Урок литературы Флаг страны сказок К 200-летию со дня рождения Х. К. Андерсена

Урок литературы  Флаг страны сказок

К 200-летию со дня рождения Х. К. Андерсена

Меня всегда смущали флаги государств. Ни на одном из них нет человека. Есть полоски, символизирующие что-то, а цветовой сим- вол довольно сомнительная вещь. Одни его понимают так, другие совсем по-иному, чем хотелось бы творцам флагов. На флагах есть звездочки, даже животные, характеризую- щие ту или иную страну... Но что странно: ни на одном из них нет человека.

Я не могу понять, почему на флаге мож- но изображать то или другое животное, а че- ловека — нельзя. И уж на флаге Дании я бы изобразил лик Андерсена — величайшего сказочника всех времен и народов, чьи сказ- ки — концентрированные романы. Страна эта, сколько будет существовать, всегда ос- танется страной Андерсена — надеюсь, что и новые гении будут рождаться на ее малень- кой территории, но вряд ли кто-нибудь из них станет известнее Андерсена, автора не- канонического Евангелия детства.

Есть постаревшие сказки, но то, что се- годня кажется лишь малым и устаревшим, завтра станет новым, свежим, великим.

Но я знаю страну, на флаге которой най- дется место некрасивому, но одухотворен- ному лицу.

На флаге Страны Сказок!!!

Эта страна имеет территорию нашей планеты, потому что как нет страны без сво- ей религии, так и нет страны без своих собст- венных сказок.

А что? Белое-белое знамя, и на нем изображен Ханс Кристиан Андерсен, вот оно — знамя детства. Почему белое? Бе- лый — значит возвышенный.

Может быть, вы докажете, что цвет моей Страны Сказок должен быть другим. Что ж, я с радостью соглашусь с этим, но Андер- сен, Андерсен — он будет на любом фоне одинаково символичен, ведь нет в мире ли- ца, с большей силой выражающего возвы- шенность сказки...

Если датчанам скажут, что их страна очень и очень маленькая, то они, скорее все- го, подумают, что это говорит русский.

И они будут правы. Но даже русский, никогда не бывавший в Дании, а узнавший о ней едва ли не все от Андерсена, всегда скажет, что нет в мире страны лучше. Ма- ленькая — значит уютная, а уют ассоцииру- ется с теплом, покоем, душевностью. А ду- шу русский человек, и особенно писатель, ценит выше всего. У самой Дании — неж- ное сердце, и лучшие ее черты вобрал в се- бя маленький житель Оденсе, который все рос и рос над собой, и настало время, когда он перерос самого себя, — со звездной вы- соты всемирья он увидел, что люди хоть и малы, а прекрасны, и как бы часто ни до- саждали Андерсену взрослые, как бы ни обижали его, часто даже и до слез, он знал, что их дети — совсем другие, и стал писать для детей, не забывая о взрослых. Но чем

1 Отрывок из книги А.А. Трофимова «Сын башмачника» (М., 1998).

3

                НАЧАЛЬНАЯ  ШКОЛА.  2005. № 4          

больше он писал для детей, тем чаще к не- му прислушивались взрослые, и со време- нем писатель понял, что взрослые — это то- же дети, только на них одежда размером больше.

И он уже писал для всех.

И не сразу он понял, что слушают его и травинки, и звезды, и облака, и лужи, и лас- точки, и рыбы, и овраги, и деревья, и птен- цы синички, и взрослые синицы.

Я уже не говорю о принцах и принцес- сах, королях и королевах, царях и царицах... Черти и чертенята, не стесняясь, подса- живались к очагу, чтобы вместе с детьми, притворяющимися взрослыми, и взрос- лыми, так и не переставшими быть детьми, послушать, о чем рассказывают умные

страницы...

Собаки и кошки устраивали перемирие, чтобы послушать солнечно-лунные сказки Андерсена.

Но кто бы ни брался разгадать тайну сказочника, его ждала неудача; потому что талант дается небесами, а они никогда не объяснят людям, для чего они делают так, а не иначе, почему бедному неуклюжему ре- бенку из города Оденсе они дарят талант, которого, если бы его разделить, могло бы хватить на всех жителей страны...

Но он достался только одному человеку. И мы должны быть благодарны Андер- сену за то, что он пронес этот небесный огонь через свою жизнь, не потушив его, не

разменяв...

Здравствуйте, Ханс Кристиан Андерсен, мы любим вас и читаем в детстве, а потом перечитываем всю оставшуюся жизнь...

Ученая старуха

—           Только никогда не бейте моего сына розга- ми, — твердо сказала Мария Андерсен, отведя сына к старухе, содержавшей «первоначальную школу».

—           Ну так уж и никогда, — проворчала старуха.

—           Ученая старуха будет учить тебя буква- рю! — восторженно сказала мать. Как всякий не- образованный, но привыкший к труду человек, она питала неимоверное уважение к знаниям.

—           Букварь! Я научусь читать!

—           Да, мой мальчик, мой дорогой сын! Ты ста- нешь читать. Неграмотному сейчас не прожить. Образованный всегда сыт, а необразованный,

сколько руками ни работай, все равно не знает, наестся ли досыта.

—           Я выучусь и буду досыта есть. А то снег идет — мне кажется, что это кашей землю кор- мят. Дождь льется, а я думаю, что это кисель.

Мать улыбнулась. Ее мальчик научится читать!

—           Я все книги перечитаю!

Букварь. Букварь. Что может быть на свете лучше букваря? Ведь там живут буквы. И книга так хорошо пахнет. Она пахнет знаниями. О, он знал уже буквы. Он ведал, что у каждой свой ха- рактер, но в слогах они между собой дружат. А слоги сливаются в слова и стоят там, крепко взявшись за руки. И в конце каждого предложе- ния стоит точка — так папа вбивает гвоздь по са- мую головку. «Буква-рь» — значит, самая глав- ная буква «эр».

—           Р-э-э-э-э-э-э! — запел мальчик.

Каждая буква стояла в букваре отдельно, точно за невидимым заборчиком, и важно погля- дывала на учеников старухи. Старуха была как Хранительница букв. Она раздавала их по свое- му желанию, и так не хотелось отдавать их ей об- ратно, возвращать букварю его тайну. Она была как ведьма, приставленная к богатству, чтобы его никто не унес. Но он, Ханс Кристиан Андер- сен, запомнит все буквы наизусть, и ему не ну- жен будет букварь. Он узнает магию букв. Он познакомится с каждой точкой и подружится со всеми запятыми.

Дети тянули тонкие пальчики, когда нужно было ответить на заданный вопрос.

Старуха раздавала буквы. Она была больна жестокостью. Мальчик видел, как она умела бить. Кажется, она и родилась только для того, чтобы бить детей, и делала это всю жизнь, а в старости стала настоящим знатоком своего де- ла. Розги давно поглядывали на мальчугана и мечтали с ним познакомиться. Но мальчишка упорно не хотел этого делать. «А зря, — думали розги, — мы ведь никому не приносим вреда». И обижались на его нежелание знакомиться. И ждали случая, чтобы поговорить с ним на эту тему. И когда такой случай представился, с ка- кой страстью влетели они в ладонь ученой бью- щей старухи. У-у-у — какой гадкий мальчишка, так долго сторонился дружбы с ними. Они что, хуже его, что ли? Они были ветками — цвели, и у него время цветения. А когда дети цветут — они такие сочные и так легко плачут от боли.

Нет, не зря ветки стали розгами. Раньше маль-

                В  МИРЕ  ИСКУССТВА СЛОВА   

чишки ломали их, где хотели и когда хотели, а теперь розги бьют их, как хотят. «Мы научим мальчишек и девчонок знаниям, и мы им вле- пим по хорошему месту! Мы им поможем овла- деть наукой, — твердили розги, а на самом деле думали: — Ну как хорошо излупить этих маль- чишек, как приятно погулять по их кожице. Нет, жизнь прошла не зря». Они возвращались в ведро, где сладко засыпали до следующей эк- зекуции.

В большинстве своем класс состоял из ма- леньких девочек.

Букварь у старухи читали по складам. На- учиться читать — значит стать грамотным чело- веком, открыть дорогу к мирам, в которые негра- мотный не допускается, научиться читать — все равно что обрести второе зрение.

Но знания у старухи шествовали в окруже- нии розог. Пучок этих помощников покоился около старухи в ожидании лучшей участи. Каж- дый прутик без промедления готов был прийти на помощь заблудившемуся в изучении букваря ученику. Розги по-своему страстно любили де- тей, полеживали и ждали своего звездного часа. Они так и ждали, чтобы познакомиться с Ан- дерсеном. Среди учившихся у старухи буквар- ным искусствам почти все были девочками... и часто слезы их были следствием знакомства с преподавательскими премудростями ученой старухи.

Маленький Андерсен с детства возненавидел математику. Однажды старуха забыла о своем обещании, данном матери, не бить его.

От розог до знаний — один шаг.

Удар был неожиданным и особенно унизи- тельным по этой причине. У маль-

чика не нашлось сил сдер- жать слезы. Он чувство- вал   унижение,    как никто, для него этот

удар стал событи- ем всей жизни.

Весь в слезах Андерсен             рва- нулся к двери  и все время до  до- ма бежал, точно розги могли до-

гнать его и продол- жить свое долгое и труд-

ное дело. Он был унижен.

Он был оскорблен. Он хотел уме-

реть. Ему казалось, что ветки на всех деревьях смеются над ним, ведь ветки — родные сестры розог, так сильно отхлеставших его. Они и сами сейчас, видя, как он их боится, готовы были хлестать по лицу разок-другой... Слезы детей — источник радости розог, их воздух. Мечты их — детские слезы. Родина их — как и родина каждо- го дерева, каждой ветки — весна...

—           Она меня ударила. Я к ней больше не пой- ду! — плача, заявил он.

Отец сказал:

—           Никакое образование не стоит и одного удара розги. Не ходи к ней больше, сынок.

Мать плакала.

—           Если ты с самого раннего детства привык- нешь, что тебя бьют, то на жизни нужно ставить крест! — тяжело сказал отец. — Богатые получа- ют образование за счет того, что бедные не могут его получить!

—           Что ты внушаешь сыну! — твердила мать. — Это Господь делает одних людей бога- тыми, а других бедными, так ему угодно. На не- бесах он всем воздаст, и тот, кто был на земле унижен, обижен, на небесах будет пребывать в довольстве и счастии.

Отец помолчал, посмотрел на сына и тихо проговорил:

—           Богатые там тоже останутся богатыми, а бедные — бедными...

—           Ой, отец, перестань так говорить! Бог ведь все слышит.

—           Я потому и говорю, что он все слышит, мне нечего от него скрывать, пусть знает, я говорю то же самое, что думаю и что говорю!

И, давая понять, что он устал, — а в пос- леднее время он стал очень часто уставать, точно даже слова

ему были в тягость на этой земле, — он вы- шел на улицу, где его одинаковые страдания о сво-

ей неудавшейся жизни раство- рились в ма- леньких оконцах соседних домов, в их  стенах.  Он брел

наугад с мыслями о сыне, он хотел защитить

его от злости мира — и не

мог. Хотел, чтобы он был образо-

                НАЧАЛЬНАЯ  ШКОЛА.  2005. № 4          

ванным, — но на это у него не было денег. Хо- тел, чтобы он не носил перешитую с отцовско- го плеча одежду, — и не мог заработать. Он меч- тал иметь маленький, какой угодно маленький домик, но свой, видно, уж никогда не случится этого... Он едва не заплакал от бессилия перед этим огромным и всесильным Небом, перед несправедливостью людской, перед вечной властью денег на земле, когда богатые день ото дня богатеют, а бедные день ото дня делаются беднее. Где выход? Броситься в реку, чтобы ра- зом покончить со всеми проблемами!

Река молчаливо катила свои волны, и он вдруг понял, что и ей тяжело из года в год, из ве- ка в век тащить эти волны к берегу, напрягая свою спину и даже ночью не имея возможности расслабиться, подумать о чем-то своем. И там, где его сын видел подводное царство с романти- ческими русалками, отец видел только смертель- но уставшую толщу воды, равнодушную к люд- ским жизням, словно их никогда и не существо- вало на берегу; будто она, река, знала, что опять наступит время, когда людей не будет совсем, а она все не перестанет нести свои тяжелые волны вдоль равнодушных, тусклых берегов, и какое ей дело, кто глядит на нее с берега — счастливый или несчастный человек, ведь ее понятия о ее счастье и несчастье совсем иные...

Долго бродил Андерсен-старший над угрю- мой рекой, размышляя о своей тяжелой судьбе, о жене и, наконец о самом главном в своей несос- тоявшейся жизни, о сыне — маленьком Хансике, чьи глаза, казалось, были рядом с ним, в нем са- мом, в отце, смотрели на него отовсюду. Ему страшно было от мысли, что и сына постигнет участь абсолютного неудачника, что и он будет все дни гнуть спину за работой, которая не при- несет ни денег, ни радости, и вся-то его жизнь уйдет в песок, как вот эта речная волна, скучная и серая, как жизнь их городка.

И эта обыденная, равнодушная к беднякам жизнь виделась башмачнику совершенной тюрь- мой, и стенами этой тюрьмы была его ежеднев- ная работа, а потолком — равнодушное, камен- ное небо, готовое обрушиться на любого из не- удачников.

И от невозможности стать свободным, не унижаться всю оставшуюся жизнь ради куска хлеба он почувствовал, что каменеет, и уже ему было стыдно, что он не может защитить своего нежного, всем сердцем любимого сына от надру-

гательств жизни.

Странным образом эти его мысли сочетались с мыслями жены, которая тоже думала о малень- ком Андерсене, но, в отличие от мужа, всей си- лой души молила все то же Небо о счастливой участи для своего сына, ведь никто из людей Оденсе не мог помочь ему.

Нужная книга была для него как луч солнца в безжизненный зимний день.

Она вспоминала, как нищие родители выго- няли ее из дома просить милостыню, а она все время пряталась под мостом и как деревянные ее башмаки с налипшей на них грязью тяжело сиде- ли на ее худых детских ногах... А сегодня она ве- рила, верила, что Бог поможет ее сыну, такому особенному, ведь должен же Бог сделать хоро- шее хоть кому-то из их семьи.

Андерсен играл в куклы.

—           Не играй ты в куклы, как девочка, сходи лучше на улицу. Поиграй с мальчишками.

—           Но мне неинтересно с ними играть. И они ругаются нехорошими словами. Лучше я побуду дома. Ведь мой театр соскучился по мне. Я при- думал новую пьесу. Если ты посмотришь ее, вдо- воль насмеешься.

—           Хорошо, я посмотрю твою пьесу. Но снача- ла хорошо бы узнать, где твой отец.

—           Он, скорее всего, на берегу. Он в последнее время так часто ходит на берег и сидит там.

—           Просто сидит?

—           Да, просто сидит.

—           Но он должен работать. Хватит того, что по воскресеньям вы уходите в лес.

—           Но если папа не будет ходить в лес, он умрет.

—           Что ты такое говоришь, маленький Андер- сен? Почему ты так говоришь?

—           Я это чувствую.

—           Ну хорошо, пойди на реку и приведи сво- его отца, а то сердце колет у меня, словно к беде.

Мальчик оставил вырезанные отцом иг- рушки и побежал на берег. Отец сидел на кам- не и смотрел вдаль, на тропинку, словно там мог показаться волшебник, который принесет ему счастье.

—           Нас мама зовет, — подбегая к отцу, сказал Андерсен.

—           Сейчас мы пойдем.

—           Ты не плакал? — спросил Андерсен.

—           Нет, конечно.

—           Сделай мне новую игрушку, а то к старым я привык уже.

                В  МИРЕ  ИСКУССТВА СЛОВА   

—           Как только у меня будет поменьше работы, я ее сделаю. Договорились?

—           Договорились.

И они, взявшись за руки, пошли домой. Дер- жа его пальчики — тонкие, словно девичьи, — в своих больших деревянных пальцах, отец поду- мал, что если сына приобщить сейчас к своей ра- боте, то уже через год-два пальцы его станут сов- сем другими и куклам будет больно, когда новые пальцы мальчика станут играть в эти куклы...

Семейное счастье

—           Давай смастерим полку! — заявил башмач- ник, отец маленького сказочника.

—           Книжную! — вспыхнул от радости сын.

— У нас есть одна, — строго заявила эконом- ная хозяйка семьи, хранительница чистоты в до- ме Мария Андерсен.

—           Книжкам тесно! — сказал ребенок.

—           А нам? — справедливо заметила мать.

—           Мам, ну разреши нам. Мы можем ставить на полку и кукол, ведь им так холодно на полу. Сквозняк заставит их заболеть, и придется им покупать лекарства.

Родители рассмеялись. Мальчик так любил, когда родители смеялись над его, как говорил отец, «заковыристыми» словечками. В эту мину- ту он чувствовал с ними особую близость.

—           Ну, покуролесь словами, — одобрил отец. Подбодренный родительским смехом, маль-

чик продолжал:

—           По ночам книги будут рассказывать моим куклам замечательные истории, которые читал папа. И куклы поумнеют.

—           Ой, надо же, не могу, куклы поумнеют, — давилась от смеха неизвестно откуда появив- шаяся соседка. — Вы только послушайте, чему Андерсены учат сына. Поумнеть может чело- век, а куклы — они и есть куклы. Одно слово — чурбаны.

—           Нет, я точно знаю, что мои куклы жи- вые! — твердо сказал сын башмачника. Его слова были тверды, как башмаки. — Я разгова- ривал с ними, и они просили, чтобы я читал им книги. Но читать я не умею, а отцу некогда чи- тать для кукол, поэтому книги сами расскажут свои страницы.

—           «Расскажут свои страницы». Странный ре- бенок растет у вас.

— Зачем пришла? — строго спросил отец.

—           Ой, забыла. Конечно же за солью. Нет ли, Мария, лишней горсточки соли? Или мальчик насыпал всю соль куклам в еду, чтобы они быс- трее просолились? — рассмеялась вредная со- седка.

Соседку так и подмывало  еще  посмеять- ся над ребенком, но молчание, воцарившееся в комнате, выгнало ее за дверь. Там она повто- рила:

—           Это надо же! Куклы у него слушают книги.

После ее ухода праздничное настроение в комнате исчезло.

—           Все равно книги расскажут все, что знают, моим куклам. И мои куклы будут самыми умны- ми куклами в Оденсе, — громко сказал он.

—           Конечно будут, — пообещал отец. А мать промолчала. И было молчание ее серебром. А

слова отца были — золотом