Статья в газету "Что я знаю о депортации?"

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение «Зултурганская средняя общеобразовательная школа»

(статья в газету «Рассвет»)

Выполнила работу:

Абубакарова Муслимат Курбановна,

                 ученица 10 класса.

Руководитель работы: Елена Эрдниевна Эрднеева,

учитель русского языка и литературы.

Светлый,  2013

На фото: (слево направо) Эрднеев Павел Доланович (внук), на коленях у ээжи Эрднеев Владимир Доланович (внук), по центру - Хар Күүкн (великая женщина, которая благодаря своей смелости, не побоявшись опергруппу НКВД, успела схватить тулуп, которым она спасла от холода своих родных  по дороге в Сибирь), рядом Эрднеева Мария Долановна (внучка).

«Связь поколений должна сохраниться в веках»

Ссылка…Горе… Разлука… Смерть… Эти страшные слова стали явью.

Стояла лютая зима:

Природа спорила с законом.

Но, депортация всё шла:

Как эшелон за эшелоном.

Приближается скорбная и трагическая  дата – 70 лет со дня безжалостной депортации калмыцкого народа в далекую неизвестную Сибирь.  День памяти жертв сталинского геноцида.  День национальной скорби. Холодный «черный» декабрь сорок третьего навсегда останется в памяти тех, кто вынес все тяготы насильственного выселения из родного края, тех, кто потерял родных и близких по дороге в Сибирь  на безвестных полустанках и в бескрайней суровой Сибири.

Расскажи, мой народ, про жизнь на чужбине,

Как тоска маетой жила в сердцевине.

Как память с годами лишь только крепчала –

Пусть потомки узнают, что было сначала.

28 декабря  калмыцкий народ преклоняет головы перед памятью предков, незаслуженно высланных без суда и следствия в далекую Сибирь. В этот день мы должны вспомнить о погибших в те страшные годы,  о тяжелейших испытаниях, выпавших на долю старшего поколения. Нет не одной семьи, которой бы не коснулась безжалостная чудовищная  рука «кровавого вождя».

Тема высылки калмыцкого народа в Сибирь очень актуальна на сегодняшний день. И сегодня именно мы, молодое поколение, должны и обязаны сохранить в памяти эту трагическую и «кровавую» страницу истории калмыцкого народа.  Истинную картину тех страшных событий могут передать только очевидцы тех событий. Но, к огромному сожалению, в нашем поселке Светлый не осталось живых свидетелей и очевидцев, которых постигла эта страшная участь сорок третьего.  Но, к моему великому счастью, мой руководитель, Эрднеева Елена Эрдниевна, учитель русского языка и литературы, предложила написать о своей тете, Эрднеевой Марии Долановне,  и о своей покойной ээҗе, Эрднеевой Булусун Сагаевне. Для Марии Долановны это был первый опыт рассказа о себе, о годах, проведенных в Сибири.  Меня интересовало буквально всё: быт, отношение окружающих, настроение, впечатление.

«Родилась я в 1948 году в Новосибирской области  Чулымского района, с. Кабинетное, - начала Мария Долановна. -  О Сибири у меня остались только теплые и радостные  воспоминания: лес, цветы, зелень, тройка лошадей, межнациональный класс, русские праздник… Вот никак не могу вспомнить, что это был за праздник, мы с hаhой Төвкә ходили в гости,  помню сумку через плечо, нас угощали… Помню, как в дырявой ванне с братом Пашей плавали в озере. Собирали ягоды, помню много земляники. Редко видела своих родителей, они у меня «пахали» днями  и ночами, чтобы прокормить нас. Мама моя труженицей была, об этом многие говорили. Да и в мирное время она такой же и оставалась.

 Наступило  время идти в школу. Сумку мне сшили из штанины. В классе было только двое калмыков: я и Кичиков Гриша (примеч.Кичиков Григорий Петрович,1949г..ныне проживает в п. Ики-Бурул)». Мария Долановна на некоторое время замолчала, перебирая, наверное,  в голове свои детские обрывистые воспоминания,  а потом продолжила: «Только почему-то мы учились в одном классе. А может,  нас всех вместе учили, не могу сейчас точно сказать.  Подружка у меня была, Нина. Помню, как она бежала вслед за мной, когда мы возвращались на родину. ...Первый учитель, Иосиф Григорьевич, по национальности немец. Хороший был человек. …Дед Карл, который был мастер по дереву, делал сундуки. Одно из его творений стоит у нас дома.  К сожалению, мои личные воспоминания на этом исчерпаны, ведь всё-таки я еще была мала. Поверьте, я вовсе  не пытаюсь приукрасить это страшное слово  «депортация»  и уж тем более не оправдываю.  Конечно, как и многих наших земляков,  меня также волновал вопрос «за что?» почему?»  Ведь мой отец, Эрднеев Долан Эрднеевич, 1910 года рождения, воевал и он дошел до Курской дуги, был ранен в ногу. Конечно, возникали и возникают вопросы по поводу ссылки, но конкретных ответов я не находила.  Но всё-таки о моей Сибири  у меня остались теплые воспоминания".

«А я помню, - тут неожиданно к нашей беседе подключилась Елена Эрдниевна, которая всё это время внимательно слушала наш разговор,  -  как в  очередном разговоре про Сибирь, наша ээҗа назвала Сталина сволочью, и глаза у нее  стали какими-то туманными, глядящими вдаль. Этот момент я помню отчетливо. И именно с того момента я поняла, какая участь выпала на долю моей ээҗи.  Я старалась никогда не упоминать имя «беспощадного» вождя». Спустя некоторое время добавила: «Благодаря ей я стала заочной свидетельницей той трагедии.  Если бы не мужество, стойкость, сила духа, выносливость моей ээҗи, то не было бы наших родителей, следовательно,  не было бы и нас. Она – Героиня!». Я поблагодарила Елену Эрдниевну за воспоминание и вернулась к нашей беседе с Марией Долановной.

 Но мне на секунду показалось, что Мария Долановна подвела итог нашей беседе. Я уже собиралась закрывать свой блокнот, но решила всё-таки проявить настойчивость и спросила свою собеседницу: «Вы, наверняка, знаете о первых годах ссылки, о депортации из рассказов ваших родителей, родных? Я понимаю, что об этом больно говорить и нелегко, но ведь это необходимо для современной молодежи, ведь это наш гражданский долг».  И для меня огромная честь, что Мария Долановна услышала мою просьбу, мой призыв. «К несчастью, мамы нет уже с нами, но я с огромным удовольствием  и гордостью поделюсь воспоминаниями своей мамы, которые были записаны в 1998 году», - добавила т. Маша.  

                                 В тот день, согнав народ подавленный

                                 Под ругань стражи, блеск штыков

                                 Врагами были все объявлены –

                      Все от детей и стариков.

Из воспоминаний Сагаевой Балусун (1921 г. ): «Это было в декабре 1943 года. А за несколько дней до этого страшного дня в наш хотон, а выселяли нас из Уланхольского улуса, стали заезжать большие военные машины. Но мы не придавали этому значение. Солдаты постучали в дом, примерно в 4 утра, и сказали:  «Собирайтесь! Вас, калмыков, в Сибирь выселяют». Стали дом обыскивать, но ничего не нашли. Велели брать самые необходимые вещи.  А были семьи, которые ничего не успевали брать, да и многим не говорили, куда везут нас.  Никто ничего не понимал, что происходит.

Муж мой на фронте был.  Я схватила двухгодовалого сына (примеч. звали его Колда, похоронен в Сибири), прижала к себе и не двигалась. Моя же свекровь, звали её Хар Күүкн, женщина безграмотная, но всё же поняла, что беда в дом пришла,  не растерялась,  стала обматывать себя тканью. Успела схватить тулуп, который сшила для своего сына еще до войны. Она выделывала шкурку своими руками и сшила длинный полушубок.  Стала собирать еду. Благодаря ее смелости, мы выжили по пути в Сибирь.  Собирали нас в одном месте. Подъехали большие военные машины (примеч. студебекеры). Погрузили нас и мы тронулись. Страшно было очень, а самое главное – холодно.  Собаки выли, скот как резаный кричал. Привезли нас на железную дорогу. Вагон - «телятник», в который нас погрузили, был весь в щелях. Нам всегда казалось, что мы провалимся. В вагоне была огромная дырка, мы эту дырку закрыли умершим человеком.  Деваться было некуда. . От лютого мороза нас спас тулуп, который свекровь моя успела взять с собой Из нашей семьи до Сибири доехали все. Держались все вместе. На небольших станциях останавливались, иногда давали пайки, в основном хлеб, кипяток. Но мы боялись из вагонов выходить, боялись остаться, отстать. Были такие случаи, когда из наших же вагонов мы отправляли кого-нибудь за хлебом, а он ничего не приносил. Говорил, что не досталось или прятал себе в рукав.  А вот моя свекровь паёк приносила для всех. А однажды мини ава выскочил из вагона, побежал продавать шкуру, обменял ее на три булки хлеба. Вернувшись, он обнаружил, что поезд двинулся. Он, семидесятидвухлетний старик, успел запрыгнуть в последний вагон, где были мертвецы, конечно же, после этого у него был сильный испуг. На следующей станции он нас нашел, испугался, что чуть было не остался и не потерял нас.

Вот мы приехали, ночью нас выгрузили из вагонов, поселили в каком-то бараке, как потом оказалось, это было клубное помещение. Заперли нас, прибегали люди, заглядывали в щелку, разглядывали нас. Чуть позже мы узнали, что нас называли «людоедами». Спали на топчанах. Спасал нас тулуп не только от сильнейшего мороза, но и от голода. Мы стригли этот тулуп, делали нитки, вязали носки и варежки, а затем меняли их на продукты. Прошло около года, мы стали осваиваться. Подружились, товарищей нашли. Постепенно  сибиряки  поняли, что мы  не людоеды, а  простые   люди, которые    вынуждены    страдать,    голодать и  умирать.

Стала работать.  Как и многие женщины работала дояркой.  Нас было четыре сестры, младшая сестренка не ходила, ползала,  травму получила.  Но я её записывала в группу, а сама работала  в ее дежурство, чтобы больше молока приносить домой. Стала домой приносить молоко, уже как-то легче было. Меня никогда не проверяли, потому что работала честно. Никогда не воровала.  Многие всегда завидовали, что меня никогда не проверяют. С питанием было сложновато: просили кожуру от картошки, варили и ели.  Ничего, выжили ведь. Тяжело было, мужики на фронте. Нам повезло с управляющим, хороший и отзывчивый был человек. Как-то мы жмых жарили на печке, а он нас предостерегал всегда, чтоб не поймались, не дай Бог. Мы выжили благодаря отзывчивым людям, которые окружали нас. Жить можно было…»

Я знал, что мой народ в лесах Сибири

Нашел друзей и вновь душой окреп

Средь лучших русских, средь щедрейших в мире

Деливших с нами и судьбу, и хлеб.

Долгое время трагедия выселенных народов оставалась запретной темой. И умалчивался сам факт депортации. Прочитав эти воспоминания, выслушав рассказ Марии Долановны и оглянувшись в прошлое, следует всегда помнить, что правдивая, объективная история о преступлениях прошлого нужна не только нам, живущим сегодня, но и нашим потомкам, которые с полным основанием, не боясь ничего, могли бы сказать своё решительное «НЕТ» любому насилию.

Наш долг – восстановить историческую справедливость.  Память о национальных трагедиях так же священна, как память о победах. И чрезвычайно важно, чтобы мы, «нынешнее племя» обладали не только историческими знаниями, но и гражданскими чувствами. Никакое развитие страны, никакие её успехи, амбиции не могут достигаться ценой человеческого горя и потерь. Ничто не может ставиться выше ценности человеческой жизни. И репрессиям нет оправданий. Не менее важно изучать прошлое, преодолевать равнодушие и стремление забыть его трагические стороны. И никто, кроме нас самих, этого не сделает.  Никто, кроме нас самих, не сохранит историческую память и не передаст её новым поколениям.

Злосчастные «тринадцать лет – тринадцать дней» мы должны и обязаны  свято помнить. 

Люди, сквозь призму сегодняшних дней

Помните зверство кровавых вождей.

Их произвол мы не можем забыть.

Нужно его навсегда запретить.

Память замученных в пытках  священна.

Память убитых в застенках нетленна.

Где их могилы? Никто нам не скажет.

Пусть на тела их земля пухом ляжет.

Жертвам репрессий с открытой душой.

Провозгласите всевечный покой.              

Свечи поставьте, колени склоните

Память о них навсегда сохраните. (Б.Т.Поволоцкий)