Рецензия на рассказ «Тысяча лет» члена союза писателей Луганской Народной Республики, публициста, художника - графика К. Часовских.

Рецензия на рассказ «Тысяча лет» члена союза писателей Луганской Народной Республики, публициста, художника - графика К. Часовских. 

 Тысяча лет

  - Вы все думаете, что так, как сейчас, было всегда, а это не так.

  - Это ты говоришь. Мы так не думаем.

  Костёр был совсем чахлый и почти бездымный. Тонкие, белесые ветки сухого можжевельника сперва сердито пыхали слабым дымком, а потом нежно переливались быстрыми язычками прожорливого пламени. Четыре камня, как положено, друг с другом не соприкасались, чтобы пламя не было запертым. У камней сидели подростки и очень старый дед. Он был большой, мосластый, и кипа седых волос собиралась у него сбоку в хвост, переплетённый крысиными хвостами. Деда в народе не очень уважали, но побаивались за злонравие и хорошую память. Он всегда мстил, иногда даже за такие обиды, о которых невозможно было догадаться. Поэтому он жил совсем один, на отшибе, в старых стенах с тяжёлыми бетонными балками. Там он разгрёб мусор, убрал щебень со щербатого пола, построил очаг и заложил оконные проёмы крупными кусками ломаного камня.

  Некоторые его сверстники ещё помнили, что когда-то он был женат, но недолго. Когда мужчины уходили за реку, он пошёл с ними, заблудился и смог вернуться только через две зимы. Когда он пришёл, была ранняя и очень голодная весна, поэтому по жребию его жену съели, так как она стала считаться ничья и никто не захотел её кормить своей долей. Это было справедливо, потому что женщин было много и многие были лишними и ненужными, а еды было мало. Дед не огорчился, потому что знал законы. Ему задали правильные вопросы, чтоб узнать, не подменил ли кто его глаз и язык, и решили, что нет, не подменил. И оставили жить. Жить со всеми он не захотел, а потому ушёл на холодный конец посёлка и остался там.

  - А вы ничего другого не знаете, потому и не думаете.

  - Отец говорит, что думают ненужное только ненужные люди. А ненужных людей можно съесть. А я не хочу, чтоб меня съели.

  Старший из мальчиков был длинный, с плоским, широким лицом и крошечным носиком. Глазницы были глубоко утоплены в голову и, вдобавок, подведены сажей. С сажей парень переусердствовал. Она то и дело попадала ему в глаза ,и он моргал чаще, чем нужно. Двое других были близнецами. Оба были больны, слабы и поэтому приходили к деду прятаться. Их всё время били, чтобы побыстрее привести в негодность. Убивать детей было запрещено, потому что дети могут вырасти и потом станут добывать еду для тех, кто сможет дожить до старости. Потом кто-то из них родит своих детей и те тоже станут кормить родителей. Бить детей - можно, потому что это помогает им расти и становиться сильней. Если ребёнок не становится сильным и видно, что плохо растёт, - его нужно бить сильнее и чаще. Выживут- станут сильными, нет- можно использовать на что-то полезное. Зачем же  тратить бесполезно еду на их выкармливание? Близнецов били очень часто и, похоже, сильнее они от этого не делались. У них были тонкие ручки, кривые, хилые ножки. Они плохо ходили и всё время держались друг за друга.

  Была глухая ночь, без луны  и без звёзд. Небо чаще затягивало плотным слоем сизых облаков, было душно и сыро.

  - Почему ты говоришь, что мы думаем, что было одно и то же ? Холод и тепло меняются, дожди приходят и уходят. Всё время что-то происходит.

  - Нет. Я не про это. Иногда всё меняется так, что становится вовсе по-другому. У нас у всех когда-то так было. Мы не так жили. Нас было больше.

  - Больше ? А где брали еду на всех ?

  - Была такая еда - хлеб. Его выращивали и потом ели. Его было так много, что даже выбрасывали лишний. А ещё была еда в железных банках и в пакетах из прозрачной кожи. Не знаю, как её делали, но её можно было хранить очень долго, дольше, чем вяленое мясо, и она была не сухая, а как будто сваренная.

  - А её много было ?

  - Её было так много, что всю не могли съесть и оставляли большие запасы. Мой дед слышал это от своего деда, а кто-то из моих дедов даже видел такие банки, но уже без еды, пустые.

  Повисла пауза. Подростки таращились в пламя и никак не могли представить, как еду можно было поместить внутрь железа и как она там могла храниться и не сгнить, если она не высушена.

  На окраине, там, где стена колючего шиповника утопила остатки огромных, старых стен, завыли дикие коты, выясняя отношения. Пламя едва потрескивало между камней и совсем слабо освещало лицо старшего мальчика. Дед сидел, грузно отодвинувшись в своё гнездо из вонючих шкур, остро пахнущих мочой и гнилью, его почти не было видно во тьме. Близнецы сонно моргали большими, водянистыми глазами , держась за руки.

  - А как много было людей здесь ?

  - Люди были повсюду, как муравьи. Их было так много, что они не могли сосчитать друг друга.

  - А потом ?

  - А потом они стали слабыми и на них напал мор. И все умерли.

  - Кроме нас ?

  - Да. У нас были сильные отцы , потому смогли спастись от мора.

  - Это хорошо... А что они делали, когда все ненужные умерли ?

  - Сначала поднялись в горы и спрятались там в тоннелях. Потом всё горело вокруг, было время огня. Потом было много воды, которая дошла почти до вершин этих гор, но не залила совсем всё ,и отцы остались живы. Потом горело небо и повсюду были слышны очень громкие звуки, как будто кто-то, размером с гору, кричал. Всё тряслось ,и земля проваливалась и трескалась. А потом стало так тихо, как не было вообще никогда. Это было очень давно. Так давно, что даже дед моего деда не видел всего этого. Он говорил только, что с тех пор прошли тысячи лет.

  - Что такое тысяча лет ?

  - Я не знаю. Это мне рассказывал мой дед, а ему его дед. Тысяча - это очень много времени. Больше, чем живёт один человек и больше, чем живёт дерево. С тех пор, как повсюду стало тихо, прошла тысяча лет. Ни у кого нет такой памяти, чтобы знать, что это такое - тысяча.

  Старик подбросил в красные угольки пару веточек, и быстрый язык пламени выхватил из темноты блеск глаз старшего, мигающих из глубокой черноты. Один из близнецов медленно засыпал.

  Коты выли друг на друга где-то неподалёку, не давая ночи окончательно упасть во влажную землю и срастись с ней. Большие, гладкие тараканы изредка пробегали по освещённому пространству, беспорядочно шевеля усами.

  Ночь обняла всех вокруг и теперь старалась охватить своим сырым дыханием крошечный, освещённый участок. Мокрый туман плыл по веткам и листьям. Он пах болотом и плесенью. Разговаривать больше не хотелось. Припухшие веки деда медленно сомкнулись и он уснул.

Грегор Джуниор Дубль мягко выдохнул ароматную невесомость праны и медленно, почти незаметно, опустился на слегка грубоватый, на ощупь, ковёр. Тело наполняла живительная энергия, проникающая в самые мелкие протоки. Грегор поднялся на ноги и ,наслаждаясь шероховатостью и жёсткостью ворсинок, пошёл через зал на веранду. После медитации ему хотелось прикоснуться физическим зрением к зелёным холмам, окружающим его гнездо, чтобы завершить на этом, торжественном аккорде, тончайшую вибрацию эфира, в которую он только что был полностью погружён.

   Он позволил себе слегка пошалить и отступил от стандартного ритуала. Вместо полного сосредоточения на третьей точке своего пребывания, он решил скользнуть по Пустоши и прикоснуться к тем, кто всё ещё населял гниющие остатки Старого мира. Эти люди не жили долго. Было смешно, что они говорили о тысяче лет, как о некой немыслимой величине. Грегор сам прожил тысячелетие и даже миновал рубеж второго, готовясь к выходу в Мир чистого эфира, как только удастся должным образом укрепить энергетику своего возвышающего потока. Разговор обитателей пустоши о еде был отвратителен и вызывал приток серой, низменной энергии, хаотично струящейся где-то в средних слоях земной коры. Истинные люди перестали питаться едой материального происхождения много веков назад, полностью подключившись к высшим сферам эфира. А эти... Они едят, пережёвывая какие-то куски растительности, ловят и едят живые субьекты. Они едят даже рыб и насекомых ! Существ, которые старше их на миллионы лет и в миллионы раз примитивнее. Смешно, но в некоторых сообществах действуют архаичные запреты на антропофагию - эхо далёкой, давно сгинувшей городской цивилизации. У этих нет шансов. Простейшие особи, вставшие на путь восходящей эволюции, способны развиться только тогда, когда они употребляют в пищу существ, равных им по развитию. Только таких же, как они. Это аксиома, которую быстро освоили их далёкие, общие предки и потом, гораздо позже, взяли на вооружение непосредственные предки Грегора, ставшие на путь пестования в себе сверхчеловека.

  Впрочем, с этим ничего не поделаешь. Ознакомить их с этим первичным знанием некому и незачем. После того как Старый мир сгниёт полностью, они уйдут вместе с ним, обратятся в питательный прах, регрессируют до уровня простейших одноклеточных. Но Грегор уже не увидит этого. Он уйдёт в свободный, вечный полёт среди галактик гораздо раньше, чем это случиться.

  С веранды можно было наблюдать великолепные, пологие, поросшие цветочным ковром холмы. Солнце светило гораздо ярче, чем обычно, придавая мириадам лепестков отчётливый, радикальный оттенок. Миллиарды фиалок отбрасывали в пространство густой, фиолетовый оттенок высшей октавы, которая звучала даже несколько резко, но Грегору это нравилось. Он слушал и обонял её, воспринимал всем своим телом, всей золотистой кожей и каждой скульптурно выточенной мышцей. На Земле их оставалось уже не так много, как раньше, когда всё только началось. Некоторые погибли в катастрофах, сопровождающих перерождение мира. Кого-то уничтожили обезумевшие толпы. Кто-то исчез без следа, но большинство выжило в хорошо охраняемых поселениях, в глубоких бункерах. Многие уже отправилось в Вечное путешествие, развившись должным образом, согласно полученному знанию. Ещё два, ну, пусть три столетия- и чакры Грегора тоже приобретут нужную насыщенность, упругость. Он наконец-то навсегда покинет своё совершенное тело и устремится в новый, сияющий мир, достойный его новой сущности. Но нужно ещё время, ещё, может быть даже, та самая тысяча лет, которую дикари, посреди развалин старого города, обсуждали с таким пиететом. Нужно время. И - да. Пожалуй, всё- таки тысяча. Так будет значительно лучше. Надёжнее, чтобы искажения пространства в маргинальных вселенных не смогло разметать его тонкую структуру вдоль своих холодных границ. Грегор снова впитал тёплый звук фиалкового цвета, вобрал колышущиеся полотнища солнечного ветра и медленно, едва касаясь идеально отполированных хрустальных ступеней веранды, вернулся под мягкую сень своей усадьбы. Он был сыт и доволен.

  Невидимый всему миру, над притихшей Землёй, в струях яркого света, скользил Град Небесный. Касаясь друг друга мягко шуршащими крыльями, у самого края Стены, вниз, молча, смотрели два ангела. Со времени Суда прошла всего лишь тысяча лет. Изломанные границы материков терялись в тумане. Редкие огни изредка просвечивали из пустынных пространств, маркируя собой немногочисленные реликты былой цивилизации.

  - Он на самом деле считает себя высшим существом, этот Грегор.

  - Как все они.

  - Ему страшно умирать.

  - Как всем им.

  - Это страх.

  - Их страх и есть их смерть.

  - Я всё равно не понимаю, зачем они всегда бегут из Рая. Сперва отказываются от всего того, чем их щедро наделили. А потом убегают в  вечную пустыню абсолютного холода, чтобы исчезнуть там за микроскопические доли секунды. Не понимаю. Сколько их ещё осталось, из этих пятисот миллионов ?

  - Выжило гораздо меньше. Они ошиблись в расчётах, не учли масштаб катаклизмов. Большинство понадеялись на могущество учёных и были исчислены и взвешены вместе со всеми остальными. У них всегда так - они надеются на кого угодно, только не на того, кто на самом деле может им помочь. Ну, ты сам видел финал... Кстати, тот дед там, в зарослях шиповниках, чудо, как хорош. Крепкий.

  - Да, мне он тоже нравится. Он живой, настоящий.

  - Тяжело будет начинать всё с самого начала. Может, оставить ему кое-что ещё из прошлого мира ?

  - Незачем. Достаточно того, что он помнит. Он ведь помнит гораздо больше того, о чём говорит этим детям. Просто не говорит всего. Сегодня он рассказал им о тысяче лет. О хлебе. О консервах и полиэтилене. Им даже проще немного, они уже знают, что такое огонь и как его добывать.

  - Мда... Тем, предыдущим, было труднее. Им обязательно тоже начинать с каннибализма ?

  - Ну... это самый естественный источник энергии для их тел. От чего-то нужно плясать... Потом изживут, наложат табу, когда смогут обеспечивать себя белковой пищей в должном объёме. Сам оцени - миновало едва тысячелетие, а у них уже есть определённые законы и ритуалы. Предыдущие учились этому добрый десяток тысяч лет, если не больше. А что за место, в котором они сейчас ?

  - Просто дом. Многоэтажный дом, который давно обрушился. Остался только цокольный этаж. Там, рядом, была аллея с розами. Они выродились в этот шиповник, который всё заплёл сейчас.

  - Как назывался город ?

  - Кажется, по названию реки... Сперва была степь, потом поселились люди и стали рыть тоннели под землёй. Вспомнил ! Донецк.

  - Какое звонкое название...

  Священный Град, невесомый, невидимый, величаво проплывал над пустынной землёй. Дед уже спал, завернувшись в груду облезших шкур. Близнецы вжались друг в друга и едва заметно дрожали - их знобил ночной туман. Старший спал, уткнувшись лицом в свои колени, сидя. Дышал глубоко и ровно. Веки деда чуть подрагивали, рассматривая странные картины, то и дело встающие в его снах.

  От края материка воздух начинал набухать золотистым светом. Над верхним обрезом земного окоёма всходило солнце.

   Новый день нового мира наступал для тех, кто решился в нём остаться.

  Миновала первая тысяча лет.

                                             Рецензия

1000лет – миг для Вечности-, приводящей хаос в порядок…

1000 лет назад был уничтожен мир перевёрнутых смыслов, мир безверия- своемерия и своеволия, мир Золотого Тельца И Мамонны , нелепый и уродливый, откуда был изгнан Бог, « утрачен образ здравых словес».  Остались немногие , точнее единицы, выживающие в непроглядной вечной тьме. Страшные муки, каждодневная, жестокая   борьба за существование иссушила  их души, сделала жестокими. И только память Деда хранила мечту об Огне и Хлебе – той первооснове жизни « по-человечности»- и давала робкую надежду на её возрождение.

Выжили самые выносливые, те,, кто 1000 лет назад схлестнулись с силами Тьмы в Донецке. Сражались великие вселенские смыслы. И победила тьма, тьма объяла свет…

Но выжили и другие, которые неуклонно вели человечество к самоуничтожению, разжигая костёр войны , в котором гибли целые народы и государства. Они неуклонно расчищали место для собственного вечного благоденствия  для себя- сверх людей. Они, возомнив себя « вместо части целым», поджимали мир под себя…Но эксперимент в полной мере не удался : желая « поправить и направить природу», они получили непредвиденные результаты. Интегральное планетарное сознание, не гармонизированное с природными процессами, привело мир к целой череде катастроф, в которых они и погибли.

Но всё же…некоторым юрким всё же удалось задержаться на земле. Всю силу знания использовали они на поддержание здоровой жизни тела на сотни лет вперёд. Их биологическое существование было переполнено беспримерным удовольствием и блаженством.

 Цель жизни тысячелетнего Дубля – насыщение чувственными удовольствиями. Он живёт в мире, который, по сути, являет собой дьявольскую западню. Сытость , довольство, комфорт и…неуклонное движение к одной цели-  вечной жизни в новом сияющем мире. Обновление его сущности на этом пути займёт ещё тысячу лет. А затем- вечный волшебный свет…

Но Дубль не понимает( ведь, действительно, этот золотой миллиард- все придурки) не понимает, что последний его дубль не за горами! Голос Града Небесного раздаётся отчётливо и звонко: Грегор  обречён на небытие, к которому, утратив энергетику больших целей,  движется с бесперспективной настойчивостью.  Горизонты жизни открываются тем, кто с завидным упорством, медленно и мучительно, на ощупь, движутся параллельно с природой , уставляя свой путь  теми весомыми добродетелями, которыми только и можно спастись.

Вообще, сегодня уже для многих рассказ не звучит как фантастика, а как сбывшееся проклятие.

М. И. Махотина.