Детское лицо войны…
Как-то так сложилось, что, вспоминая ужасы Великой
Отечественной войны, мы говорим об убитых солдатах, военнопленных, истреблениях
и унижениях мирных граждан. А ведь между тем, эту категорию мирных граждан
можно несколько расширить. Можно выделить еще одну категорию безвинно
пострадавших – дети. Почему-то об этих пострадавших у нас не принято говорить,
они попросту теряются на фоне общих ужасающих цифр погибших. Однако зачастую
эти маленькие узники, едва в своей жизни научившись произносить отдельные слова
и еще неуверенно стоя на ногах, содержались без должного ухода и надзора, их
так же убивали, над ними так же издевались, их условия содержания в лагерях
ничем не отличались от условий содержания взрослых…
Согласно данным Чрезвычайной комиссии по расследованию
преступлений немецко-фашистских захватчиков, число истребленных детей на
территории Латвии достигает цифры 35 000 человек. В материалах рижского суда
1946 года над военными преступниками называется количество уничтоженных детей в
лагерях на территории Риги – 6 700, кроме того, к этой цифре следует прибавить
еще более 8 000 погибших. Одно из самых больших захоронений детей на территории
Латвии находится в Саласпилсе – 7 000 детей, другое – в лесу Дрейлини в Риге,
где покоятся порядка 2 000 детей.
Массы загубленных детей перед их мучительной гибелью
варварскими способами использовались в качестве живого экспериментального
материала для бесчеловечных опытов «фашистской медицины». Немцы организовали
фабрику детской крови для нужд немецкой армии, был сформирован невольничий
рынок, где шла продажа детей в рабство местным собственникам.
Обычно
перед выселением какого-либо села туда врывался отряд карателей, они сжигали
дома, угоняли скот, грабили имущество. Многих жителей убивали тут же или
сжигали в своих домах. Женщин с детьми собирали на железнодорожных станциях,
грузили в вагоны, наглухо заколачивали и вывозили в лагеря. Спустя неделю их
доставляли в один из лагерей или тюрьму.
Свидетель
из деревни рассказывает: «На нашу деревню Бородулино нагрянул немецкий
карательный отряд, который стал сжигать наши дома. Затем таким же порядком
детей, старший из которых не достигал еще 12-и лет, гнали в другой барак, где
держали на холоде по 5-6 суток».
Страшный
час для детей и матерей в концлагере наступал тогда, когда фашисты, выстроив
матерей с детьми посреди лагеря, насильно отрывали малюток от несчастных
матерей. Рассказывает другой свидетель, содержавшийся в концлагере Саласпилс:
«В Саласпилсе происходила неслыханная в истории человечества трагедия матерей и
детей. Перед комендатурой были поставлены столы, были вызваны все матери с
детьми, и самодовольные отъевшиеся коменданты, не знавшие в своей жестокости
границ, выстроились у стола. Из рук матерей они силой выхватывали детей. Воздух
был наполнен душераздирающими криками матерей и плачем детей».
Дети,
начиная с грудного возраста, содержались немцами отдельно и строго
изолированно. Дети в отдельном бараке находились в состоянии маленьких
животных, лишенных даже примитивного ухода. За грудными младенцами ухаживали
5-7 летние девочки. Ежедневно немецкая охрана в больших корзинах выносила из
детского барака окоченевшие трупики погибших детей. Они сбрасывались в
выгребные ямы, сжигались за оградой лагеря и частично закапывались в лесу
вблизи лагеря.
Массовую
беспрерывную смертность детей вызывали эксперименты, для которых в роли
лабораторных животных использовались малолетние узники концлагеря. Немецкие
врачи-убийцы больным детям делали инъекции разных жидкостей, заставляли
принимать внутрь разные средства. После всех этих приемов дети неизменно
погибали. Детей кормили отравленной кашей, от которой они умирали мучительной
смертью.
Судебно-медицинская
комиссия, обследовав территорию гарнизонного кладбища в Саласпилсе, установила,
что часть кладбища площадью в 2 500 кв.м сплошь покрыта холмиками с
промежутками 0,2 до 0,5 метров. При раскопке только одной пятой части этой
территории в 54 могилах обнаружено 632 детских трупа в возрасте от 5 до 9 лет,
в большинстве могил трупы расположены в два-три слоя. На расстоянии 150 м от
кладбища по направлению к железной дороге комиссия обнаружила площадь размером
25х27 метров, грунт которой пропитан маслянистым веществом и пеплом и
содержавший части несгоревших человеческих костей, в том числе множество костей
детей 5-9 лет.
Рассказывают свидетели: «Отобранных детей в возрасте до 5 лет поместили в
отдельный барак, там они заболевали корью и массами умирали. Больных детей
уносили в больницу лагеря, где их купали в холодной воде, от чего они через
день-два умирали. Таким путем в Саласпилсском лагере немцами было умерщвлено
детей в возрасте до 5 лет более 3 000 в течение одного года».
Рассказывает 10-летняя Наталья: «Мы жили в бараке, на улицу нас не
пускали. Маленькая Аня постоянно плакала и просила хлеба, но у меня нечего было
ей дать. Через несколько дней нас вместе с другими детьми повели в больницу.
Там был немецкий врач, посреди комнаты стоял стол с разными инструментами.
Потом нас построили в ряд и сказали, что сейчас осмотрит врач. Что делал он, не
было видно, но потом одна девочка очень громко закричала. Врач стал топать
ногой и кричать на нее. Подойдя ближе, было видно, как врач этой девочке вколол
иглу, и из руки в маленькую бутылочку текла кровь. Когда подошла моя очередь,
врач вырвал у меня Аню и уложил меня на стол. Он держал иглу и вколол ее мне в
руку. Затем подошел к младшей сестре и проделал с ней то же самое. Все мы
плакали. Врач сказал, что не стоит плакать, так как все равно мы все умрем, а
так от нас будет польза… Через несколько дней у нас снова брали кровь. Аня
умерла». Выжили в лагере Наталья и Боря.
100
граммов хлеба и пол-литра воды – вот и весь их скудный рацион на день.
Медицинская помощь не оказывалась вообще.
При
кровавых расправах с заключенными в тюрьмах, где немцы расстреливали до
нескольких сотен человек, исключений для детей не делали. Они гибли наравне со
взрослыми. Иногда детей «забывали» расстреливать и они продолжали влачить свое
жалкое существование в одиночестве до следующего расстрела.
В Риге были созданы специальные распределительные пункты по
продаже детей, предлагавшие живой товар в возрасте от 5 до 12 лет. Многих детей
просто продавали в рабство.
Детское
письмо из концлагеря.
«Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи.
Когда ты, папенька, будешь читать это письмо,
меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц.
Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму
не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой
по лицу, мама не стерпела и гордо сказала, вот ее последние слова: «Вы не
запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас,
подлых захватчиков, отсюда вон!». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и
если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень
худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли,
похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда
мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда
сказал: «Расти, доченька, на радость большой!». Играл патефон, подруги
поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню.
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало
— платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как
скелет, — и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет.
Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные,
затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю
у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю
два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» — так зовут хозяйских свиней. Так
приказал барон. «Русс была и будет свинья», — сказал он. Я очень боюсь «Клары».
Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я
из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить
нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка
увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил
ихний дворник, тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла
сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что
господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с
Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми
проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть
втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого
битья.
Не хочу больше мучаться рабыней у проклятых,
жестоких немцев, не давших мне жить!.. Завещаю, папа: отомсти за маму и за
меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина. Март, 12, Лиозно, 1943 год. P. S. Мое сердце верит: письмо дойдет».
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.