Блокада…Далеко как это слово

От наших мирных светлых дней.

Произношу его и вижу снова –

Голодных умирающих детей.

Девять страничек. Страшные строчки.

Нет запятых. Только черные точки.

«Умерли все». Что поделать? Блокада.

Голод уносит людей Ленинграда.

Жутко и тихо в промерзшей квартире.

Кажется, радости нет больше в мире.

Если бы хлебушка всем по кусочку,

Может, короче дневник был на строчку.

Маму и бабушку голод унес.

Нет больше силы. И нет больше слез.

Умерли дяди, сестренка и брат

Смертью голодной. Пустел Ленинград.

Пусто в квартире. В живых – только Таня.

В маленьком сердце – столько страданья.

«Умерли все». Никого больше нет.

Девочке Тане – одиннадцать лет.

Я расскажу вам, что было потом.

Эвакуация, хлеб и детдом,

Где после голода, всех испытаний

Выжили все. Умерла только Таня.

Девочки нет. Но остался дневник –

Детского сердца слезы и крик.

Дети мечтали о корочке хлеба,

Дети боялись военного неба.

Этот дневник на процессе Нюрнбергском

Был документом страшным и веским.

Плакали люди, строчки читая.

Плакали люди, фашизм проклиная.

Танин дневник – это боль Ленинграда.

Но прочитать его каждому надо.

Словно кричит за страницей страница:

«Вновь не должно это все повториться!»

Шел Нюрнбергский процесс, где боль и кровь

Рекой текли, фашистов обличая.

Увидели и пережили вновь

Весь ужас пыток, слезы не скрывая.

И вдруг немым свидетелем возник,

От тех листков душа похолодела.

Далекой, русской девочки дневник,

Что в Ленинграде написать сумела.

Ни о любви он был, ни о мечтах,

В нем не было девичьего секрета.

В блокадных находились там тисках,

Без пищи жили, без тепла и света.

Над городом нависла смерти тень,

В квартирах стылых люди умирали.

У Тани на глазах который день

Родные словно свечи угасали.

А девочка им не могла помочь,

Силенок у самой осталось мало.

Что чувствовать могла в момент тот дочь,

Когда в дневник о маме написала?

У дороги жизни шепчутся берёзы,

Седину лохматит дерзкий ветерок.

Не стыдитесь, люди, и не прячьте слёзы:

Плачет вместе с вами каменный цветок.

Сколько их погибло, юных ленинградцев?

Сколько не услышит грома мирных гроз?

Мы сжимаем зубы, чтоб не разрыдаться,

Чтобы всех оплакать, нам не хватит слёз!