Рецензия на рассказ «Тысяча лет» члена союза
писателей Луганской Народной Республики, публициста, художника - графика К.
Часовских.
Тысяча лет
- Вы все думаете, что так,
как сейчас, было всегда, а это не так.
- Это ты говоришь. Мы так
не думаем.
Костёр был совсем чахлый и
почти бездымный. Тонкие, белесые ветки сухого можжевельника сперва сердито
пыхали слабым дымком, а потом нежно переливались быстрыми язычками прожорливого
пламени. Четыре камня, как положено, друг с другом не соприкасались, чтобы
пламя не было запертым. У камней сидели подростки и очень старый дед. Он был
большой, мосластый, и кипа седых волос собиралась у него сбоку в хвост,
переплетённый крысиными хвостами. Деда в народе не очень уважали, но
побаивались за злонравие и хорошую память. Он всегда мстил, иногда даже за
такие обиды, о которых невозможно было догадаться. Поэтому он жил совсем один,
на отшибе, в старых стенах с тяжёлыми бетонными балками. Там он разгрёб мусор,
убрал щебень со щербатого пола, построил очаг и заложил оконные проёмы крупными
кусками ломаного камня.
Некоторые его сверстники
ещё помнили, что когда-то он был женат, но недолго. Когда мужчины уходили за
реку, он пошёл с ними, заблудился и смог вернуться только через две зимы. Когда
он пришёл, была ранняя и очень голодная весна, поэтому по жребию его жену
съели, так как она стала считаться ничья и никто не захотел её кормить своей
долей. Это было справедливо, потому что женщин было много и многие были лишними
и ненужными, а еды было мало. Дед не огорчился, потому что знал законы. Ему
задали правильные вопросы, чтоб узнать, не подменил ли кто его глаз и язык, и
решили, что нет, не подменил. И оставили жить. Жить со всеми он не захотел, а
потому ушёл на холодный конец посёлка и остался там.
- А вы ничего другого не
знаете, потому и не думаете.
- Отец говорит, что думают
ненужное только ненужные люди. А ненужных людей можно съесть. А я не хочу, чтоб меня съели.
Старший из мальчиков был
длинный, с плоским, широким лицом и крошечным носиком. Глазницы были глубоко
утоплены в голову и, вдобавок, подведены сажей. С сажей парень
переусердствовал. Она то и дело попадала ему в глаза ,и он моргал чаще, чем нужно.
Двое других были близнецами. Оба были больны, слабы и поэтому приходили к деду
прятаться. Их всё время били, чтобы побыстрее привести в негодность. Убивать
детей было запрещено, потому что дети могут вырасти и потом станут добывать еду
для тех, кто сможет дожить до старости. Потом кто-то из них родит своих детей и
те тоже станут кормить родителей. Бить детей - можно, потому что это помогает
им расти и становиться сильней. Если ребёнок не становится сильным и видно, что
плохо растёт, - его нужно бить сильнее и чаще. Выживут- станут сильными, нет-
можно использовать на что-то полезное. Зачем же тратить бесполезно еду на их
выкармливание? Близнецов били очень часто и, похоже, сильнее они от этого не
делались. У них были тонкие ручки, кривые, хилые ножки. Они плохо ходили и всё
время держались друг за друга.
Была глухая ночь, без луны
и без звёзд. Небо чаще затягивало плотным слоем сизых облаков, было душно и
сыро.
- Почему ты говоришь, что
мы думаем, что было одно и то же ? Холод и тепло меняются, дожди приходят и
уходят. Всё время что-то происходит.
- Нет. Я не про это. Иногда
всё меняется так, что становится вовсе по-другому. У нас у всех когда-то так
было. Мы не так жили. Нас
было больше.
- Больше ? А где брали еду на
всех ?
- Была такая еда - хлеб.
Его выращивали и потом ели. Его было так много, что даже выбрасывали лишний. А
ещё была еда в железных банках и в пакетах из прозрачной кожи. Не знаю, как её
делали, но её можно было хранить очень долго, дольше, чем вяленое мясо, и она
была не сухая, а как будто сваренная.
- А её много было ?
- Её было так много, что
всю не могли съесть и оставляли большие запасы. Мой дед слышал это от своего
деда, а кто-то из моих дедов даже видел такие банки, но уже без еды, пустые.
Повисла пауза. Подростки
таращились в пламя и никак не могли представить, как еду можно было поместить
внутрь железа и как она там могла храниться и не сгнить, если она не высушена.
На окраине, там, где стена
колючего шиповника утопила остатки огромных, старых стен, завыли дикие коты,
выясняя отношения. Пламя едва потрескивало между камней и совсем слабо освещало
лицо старшего мальчика. Дед сидел, грузно отодвинувшись в своё гнездо из
вонючих шкур, остро пахнущих мочой и гнилью, его почти не было видно во тьме.
Близнецы сонно моргали большими, водянистыми глазами , держась за руки.
- А как много было людей
здесь ?
- Люди были повсюду, как
муравьи. Их было так много, что они не могли сосчитать друг друга.
- А потом ?
- А потом они стали слабыми
и на них напал мор. И
все умерли.
- Кроме нас ?
- Да. У нас были сильные
отцы , потому смогли спастись от мора.
- Это хорошо... А что они
делали, когда все ненужные умерли ?
- Сначала поднялись в горы
и спрятались там в тоннелях. Потом всё горело вокруг, было время огня. Потом
было много воды, которая дошла почти до вершин этих гор, но не залила совсем
всё ,и отцы остались живы. Потом горело небо и повсюду были слышны очень
громкие звуки, как будто кто-то, размером с гору, кричал. Всё тряслось ,и земля
проваливалась и трескалась. А потом стало так тихо, как не было вообще никогда.
Это было очень давно. Так давно, что даже дед моего деда не видел всего этого.
Он говорил только, что с тех пор прошли тысячи лет.
- Что такое тысяча лет ?
- Я не знаю. Это мне
рассказывал мой дед, а ему его дед. Тысяча - это очень много времени. Больше,
чем живёт один человек и больше, чем живёт дерево. С тех пор, как повсюду стало
тихо, прошла тысяча лет. Ни у кого нет такой памяти, чтобы знать, что это такое
- тысяча.
Старик подбросил в красные
угольки пару веточек, и быстрый язык пламени выхватил из темноты блеск глаз
старшего, мигающих из глубокой черноты. Один
из близнецов медленно засыпал.
Коты выли друг на друга
где-то неподалёку, не давая ночи окончательно упасть во влажную землю и
срастись с ней. Большие, гладкие тараканы изредка пробегали по освещённому
пространству, беспорядочно шевеля усами.
Ночь обняла всех вокруг и
теперь старалась охватить своим сырым дыханием крошечный, освещённый участок.
Мокрый туман плыл по веткам и листьям. Он пах болотом и плесенью. Разговаривать
больше не хотелось. Припухшие веки деда медленно сомкнулись и он уснул.
Грегор Джуниор Дубль мягко выдохнул ароматную
невесомость праны и медленно, почти незаметно, опустился на слегка грубоватый,
на ощупь, ковёр. Тело наполняла живительная энергия, проникающая в самые мелкие
протоки. Грегор поднялся на ноги и ,наслаждаясь шероховатостью и жёсткостью
ворсинок, пошёл через зал на веранду. После медитации ему хотелось прикоснуться
физическим зрением к зелёным холмам, окружающим его гнездо,
чтобы завершить на этом, торжественном аккорде, тончайшую вибрацию эфира, в
которую он только что был полностью погружён.
Он позволил себе слегка
пошалить и отступил от стандартного ритуала. Вместо полного сосредоточения на
третьей точке своего пребывания, он решил скользнуть по Пустоши и прикоснуться
к тем, кто всё ещё населял гниющие остатки Старого мира. Эти люди не жили долго.
Было смешно, что они говорили о тысяче лет, как о некой немыслимой величине.
Грегор сам прожил тысячелетие и даже миновал рубеж второго, готовясь к выходу в
Мир чистого эфира, как только удастся должным образом укрепить энергетику
своего возвышающего потока. Разговор обитателей пустоши о еде был отвратителен
и вызывал приток серой, низменной энергии, хаотично струящейся где-то в средних
слоях земной коры. Истинные люди перестали питаться едой материального
происхождения много веков назад, полностью подключившись к высшим сферам эфира.
А эти... Они едят, пережёвывая какие-то куски растительности, ловят и едят
живые субьекты. Они едят даже рыб и насекомых ! Существ, которые старше их на
миллионы лет и в миллионы раз примитивнее. Смешно, но в некоторых сообществах
действуют архаичные запреты на антропофагию - эхо далёкой, давно сгинувшей
городской цивилизации. У этих нет шансов. Простейшие особи, вставшие на путь
восходящей эволюции, способны развиться только тогда, когда они употребляют в
пищу существ, равных им по развитию. Только таких же, как они. Это аксиома,
которую быстро освоили их далёкие, общие предки и потом, гораздо позже, взяли
на вооружение непосредственные предки Грегора, ставшие на путь пестования в
себе сверхчеловека.
Впрочем, с этим ничего не
поделаешь. Ознакомить их с этим первичным знанием некому и незачем. После того
как Старый мир сгниёт полностью, они уйдут вместе с ним, обратятся в
питательный прах, регрессируют до уровня простейших одноклеточных. Но Грегор
уже не увидит этого. Он уйдёт в свободный, вечный полёт среди галактик гораздо
раньше, чем это случиться.
С веранды можно было
наблюдать великолепные, пологие, поросшие цветочным ковром холмы. Солнце
светило гораздо ярче, чем обычно, придавая мириадам лепестков отчётливый, радикальный
оттенок. Миллиарды фиалок отбрасывали в пространство густой, фиолетовый оттенок
высшей октавы, которая звучала даже несколько резко, но Грегору это нравилось.
Он слушал и обонял её, воспринимал всем своим телом, всей золотистой кожей и
каждой скульптурно выточенной мышцей. На Земле их оставалось уже не так много,
как раньше, когда всё только началось. Некоторые погибли в катастрофах,
сопровождающих перерождение мира. Кого-то уничтожили обезумевшие толпы. Кто-то
исчез без следа, но большинство выжило в хорошо охраняемых поселениях, в
глубоких бункерах. Многие уже отправилось в Вечное путешествие, развившись
должным образом, согласно полученному знанию. Ещё два, ну, пусть три столетия-
и чакры Грегора тоже приобретут нужную насыщенность, упругость. Он наконец-то
навсегда покинет своё совершенное тело и устремится в новый, сияющий мир,
достойный его новой сущности. Но нужно ещё время, ещё, может быть даже, та
самая тысяча лет, которую дикари, посреди развалин старого города, обсуждали с
таким пиететом. Нужно время. И - да. Пожалуй, всё- таки тысяча. Так будет
значительно лучше. Надёжнее, чтобы искажения пространства в маргинальных
вселенных не смогло разметать его тонкую структуру вдоль своих холодных границ.
Грегор снова впитал тёплый звук фиалкового цвета, вобрал колышущиеся полотнища
солнечного ветра и медленно, едва касаясь идеально отполированных хрустальных
ступеней веранды, вернулся под мягкую сень своей усадьбы. Он был сыт и доволен.
Невидимый всему миру, над
притихшей Землёй, в струях яркого света, скользил Град Небесный. Касаясь друг
друга мягко шуршащими крыльями, у самого края Стены, вниз, молча, смотрели два
ангела. Со времени Суда прошла всего лишь тысяча лет. Изломанные границы материков
терялись в тумане. Редкие огни изредка просвечивали из пустынных пространств,
маркируя собой немногочисленные реликты былой цивилизации.
- Он на самом деле считает
себя высшим существом, этот Грегор.
- Как все они.
- Ему страшно умирать.
- Как всем им.
- Это страх.
- Их страх и есть их
смерть.
- Я всё равно не понимаю,
зачем они всегда бегут из Рая. Сперва отказываются от всего того, чем их щедро
наделили. А потом убегают в вечную пустыню абсолютного холода, чтобы исчезнуть
там за микроскопические доли секунды. Не понимаю. Сколько их ещё осталось, из
этих пятисот миллионов ?
- Выжило гораздо меньше.
Они ошиблись в расчётах, не учли масштаб катаклизмов. Большинство понадеялись
на могущество учёных и были исчислены и взвешены вместе со всеми остальными. У
них всегда так - они надеются на кого угодно, только не на того, кто на самом
деле может им помочь. Ну, ты сам видел финал... Кстати, тот дед там, в зарослях
шиповниках, чудо, как хорош. Крепкий.
-
Да, мне он тоже нравится. Он живой, настоящий.
- Тяжело будет начинать всё
с самого начала. Может, оставить ему кое-что ещё из прошлого мира ?
- Незачем. Достаточно того,
что он помнит. Он ведь помнит гораздо больше того, о чём говорит этим детям.
Просто не говорит всего. Сегодня он рассказал им о тысяче лет. О хлебе. О
консервах и полиэтилене. Им даже проще немного, они уже знают, что такое огонь
и как его добывать.
- Мда... Тем, предыдущим,
было труднее. Им обязательно тоже начинать с каннибализма ?
- Ну... это самый
естественный источник энергии для их тел. От чего-то нужно плясать... Потом
изживут, наложат табу, когда смогут обеспечивать себя белковой пищей в должном
объёме. Сам оцени - миновало едва тысячелетие, а у них уже есть определённые
законы и ритуалы. Предыдущие учились этому добрый десяток тысяч лет, если не
больше. А что за место, в котором они сейчас ?
- Просто дом. Многоэтажный
дом, который давно обрушился. Остался только цокольный этаж. Там, рядом, была
аллея с розами. Они
выродились в этот шиповник, который всё заплёл сейчас.
- Как назывался город ?
- Кажется, по названию
реки... Сперва была степь, потом поселились люди и стали рыть тоннели под
землёй. Вспомнил !
Донецк.
-
Какое звонкое название...
Священный Град, невесомый,
невидимый, величаво проплывал над пустынной землёй. Дед уже спал, завернувшись
в груду облезших шкур. Близнецы вжались друг в друга и едва заметно дрожали -
их знобил ночной туман. Старший спал, уткнувшись лицом в свои колени, сидя.
Дышал глубоко и ровно. Веки деда чуть подрагивали, рассматривая странные
картины, то и дело встающие в его снах.
От края материка воздух
начинал набухать золотистым светом. Над верхним обрезом земного окоёма всходило
солнце.
Новый день нового мира
наступал для тех, кто решился в нём остаться.
Миновала
первая тысяча лет.
Рецензия
1000лет – миг для Вечности-, приводящей хаос
в порядок…
1000 лет назад был уничтожен мир перевёрнутых
смыслов, мир безверия- своемерия и своеволия, мир Золотого Тельца И Мамонны ,
нелепый и уродливый, откуда был изгнан Бог, « утрачен образ здравых словес». Остались
немногие , точнее единицы, выживающие в непроглядной вечной тьме. Страшные
муки, каждодневная, жестокая борьба за существование иссушила их души,
сделала жестокими. И только память Деда хранила мечту об Огне и Хлебе – той
первооснове жизни « по-человечности»- и давала робкую надежду на её
возрождение.
Выжили самые выносливые, те,, кто 1000 лет
назад схлестнулись с силами Тьмы в Донецке. Сражались великие вселенские
смыслы. И победила тьма, тьма объяла свет…
Но выжили и другие, которые неуклонно вели
человечество к самоуничтожению, разжигая костёр войны , в котором гибли целые
народы и государства. Они неуклонно расчищали место для собственного вечного
благоденствия для себя- сверх людей. Они, возомнив себя « вместо части целым»,
поджимали мир под себя…Но эксперимент в полной мере не удался : желая «
поправить и направить природу», они получили непредвиденные результаты. Интегральное
планетарное сознание, не гармонизированное с природными процессами, привело мир
к целой череде катастроф, в которых они и погибли.
Но всё же…некоторым юрким всё же удалось
задержаться на земле. Всю силу знания использовали они на поддержание здоровой
жизни тела на сотни лет вперёд. Их биологическое существование было переполнено
беспримерным удовольствием и блаженством.
Цель жизни тысячелетнего Дубля – насыщение
чувственными удовольствиями. Он живёт в мире, который, по сути, являет собой
дьявольскую западню. Сытость , довольство, комфорт и…неуклонное движение к
одной цели- вечной жизни в новом сияющем мире. Обновление его сущности на этом
пути займёт ещё тысячу лет. А затем- вечный волшебный свет…
Но Дубль не понимает( ведь, действительно,
этот золотой миллиард- все придурки) не понимает, что последний его дубль не за
горами! Голос Града Небесного раздаётся отчётливо и звонко: Грегор обречён на
небытие, к которому, утратив энергетику больших целей, движется с
бесперспективной настойчивостью. Горизонты жизни открываются тем, кто с
завидным упорством, медленно и мучительно, на ощупь, движутся параллельно с
природой , уставляя свой путь теми весомыми добродетелями, которыми только и
можно спастись.
Вообще, сегодня уже для многих рассказ не
звучит как фантастика, а как сбывшееся проклятие.
М. И. Махотина.
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.