Статья "Моя педагогическая философия"

                                                         Чтоб я вносил свет во тьму                                                                           Молитва отца Власия.

Философия – это система целей и ценностей. Владимир Соломонович Библер, ученый-философ РГГУ, предлагает наполнить содержание гуманитарного содержания в школе изучением особенностей культур разных эпох. Мышление нового времени характеризуется как рационалистическое, а современной эпохи как релятивизм, отсутствие единой картины мира. Для нашей эпохи характерно возвращение мышления к исходным началам. Что это? Тупик? И вот тогда, уже будучи знакомы с литературными источниками других народов (по программе развивающего обучения З.Н.Новлянской и Г.Н.Кудиной), мы вместе с учениками начинаем понимать, что русская классическая литература – это не возвращение мышления к исходным началам, не социальная или чисто эстетическое явление, а отражение духовной жизни не только писателей, но и всего народа русского.

Стефан Цвейг: «Раскройте любую из пятидесяти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе. О чём они говорят? О счастье. Женщина хочет мужа, или некто хочет разбогатеть, стать могущественным и уважаемым. У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы с весёлой толпой детей, у Бальзака – замок с титулом пэра и миллионами. И, если мы оглянемся вокруг, на улицах, в лавках, в низких комнатах и светлых залах – чего хотят там люди? – Быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными. Кто из героев Достоевского стремится к этому – никто. Ни один».

Украинский писатель Иван Франко: «…если произведения литератур европейских вам нравились, волновали ваш эстетический вкус и вашу фантазию, то произведения русских мучили нас, задевали нашу совесть, пробуждали в нас человека…»

Совесть утверждалась нашими писателями как мера всех вещей. Не внешний жизненный успех, безбедное благополучие, что в литературах западных утверждалось как идеал всех стремлений людей – но совесть как основа основ человеческого бытия. Выдающийся русский философ И.В. Киреевский писал об этом так: «Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд».

Валентин Семёнович Непомнящий назвал роман в стихах Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» книгой, обращенной к нам. Что в нем заставляет порой вздрогнуть и почувствовать – это правда, это – про меня, про всех нас? Почему обрушилась на молодого человека, по имени Евгений Онегин, хандра, почему опротивела ему жизнь – бесценное сокровище, вручаемое человеку даром, ни за что? Как живет этот человек?

Среди блистательных побед, среди вседневных наслаждений… Жизнь Онегина описывается в первой главе как непрерывное пиршество. Всё для удовольствия, всё для наслаждения. Даже наука страсти нежной тоже род гурманства, наслаждения, но уже иного рода, чем удовольствие от жирных котлет и золотого ананаса. Жизнь – потребление, причем потребляется весь мир:

                     Всё, чем для прихоти обильной

                     Торгует Лондон щепетильный

                     И по балтическим волнам

                     За лес и сало возит нам,

                     Всё, что в Париже вкус голодный,

                     Полезный промысел избрав,

                     Изобретает для забав,

                     Для роскоши для неги модной…

А в чем смысл жизни? Неужели весь смысл человеческого бытия на земле – это наслаждение, не требующее ничего, кроме физического здоровья и ненасытности?

                     Но был ли счастлив мой Евгений,

                     Свободный, в цвете лучших лет,

                     Среди блистательных побед,

                     Среди вседневных наслаждений?

                    …………………………………….

         Нет…

Вот здесь-то и проясняется, почему автор любит героя, ведущего столь бессмысленную жизнь, более того, почему он подружился с ним. Ведь подружился, надо заметить, не когда-нибудь, а именно тогда, когда Евгению такая жизнь опротивела, когда «ему наскучил света шум». Так и говорится:

                Условий света свергнув бремя,

                Как он, отстав от суеты,

                С ним подружился я в то время…

Не правда ли, напоминает наш XXI век? Но где же истина? Разве есть иной путь на земле?

Ответ мы найдем  в книге Войно-Ясенецкого «Дух, душа и тело», и он удивит восьмиклассников: «И ваш дух, и душа, и тело во всей целости да сохранятся без порока…» Оказывается, дух и душа – понятия разные. Нередко люди полагают, что духовная жизнь состоит исключительно в поисках самого себя, в работе над собой. Самокопание в негативных сторонах собственной жизни без осознания главной цели жизни бесполезны. Поиск и обретение себя – это душевная цель; движение к Богу, к миру горнему – цель духовная: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут.» (Евангелие от Мф.)  В этих словах две системы  жизненных ценностей, связанных с той или иной направленностью воли человека в земном мире. Главная тема русской литературы – противоборство двух раздирающих душу и сердце наших стремлений к сокровищам небесным и сокровищам земным.

На мой взгляд, было бы ошибкой отводить русской литературе единственное место в духовном опыте подростка. Да, в анализе разных культур русская литература, несомненно, вершина, но гораздо шире жизнь, чем отражение её даже в величайшей из всех литератур. Литература и её выражение – язык – лишь сцепляющее звено между духовной и предметной, социальной жизнью, которой живут наши ученики. Прикоснуться к ней нельзя заставить, можно лишь заинтересовать, вдохновить. Вдохновить на чтение, вдохновить на размышление, вдохновить на творчество. Это часто очень трудно. Ученики – люди, в которых борются свет и тьма. Всякая любовь к ученику (его прощение, принятие, вера в него) содержит ответственность. «И эта ответственность в любви сочетается с требовательностью». «Любить расслабляющей любовью, любить такой любовью, которая всё допускает и позволяет человеку становится всё мельче и мельче, всё более себялюбивым, невежественным, – это не любовь. Это – измена. Любовь должна быть требовательной. Требовательность в любви сказывается, прежде всего, в том, чтобы любимого человека вдохновлять, чтобы его уверить в том, что он бесконечно значителен и ценен, что в нем есть всё необходимое, чтобы вырасти в большую меру человечности», – сказал митрополит Антоний Сурожский.

Верить надо в ученика, верить надо в человека. Поэтому когда я читаю одно из наблюдений Ф. Достоевского, сделанное на детском празднике,  всегда повисает тишина. Задумчивая и какая-то добрая. «Кончился детский бал, и начался бал отцов, и Боже, какая бездарность! Все в новых костюмах, и никто не умеет носить костюм; все веселятся, и никто не весел; все самолюбивы, и никто не умеет  себя показать; все завистливы, и все молчат и сторонятся. Даже танцевать не умеют. Взгляните на этого вертящегося офицера очень маленького роста… Весь танец его, весь приём его состоит лишь в том, что он с каким-то почти зверством, какими-то саккадами вертит свою даму и в состоянии перевертеть тридцать-сорок дам сряду и гордится этим; но какая же тут красота! Танец – это ведь почти объяснение в любви (вспомните менуэт), а он точно дерётся. И пришла мне в голову одна фантастическая и донельзя дикая мысль: «Ну что, – подумал я, – если б все эти милые и почтенные гости захотели, хоть на миг один, стать искренними и простодушными, - во что обратилась тогда эта душная зала? Ну что, если б каждый из них узнал весь секрет? Что если б каждый из них вдруг узнал, сколько заключено в нём прямодушия, честности, самой искренней сердечной веселости, чистоты, великодушных чувств, добрых желаний, ума, – куда ума! – остроумия самого тонкого, самого сообщительного, и это – в каждом, решительно в каждом из них! Да, господа, в каждом из вас всё это есть и заключено, и никто-то из вас про это ничего не знает!» Они, наши дети, ждут от нас этой гуманности, этого признания себя хорошим человеком.

В романе «Бесы» один из персонажей, Кириллов, так говорит о людях: «Они не хороши, потому что они не знают, что они хороши. …Надо дать им узнать, что они хороши, и все тотчас же станут хороши, все до единого».

Но любить такой любовью – принятием всех очень трудно. «…Верить до конца и любить для того, чтобы не только ты, но и другой вырос в полную меру своих возможностей, - это подвиг. Это нечто великое, это подлинное творчество: из человека, который себя ещё не осуществил, мы осуществляем Человека,» - сказал Антоний Сурожский.

Один из классиков дал замечательное определение понятию «любовь»: «Любовь – это такая степень открытости и уязвимости перед другим человеком, при которой вы позволяете ему ранить себя и при этом продолжаете оставаться полностью беззащитным». Только это чувство любви к человеку, движет нами, когда мы посвящаем всё своё неурочное время им – детям, мы понимаем всё бремя ответственности, лежащей на нас, когда мы вместе с ними едем в дальние города, читаем Пушкина у костра. Какая романтика! Сколько воспоминаний! И сколько ответственности-любви стоит за этим, знает только учитель.

Суть моей педагогической философии заключается в следующем:

1)    Вершины духовной мысли сосредоточены в русской классической литературе  и русском языке, великом и могучем, – это часть нашей духовной жизни.

2)    Литература – проводник между реальным, земным миром и «горним», божественным.

3)    Настоящая, живая жизнь человека, вступившего на духовный путь, воспринявшего идеи русской литературы и овладевшего русским языком,– это путь ответственности за себя, за своих воспитанников; это своего рода подвиг, подвижничество, потому что нет ничего более уязвимого, чем сердце любящего человека.