Задами я
пробрался к нашему дому. Мне хотелось первому встретить бабушку, и оттого я
не пошел улицей.
Дверь
распахнута. Краски на двери и на крыльце почти не оста-лось. Лишь лоскутки
ее светлели в завалах половиц и на косяках двери.
Бабушка сидела
на скамье возле подслеповатого кухонного окна и сматывала нитки в клубок.
Я замер у
двери.
Буря пролетела
над землей! Смешались и перепутались миллионы человеческих судеб, исчезли
старые и появились новые государства, фашизм, грозивший роду человеческому
смертью, подох, а тут как висел настенный шкафчик из досок и на нем
ситцевая занавеска в крапинку, так и висит; как стояли чугунки и синяя
кружка на при-печке, так и стоят, даже бабушка на привычном месте, с
привычным делом в руках.
— Што ж ты
стоишь, батюшко, у порога? Подойди, подойди! Перекрешшу я тебя, милого. У
меня в ногу стрельнуло. Испужаюсь или обрадуюсь — и стрельнет...
Бабушка
сделала попытку встать, но ее шатнуло, и она ухватилась руками за стол.
Какие маленькие сделались у бабушки ручки! Кожа на них желта и блестит, что
луковая шелуха. Сквозь сработанную шелуху видна каждая косточка. Я сгреб
бабушку в беремя.
— Молилась,
молилась за тебя, — торопливо шептала бабушка и по-птичьи тыкалась мне в
грудь. Она целовала там, где сердце, и все повторяла: — Молилась, молилась.
На дряхлой
щеке ее осталась и не сходила вмятина от Красной Звезды.
— Устала я,
батюшко. Вся устала. Восемьдесят шестой годок… Работы сделала иной артели
впору. Тебя все ждала. Жданье крепит. Теперь пора. Теперь скоро помру. Ты
уж, батюшко, приедь похоронить-то меня... Закрой мои глазоньки...
Бабушка
ослабела и только целовала мои руки, мочила их слезами. Я тоже плакал молча
и просветленно.
Вскорости
бабушка умерла. Мне прислали на Урал телеграмму, но меня не отпустили с
производства. Начальник, где я работал, сказал:
— Мать или
отца — другое дело. А бабушек да Дедушек...
Откуда знать
он мог, что бабушка была для меня отцом и матерью — всем, что есть на свете
дорогого для меня. Мне надо было бросить работу, продать последние штаны и
сапоги да поспешить на похороны, а я не сделал этого. Случись это теперь —
я бы ползком добрался от Урала до Сибири, чтобы закрыть бабушке глаза,
отдать ей последний поклон.
И живет в
сердце вина. Гнетущая, тихая, вечная, Я знаю, бабушка простила бы меня. Она
всегда и все мне прощала. Но ее нет, И ни-когда не будет.
И некому
прощать.
(В. Астафьев.)
|
Встретить
первому.
У входа в
дом.
Все как прежде.
Встреча.
Встреча.
Сообщение о
смерти ба-
бушки.
«Живет в
сердце ви-
на».
|
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.