Ф. И. Тютчев. Сны
Как
океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То
глас ее: он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный
свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
<1829>
Ф. И. Тютчев. Сны
Автор
сравнивает два мира: величественный и грозный мир стихии океана и мир ночи,
завораживающей человека. Сон – состояние сознания, когда человек не может
управлять своим телом и мыслями, когда он получает информацию из иного мира,
сон – граница между загадкой и реальностью, связующее звено между
материальным и духовным мирами, “днем и ночью”. Стихии похожи, но одна
властвует над телом человека, а другая - над его мыслями.
Герои увлечены волшебством ночи, которая “нудит и просит”. В ночном сумраке
герои должны найти путь, который выведет их к суше, но прилив уносит их.
Стихии, окружающие героев, объединяются в одно целое, выражая себя через друг
друга. “Глубокое небо” и “Пылающая бездна” - полное слияние стихий, катарсис,
важнейший момент в жизни человека. Герои окружены бездной, они находятся во
власти мироздания – гармоничного, но неизвестного мира. Челн – спасительная
лодка, не дающая захватить героев, но она не может вечно противостоять
стихиям. Автор обрывает повествование, предоставляя героев самим себе и
окружающему миру.
|
А.А.Фет
|
|
|
|
|
На стоге сена ночью южной...
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.
Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.
|
|
|
|
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону
|
|
|
А.А.Фет. На стоге сена ночью южной...
В
стихотворении, которое великий русский композитор Петр Ильич Чайковский
называл «гениальным», легко различить лермонтовское влияние — поэтому, прежде
чем приступать к анализу, обязательно перечитайте стихотворение Лермонтова
«Выхожу один я на дорогу…».
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.
Помните,
лирический герой Лермонтова выходил на пустынную ночную дорогу, чтобы
остаться один на один с ночью и услышать, как «звезда с звездою говорит»?
Лирический герой Фета тоже обращен лицом к ночному южному небу, к небесной
«тверди»; он тоже воспринимает Вселенную как живое существо, слышит согласный
хор звезд, ощущает их «дрожь».
Однако
у Лермонтова «пустыня» внемлет Богу, а в картине мира, которую создает Фет,
Бог пока отсутствует. Это тем более ощутимо, что поэтические выражения,
которые он использует, связаны с традицией религиозно-философской поэзии, с
жанром оды: «твердь», «хор светил». Подготовленные читатели той поры
легко различали эти стилистические оттенки, да и вы, если вспомните оду
Ломоносова «Вечернее размышление о Божием величестве…», сами уловите их.
Земля, как смутный сон, немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.
Во
второй строфе, казалось бы, больше нет этого противоречия: лирический герой
Фета уподобляет себя «первому жителю рая» Адаму. А значит, говорит о
«божественном» происхождении природного величия. Ho давайте будем
внимательны, не станем спешить с выводами. Мы ведь имеем дело с поэтическим,
а не с богословским сочинением; в поэзии вполне возможен образ, немыслимый
для религиозной картины мира: рай без Бога, творение без Творца.
Лучше
обратим пока внимание на эпитеты; некоторые из них приходят в противоречие с
первой строфой. Там речь шла о небе, о звучном звездном хоре; здесь — о
земле, немой, да и еще и смутной, как сон. Лирический герой словно
раздваивается между светлым — и при этом ночным! — небом и неразличимо-темной
землей. Более того, в какой-то момент он утрачивает чувство границы, у него
возникает ощущение, что он парит в поднебесье, а земля где-то далеко, под
ним!
И
вот в этот самый миг в стихотворении появляется совершенно новый образ:
Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.
Чья
эта «длань»? Фет по-прежнему отказывается говорить о Боге прямо и
непосредственно. Однако теперь уже нет сомнений — лирический герой, который
считал себя убежденным атеистом, внезапно сознает божественное присутствие во
всем. И в «хоре» звезд, «живом и дружном». И в самом себе. Стихотворение,
которое открывалось картиной одушевленного, всеживого мира природы,
завершается внезапной «встречей» героя с тайной Творения. Главное сравнение
второй строфы — «как первый житель рая» — наконец-то наполняется реальным
смыслом. Лирический герой и впрямь уподобился Адаму, которого только что
сотворил Господь. И потому он видит Вселенную впервые, смотрит на нее свежим,
изумленным взглядом. Это и есть взгляд художника; каждый художник, каждый
поэт смотрит на жизнь так, будто до него никто ее видеть не мог.
И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Все невозвратнее тону.
|
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.