"Лингвистический анализ художественного текста"

Лингвистический анализ художественного текста

Главная цель лингвистического анализа художественного текста - раскрыть то, что невозможно увидеть с первого взгляда и осознать при обычном, поверхностном восприятии, постичь глубину мыслей и чувств героев, автора.

Лингвистический анализ не может проводиться по заданной  схеме, иначе трудно говорить о языковом феномене писателя.  Существует достаточно много вариантов анализа художественного текста.  Каждый исследователь  вправе выбирать свой путь постижения идеи и уникальности поэтического мира  произведения.  Мы придерживаемся позиции, что лингвистический анализ должен включать в себя и литературоведческий,  и стилистический анализ, так как художественный текст – это сложная система, представляющая органичное сочетание  формы и содержания.

В данной статье лексические, морфологические, синтаксические, стилистические особенности рассматриваются в органичном переплетении,  в соотнесении с  содержанием подтекста. 

 Простые слова могут иметь множество составляющих и дополнительных значений, несущих огромный эмоциональный заряд”. Мир слов, их сочетаний в нашем повседневном общении, действительно, сложен и многоцветен. Но еще более сложными оказываются языковые явления тогда, когда они попадают в бурную стихию литературного текста, получая при этом особые эстетические функции.

Целесообразно начать лингвистический анализ с толкования смысла названия произведения. Известно, что вариантом являлось  «Останутся воспоминания». Следует обратить внимание на нейтральную эмоциональную окраску данного названия, даже  инверсия (сказуемое + подлежащее) - «Останутся воспоминания» - не позволяет отразить значительности чувств героев, испытанных в молодости. Почему же автор остановил свой выбор на варианте «БЕРИ  ДА ПОМНИ»?  Данное название имеет обобщенный характер. Прежде всего,  потому, что на память приходит известная народная игра.

Не меньший интерес представляет  и пунктуационное оформление. Существует двоякое название игры:

1.           «Бери да помни» (да = и)

2.           «Бери, да помни» (да = но)

Запятая выполняет смыслоразличительную функцию, и об этом всем известно из примера «Казнить_ нельзя _помиловать».

В первом случае «Бери да помни» (да = и)  искушенный читатель способен уловить великодушие дающего, интонационно фраза звучит ровно, спокойно.

Во втором же случае «Бери, да помни» (да = но). Запятая обязывает сделать интонационное ударение на первый глагол «бери». В данном случае просматривается элемент торга.

Обратимся к тексту, определим фрагмент, когда звучит рассматриваемая фраза: «Совсем близко с тяжелым кряхтеньем осела на низкий плетень ветвь яблони. Фиса приостановилась, протянула руку в темноту и вынула из нее два тронутых прохладной росой яблока. Яблоко покрупнее она отдала Арсению и, когда он взял его, со смехом крикнула:

— Бери да помни!

Арсений ничего не ответил. Когда Анфиса принимала яблоки, то на слова Арсения: «Бери да помни» ответила:

— Спасибо…У меня память хоть и девичья, короткая, как говорится, но буду помнить. 

Вспомните условия этой народной  игры: в течение определенного времени нужно брать любую вещь друг у друга только со словами «Беру да помню». Если эти слова не сказаны, дающий говорит: «да помни» и выигрывает.

 В данном случае ставка автора сделана на образное воображение читателя. Фиса предлагает отнюдь не яблоко, а свои чувства. С этой фразы и начинается завязка их отношений (но не рассказа!). Это обстоятельство и дает основание дать название произведению «Бери да помни». Фраза же «останутся воспоминания»  звучит из уст Арсения спустя 17лет: «Пусть уж будет, как было. Пусть останутся воспоминания. Зачем все это вспоминать сейчас? И к чему?» Анфиса, как женщина, пронесшая через всю жизнь нежные воспоминания, может предположить, что эти чувства сохранились и в душе Арсения, но, к сожалению, читатель знает больше, чем героиня,   из собственно-прямой речи: «Да молчание становится неловким. Надо разговаривать, разговаривать, и отстанут эти воспоминания». Замена глагола «останутся» близким по звучанию, но противоположным по значению «отстанут» подчеркивает эгоизм, черствость Арсения, которого угнетают преданность, верность Анфисы прошлому.  Выбор названия рассказа определяется замыслом автора – показ не истории любви, а истории души героев послевоенного времени.

Раскрытию основной мысли способствует не только выбор названия рассказа, но и особенность композиция книги.

Совсем близко с тяжелым кряхтеньем осела на низкий плетень ветвь яблони. Фиса приостановилась, протянула руку в темноту и вынула из нее два тронугых прохладной росой яблока. Яблоко покрупнее она отдала Арсению и, когда он взял его, со смехом крикнула: — Бери да помни!

От этого молчания Арсению сделалось не по себе, и он поспешно сорвал пилотку с головы, покидал в нее яблоки, которыми были набиты его карманы, и, когда она приняла пилотку, рассмеялся: — Бери да помни!

Благодаря приему симметричности психологизм характеров достигает значительной силы.

Параллелизм ситуации помогает читателю предугадать отношение каждого героя к чувствам другого.

Фиса приостановилась, протянула руку в темноту и вынула из нее два тронутых прохладной росой яблока.

покидал в нее яблоки, которыми были набиты его карманы,

Цифра «два» символична, Анфиса подсознательно отдает в руки Арсения решение судеб двух сердец, она желает  придать отношениям возвышенность, поэтичность, своим чувствам - таинственность, загадочность. Не истребила война в ней нежности, женственности. И как грубо, примитивно переданы чувства солдата: «покидал в нее яблоки, которыми были набиты его карманы».

Стилистическая окрашенность глаголов выражает отношение героев к сердечной привязанности. Данные глаголы также можно рассмотреть на лексическом уровне: выбор слов из синонимичного ряда подчеркивает небрежность, эгоизм Арсения, его духовную ущербность.

протянула	сорвал
отдала	покидал
приняла	взял

При исследовании текста необходимо определить и толкование в произведении слов, относящихся к нейтральной, сниженной и возвышенной лексике, так как они играют огромную роль в создании художественных образов. Возвышенная или сниженная лексика, употребляемая в речи персонажа, становится существенной частью его речевой характеристики «Заговори, чтобы я тебя увидел» (Сократ): «не затискать», «глазеть», «книжки сама разбазарила, сама пусть и расхлебывает», «стоило бы накрутить хвост», «Уваливай!..». Употребление разговорной лексики выражает очерствевшее на войне сердце.

Доверие автора к читателю, расчет на его активность и нравственную чуткость, на его своеобразное «сотворчество» позволяют оценивать отношения Арсения как физическое влечение, желание удовлетворить плоть и не более: «откровенно говоря, ему уже не хотелось, чтобы она вот так взяла и уехала».  Использование разговорной лексики передает способность героя рассмотреть необычность девушки: «Чудная девка, непонятная, сумела сохранить все-все: чистоту, способность радоваться, без оглядки воспринимать мир и все в этом мире. О таких вот говорят: душа нараспашку. После боев и смертей, после госпиталей и пересылок всегда тянет к светлому, радостному, и Арсения тянуло к этой девушке, так тянуло, что он уже с трудом сдерживался, чтобы не наговорить ей всякой нежной всячины, чтобы не зацеловать ее, не затискать». Читатель, кажется,  поверил в глубину чувств героя, но прием сравнения останавливает,  заставляет увидеть мелкое чувство: оскорбленное мужское самолюбие: «Арсений не задерживал Фису и даже чуть упивался собственным благородством. Вот, мол, и мог бы, а не стану, потому что есть у меня сила воли, потому что мужчина я, а не бочонок с квашеной капустой. И характер я выдержу. И вообще, может, все это к лучшему. Жизнь моя впереди. Встретятся еще и девушки, и женщины, и не одна».

Таким образом, лингвистический анализ выявил своеобразие художественной речи прозаика в органичном сочетании народной речи и книжной стилистики, позволил вскрыть невидимый  пласт в постижении глубины содержания рассказа.

Эмоциональную неразвитость героя   автор передает и  через описание природы:

«…они отправились на окраину местечка по безлюдным, заросшим колючим можжевельником улочкам, которые то спускались вниз, вроде бы к ручью, то поднимались вверх, вроде бы от ручья. Но никаких ручьев нигде не было. Лишь тоскливо маячили бадьи на колодезных журавлях, падали капли и звонко булькали в срубах, да чернела вытоптанная подле колодцев земля с пятнышками белеющего под луной мха. Совсем близко с тяжелым кряхтеньем осела на низкий плетень ветвь яблони».

«Арсений взял согревшееся в ладони яблоко, отвернулся от Фисы и стал глазеть на небо. Ничего там особенного не было. Неполная луна зацепилась рогом за крайние сады на бугре, и как будто сомлела от густых запахов и тишины, и задремала, забыв про службу. Подле нее тоже дремно помигивали обесцвеченные и оттого мелкие звезды».

Описание природы дается  глазами Арсения. Человек, воспринимающий природу как пустоту, неспособен на светлое и благородное чувство.

Примечательно, что и  рассказ заканчивается описанием природы: « И дождь все не шел и не шел, задержался где-то за горами. Хоть бы скорее грянул дождь, крупный, холодный, с громами и молниями, и смыл бы всю эту застоявшуюся, густую духоту».  На страницах романа дождь так и не пошел, лишив героя возможности  ответить: «Взял да помнил». Сиюминутность переживаний героя,  его эмоциональную поверхностность, не способность переосмыслить произошедшее передает  речевой строй (олицетворение): «И дождь все не шел и не шел, задержался где-то за горами».

Важнейшую роль в художественной речи рассказа играют фигуры и тропы, создающие в произведении образность, позволяющие  ощутить удивительное богатство, гибкость и точность в выражении автором тончайших оттенков мысли, связь с идеей и художественными образами.

         Одним из главных средств выразительности, позволяющим проникнуть вглубь произведения, являются эпитеты: «заросшим колючим можжевельником», «тоскливо маячили»,  «чернела вытоптанная земля», «с тяжелым кряхтеньем», «Неполная луна, обесцвеченные и оттого мелкие звезды».

С помощью эпитетов передается непрочность женской  красоты («хрупкая», «вешняя») и развернутого скрытого сравнения с весенними растениями («дунь холодный ветер – и ничего не останется, все облетит, осыплется, завянет»).

Спустя семнадцать лет Арсений узнает Фису «по глазам, в которых далеко-далеко еще таилось полудетское простодушие, по голубым глазам, как бы уже тронутым ранним инеем». Развернутая метафора  напоминает о беспощадности времени.

Работа с лексическим пластом позволяет глубже проникнуть в духовный мир героев.

Ну, обещал писать и не написал, так это ж пустяк.

У меня ведь это лучшее, что было в жизни…Никому дотронуться не даю. В себе таю.

Контекстный антоним «пустяк – лучшее » позволяет понять, что «слепота» героини касается не только ее сожаления о том, что когда-то не допустила близости с Арсей, но и расставания с нежными воспоминаниями молодости, когда она приняла пылкие чувства солдата, вернувшегося с войны, истосковавшегося по женской ласке, за любовь; «рубаха – телогрейка» передает духовную атмосферу страны  60- х годов, когда отмечается тенденция разделения города и деревни.

Герой, ставший преподавателем педагогического института и ушедший во время отпуска в поход на шлюпках по Каме, «загорелый, в войлочной с бахромой шляпе, в рубахе-распашонке, с наляпанными на ней лунами и яблоками», стал успешным, материально благополучным (дочь учится в консерватории) .

Редька, морковь и соленые огурцы дополняют образ сельской женщины, тревожные черты в ее облике: «Не то усмешка, не то испуг» в глазах, «задумчивые, горестные складки» губ, «руки … в земляных трещинках и под ногтями земля» говорят о тяжелом труде и горе героини.

Фабула книги посвящена истории любовных отношений  героев, но благодаря художественной детали мы постигаем многоплановость содержания рассказа. «Арсений Каурин познакомился с Фисой летом сорок пятого года», «Арсений надел пилотку». Война не позволила раскрыться чувствам молодого человека, несмотря на то, что ему не чужды тонкие  движения души:  «Близость девушки волновала его все больше, и тянуло обнять ее, так тянуло, но он стыдливо увиливал».

- Я знаю, ты не напишешь мне ни одного письма. Да и зачем? ..

- Знаешь что, давай не будем выяснять отношений сейчас. Не время. Простимся как люди, без фокусов…

Не высшее образование, не преподавательская работа со студентами не способны восполнить то, что отняла у него война, - душу.

Она пробормотала: — Слепота я, слепота …

Арсений постоял минуту, пытаясь вникнуть в смысл этих вполголоса оброненных слов, и оттого, что не мог понять скрытого в них смысла или не хотел понять, раздраженно пожал плечами:

— Вот так встреча! Бывают же чудеса в жизни!..

Его душевная глухота проявляется и спустя семнадцать лет: герой не понимает слов,   смысл которых раскрывается читателю благодаря тому, что поэтический образ яблока заменяется прозаическим – солеными огурцами.

Таким образом, лингвистический анализ позволил вскрыть глубокий пласт содержания рассказа, поверхностное прочтение не позволит увидеть нравственный потенциал  произведения, в котором автор выступает против войны, изуродовавшей на всю жизнь душу человека.

Неслучайно к образу  яблока автор обращается на протяжении всего рассказа. Данный лейтмотив помогает проанализировать, какие теплые воспоминания через всю жизнь пронесла Анфиса и какую духовно пустую жизнь проживает Арсений. Яблоко на рубашке Арсения подчеркивает не только  его эстетическое убожество, но и  духовную  несостоятельность, в то время как образ земли, сопровождающий описание Анфисы, связан со всем естественным и вечным. Эта мысль усиливается благодаря эмоциональной окрашенности художественного слова: «наляпанными на ней лунами и яблоками», «намалеванными на ней желтыми лунами и красными яблоками», «невзаправдашними лунами и яблоками».

Рубаха «с невзаправдашними лунами и яблоками» символизирует подмену настоящего ложным и фальшивым.

Благодаря умелому  владению стилистическими ресурсами языка В. Астафьев точно и тонко передает нравственную сущность героя: «И она опять, в который уже раз, искоса поглядела на его рубаху с намалеванными на ней желтыми лунами и красными яблоками по голубому фону. И он вдруг вспомнил луну над садами, тронутое росою яблоко, вынутое Фисой из темноты. Ему сделалось неловко и жаль чего-то. Он подосадовал на себя, на жену. Это она купила рубаху с невзаправдашними лунами и яблоками. Модно!»

  как в синтаксисе воплощаются. Анализ синтаксического строя текста имеет огромное значение, так как синтаксические фигуры придают живые интонации звучащему слову, усиливают  выразительность текста, оказывая эмоциональное воздействие на читателя. Прием парцелляции, неполные предложения передают взволнованность героя, для которого встреча неожиданна и  дискомфортна.

— Да, трудная работа. Преподаю. В институте преподаю. Студенты, они, знаете… — И, стыдясь чего-то, добавил: — Седеть начал рано.

Несобственно-прямая речь на синтаксическом уровне не выделяется из авторской, но сохраняет лексические, стилистические и грамматические элементы, присущие речи говорящего. «Пусть уж будет, как было. Пусть останутся воспоминания. Зачем все это вспоминать сейчас? И к чему?» Благодаря употреблению этого приема мы видим, что позиция повествователя совпадает с точкой зрения Арсения. Прошло 17 лет, и не следует бередить прошлое. Впервые читатель смотрит на встречу героев глазами  Арсения. Эта ситуация носит общечеловеческий характер. Сколько женских судеб не сложилось из-за преданности прошлому. Автор пытается высказать эту мысль, пытаясь одновременно оправдать героя, прошедшего через горнило войны и сохранившего в себе человечность: взял в жены женщину с ребенком, которого вырастил, воспитал и выучил. Но война не проходит бесследно, избороздив душу человека.

Таким образом, лингвистический анализ позволил вскрыть невидимый  пласт в постижении глубины содержания рассказа и при новом прочтении открыть неразгаданные тайны русского слова, ибо «речь дана человеку, чтобы скрывать свои мысли».

Список использованной литературы

Словарь литературоведческих терминов. Ред. С 48 сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев.

М., "Просвещение", 1974. 509 с.;

В.П. Астафьев рассказ «Бери да помни» Рассказы.- М.: Изд-во Эксмо, 2002.-864с.;

Гудым Ю.Г. Функции речевых синонимов в тексте художественного произведения (на матер. произведения В. Астафьева «Людочка») // Творчество А.П. Астафьева: философский, исторический, филологический аспекты: Матер. науч.-метод.конференции…– Красноярск. – Ачинск. – 1998. – С.68-70;

Иванова З.М. Сравнения в произведениях В.П. Астафьева // Творчество А.П.Астафьева: философский, исторический, филологический аспекты: Матер. науч.-метод. конференции…– Красноярск. – Ачинск. – 1988. – С.70-74;

Лобастова О. Особенности построения сложных предложений в «Затесях» и «Царь-рыбе» В.П. Астафьева (на примере лекс.-синт. повтора) // Материалы науч.-практ. конференции преподавателей, студентов и аспирантов филологического факультета. – Вып.2. – Красноярск: РИО КГПУ, 1998. – С.58-60;

Лузгина Т.А. Экспрессивность глагольного слова в произведениях В. Астафьева // Творчество А.П. Астафьева: философский, исторический, филологический аспекты: Матер. науч.-метод. Конференции –Красноярск–Ачинск. – 1998. – С.62-64;

Самотик Л.Г. Народность языка произведений В.П. Астафьева // Творчество

А.П.Астафьева: философский, исторический, филологический аспекты: Матер. науч.

метод. конференции…– Красноярск–Ачинск. – 1998. – С.46-56;

Шведчикова Н.Н. Парцеллированные конструкции в произведениях В.П. Астафьева //Творчество А.П. Астафьева: философский, исторический, филологический аспекты: Матер. науч.-метод.конференции…– Красноярск. – Ачинск. – 1998. – С.64-66