему весь день она лечит и утешает больных людей, не утомляясь утолять страдание и отдалять смерть от ослабевших. И все ее знают в городе, называя дочерью доброго Юшки, позабыв давно самого Юшку и то, что она не приходилась ему дочерью.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.