9
МАЯ
— Ну, так. Стройте людей.
- Женя, Галя, Лиза…
Построены, товарищ старшина.
- Строй, нечего сказать. У одной волосы,
как грива, до пояса, У другой какие-то бумажки в голове. Вояки! Немцев идем
ловить — не рыбу. Так чтоб хоть стрелять умели, что ли…
— Умеют.
— Да, вот еще. Может, немецкий кто знает?
— Я знаю.
— Что — я? Что такое я? Докладывать надо!
— Боец Гурвич.
— Ох-хо-хо! Как по-ихнему — руки вверх?
— Хенде хох.
— Точно, — махнул-таки рукой старшина. —
Ну, давай, Гурвич…
Кто по-звериному или там по-птичьему
кричать может?
— Я умею, — робко сказала Гурвич. — По
ослиному: и-а, и-а!
— Ослы здесь не водятся, — с
неудовольствием заметил старшина. — Ладно, давайте крякать учиться. Как утки.
(Показал, а они засмеялись)
— Так селезень утицу подзывает, — пояснил
он. — Ну-ка, попробуйте.
(Крякали с удовольствием.)
- Слушай боевой приказ!
Противник движется в район Вопь-озера с
целью тайно пробраться на Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский
канал имени товарища Сталина.
Нашему отряду в количестве шести человек
поручено держать оборону Синюхиной гряды, где и захватить противника в плен.
Стало быть, шестнадцать их. — Шестнадцать
автоматов — это сила. В лоб такую не остановишь. И не остановить тоже нельзя, а
будут они здесь часа через три, так надо считать. Все понятно, товарищи бойцы?
— Понятно…
Готовы?
— Готовы, — сказала Рита.
— Головной дозор, шагом марш!
Двинулись.
1. ЛИЗА БРИЧКИНА.
Перед тем как лезть в дряблую жижу, она
затаенно прислушалась, а потом деловито сняла с себя юбку, Привязав ее к
вершине шеста, заботливо подоткнула гимнастерку под ремень и, шагнула в болото.
Жидкое месиво цеплялось за бедра,
волоклось за ней, и Лиза с трудом, задыхаясь и раскачиваясь, продвигалась
вперед.
Но не грязь, не холод, не живая, дышащая
под ногами почва были ей страшны. Страшным было одиночество, мертвая, загробная
тишина, повисшая над бурым болотом.
Огромный бурый пузырь вспучился перед ней.
Это было так неожиданно, так быстро и так близко от нее, что Лиза , рванулась
в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору, повисли где-то
в зыбкой пустоте, и топь мягкими тисками сдавила бедра.
Земли не было. Ноги медленно, страшно
медленно тащило вниз, руки без толку гребли топь, и Лиза, задыхаясь, извивалась
в жидком месиве. А тропа была где-то совсем рядом: шаг, полшага от нее, но эти
полшага уже невозможно было сделать.
— Помогите!.. На помощь!.. Помогите!..
Жуткий одинокий крик долго звенел над
равнодушным ржавым болотом. Взлетал к вершинам сосен, путался в молодой листве
ольшаника, падал до хрипа и снова из последних сил взлетал к безоблачному
майскому небу.
Лиза долго видела это синее прекрасное
небо. Хрипя, выплевывала грязь и тянулась, тянулась к нему, тянулась и верила.
2. СОНЯ ГУРВИЧ
Ждали немцы Соню или она случайно на них
напоролась? Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь притащить
ему, старшине Васкову, махорку ту, трижды клятую. Бежала, радовалась и понять
не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная тяжесть, почему
пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет, успела. И понять успела
и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с первого удара: грудь помешала.
Высокая грудь была, тугая.
3. ГАЛЯ ЧЕТВЕРТАК
Диверсанты на прямую вышли, оставляя куст,
где Четвертак пряталась, метрах в двадцати левее.
Немцы шли молча, пригнувшись и выставив
автоматы. Прикрытые дозорами, они почти не глядели по сторонам, цепко
всматриваясь вперед и каждый миг ожидая встречного выстрела.
С шумом раздались кусты, и из них
порскнула вдруг Галя. Выгнувшись, заломив руки за голову, метнулась через
поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая.
— А-а-а…
Коротко ударил автомат. С десятка шагов
ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в
землю, так и не сняв с головы заломленных в ужасе рук. Последний крик ее
затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох
носками сапог.
4. ЖЕНЬКА КОМЕЛЬКОВА
Женька секунду смотрела на нее в упор, а
потом, схватив автомат, кинулась к берегу, уже не оглядываясь. А Женькин
автомат еще бил где-то, еще огрызался, все дальше и дальше уходя в лес. И
Васков понял, что Комелькова, отстреливаясь, уводит сейчас немцев за собой.
Уводит, да не всех;
Женька не расстраивалась. Она вообще
никогда не расстраивалась. Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от
Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно.
И даже когда первая пуля ударила в бок,
она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было
умирать в девятнадцать лет.
А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву,
и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока
были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью
уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и
прекрасное лицо…
5. РИТА ОСЯНИНА
Рита знала, что рана ее смертельна и что
умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее
пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в
лужице тряпочку и прикладывала к губам.
Васков спрятал ее под еловым выворотнем,
забросал ветками и ушел. и Рита заплакала. Плакала беззвучно, без вздохов,
просто по лицу текли слезы:
А потом и слезы пропали. Отступили перед
тем огромным, что стояло сейчас перед ней, с чем нужно было разобраться, к чему
следовало подготовиться. Холодная черная бездна распахивалась у ее ног, и Рита
мужественно и сурово смотрела в нее.
Она не жалела себя, своей жизни и
молодости, потому что все время думала о том, что было куда важнее, чем она
сама. Сын ее оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной
матери, и Рита гадала сейчас, как переживет он войну и как потом сложится его
жизнь.
Рита выстрелила в висок, и крови почти не
было. Синие порошинки густо окаймили пулевое отверстие, и Васков почему-то
особенно долго смотрел на них. Потом отнес Риту в сторону и начал рыть яму
6. СТАРШИНА Федот Евграфыч ВАСКОВ
Не победили они нас, понимаешь? Я еще
живой, меня еще повалить надо!..
Здесь у меня болит. — Он ткнул в грудь: —
Здесь свербит. Так свербит!.. Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за
что? За десяток фрицев? Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А
не прошли немцы, никуда не прошли и сдохли здесь, все сдохли!..
— Пока война, понятно. А потом, когда мир
будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось? Почему я фрицев этих
дальше не пустил, почему такое решение принял? Что ответить, когда спросят: что
ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли! Что ж это вы со смертью
их оженили, а сами целенькие? Дорогу Кировскую берегли да Беломорский канал? Да
там ведь тоже, поди, охрана, — там ведь людишек куда больше, чем пятеро девчат
да старшина с наганом!
Помните!
Через века, через года, — помните!
О тех, кто уже не придёт никогда, —
помните!
Не плачьте! В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших будьте
достойны!
Вечно достойны!
Хлебом и песней, Мечтой и стихами,
Жизнью просторной,
каждой секундой, каждым дыханьем
будьте достойны!
Люди! Покуда
сердца стучатся, —
помните!
Какою ценой завоёвано счастье, —
пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полёт, —
помните!
О тех, кто уже никогда не споёт, —
помните!
Детям своим расскажите о них,
чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них,
чтобы тоже запомнили!
Во все времена бессмертной
Земли
помните!
К мерцающим звёздам ведя корабли, —
о погибших помните!
Встречайте трепетную весну,
люди Земли.
Убейте войну, прокляните
войну,
люди Земли!
Мечту пронесите через года
и жизнью наполните!..
Но о тех, кто уже не придёт никогда,
—
заклинаю, —
помните!
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.