Сопоставительный анализ стихотворений Пушкина и Лермонтова

Сопоставительный анализ стихотворений М. Ю. Лермонтова «Крест на скале» и А. С. Пушкина «Монастырь на Казбеке»

Крест на скале

 (M-lle Souchkoff)

 В теснине Кавказа я знаю скалу,

 Туда долететь лишь степному орлу,

 Но крест деревянный чернеет над ней,

 Гниет он и гнется от бурь и дождей.

 И много уж лет протекло без следов

 С тех пор, как он виден с далеких холмов.

 И каждая кверху подъята рука,

 Как будто он хочет схватить облака.

 О если б взойти удалось мне туда,

 Как я бы молился и плакал тогда;

 И после я сбросил бы цепь бытия

 И с бурею братом назвался бы я!

 МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ

 Высоко над семью гор,

 Казбек, твой царственный шатер

 Сияет вечными лучами.

 Твой монастырь за облаками,

 Как в небе реющий ковчег,

 Парит, чуть видный, над горами.

 Далекий, вожделенный брег!

 Туда б, сказав, прости ущелью,

 Подняться к вольной вышине!

 Туда б, в заоблачную келью,

 В соседство бога скрыться мне!..

 Заманчиво было бы предположить, что М.Ю. Лермонтов был знаком с текстом стихотворения «Монастырь на Казбеке» (1829). Тогда можно было бы писать о полемическом отклике дерзкого подростка великому современнику. Но, скорее всего, ряд совпадений на разных уровнях, которые мы будем фиксировать при сопоставительном анализе, обусловлены спецификой романтического метода, которым написаны оба произведения.

 Общность замечается уже при первом же взгляде на названия стихотворений. Начальные строки текстов сразу задают общую тему и колорит. (Кавказ). Ясно, что у обоих авторов лирические герои находятся у подножия (скалы, горы), а взгляды их и помыслы устремлены ввысь. Так уже самим месторасположением героев задается романтическая антитеза «здесь» и «там». Стихотворение А. С. Пушкина создано в то время, когда сам поэт регулярно декларировал свой отход от романтического метода. Например, в одном из частных писем он подробно комментирует ход создания «Зимнего утра», изданного в том же 1829 году, объясняет, почему вся правка шла от «коня черкасского» к «бурой кобылке», то есть к более «прозаической» образной системе, лексике, синтаксису и так далее.

 К счастью, ушло в прошлое то время, когда мы пытались выпрямить творческий путь какого-либо автора и искали доказательств того, что все великие поэты двигались «от романтизма к реализму». При этом подразумевалось, что реалистический метод, конечно же, лучше.

 Кавказ практически у всех русских лириков и в любом их «творческом периоде» пробуждал и пробуждает романтическое мироощущение.

 Лирический герой Пушкина, стоящий у подножия высокой горы, смотрит на вершину Казбека и размышляет о вечности, о Боге, о свободе...

 В стихотворении М. Ю. Лермонтова «Крест на скале» (1830) лирический герой тоже потрясен кавказским пейзажем, но мысли и чувства у него совсем иные. Названное произведение М. Ю. Лермонтова, как и многие другие стихотворения 1830 года, посвящено Е. А. Сушковой, (впоследствии графине Ростопчиной.) Следует отметить, что эта женщина была поэтессой, поэтому Лермонтов обращал к ней не только стихи на любовную тему, но надеялся, что подруга разделит, поймет те думы и настроения, которые испытывал его лирический герой.

 Образы скал, утесов, гор проходят через все творчество Лермонтова, неоднократно этот автор заявлял о своей любви к горам Кавказа. Но любовь к природе, как и любовь к женщине, у юного поэта мрачноватая и надрывная.

 Лирический герой «раннего» Лермонтова своим «знакомым» и любимым местом на Кавказе называет скалу, на вершине которой расположена чья-то безымянная могила с простым деревянным крестом на ней. Крест почернел и почти уже сгнил от дождей, но описанию именно этой мрачной детали пейзажа отданы 6 из 12 строк текста.

 Это стихотворение по «форме» очень простое: написано четырехстопным амфибрахием с цезурой, состоит из трех катренов со смежной рифмовкой, причем рифмы точны и банальны. Произведение распадается на две части: два четверостишия -это описание креста на скале, последние четыре стиха -эмоциональный отклик.

 В первых строчках появляется излюбленный романтиками орел, который - на его счастье - может взлететь так высоко, что отдыхает на вершине скалы. Лирический герой томится тем, что не может взойти на скалу, а олицетворенный крест, снизу напоминающий человека, тянется еще выше, как будто «он хочет схватить облака». Так через все стихотворение проходит одно направление движения: снизу – вверх. В произведении два контрастных цветовых пятна: черный крест и белые, недостижимые облака.

 Последнее четверостишие -это одно восклицательное предложение, почти сплошь состоящее из романтических штампов и начинающееся, конечно, с «О!».

 Герой рвется «туда», «ввысь», там он станет «молиться и плакать», ибо, вероятно, отсюда, снизу, Бог не слышит его стенаний. Юный романтик хочет «сбросить цепь бытия», избавиться от оков и побрататься с бурей (стоит вспомнить о Мцыри).

 Последний катрен написан в сослагательном наклонении и многократно повторенные «бы», вместе со словами «сбросил», «бытия», «с бурей», «братом» дают звучную аллитерацию.

 В целом это стихотворение кажется мне слабее, чем «Парус» или «Нищий», созданные примерно в то же время. Парадокс в том, что, хотя анализируемый текст носит подражательный характер, он, вместе с тем, очень характерен для мироощущения раннего Лермонтова и его стиля, который, по словам Е. Маймина, был «эталоном романтизма».

 Стихотворение Пушкина создает у читателя совсем иное настроение. Да, лирический герой тоже мечтает попасть «туда», на вершину горы, где расположена старинная грузинская церковь. Но он стремится как раз не к бурям, а к покою. Вершина Казбека «сияет вечными лучами», а легкие облака нужны лишь для того, чтобы заповедное место было видно не всем. Небо, как и море, для Пушкина – свободная стихия, поэтому так естественно возникает сравнение чуть видной церкви с «реющим ковчегом», в котором должны спастись только избранные.

 Произведение Пушкина тоже членится на две части, соответствующие двум строфам, но вторая строфа состоит из пяти строк, что заведомо, самой системой рифмовки, ставит одну из строк в «сильную позицию». Здесь это восклицание: «Далекий, вожделенный брег!» Образ желанного и недостижимого берега (и даже торжественнее – архаичного, вечного «брега») тоже вполне логичен после описания корабля-символа. Лирический герой Пушкина не ищет бурь, для него счастье - это «покой и воля». Он стремится в «заоблачную келью», и именно в уединении надеется обрести свободу, ибо она - внутри души, а не дарована извне.

 Не случайно и то, что лирический герой мечтает о «соседстве бога». Он ни о чем не просит Всемогущего, он сам почти равен ему.

 Все стихотворение написано традиционным четырехстопным ямбом, с большим количеством пиррихиев, облегчающих стих. В первой строфе смежная рифмовка ненавязчиво делит секстину на двустишия. Но первая же строка пятистишия рифмой связывается с первой частью, а остальные четыре стиха зарифмованы «перекрестно». Все это как мы уже отмечали, выделяет ключевую строку -порыв духа к далекому, осиянному лучами, божественному «брегу».

 Во второй строфе у Пушкина , как и у Лермонтова, сконцентрировано максимум эмоций. Квинтет пушкинского текста состоит из трех восклицательных предложений, два из которых начинаются романтическим порывом: «Туда б...!» Это стремление из ущелья к вершине осознается лирическим героем как естественный порыв духа. Естественна и недостижимость этой мечты. Стихотворение Пушкина - светлое и мудрое, без юношеского надрыва и боли.

 Так сопоставление двух «кавказских» произведений Пушкина и Лермонтова в очередной раз подчеркивает разницу и мироощущений, и идиостилей этих русских классиков.