|
...Войска Западного фронта после
двухдневных боев сломили сопротивление противника и овладели городом и
крупным железнодорожным узлом Рославль.
Из оперативной сводки Совинформбюро 25
сентября 1943 г.
В рославльской тюрьме, сожженной фашистами вместе с узниками, на
стенах казематов еще можно прочитать краткие надписи погибших людей. "17
августа день именин. Сижу в одиночке, голодный, 200 граммов хлеба и 1 литр
баланды, вот тебе и пир богатый. 1927 года рождения. Семенов". Другой
узник добавил к этому еще одно слово, обозначившее судьбу Семенова:
"Расстрелян". В соседнем каземате заключенный обращался к своей
матери:
Не плачь, моя милая мама. Не плачь, не рыдай, не грусти. Одна ты
пробудешь недолго На этом ужасном пути... Сижу за решеткой в темнице сырой, И
только лишь бог один знает -К тебе мои мысли несутся волной, И сердце слезой
заливает.
Он не подписал своего имени. Оно ему было уже не нужно, потому
что он терял жизнь и уходил от нас в вечное забвение.
В углу того же каземата была надпись, нацарапанная, должно быть,
ногтем: "Здесь сидел Злов". Это была самая краткая и скромная
повесть человека: жил на свете и томился некий Злов, потом его расстреляли на
хозяйственном дворе в рославльской тюрьме, облили труп бензином и сожгли,
чтобы ничего не осталось от человека, кроме горсти известкового пепла от его
костей, который бесследно смешается с землей и исчезнет в безыменном
почвенном прахе.
Возле надписи слова были начертаны слова неизвестной Розы:
"Мне хочется остаться жить. Жизнь - это рай а жить нельзя, я умру! Я
Роза".
Она - Роза. Имя ее было написано острием булавки или ногтем на
темно-синей краске стены; от сырости и старости в окраске появились очертания
таинственных стран и морей - туманных стран свободы, в которые проникали
отсюда своим воображением узники, всматриваясь в сумрак тюремной стены.
Кто же была эта узница Роза и где она теперь - здесь ли, на
хозяйственном дворе тюрьмы, упала она без дыхания или судьба вновь ее
благословила жить на свободе русской земли и опять она с нами в раю жизни,
как говорила о жизни сама Роза? И кто такой был Злов? Он ничего не сказал о
себе и лишь отметился на тюремной стене что жил такой на свете человек.
Следов существования Злова мы найти не сумели, но Роза и среди
мучеников оказалась мученицей, поэтому судьба ее осталась в памяти у немногих
спасшихся от гибели людей. Узники, которых выводили на двор для расстрела,
утешали себя воспоминанием о Розе: она уже была однажды на расстреле, и после
расстрела она пала на землю, но осталась живой; поверх ее тела положили трупы
других павших людей, потом обложили мертвых соломой, облили бензином и
предали умерших сожжению; Роза не была тогда мертва, две пули лишь неопасно
повредили кожу на ее теле, и она, укрытая сверху мертвыми, не сотлела в огне,
она убереглась и опамятовалась, а в сумрачное время ночи выбралась из-под
мертвых и ушла на волю через развалины тюремной ограды, обрушенной авиабомбой
Но днем Розу опять взяли в городе фашисты и отвели в тюрьму. И она опять
стала жить в заключении, вторично ожидая свою смерть.
Кто видел Розу, тот говорил, что она была красива собою и
настолько хороша, словно ее нарочно выдумали тоскующие грустные люди себе на
радость и утешение. У Розы были тонкие, вьющиеся волосы темного цвета и
большие младенческие серые глаза, освещенные изнутри доверчивой душой а лицо
у нее было милое, пухлое от тюрьмы и голода, но нежное и чистое. Сама же вся
Роза была небольшая, однако крепкая как мальчик, и умелая на руку, она могла
шить платья и раньше работала электромонтером; только делать ей теперь нечего
было, кроме как терпеть свою беду; ей сравнялось девятнадцать лет, и на вид
она не казалась старше, потому что умела одолевать свое горе и не давала ему
старить и калечить себя, - она хотела жить.
Второй раз ждала Роза своей смерти в рославльской тюрьме, но не
дождалась ее: немцы помиловали Розу, они поняли, что если убить человека один
раз, то более с ним нечего делать и властвовать над ним уже нельзя; без
господства же немцу жить неинтересно и невыгодно, ему нужно, чтоб человек
существовал при нем, но существовал вполжизни, - чтоб ум у человека стал
глупостью, а сердце билось не от радости, а от робости - из боязни умереть,
когда велено жить.
Розу вызвали на допрос к следователю. Следователь был уверен,
что она все знает о городе Рославле и о русской жизни, словно Роза была всею
советской властью. Роза всего не знала, а что знала, про то сказать не могла.
Она пила у следователя мюнхенское пиво, ела подогретые сосиски и надевала
новое платье. Так называл свое угощение следователь, обращаясь к своим
подручным, которых заключенные называли "мастерами того света". Для
Розы приносили пивную бутылку, наполненную песком, и били ее этой бутылкой по
груди и животу, чтобы в ней замерло навсегда ее будущее материнство; потом
Розу стегали гибкими железными прутьями, обжигающими тело до костей, и когда
у нее заходилось дыхание, а сознание уже дремало, тогда Розу "одевали в
новое платье": ее туго пеленали жестким черным электрическим проводом,
утопив его в мышцы и меж ребер, так что кровь и прохладная предсмертная влага
выступала наружу из тела узницы; потом Розу уносили обратно в одиночку и там
оставляли на цементном полу; она всех утомляла - и следователя, и "мастеров
того света".
Что же нужно было врагам делать дальше? Живая русская девчонка
им не подчинялась; можно было бы ее мгновенно убить, но владеть мертвецами
было бессмысленно.
Своею жизнью, равно и смертью, эта русская Роза подвергала
сомнению и критике весь смысл войны, власти, господства и "новой
организации" человечества. Такое волшебство не может быть терпимо -
разве бесцельно и напрасно легли в землю германские солдаты?
Немецкий военный следователь задумался в Рославльской тюрьме.
Над кем разрешено будет властвовать когда германский народ останется жить в
одиночестве на большом кладбище всех прочих народов?
Следователь утратил свое доброе деловое настроение и позвал к
себе "скорого Ганса", прозванного скорым за мгновенную
исполнительность. Иоганн Фохт прежде долго жил в Советском Союзе, он хорошо
знал русский язык Следователь велел «скорому Гансу» принести сначала водки а
затем спросил у него - как надо организовать человека чтобы он не жил, но и
не умер.
- Пустяк
дело! - сразу понял и ответил Ганс
Следователь выпил, настроение его стало легким и он велел Гансу
сходить к Розе в камеру и проверить -живая она или умерла.
Ганс сходил и вернулся. Он доложил, что Роза дышит спит и во сне
улыбается, и добавил свое мнение:
- А смеяться ей не полагается!
Следователь согласился, что смеяться Розе не полагается, жить ей
тоже не надо, но убивать ее также вредно потому что будет убыток в живой
рабочей силе и мало будет назидания для остального населения. Следователь
считал, что нужно бы из Розы сделать постоянный живой пример для устрашения
населения, образец ужасной муки для всех непокорных; мертвые же не могут
нести такой полезной службы, они вызывают лишь сочувствие живых и склоняют их
к бесстрашию.
- Полжизни ей надо дать! - сказал "скорый Ганс" – Я из
нее полудурку сделаю...
- Это что полудурка? - спросил следователь
- Это я ее по темени, - показал себе на голову Ганс - я ее по
материнскому родничку надавлю рукой, а в руку возьму предметы по потребности.
- Роза скончает жизнь, - сказал следователь
- Отдышится, - убедительно произнес "скорый Ганс" - я
ее умелой рукой, я ее до смерти не допущу
«Он будет фюрер малого масштаба», - подумал следователь о Гансе
и велел ему действовать.
Наутро Розу выпустили из тюрьмы. Она вышла оттуда в нищем
платье, обветшалом еще от первых, давних побоев, и босая, потому что башмаки
ее пропали в тюремной кладовой. .. Была уже осень, но Роза не чувствовала
осенней прохладной поры: она шла по Рославлю с блаженной робкой улыбкой на
прекрасном открытом лице, но взор ее был смутный и равнодушный, и глаза ее
сонно глядели на свет. Роза видела теперь все правильно, как и прежде, - она
видела землю, дома и людей; только она не понимала, что это означает, и
сердце ее было сдавлено неподвижным страхом перед каждым явлением.
Иногда Роза чувствовала, что она видит долгий сон, и в слабом,
неуверенном воспоминании представляла другой мир, где все было ей понятно и
не страшно. А сейчас она из боязни улыбалась всем людям и предметам, томимая
своим онемевшим рассудком. Ей захотелось проснуться, она сделала резкое
движение, она побежала, но сновидение шло вместе с нею и окостеневший разум
ее не пробудился.
Роза вошла в чужой дом. Там была в горнице старая женщина,
молившаяся на икону богоматери.
- А где Роза?
- спросила Роза, она смутно желала увидеть самое себя живой и здоровой, не
помня теперь, кто она сама.
- Какая
тут тебе Роза? - сердито сказала старая хозяйка.
- Она Роза
была, - с беспомощной кротостью произнесла Роза.
Старуха поглядела на гостью.
- Была, а
теперь, стало быть, нету... У фашистов спроси твою Розу - там всему народу
счет ведут, чтоб меньше его было.
- Ты
сердитая, злая старуха! - здраво сказала Роза. - Роза живая была, а потом она
в поле ушла и скоро уж вернется.
Старуха всмотрелась в нищую гостью и попросила ее:
- А ну,
сядь, посиди со мной, дочка.
Роза покорно осталась; старуха подошла к ней и опробовала одежду
на Розе.
- Эх ты,
побирушка! - сказала она и заплакала, имея свое, другое горе, а Роза ей
только напомнила о нем.
Старуха раздела Розу, отмыла ее от тюремной грязи и перевязала
раны, а потом обрядила ее, как невесту в свое старое девичье платье, обула ее
в прюнелевые башмаки и накормила чем могла.
Роза ничему не обрадовалась и к вечеру ушла из дома доброй
старухи. Она пошла к выходу из города Рославля но не могла найти ему конца и
без рассудка ходила по улицам.
Ночью патруль отвел Розу в комендатуру. В комендатуре
осведомились о Розе и наутро освободили ее, сняв с нее красивое платье и
прюнелевые башмаки; взамен же ей дали надеть ветошь, что была на одной
арестованной. Дознаться, кто одел и обул Розу, в комендатуре не могли - Роза
была безответна.
На следующую ночь Розу опять привели в комендатуру. Теперь она
была в пальто, с теплым платком на голове и посвежела лицом от воздуха и
питания. В городе явно баловали и любили Розу оставшиеся люди, как
героическую истину, привлекающую внимание к себе все обездоленные павшие
надеждой сердца.
Сама Роза об этом ничего не ведала, она хотела лишь уйти из
города вдаль, в голубое небо, начинавшееся, как она видела, недалеко за
городом. Там было чисто и просторно, там далеко видно, и та Роза, которую она
с трудом и тоскою вспоминала, та Роза ходит в том краю, там она догонит ее,
возьмет ее за руку, и та Роза уведет ее отсюда туда, где она была прежде, где
у нее никогда не болела голова и не томилось сердце в разлуке с теми, кто
есть на свете, но кого она сейчас забыла и не может узнать.
Роза просила прохожих увести ее в поле, она не помнила туда
дорогу, но прохожие в ответ вели ее к себе, угощали, успокаивали и укладывали
отдыхать. Роза слушалась всех, она исполняла просьбу каждого человека, а
потом опять просила, чтоб ее проводили за руку в чистое поле, где просторно и
далеко видно, как на небе.
Один маленький мальчик послушался Розы; он взял ее за руку и
вывел в поле, на шоссейную дорогу. Далее Роза пошла одна. Дойдя до
контрольного поста на дороге, где стояли двое немецких часовых. Роза
остановилась возле них.
- Скорый
Ганс, ты опять меня убьешь? - спросила Роза.
-
Полудурка! - по-русски сказал один немец, а другой ударил ложем автомата Розу
по спине.
Тогда Роза побежала от них прочь; она побежала в поле, заросшее
бурьяном, и бежала долго. Немцы смотрели ей вслед и удивлялись, что так
далеко ушла от них и все еще жива полудурка, - там был заминированный
плацдарм. Потом они увидели мгновенное сияние, свет гибели полудурки Розы.
1943 год
|
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.