Интегрированный урок литературы Восточной Сибири "... Воспоминания безмолвно предо мной свой длинный развивают список..."

Класс: 6Б

Учитель:

О.Н. Кондурарь, учитель русского языка и литературы,

Е.В. Барахтенко, учитель истории.

 

Тема: «…Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток…» по произведению Н.А. Белоголового «Воспоминания сибиряка. Из детских лет».

Урок: общеметодологической направленности, интеграция истории и литературы Восточной Сибири

Деятельностная цель:

 

Формирование у учащихся деятельностных способностей и способностей к структурированию и систематизации изучаемого предметного содержания, формирование способности учащихся к новому способу действия, связанному с построением структуры изученных понятий и алгоритмов.

 

Содержательная цель:

 

Обобщить и систематизировать знания учащихся о жизни декабристов в Восточной Сибири на материале очерка Н.А. Белоголового «Воспоминания сибиряка. Из детских лет»

 

Задачи:

 

1.     Закрепить понятия: документальный очерк, мемуары.

2.     Познакомить учащихся с воспоминаниями современников Н.А. Белоголового о декабристах, проживавших на территории Восточной Сибири.

3.     Развивать эмоциональное восприятие художественного произведения, образное и аналитическое мышление.

4.     Создать в конце урока коллаж, в котором учащиеся отразят свои представления об изученном произведении и личностях декабристов.

 

Структура урока общеметодологической направленности :

 

1.     Этап мотивации.

2.     Этап актуализации и фиксирования индивидуального затруднения в проблемном учебном действии.

3.     Этап закрепления с проговариванием во внешней речи.

4.     Этап включения изученного в систему знаний.

5.     Этап рефлексии, оценка знаний учащихся.

6.     Д/з.

 

 

 

 

 

 

 

Ход урока

1.     Этап мотивации.

Приветствие учителя. Проверка готовности к уроку.

Просмотр ролика из фрагментов кинофильма «Звезда пленительного счастья», на доске изображение Н.А. Белоголового, закрыта тема урока: «…Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток…», на столах фрагменты иллюстраций, фотографий декабристов, деревни Малая Разводная, изображения значимых деталей из очерка «Воспоминания сибиряка».

2.     Этап актуализации и фиксирования индивидуального затруднения в проблемном учебном действии.

Учащим предлагается подумать и предположить о чем пойдет речь на уроке.

3.     Этап закрепления с проговариванием во внешней речи.

Одному из учащихся предлагается обобщить ответы одноклассников и сформулировать тему урока. Снимается лист, прикрывающий тему урока, и учитель сообщает тему, цель, задачи урока:

Содержательная цель:

Обобщить и систематизировать знания учащихся о жизни декабристов в Восточной Сибири на материале очерка Н.А. Белоголового «Воспоминания сибиряка. Из детских лет»

Задачи:

1.  Закрепить понятия: документальный очерк, мемуары.

2.  Познакомить учащихся с воспоминаниями современников Н.А. Белоголового о декабристах, проживавших на территории Восточной Сибири.

3. Создать в конце урока коллаж, в котором учащиеся отразят свои представления об изученном произведении и личностях декабристов.

4.     Этап включения изученного в систему знаний.

Учитель истории рассказывает о восстании на Сенатской площади.

Учащиеся разбиваются на группы, распределяют роли: историк, литературовед, художник, аналитик и начинают работать с предложенным эпизодом текста, заполняя карточку героя очерка,

НАПРИМЕР:

Ф.И.О.		Алексей Петрович Юшневский
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

Художнику предлагается раскрасить предложенные черно-белые иллюстрации, опираясь на описания в тексте художественного произведения.

Аналитик защищает подводит итог работе всех участников творческой группы и «защищает» «своего» литературного персонажа (декабриста) перед классом.

Прослушивание письма С.И. Трубецкого к супруге, и чтение письма-стилизации

К потомкам (сочинила  Николь Мышко).

После всех выступлений учащихся, художники прикрепляют на доске свои работы, образуя коллаж из «воспоминаний» Николая Андреевича Белоголового, подводится итог, что разрозненные фрагменты сложились в единое целое, как воспоминания автора сложились в литературный труд, в документальный очерк.

 

5.     Этап рефлексии, оценка знаний учащихся.

+/-

Я доволен своей работой на уроке
Я горжусь своей командой
Я узнал много нового и интересного о декабристах
Я запомню произведение «Воспоминания сибиряка» навсегда.
Лучше всего на уроке мне удалось_________________________________________________________

 

6.  Д/з.:

Ø  

Ø Индивидуальное задание: сообщение о В.М. Михееве;

Ø Прочитать рассказ В.М. Михеева «Учитель».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРИЛОЖЕНИЯ:

 

1.      

 

Ф.И.О.		Алексей Петрович Юшневский
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ф.И.О.		Александр Викторович Поджио
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ф.И.О.		Артамон Захарович Муравьев
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ф.И.О.		Александр Иванович Якубович
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ф.И.О.		Николай Алексеевич Панов
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ф.И.О.		Петр Иванович Борисов
Портрет	Внешность
	Черты характера
	Интересы
	Историческая роль
Авторская оценка (отношение к герою очерка)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Александр Викторович Поджио

 

Через несколько дней отец снова сам повел нас в Малую Разводную, предупредив, что мы увидим там своего нового будущего учителя(…) Марья Казимировна вышла к нам заплаканная (Алексей Петрович Юшневский умер), тоже вся в черном, и при виде нас разразилась рыданиями; понятно, и наши нервы не могли выдержать такого испытания, и мы тоже горько разрыдались. Но тут вскоре подошел к нам будущий наш учитель, увел нас за руки в ту комнату, которая во время пребывания нашего в Разводной служила нам классной, и подверг легкому экзамену наши сведения во французском языке. Благоговение и привязанность, какие внушил нам к себе покойный Юшневский, были так глубоки, что я помню, с каким недоброжелательством и даже враждебным чувством смотрели мы на человека который должен был заменить его для нас, и как неохотно ему отвечали. Учитель этот был Александр Викторович Поджио, также декабрист, но которого мы до сих пор ни разу не видали у Юшневских. С этим наставником связали меня впоследствии самые теплые и дружеские отношения, продолжавшиеся до самой его смерти, постигшей его в 1878 году, а потому я имею возможность привести о нем более подробные сведения.

Длинные черные волосы, падавшие густыми прядями на плечи, красивый лоб, черные выразительные глаза, орлиный нос, при среднем росте и изящной пропорциональности членов, давали нашему новому наставнику привлекательную внешность и вместе с врожденною подвижностью в движениях и с живостью характера ясно указывали на его южное происхождение. Под этой красивой наружностью скрывался человек редких достоинств и редкой души. Тяжелая ссылка и испорченная жизнь только закалили в нем рыцарское благородство, искренность и прямодушие в отношениях, горячность в дружбе и тому подобные прекрасные свойства итальянской расы, но при этом придали ему редкую мягкость, незлобие и терпимость к людям, которые до конца его жизни действовали обаятельно на всех, с кем ему приходилось сталкиваться. Я много странствовал по свету, много знавал хороших людей, однако другого такого идеального типа альтруиста мне не приходилось встречать(…). С безукоризненной чистотой своих нравственных правил, с непоколебимой верностью им и последовательностью во всех своих поступках и во всех мелочах жизни, с неподкупною строгостью к самому себе – он соединял необыкновенную гуманность к другим людям и снисходительность к их недостаткам, и в самом несимпатичном человеке он умел отыскать хорошую человеческую сторону, искру добра и старался раздуть эту искру; делал он это как-то просто, безыскусственно, в силу инстинктивной потребности своей прекрасной натуры, не задаваясь никаким доктринерством, никакою преднамеренною тенденциозностью. Оттого-то, будучи человеком среднего, невыдающегося ума, он производил сильное впечатление на окружающих, главное – своею нравственной чистотой и духовной ясностью, и всякий в беседе с ним ощущал, как с него постепенно сходила черствая кора условных привычек и ходячей морали, и в его присутствии всякий чувствовал себя чище и становился примиреннее с людьми. Зато все знавшие его не только к нему сильно привязывались, но у многих любовь эта доходила до боготворения.

 

 

Николай Алексеевич Панов

Я был очень застенчив и легко терялся с мало знакомыми мне людьми, а потому всякий наезд гостей, когда в зале накрывали к обеду большой стол, обращался для меня в немалую пытку. Особенно боялся я декабриста Панова, который довольно часто приезжал к обеду и любил потешаться надо мной. Это был небольшого роста плотный блондин, с большими выпуклыми глазами, с румянцем на щеках и с большими светло-русыми усами; за обедом он начинал стрелять в меня шариками хлеба и, должно быть любуясь моим конфузом, приставал ко мне с вопросами обыкновенно все в одном и том же роде: «А зачем у тебя мои зубы? когда ты у меня их стащил? давай же мне их тотчас же назад!». Следующие разы повторялись те же вопросы по поводу носа, глаза; я краснел до ушей, готов был провалиться под стол и был чрезвычайно рад, когда по окончании обеда мог удалиться в свою комнату. Декабрист Николай Алексеевич Панов принадлежал к числу самых мужественных, самых решительных участников восстания 14 декабря 1825 года.

Он отказался присягать Константину, когда к присяге приводился весь полк. Панов переходил от роты к роте и призывал солдат к неповиновению. А когда на Сенатской площади раздались выстрелы, он воскликнул: «Слышите, ребята, там уже стреляют! Побежим на выручку нашим, ура!» После подавления восстания Панов мог скрыться, какой-то человек предложил ему «партикулярную шинель», чтобы он мог уйти с площади, но Панов отказался. Ночь пробыл у брата, но узнав, что арестовано много солдат и офицеров, поехал в Петропавловскую крепость и сдался коменданту. Попытаемся восстановить его биографические данные. Родился Николай Алексеевич в 1803 году; в 1820 году произведен в подпрапорщики, а в 1824 году — в поручики. В лейб-гвардии гренадерском полку он командовал 4 ротой. Панов принадлежал к числу образованных людей, хорошо знал французский и немецкий языки, увлекался математикой, историей, географией. На следствии показал, что начало его вольнодумству положило чтение «книг о революции».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Петр Иванович Борисов.

На этом же дворе у ворот стояла еще небольшая крестьянская изба с окнами, выходившими на деревенскую улицу, и в ней помещались декабристы – два брата Борисовы; отец прошел с нами и к ним. Старший брат, Петр Иванович, был необыкновенно кроткое и скромное существо; он был невысокого роста, очень худощав; я до сих пор не могу позабыть его больших вдумчивых глаз, искрившихся безграничной добротой и прямодушием, его нежной, привлекательной улыбки и тихой его речи. Он представлялся совершенною противоположностью только что оставленному нами А. З. Муравьеву: насколько последний был шумен, неудержимо весел и экспансивен, настолько первый казался тих, даже застенчив в разговоре и во всех своих движениях, и какая-то сосредоточенная, глубоко засевшая на душе грусть лежала на всем его существе. О П. И. Борисове мне придется говорить еще не раз, так как он вскоре сделался также нашим наставником. Жил он вместе со своим братом Андреем Ивановичем, у которого развилась в ссылке психическая болезнь, что-то вроде меланхолии; он чуждался всякого постороннего человека, тотчас же убегал в другую комнату, если кто-нибудь заходил в их избушку, и Петр Иванович был единственным живым существом, которое он допускал до себя и с которым свободно мог разговаривать – и взаимная привязанность этих братьев между собой была самая трогательная. Из России они ни от кого помощи не получали и жили скудно на пособие от товарищей-декабристов; кроме того, П. И. зарабатывал ничтожные крохи рисованием животных, птиц и насекомых и был в этом искусстве, не находившем в то время почти никакого спроса в России, тонким мастером. А. И. тоже не оставался без дела: он научился переплетному ремеслу и имел небольшой заработок.

В отсутствие Алексея Петровича Юшневского для занятий с нами математикою являлся Петр Иванович Борисов, с которым у нас также и тотчас установились наилучшие отношения. Если Юшневский нам импонировал своим обширным умом и сдержанностью и мы питали к нему благоговейное уважение, не лишенное некоторого трепета, то с Борисовым у нас завязалась прямая и самая бесхитростная дружба, так как при своей непомерной безобидности и кротости он нам был больше по плечу. Он нас увлекал большою своей страстью к природе и к естественным наукам, которые изучил недурно, особенно растительное и пернатое царства Сибири; рисовал же он птиц и животных, как я упоминал выше, с замечательным мастерством. По окончании уроков он, если день был хороший, тотчас же брал нас с собой на прогулку в лес, и для нас это составляло великое удовольствие; в лесу мы не столько резвились на просторе, сколько ловили бабочек и насекомых и несли их к Борисову, и он тут же определял зоологический вид добычи и старался поделиться с нами своими сведениями. Иногда приводил он нас к себе в свой крохотный домик, и тогда, лишь только мы переступали порог комнаты, несчастный брат его, никогда не снимавший с себя халата и не выходивший на воздух, порывисто вскакивал из-за переплетного станка и убегал в соседнюю комнату, так что мы никогда не видали его лица. В жилище Борисова нас всегда манила собранная им не большая коллекция сибирских птиц и мелких животных, а также великое множество его собственных рисунков, за работой которых он просиживал все часы своих досугов. В этой страсти он находил для себя источник труда и наслаждения в своей однообразной и беспросветной жизни, а товарищи старались сделать из нее ресурс для материального улучшения обстановки братьев.

 

Алексей Петрович Юшневский

Юшневские, особенно муж, расспрашивали брата и меня о наших занятиях, но формальному экзамену, кажется, нас не подвергали. Помню одно, как общее впечатление этого визита, что Юшневский как-то сразу покорил наши детские сердца и что на обратном пути мы с братом находились в восторженном настроении от мысли, что поступаем на руки к такому прекрасному учителю.

Алексею Петровичу – так звали Юшневского – было тогда за 50 лет; это был человек среднего роста, довольно коренастый, с большими серыми навыкате и вечно серьезными глазами; бороды и усов он не носил и причесывался очень оригинально, зачесывая виски взад и вверх, что еще более увеличивало его и без того большой лоб. Ровность его характера была изумительная; всегда серьезный, он даже шутил не улыбаясь, и тем не менее в обращении его с нами мы постоянно чувствовали, хотя он нас никогда не ласкал, его любовное отношение к нам и добродушие. На уроках он был всегда терпелив, никогда не поднимал своего голоса

Юшневский кроме того был хороший музыкант и слыл чуть ли не лучшим учителем для фортепиано в Иркутске, но искусство это в нашей глухой провинции в те времена не пользовалось большим распространением и не могло прокормить учителя.

Время для нас проходило незаметно в уроках с Юшневским и Борисовым, в прогулках и играх, а вечерами, когда наступили длинные осенние вечера, и если у Юшневских не было гостей, А. П. или рассказывал нам что-нибудь, то поучительное, то забавное, или заставлял нас по очереди читать вслух разные рассказы и путешествия достаточно удобопонятные, чтобы заинтересовать наше воображение. Я хотя и учился с большим старанием, но в детстве был порядочный разгильдяй и очень рассеянный мальчик, и Юшневский прозвал меня почему-то «рахманным», и эта кличка оставалась за мной в продолжение всего пребывания в их доме. Чтобы иллюстрировать степень моей тогдашней сообразительности, могу привести следующий образчик. Как-то в начале осени я схватил насморк; Юшневская заметила это за ужином и приказала мне, когда я буду ложиться спать, намазать хорошенько подошвы свечным салом. Я и исполнил приказание буквально, а так как в то время признавал существование подошв только у обуви, то, улегшись в постель, взял свои сапоги и очень добросовестно начал мазать их подошвы салом. За этой работой застал меня Юшневский и с большим изумлением спросил: «Коля, что за глупости ты это делаешь?» – и когда я ему с деловитою озабоченностью ответил: «Марья Казимировна мне приказала от насморка намазать подошвы», – то даже он, этот почти никогда не улыбавшийся человек, не мог удержаться и разразился громким смехом. И долго мне доставалось за эти подошвы и за этот первый опыт моей медицинской практической деятельности!

Кроме товарищей нередко посещали Юшневских в качестве гостей и кое-кто из образованных городских обывателей. Юшневский был большой хлебосол и очень любил угощать малорусскими и польскими блюдами, а потому гости эти нередко оставались к обеду. Во время нашей жизни у него он отвел на дворе небольшое место под окнами, огородил его частоколом и посеял кукурузу, нянчился он с ней с удивительным старанием, сам поливал, укрывал от утренников и добился-таки своего; я помню, с каким торжеством он потом угощал за обедом своих гостей разваренной кукурузой. Гости ели этот неизвестный до того в Сибири продукт, и хозяин был очень доволен своей победой над суровым климатом. Вообще за довольно обширным своим огородом он следил сам, хотя поддерживал его исключительно для своей домашней потребности; сельским же хозяйством вовсе не занимался. Деревенское население относилось к нему с большим уважением и часто обращалось за советом.

Мы продолжали ездить к Юшневскому и оставались у него с понедельника до субботы, и не могу наверное припомнить, но, кажется, в январе 1844 г. нашим занятиям суждено было внезапно прерваться. Случилось, что в это время умер в деревне Оёк (верстах в 30 от Иркутска) поселенный там декабрист Вадковский; Юшневский отправился на похороны товарища и сам там скончался совершенно неожиданно для своих друзей; во время заупокойной обедни, при выходе с Евангелием, он поклонился в землю, и когда стоявшие подле него товарищи, удивленные, что он долго не поднимается на ноги, решились тронуть его, то он уже был мертв. Известие это тотчас же дошло до нас, и мы много горевали о смерти учителя, к которому успели сильно привязаться.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Артамон Захарович Муравьев

 

Это был чрезвычайно тучный в необыкновенно веселый и добродушный человек; смеющиеся глаза его так и прыгали, а раскатистый, заразительный хохот постоянно наполнял его небольшой домик. Кроме ласковости и веселых шуток, он нас расположил к себе, помню, еще и оригинальным угощеньем; сидя по-турецки с сложенными ногами на широком диване, он нам скомандовал: «Ну, теперь, дети, марш вот к этому письменному столу, станьте рядом против правого ящика; теперь закройте глаза, откройте ящик, запускайте в него руки и тащите, что вам попадется». Мы исполняли команду в точности, по мере того, как она производилась, и объемистый ящик оказался доверху наполненным конфетами. Как видно, он сам был охотник до сладкого, и вообще, как я узнал впоследствии, любил поесть и пользовался репутацией тонкого гастронома.

Гости бывали вообще нередко, заезжали большею частью товарищи-декабристы из ближайших деревень, чаще же всех приходил, отдуваясь и запыхиваясь, сосед А. З. Муравьев; он был всегда весел, всегда хохотал, и его приход составлял для нас праздник: он, бывало, расшевелит даже сдержанного Юшневского, перебудоражит всех в нашем тихом домике, а нам, детям, наскажет с три короба разных смешных анекдотов из разряда «не любо – не слушай». Его все любили за беззаветную, и деятельную доброту; он не только платонически сочувствовал всякой чужой беде, а делал все возможное, чтобы помочь ей; в нашей деревушке он скоро сделался общим благодетелем, потому что, претендуя на знание медицины, он разыскивал сам больных мужиков и лечил их, помогая им не только лекарствами, но и пищею, деньгами – всем, чем только мог. Между прочим он изучил и зубоврачебное искусство и мастерски рвал зубы, что я имел случай лично испытать впоследствии на себе, когда мне было лет около 11. И замечательно, его необычайная тучность не делала его ни апатичным, ни малоподвижным, хотя, при его хлопотливости, причиняла ему немало бед; так, на моей памяти он при падении из экипажа раз сломал себе ногу, а в другой раз – руку. Чуть ли он и умер не вследствие одного из этих падений, а умер он или в самом конце 40-х годов, или в начале 50-х.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Александр Иванович Якубович

 

его внешность сильно врезалась в мою детскую память: это был высокий, худощавый и очень смуглый человек, с живыми черными глазами и большими усами; все движения его были полны живости и энергии; детей, видно, он очень любил, потому что тотчас же занялся с нами с великой охотой и, будучи большим любителем живописи, скоро и бойко нарисовал карандашом два рисунка и подарил нам каждому на память. Наконец, от Якубовича мы поехали домой – и тут дорогой отец старался нам объяснить, какого рода людей мы посетили, и хотя главное в его словах оставалось для нас темным, но мы теперь уже с большим смыслом отнеслись к названию «декабристы» и связали его с определенным типом наших новых знакомцев; так картинки в книге часто объясняют ребенку многое, что в прочитанном тексте оказалось выше детского понимания. Все вместе, и наши личные приятные впечатления, полученные от недавних знакомцев, и теплый, симпатичный тон, с которым отзывался о них отец, сразу вызвали в наших восприимчивых сердцах благоговейное уважение к этим таинственным людям, которое потом росло с нашим ростом и крепло по мере того, как мы более и более входили в их круг.

 

ЯКУБОВИЧ Александр Иванович [1792 - 3(15).9.1845, Енисейск], декабрист. Из дворян. Воспитывался в Благородном пансионе при Моск. ун-те. С 1813 служил в лейб-гвардии Уланском полку, в 1818 переведён на Кавказ. В 1825 приехал в Петербург для лечения, сблизился с членами Северного общества декабристов, вызвался убить имп. Александра I. Участвовал в совещаниях руководителей об-ва на квартире К. Ф. Рылеева. В день восстания декабристов Я. должен был возглавить Измайловский полк и лейбгвардии Мор. экипаж, захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью. Однако в 6 ч утра 14 дек. 1825 Я. отказался от этого поручения, чем спутал планы восставших. Находясь в тюрьме, представил имп. Николаю I " Записку" с размышлениями о судьбах России. Приговорён к смертной казни, заменённой вечной каторгой (позднее срок был сокращён до 20 лет). Отбывал в Петровском з-де и на Нерчинских рудниках. С 1839 на поселении в дер. Малая Разводная близ Иркутска.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Письмо Сергея Петровича Трубецкого

 

Потомки наши, люди дней грядущих!

 

Вы смотрите сейчас на нас, понимаете ли Вы наши думы и чаяния, наши стремления и поступки?

14 декабря 1825 года мы вышли на Сенатскую площадь ради Процветания Родины нашей. Для России мы хотели потребовать гражданских прав и  свобод, конституции и отмены крепостного права. К несчастью, восстание потерпело

неудачу, погибло 1271 человек, шестерых казнили на Сенатской площади, многих выслали в Сибирь. За нами постоянно следили, запрещали разговаривать, разлучили с любимыми и друзьями.

     Мы многое потеряли, но не жалеем ни о чем. Мы верим, что у Вас и у России есть все, о чем мы мечтали!!!

Живите благородно, смело, творите во славу нашего Отечества!!!

                                                            

                                                                                Сергей Петрович Трубецкой

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Урок литературы

 

 

 

 

 

«Чудо святочного рассказа

 Л. Андреева «Ангелочек»»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Учитель русского языка и литературы:

Олеся Николаевна Кондурарь

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2013-2014 учебный год

 

Интегрированный урок литературы и английского языка

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

« Русалочка» – грустная сказка о любви?»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                 

Учитель  литературы:

Светлана Николаевна Кравченко

Учитель  английского языка:

Ирина Александровна Федотенко

Класс:        5А

 

 

 

2013-2014 учебный год