Волга в произведениях русских писателей. «Максим Горький - волжский Буревестник»

Михин Дмитрий  Андреевич, «Максим Горький - волжский Буревестник» Руководитель: Рондарь Ирина Николаевна, город Волгоград ГАПОУ «Волгоградский техникум железнодорожного транспорта и коммуникаций», 1 курс, группа СПС 1-15 «Слесарь по ремонту подвижного состава»

В образном восприятии сущности русской народности Волга играет исключительную и центральную роль, это корень и стержень всего русского народа, образный идеал. Она всегда одушевлена, ей приписываются человеческие качества, а идеальный русский человек должен соответствовать образу этой реки. В литературе и искусстве Волга встречается не слишком часто, но с её образом связаны поистине культовые произведения. В культуре XIX и начала XX века с Волгой связаны наиболее «народные» представители культуры: Н.А. Некрасов, Максим Горький, Ф. И. Шаляпин.

Волга — типично равнинная река. От истока до устья она спускается всего на 256 метров. Это очень малый уклон по сравнению с другими величайшими реками мира, что дает очень большие удобства для судоходства.

«… медленно движутся навстречу берега Волги, — левый, весь облитый солнцем, стелется вдоль до края небес, как пышный, зеленый ковер, а правый взмахнул к небу кручи свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое. Между ними величаво простёрлась широкогрудая река; бесшумно, торжественно и неторопливо текут её воды …» М. Горький

Для средней Волги характерны три основных типа берегов. Справа, возвышаются незатопляемые ни при каких уровнях воды древнее берега, спускающиеся к реке крутыми скатами; иногда, на повороте, такой берег вдается в реку Волгу, образуя утес. Слева преобладают чрезвычайно пологие, постепенно возвышающиеся к низкой луговой пойме песчаные берега, Чередующиеся с "ярами - обрывистыми, почти отвесными откосами, глинистыми, песчанно - глинистыми; в некоторых местах они достигают значительной высоты. "Между ними величаво простерлась широкогрудая река; бесшумно, торжественно и неторопливо текут ее воды; горный берег отражается в них черной тенью, а с левой стороны ее украшают золотом и зеленым бархатом песчаные каймы отмелей, широкие луга". М. Горький

...Над родной Волгой взмахнула крылом молодая слава Горького.

 Отсюда  она  полетела, чтобы, с необычной скоростью миновав рубежи земель  и вод, превратиться в славу мировую. Ее называли сказкой - эту  чудо-славу. И она была сказкой, потому что молнии ее доносили удивительный зов писателя - сделать жизнь прекрасной.

С  призывом  своим  еще  вчера неведомый художник обращался к  людям,  не  обладавшим  ни  богатствами,  ни могуществом, к людям, лишенным  какой-нибудь образованности, чаще - неграмотным, забитым нуждою,  угнетенным  работами  без  меры  и  просвета.  Их звал он распрямиться, в них будил гордость человека...         

Горький  поднял  свою жизнь из народных низин, которые пугали мещанина,  и  птицею  взлетел  над  ними - вот что поражало именно этого мещанина...

Горький   с  молодости  все  ближе  и  глубже  узнавал  людей революции,  среди  них  -  и  будущих  марксистов.  Ему доводилось учиться   в   кружках  рабочей  молодежи,  для  которой  ключи,  к партийному  подполью  не  всегда были секретом. Юношей отправляясь пешком  по  Руси,  чтобы  узнать ее, Горький вышел на историческую дорогу нашей страны - на дорогу революционера.     

«Я в жизнь пришел, чтобы не соглашаться» – прозвучит девиз юности. С чем? С жестокой неправильной жизнью, которая редко, очень редко может одарить человека минутами счастья и радости, как, например, плыть с хорошими людьми по Волге, любоваться азартной пляской бабушки, погружаться в чудесный мир книги. Позже будет несогласие с мотивами смерти, распада, уныния в русском декадансе, с эстетикой критического реализма, с его героем, неспособным к яркому поступку, подвигу. Горький убежден: «Чтобы человек стал лучше, ему нужно показать, каким он должен быть»; «настало время нужды в героическом» (из писем к А.П. Чехову).

     "Человека создает его сопротивление окружающей среде", - писал  Горький спустя много лет. Это сопротивление окружающему корыстному и жестокому миру, нежелание жить так, как живут  вокруг,  рано  определили  характер  будущего писателя.

     Миру  корыстных,  звериных  отношений  между  людьми  противостоял  мир прекрасного - красавица Волга, воспетая в песнях, река бунтарей.

С детства вошла в жизнь Алеши музыка. В доме Кашириных  пели  старинные песни, мещанские романсы, дядя Алексея был хорошим гитаристом, а  двоюродный брат пел в церковном хоре.

Дед начал учить внука грамоте по Псалтырю и Часослову*. Мать заставляла мальчика учить наизусть стихи,  но  скоро  у  Алеши  появилось  "непобедимое желание переиначить, исказить стихи, подобрать  к  ним  другие  слова".  Так возникли стихи.

Попавший в двенадцать лет на борт корабля, за жалованье два рубля в месяц, он работал с шести утра до полуночи в чаду и шуме кухни. Но иногда он убегал на корму и любовался сжимающимся сердцем необъятной, умиротворяющей Волгой. Величию этой могучей реки суждено было наложить на Алексея отпечаток на всю жизнь. «Ночь, – напишет он, – ярко светит луна, убегая от парохода влево, в луга. Старенький рыжий пароход, с белой полосой на трубе, не торопясь и неровно, шлепает плицами по серебряной воде, навстречу ему тихонько плывут темные берега, положив на воду тени, над ними красно светятся окна изб, в селе поют девки – водят хоровод, – и припев „ай-люли“ звучит, как Аллилуйя… Меня почти до слез волнует красота ночи».

Но интересы пытливого и  любознательного  подростка  не  ограничивались мещанским, обывательским чтивом. Он полюбил и оценил книгу, которая учила  и заставляла думать, - произведения Пушкина, Гоголя, Бальзака, Флобера, Золя.

 "...Дама вынесла маленький томик в переплете синего сафьяна.

     - Это тебе понравится, только не пачкай!

     Это были поэмы Пушкина. Я прочитал их все сразу, охваченный тем  жадным чувством, которое испытываешь, попадая в невиданное красивое место, - всегда стремишься обежать его сразу. Так бывает после того, когда долго  ходишь  по моховым кочкам болотистого леса и неожиданно развернется перед  тобою  сухая поляна, вся в цветах и солнце. Минуту смотришь на нее очарованный,  а  потом счастливо  обежишь  всю,  и  каждое  прикосновение  ноги  к  мягким   травам плодородной земли тихо радует".

Книги не заслоняли от Алексея  жизни,  но  изменяли  ее,  делали  ярче,

значительнее, интереснее. "Книга для меня - чудо", - писал  Горький  в  1926 году, и этот восторг перед книгой он пронес через всю жизнь - с плавания  по

Волге со Смурым до последних дней жизни.

Максим Горький писал:"...медленно движутся навстречу берега Волги, - левый весь облитый солнцем, стелется вдоль края небес, как пышный зеленый ковер, а правый взмахнул к небу кручи  свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое..." Видимо, не случайно в старину волжские города располагались так, что на правом берегу стояли те из них, которые носили мужское имя,- Ярославль, Саратов, Симбирск, на левом-женские-Кострома, Казань, Самара, Астрахань.

Высокий идеал личности писателя, воплощенный в Каронине, стал в будущем идеалом и Горького. Каронин говорил о русской литературе, пробудил в Алексее интерес к босякам  (им  посвящен  ряд  первых  рассказов  Горького).  Тяжело больной, полунищий, только что вернувшийся из ссылки,  он  не  жаловался  на свою судьбу, жил "весь поглощенный исканием "правды - справедливости".

Другим  писателем,  с  которым  познакомился  Алексей  в  Нижнем,   был В.Г.Короленко.  Алексей  отнес  ему  написанную  ритмической  прозой  "Песнь старого дуба". В этой "огромной"  поэме  он  изложил  свои  мысли  о  теории эволюции. "Песнь" - она до нас не  дошла  -  Короленко  не  понравилась:  он рекомендовал писать что-нибудь о пережитом. Сильно огорченный, Алексей долго не брал в руки пера. Но однажды, летней ночью, когда  он  любовался  Волгой, рядом сел Короленко.

     - Что же - пишете вы?

     - Нет...

     - Жаль  и  напрасно...  Я  серьезно  думаю  -  кажется,  у   вас   есть

способности.

Многочисленные  встречи,  долгие  беседы  с   сотнями   людей,   лавина разнообразных впечатлений оказались не под  силу  писателю,  и  почти  месяц Горький живет на даче в Краскове под Москвой - в густом хвойном лесу.

     Но и здесь по-прежнему напряженная писательская работа, горячие беседы. "Он был бодр и производил впечатление человека лет сорока, живущего  во  всю полноту физических и духовных сил. Вот только кашель  -  глухой,  надрывный, как бы раздирающий ему грудь и потому особенно мучительный..." -  вспоминает писатель И.Жига.

Природа для поэзии – это как бы ее второе «я», зеркало, в котором яснее узнается собственный облик. Кем бы ни выступала природа для поэзии: союзницей или соперницей, наставницей или ученицей, - именно по отношению к ней поэзия осознает всю ширь и насущность своего присутствия в мире как природы «второй», сотворенной, но столь же безусловной и вездесущей, как первая. Природы не только тема поэзии, но и наивысший ее идеал, та большая поэзия, которая уже не вмещается в индивиуальный стиль, выходит за рамки авторства, стирает подписи, имена и становится плотью мира. Осознать свое родство с такой поэзией – для всякого автора величайшее счастье и честь.

Тогда,  на  перевале  двух столетий, мир резко разломился для   писателя  на  друзей  и  врагов.  Реакция  утвердилась во мнении о "вредности"  горьковских произведений для существовавшего порядка.

Царские  власти  выискивали  в  деятельности Горького наказуемость всякого  шага.  Немыслимо, конечно, взвесить, сколько душевных сил          похищено  было  у  писателя  заточениями  в  полицейских участках,          тюрьмах, крепости, под надзором тайным или явным, в арестных домах или  под  домашним  арестом.  То,  что  на  протяжении  всей  цепи          преследования  Горький  не дал дрогнуть мужеству своего волшебного пера, свидетельствует о величии духа истинного поэта...

20 августа 1929 Горький снова отправляется в поездку по  СССР.  На  пароходе" Карл Либкнехт" он плывет по знакомой ему с детских лет  Волге,  осматривает Астрахань, Сталинград, затем  Ростов-на-Дону,  совхоз  "Гигант",  кавказское побережье Черного моря, Тифлис. На клумбах раскрылись и пахнут белые цветы табака. За Москвой-рекой, на лугах не видно тумана. Алексей Максимович, опустив усы, не торопясь, идет  к тому месту, где собраны кучки хворосту. Поджигает костер. Стоит, насупившись, глядит, как пляшет огонь, - искры уносятся вверх сквозь дрожащую  листву,  в ночь. В глазах его, серо-синих, - большое удовольствие.

Стоя между краснеющими стволами, он, может быть, вспоминает те, -  иные костры, зажженные им сорок лет тому назад*  на  берегах  Волги.  Его  костры озарили очертания наползающей революционной  грозы.  От  огней  его  костров шарахнулось злобно, ночными напившимися призраками, - вековечное  российское мещанство.  Тревога  его  костров  разбудила  дремавшие  силы  бунта.  Искры понеслись по всей необъятной России, перекинулись через рубежи, возмущая умы предвестием великих событий, неминуемых потрясений".

Его напряженное внимание к собеседнику, душевность, умелый совет и в то же  время  строгость  и  требовательность,  принципиальность,   никогда   не превращавшиеся в унылую "проработку", неизменно располагали к себе, и каждый уходивший с Малой  Никитской  уносил  с  собой  частицу  горьковской  мысли, частицу его таланта, его душевного тепла.

Тот, кто с ним говорил хоть недолго,

выходил, полный сил, на порог.

Человек этот был, словно Волга,

вдохновенно могуч и широк! -

пишет поэт Павел Железнов, один из тех, кому Горький дал путевку в жизнь.

11 августа  писатель  едет  в  Горький,  откуда  с  друзьями  и  семьей

(невесткой и внучками) совершает путешествие по Волге (по Волге он плавал  и летом 1934 года).

 Писатель  хотел  последний  раз  полюбоваться  Волгой,   и   окружающие чувствовали, что он прощается с рекой  детства  и  молодости.  Поездка  была тяжелой для Горького: мучали жара и духота,  постоянная  тряска  от  слишком мощных машин только что построенного парохода "Максим Горький" ("Можно бы  и без этого", - проворчал писатель, увидев на пароходе свое имя). 

Горький беседовал с партийными  и  советскими  руководителями  городов, мимо которых проплывал пароход, рассказывал о своей  молодости,  о  волжской жизни тех лет, слушал последние шаляпинские пластинки,  недавно  привезенные

Екатериной Павловной из Парижа от великого певца.

 "Всюду по берегам рек, в городах идет неутомимая  работа  строительства нового мира, возбуждая радость  и  гордость",  -  подытоживал  Горький  свои  впечатления от поездки в письме Р.Роллану.