Теория
и история искусства
В октябре 1917
года в Петрограде буквально за неделю до революционного переворота, радикально
изменившего всю систему социальных и культурных координат, состоялась Первая
конференция пролетарских культурно-просветительных организаций. В цветастом
калейдоскопе революционной повседневности конференция не стала «героем»
репортажей на страницах ведущих городских газет и осталась практически
незамеченной рядовым обывателем. Между тем, конференция дала «путевку в жизнь»
Пролеткульту — уникальному массовому социально-культурному и художественному
движению революционной эпохи, в судьбе которого, как зеркале отразились многие
социальные и культурные противоречия российской истории 1917-1932 гг.
Практическая
деятельность Пролеткульта охватывала различные сферы социально — культурной и
художественной практики: просветительную и образовательную (рабочие
университеты, политехнические студии и курсы, научные студии и кружки,
публичные лекции и т.д.); издательскую (журналы, книги, сборники,
учебно-методические материалы и т.д.); культурно-досуговую (клубы, библиотеки,
кинематограф); культурно-творческую (литературные, театральные, музыкальные и
изостудии).
Пролеткульт
включал разветвленную сеть культурно-просветительных организаций: губернских,
городских, районных, фабрично-заводских, объединявших в период своего расцвета,
в 1920-е годы, около четырехсот тысяч человек. Движение Пролеткульта
распространилось не только в крупных, но и в провинциальных городах. Признанным
лидером Пролеткульта был теоретик русского марксизма А.А. Богданов.
Пролеткульт им и его единомышленниками мыслился как движение, основной задачей
которого является формирование рабочей интеллигенции — творца новой культуры и
общества.
Признавая
неоднозначность и противоречивость истории Пролеткульта, в оценках пролеткультовских
идей и деяний советские авторы оказались единодушны: культурный нигилизм,
сектантство, сепаратизм, ревизионизм — самые частые характеристики.
Действительно, чтобы обнаружить «ревизионизм» в деятельности Пролеткульта, не
требовалось больших усилий, было достаточно того факта, что главным идеологом
этой организации был давний идейный и политический оппонент В.И. Ленина
А.А. Богданов. В отношении последнего в литературе легко можно было
отыскать несколько «разоблачающих» ленинских цитат, «кочующих» из публикации в
публикацию. Отечественная историография Пролеткульта демонстрирует некоторые
особенности нашей гуманитарной науки, посвященной истории ранней советской
культуры, в частности идеологическую и психологическую предвзятость. Например, о
том, что Ленин критиковал Пролеткульт, широко известно, а о том, что он
следовал пролеткультовским установкам, замалчивалось. Реальная или мнимая
борьба Ленина с Пролеткультом, известные партийные письма и резолюции об этой
организации, ставшие основой для последующих научных оценок и рассматриваемые с
позиций, характеризующихся предвзятостью, обусловили восприятие Пролеткульта
как классово ограниченного и вульгарно-культурного движения. Эти негативные
оценки доминировали в отечественной науке 1950–1980-х годов. В период
перестройки звучали призывы изучать историю Пролеткульта с ленинской точки
зрения, которая якобы «дает возможность разобраться в сложных, а иногда и
противоречивых явлениях» [11, c. 19-20]. В постперестроечное
время Пролеткульт оценивался как идеологизированная классовая организация,
радикализм которой критиковал в том числе и В.И. Ленин. Лишь с конца
1990-х годов проблематика Пролеткульта актуализируется и становится популярной
в отечественной гуманитарной науке, прежде всего в диссертационных сочинениях
(Л.С. Николаевой, А.В. Карпова, К.Г. Антонян,
М.С. Бондаревой, Н.А. Бочаровой, Д.С. Иванцова, А.В. Ишина,
М.А. Левченко, М.В. Юдина и др.).
Западным научным
сообществом проблемы культурного развития пореволюционной России исследовались
достаточно интенсивно. Этот период интересен для западных ученых сложностью,
резкими поворотами и борьбой альтернативных тенденций в сфере искусства и
культурной политики. 1920-е годы многими зарубежными специалистами признаются
периодом расцвета советской художественной культуры. Научная литература,
посвященная проблемам развития русского искусства и культуры 1920-х годов,
весьма многочисленна. Американский историк Р. Льюис отметил разделение на
рубеже 1970–1980-х годов европейской и американской науки об истории советской
культуры на два течения — традиционалистов и ревизионистов.
Традиционалисты рассматривают политику в области культуры как централизованную
деятельность, осуществляемую исключительно «сверху». Ревизионисты же считают,
что культурное строительство определялось не только и не столько политическими
установками «сверху», сколько деятельностью определенных групп и социальных
слоев «снизу». Именно изучение культурных процессов, происходивших в массах,
более всего привлекает представителей этого направления исторической
науки [22].
Самое значительное
исследование о Пролеткульте в зарубежном научном сообществе — «Culture of the
Future. The Proletkult Movement in the Revolutionary Russia» [23] —
принадлежит американской исследовательнице Линн Мэлли, собравшей богатый
фактический материал о деятельности этой организации. Ее книга получила
значительный отклик в научном сообществе (См. напр.: Canadian Slavonic Papers. 1991.
Vol. 33. №3–4. P. 370–372; American Historical Review. 1991.
Vol. 96. N4. P. 1248–1249; Slavonic & East European Review. 1991.
Vol. 69. №3. P. 533–534; Theatre Research International. 1991.
Vol. 16. №3. P. 261–262; Labor History. 1994. Vol.35. №3.
P. 485–486; Russian Review. 1991. Vol. 50. №3. P. 364–365; Вопросы
истории.
1992. №11–12. С. 192–194; English
Historical Review. 1994. Vol. 109. №430.
P. 240–241.)
Мэлли исследует
Пролеткульт как сложное социальное и культурное движение с весьма
противоречивыми программными установками, обращая внимание на его разнородный
социальный состав и различные культурные практики. Основывая свою работу на
архивных материалах и публикациях местных и центральных пролеткультовских
организаций, Мэлли стремится показать «сложное взаимодействие между
официальными декларациями и их выполнением». Исследовательница исходит из того,
что «как независимое массовое культурное движение Пролеткульт был уникальным
явлением в начальный период истории советской
России» [23, p. 24]. Линн Мэлли пишет, что пролеткультовцы
хотели сотворить искусство, которое вдохновит общество и сломает границы между
элитарной культурой и повседневной жизнью. Они стремились основать новую науку,
которая объединила бы все знание в гармоничное целое и в то же время была бы
доступна для населения в целом. Они надеялись создать новую пролетарскую интеллигенцию,
которая не потеряет связи с рабочим классом. Однако достаточно быстро
«грандиозные планы преобразовать науку, семью и повседневную жизнь были сведены
к проектам с намного более скромными
устремлениями» [23, p. 255]. «Сжатию» культурных задач движения
частично способствовала внутренняя политика Пролеткульта: многие из участников
начали терять веру в свою способность преобразовать привычные установления и
институции. Вместе с тем, подчеркивает Мэлли, Пролеткульт «никогда не был
лабораторией, изолированной от остальной части советского общества». Помимо
внутренних, целый ряд внешних причин вынудил Пролеткульт свернуть свою
культурную деятельность, в частности давление Ленина и компартии, в результате
чего Пролеткульт лишился поддержки советских государственных и региональных
учреждений. С проведением новой экономической политики государство выделяло все
меньше средств на реализацию культурных программ, в особенности «для
организации со спорными культурными и политическими целями» [23, p. 255].
Как только пролеткультовская организация была подчинена государству и партии,
ее спорное требование быть на равных с профсоюзами и партией едва ли можно было
принимать всерьез. Л. Мэлли обоснованно подчеркивает, что автономия
Пролеткульта всегда была «хрупкой конструкцией».
В зарубежной
литературе о Пролеткульте главное внимание авторов сосредоточено на нескольких
ключевых проблемах: Пролеткульт и культурное наследие прошлого; создание новой
пролетарской культуры; Пролеткульт и партийно-государственная власть.
В ряде зарубежных
исследований [21; 23; 24; 26; 27] убедительно опровергается
распространенный в науке тезис об отрицательном отношении А.А. Богданова и
его единомышленников к культурному наследию прошлого. В частности, один из
зарубежных авторов писал, что в соответствии «с идеями Богданова на практике
речь шла об отказе от осмысления мировой культуры, от ее достижений.
…Пролеткульт агитировал за развитие пролетарской культуры и полный отказ от
буржуазной» [8, c. 90], якобы по мысли А.А. Богданова, «на
пути создания пролетариатом собственной культуры мировое культурное наследие
будет лишь помехой» [8, c. 92]. Наоборот, руководители
Пролеткульта ратовали за освоение и критическое изучение русским рабочим
классом богатого культурного наследия. Лишь незначительная часть
пролеткультовских активистов заявляла о ненужности и вредности приобщения
пролетариата к отечественному и мировому культурному наследию. Иной вопрос —
как воплощались эти установки пролеткультовского руководства на местах в ходе
практической культурной деятельности. Однако, как показал Р. Стайтс
широкие массы, находящиеся в сфере влияния Пролеткульта, ратовали за сохранение
культуры прошлого [15, p. 11-13]. К. Рид, в частности,
отмечал, что Богданов в своих сочинениях постоянно подчеркивал: культура прошлого
должна быть принята и изменена, но не уничтожена. В связи с этим, полагает Рид,
предъявляемые Богданову обвинения в варварском отношении к культурному наследию
беспочвенны. Подобные обвинения, полагает К. Рид, возникли в связи с
полемикой вокруг Пролеткульта, связанных с желанием ограничить его автономию в
системе партийно-государственной культурной политике. «Основываясь на
неоднородности состава Пролеткульта, среди его членов несложно было найти
рьяных сторонников свержения прошлого, особенно среди приверженцев футуризма,
для которых это является обязательным» [26, p. 122].
Первоначальной
целью Пролеткульта было, по мнению Г. Горцка, «содействие внедрению основ
пролетарской культуры (в богдановском смысле) в реальную жизнь» [21].
Пролеткультовцы рассматривали свою деятельность как состоящую из двух частей:
культурно-просветительной и культурно-творческой. В партийном и государственном
аппарате долгое время не было единого мнения по вопросу о целях и задачах
Пролеткульта. Одни считали его вспомогательным учреждением; другие полагали,
что он должен заниматься исключительно образовательной деятельностью под
контролем Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса); третьи признавали
ненужными все пролетарские культурные организации и требовали их роспуска.
В соответствии с
концепцией А.А. Богданова Пролеткульт должен быть независим от партийного
и государственного аппарата. Ленин негативно относился к этому требованию.
Большинство зарубежных исследователей (Л. Мэлли, З. Сохор) видят
причины упадка Пролеткульта во внешнем давлении компартии и Ленина, для которых
Пролеткульт, будучи автономной организацией, казался угрозой монополии на
власть в стране. Ленину удалось, опираясь на фракцию большевиков в
Пролеткульте, связанных партийной дисциплиной, в октябре 1920 года принять
резолюцию об огосударствлении самостоятельных и добровольных
культурно-просветительных организаций. По мнению З. Сохора, Пролеткульт
заключал возможность политической оппозиции ленинизму, поскольку его теоретики
рассматривали культурный фронт как главный плацдарм борьбы за социализм. В силу
этого пролеткультовское движение воспринималось Лениным не как культурное, а
как политическое [13]. Карл Аймермахер полагал, что взаимоотношения
партии и Пролеткульта выстраиваются следующим образом: партия демонстрирует,
что ей принадлежит последнее слово в вопросах культурной политики; партия не
признает организаций, имеющих собственные цели, отличные от целей партии.
«Партийное наступление на Пролеткульт в 1920–1921-х годах своевременно
предотвратило раскол власти» [1, c. 18].
Западногерманская
исследовательница Г. Горцка, напротив, акцентирует внимание не на
взаимоотношениях Пролеткульта и власти, а на его теоретических установках и
характере практической деятельности, с одной стороны, и реальных культурных
проблемах пореволюционной России — с другой. По ее мнению, причина упадка
Пролеткульта кроется не столько в конфликте с большевистским руководством,
сколько во все возрастающем отчуждении теории и практики Пролеткульта от
реальных культурных запросов трудящихся масс [21].
Ш. Фитцпатрик
в своей работе, посвященной раннему периоду деятельности Наркомата просвещения,
уделяет значительное внимание и Пролеткульту [18]. Она рассматривает
историю основания Пролеткульта, его позицию по отношении к Наркомату
просвещения и партии, анализирует споры об автономии этой организации и
различные точки зрения, высказанные, в частности, на Первой конференции
Пролеткульта. Исследовательница отмечает, что, хотя некоторые руководители
Наркомпроса — Покровский и Крупская — «выступали на конференции, их мнения
относительно культурных и просветительных задач Пролеткульта пользовались
гораздо меньшей популярностью у делегатов, нежели мнения Богданова,
Лебедева-Полянского и Керженцева» [18, p. 96]. Фитцпатрик
описывает структуру пролеткультовского движения; анализирует ситуацию,
сложившуюся в 1919 году вокруг Пролетарского университета; уделяет внимание
полемике о Пролеткульте на Первом всероссийском съезде по внешкольному
образованию (май 1919 г.); рассматривает события, связанные с
подчинением Пролеткульта Наркомпросу на Первом всероссийском съезде
Пролеткульта, прошедшем в октябре 1920 года. Это исследование — одно из первых
в зарубежной науке, системно рассматривающих роль Пролеткульта в ранней
советской культурной политике.
Позиция лидеров
большевистской партии по отношению к Пролеткульту, как показали зарубежные
исследователи, не была однозначной. Однако «независимо от спорных
идеологических вопросов для практической деятельности Пролеткульта и его
финансового положения решающей являлась позиция Луначарского в Наркомате
просвещения» [1, c. 14]. Луначарский считал необходимым
существование Пролеткульта в качестве самостоятельной организации. Вместе с тем
он, отстаивая идеи пролетарской культуры, по мнению Т.Е. О'Коннора, «не
впадал в догматизм» [8, c. 90]. Ленин резко критиковал взгляды
Луначарского. Позиции Ленина и Луначарского в отношении Пролеткульта в
определенной степени противопоставляются как «жесткая» и относительно «мягкая».
Луначарский был вынужден лавировать между различными течениями и группировками
в партии. «Как член правительства, он должен был отстаивать теперь политические
интересы партии, но, как „впередовец”, он не мог мириться со многими
переменами, происходящими в области культуры, и порой оказывал сопротивление
даже тем решениям, которые принимались по линии его
наркомата» [18, p 89].
Свое вúдение
истории Пролеткульта в аспекте взаимоотношений с партийно-государственной
властью представил в монографии «Культура и власть в революционной России»
английский историк К. Рид [26]. Исследователь выявляет истоки
Пролеткульта, прежде всего теорию культуры А.А. Богданова и деятельность
партийных школ на Капри и в Болонье. Главная особенность мировоззрения
Богданова — убежденность в необходимости культурной революции. «Для него
культурная революция была важнейшим элементом, в то время как для других
большевиков и марксистов она оставалась на втором
плане» [26, p. 112-113]. Рид рассматривает проблему «культурное
наследие и революция» и в связи с этим приводит мнение А.А. Богданова:
«Богданов в своих сочинениях постоянно подчеркивает, что культура прошлого
должна быть принята и изменена, но не уничтожена. В связи с этим обвинения в
нигилистическом отношении к культурному наследию беспочвенны» [26, p. 121].
Рид также анализирует разнородность социальных и идеологических позиций внутри
Пролеткульта. «В организации можно выделить ядро богдановцев; несколько
представителей руководства, критически настроенных к Богданову; а также рядовых
членов, включающих активистов, вполне способных пойти по своему
пути» [26, p. 123].
Причины ленинского
наступления на Пролеткульт Рид видит, во-первых, в стремлении этой организации
к критическому овладению культурным наследием, а не к его отрицанию (и это
весьма оригинальная исследовательская точка зрения); а во-вторых, в утверждении
тезиса об автономности Пролеткульта: «Несмотря на то что в 1920-е годы
нигилизм, пролетарское сектантство и в какой-то степени даже футуризм были для
партии вполне распространенными явлениями, с каждым днем набиравшими все
большую силу, партия вместе с тем не принимала никаких мер по борьбе с ними.
Создавалось впечатление, что партия их даже поддерживает. … „богдановцы” были
противниками нигилизма, но именно их и преследовали. Второй причиной для
действий против Пролеткульта стало, по-видимому, заявление организации об
автономии в области культуры» [26, p. 145].
Зарубежные авторы
анализируют взгляды большевистских лидеров и идеологов на пролетарскую
культуру, в частности Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, И.В. Сталина
и др. Л.Д. Троцкий, по мнению ряда зарубежных исследователей, негативно
относился к идее пролетарской культуры, полагая, что Пролеткульт должен целиком
сосредоточиться на просветительных задачах. Вместе с тем он проявил себя как
теоретик культурной революции, обосновав принцип, согласно которому сфера
культуры должна быть свободна от партийного диктата [12].
Основным
оппонентом Троцкого, а иногда и Ленина по вопросам культурной политики был
Н.И. Бухарин. Ряд исследователей считает его ревностным сторонником теории
Пролеткульта и идейным последователем
А.А. Богданова [12, c. 39]. Так, Дж. Биггарт в своих
статьях убедительно доказал, что возобновление дискуссии о пролетарской
культуре в августе 1922 года было вызвано разногласиями между В.И. Лениным
и Н.И. Бухариным. Однако Бухарин корректировал свои теоретические
установки в соответствии с политической конъюнктурой [2, с. 14].
Позиция
И.В. Сталина, несомненно, привлекает внимание ученых [4].
Ш. Фитцпатрик полагает, что у Сталина едва ли было сформировавшееся мнение,
влиявшее на культурную политику 1920-х годов, а его вмешательство в дискуссии
по актуальным вопросам развития культуры и образования крайне
немногочисленны [18, p. 286]. Р. Уильямс считает, что
Сталин некоторое время благожелательно относился к идеям Богданова, по крайней
мере, в 1908–1910 годах его симпатии были на стороне Богданова, а не
Ленина [12, c. 40-41].
В целом, в
зарубежной науке оценка значимости деятельности Пролеткульта связана с вечной
проблемой «власть и искусство». История Пролеткульта демонстрирует, какими были
взаимоотношения партийно-государственной власти и знаковых художественных
объединений и групп: отмечается несовместимость
а) партийно-государственного управления и деятельности массового
неполитического движения и б) директивного руководства с принципами
самоорганизации и свободного самоуправления. Помимо этого, зарубежные
исследователи выявляют и анализируют опасности, возникавшие в пролеткультовской
деятельности, а именно: противоречия между программными установками и реальной практической
деятельностью; догматизацию, вульгаризацию идей и их обращение в собственную
противоположность.
Зарубежные
искусствоведы, историки и культурологи выработали множество идей и концепций,
которые нуждаются в критическом осмыслении. Несомненно, ими проведена огромная
плодотворная работа по изучению художественной и культурной политики
большевистского государства в 1920-х годах и роли Пролеткульта в культурной
истории России. Подводя итог, можно сказать, что Пролеткульт — это
социально-культурное и художественное движение, возникшее в рамках общего
духовного процесса становления новой культуры, богатый источник фактов и
концепций для современного исследователя, способствующий осмыслению феномена
советской культуры, ее истоков и становления, расцвета и угасания, причин и
следствий, обретений и утрат.
Список
литературы:
1.
Аймермахер К. Советская литературная
политика между 1917 и 1932 гг. // В тисках идеологии. Антология
литературно-политических документов. — М.: Книжная палата, 1992. —
С. 3-61.
2.
Биггарт Дж. Бухарин, культурная
революция и истоки сталинизма // Отечественная история. — 1994. — №2. —
С. 90-104.
3.
Ванюков Д.А. Современная
немарксистская историография культурной политики компартии в первое
послеоктябрьское десятилетие: Автореф. дисс. … канд. ист. наук/СГУ. — Саратов,
1991. — 22 с.
4.
Громов Е.С. Сталин: власть и
искусство. — М.: Республика, 1998. — 495 с.
5.
Козлов С.А. Критический анализ
новейшей американской и английской историографии истории советской культуры
(1917-1932 гг.): Автореф. дисс. … канд. ист. наук/ Ин-т истории АН. — М.,
1990. — 23 с.
6.
Козлов С.А. Проблемы культурной
революции в СССР в новейшей немарксистской историографии // История СССР. —
1989. — №4. — С. 186-199.
7.
Курилина И.М. История становления
советской культуры 1917-1927 гг. (Анализ немарксистской историографии):
Автореф. дисс. … канд. ист. наук./МГУ. — М.,1991. — 19 с.
8.
О'Коннор Т.Э. Анатолий Луначарский и
советская политика в области культуры. — М.: Прогресс, 1992. — 223 с.
9.
Плаггенборг Ш. Революция и культура:
Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма.
— СПб.: Журнал «Нева», 2000. — 416 с.
10. Прозорова, О.А.Новейшая
историко-партийная литература о борьбе В.И. Ленина против идеологии
пролеткульта // Проблемы историографии, источниковедения истории КПСС. — М.,
1988. — С. 135-148.
11. Рябков В.М.
Советская историография культурно-просветительной работы в СССР (1961-1985). —
Красноярск: Изд-во Красноярского университета, 1991. — 196 с.
12. Савельев А.В.
Проблемы развития культуры в СССР в дискуссиях 1921-1928 гг. (Обзор
англо-американской литературы 1960-1980-х гг.) // РЖ Социальные и
гуманитарные науки. Серия 5. История. — 1995. — №4. — С. 33-59.
13. Сохор З.
Революция и культура: Полемика Богданова и Ленина. (Sochor Z.
Revolution and Culture: The Bogdanov-Lenin Controversy. –London: Cornell
University Press, 1988. 233 p.) // Русская
философия: зарубеж. исслед.: реф. сб. — М.: ИНИОН, 1994. — С. 122-132.
14. Biggart J. Bukharin
and the origins of the “proletarian culture” debate // Soviet studies. — 1987.
— Vol. 39, №2. — P. 229-246.
15. Bolshevik culture.
Experiment and Order in the Russian Revolution/ Eds. Gleason A.,
Kenez P., Stites R. — Bloomington: Indiana University Press, 1985. —
304 p.
16. Clark K.
Petersburg, Crucible of Cultural Revolution. — Cambridge (Mass.); London:
Harvard University Press, 1995. — XII, 377 p.
17. Cultural
Revolution in Russia, 1928-1931 / Ed. by Sh. Fitzpatrick. —
Bloomington: Indiana University Press, 1984. — 309 p.
18. Fitzpatrick Sh.
The Commissariat of Enlightenment. Soviet organization of education and arts
under Lunacharsky, October 1917-1921. — Cambridge: Cambridge UP, 1970. — XXII,
380 p.
19. Fitzpatrick Sh.
The “soft” line on culture and its enemies: Soviet cultural policy, 1922-1927
// Slavic Review. 1974. — Vol. 33, №2. —
P. 267-287.
20. Fitzpatrick Sh.
The Cultural front: Power and Culture in Revolutionary Russia. — Itacha and
London: Cornell University Press, 1992. — XVII, 264 p.
21. Gorzka G.
Alexander Bogdanov und der russische Proletkult. Theorie und Praxis einer
sozialistischen Kulturrevolution. — Frankfurt-am-Main; New-York, 1980. —
246 s.
22. Lewis R. Science,
Nonscience and Cultural revolution // Slavic Review. — 1986. — Vol. 45,
№2. — P. 286-292.
23. Mally L.
Culture of the Future. The Proletkult Movement in the Revolutionary Russia. —
Berkley, LA.: University of California Press, 1990. — XXIX, 306 p.
24. Mänicke-Gyöngyösi K.
„Proletarischen Wissenschaft“ und „sozialistischen Menschheitsreligion“ als
Modelle proletarisher Kultur. — Berlin: Wiesbaden, 1982. — 382 s.
25. Oliver D.
Theatre without Theatre: Proletkult at the Gas Factory // Canadian Slavonic
Papers. — 1994. — Vol.36, №3-4. — P. 303-316.
26. Read C. Culture
and Power in Revolutionary Russia. — London: Macmillan, 1990. — XII,
266 p.
27. Sherrer J.
„Proletarische Kultur“: die Enstehung des Konzepts und seine Umsetzung in der
organisаtion des frühen
„Proletkult“// Arbeiter Kultur zwischen Alltag und Politik/ Hrsg. Fr. Boll.
— Wien etc.: Europa-Verlag, 1986. — S. 101-121.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.