«Карта города» . Петербург А. С. Пушкина .
Инструкция: Работа ведется группой, на составление отводится не более 15 мин, на защиту 5 мин., Докладчика выбирает группа.
«Карта города» . Петербург сатирика Н. В Гоголя . Инструкция: Работа ведется группой, на составление отводится не более 15 мин, на защиту 5 мин., Докладчика выбирает группа.
«Карта города» . Петербург Ф. М. Достоевского . Инструкция: Работа ведется группой, на составление отводится не более 15 мин, на защиту 5 мин., Докладчика выбирает группа.
ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ "ЛИК ЧЁРНОЙ ПАЛЬМИРЫ" (фрагмент) Питер... Питер - это, братцы,
вообще жуть.
В. Васильев
"Тут Лайк насупился и ненадолго замолчал. То ли обдумывал то, что собирался сказать, то ли прислушивался к ощущениям.
- Питер... Питер - это, братцы, вообще жуть. Винница по сравнению с ним - оазис.
Симонов многозначительно хмыкнул:
- А что ты хотел - Питер на костях стоит!
Не в одних костях дело, - покачал головой Лайк. - Ингерманландские болота сами по себе довольно мрачное место. Идеальное для жертвоприношений. Знали бы вы, сколько там жизней загублено, сколько энергии выпито... Питер ненавидит всех - он просто иначе не умеет. Это город-зомби и город-вампир, он жрёт всех без разбору - Темный, Светлый, Иной, не Иной. И как истинный вампир, он умеет очаровывать, чтобы жрать. Питерцы теряют душу с улыбкой на устах и с глубокой любовью к городу, который душу из них день за днем высасывает. Неспроста там мало Иных и совершенно нет старых и сильных Иных. Вы видели эти улицы, лишенные деревьев? Вы видели эти дворы - ни травинки, ни былинки, сплошной асфальт? Мертвые каменные колодцы, в которых душа стынет? Знаете, как Питер звали полтораста лет назад... в определенных кругах? Черная Пальмира. Не Северная - Черная. Не завидую тому, кто отважится увидеть истинный лик этого проклятого города.
Питер встретил их пасмурным небом, неприятным моросящим дождичком и заплеванным перроном.
Прошли по перрону, миновали здание вокзала. Под ногами валялся всякий мусор - окурки, обертки, клочки газет. Перед выходом на Литовский у вентиляционной шахты грелось целое сонмище бомжей. Тут же рядом два синюшных типа давили с горла дешевый азербайджанский портвейн..Питер производил мрачное и гнетущее впечатление - на всех:"
Прежде всего я хочу сказать, что позиция абсолютного пессимиста или абсолютного оптимиста нереальна, это скорее персонажи для карикатуристов, сатириков и сочинителей анекдотов. В реальной жизни пессимизм и оптимизм должны сочетаться в человеке, то есть он должен видеть как все дурное и злое в том, что его окружает, так и хорошее, и в этих условиях вырабатывать свое поведение, свою позицию…
Если от воли человека ничего не зависит, если история идет своими путями, независимо от человека, то ясно, что человеку не за что бороться, а значит, и не нужно бороться.
Я лично верю в случайность в истории, то есть я верю в волю человека. От нас зависит, станем мы проводниками добра или не станем. Поэтому такие вопросы, как "Что ждет нас в будущем?", не имеют смысла. Нас ждет то, что мы сделаем сами, потому что таких законов, которые бы вели нас по строго определенному пути и не давали никуда отклониться, в истории нет.
Д. С. Лихачев
Прежде всего я хочу сказать, что позиция абсолютного пессимиста или абсолютного оптимиста нереальна, это скорее персонажи для карикатуристов, сатириков и сочинителей анекдотов. В реальной жизни пессимизм и оптимизм должны сочетаться в человеке, то есть он должен видеть как все дурное и злое в том, что его окружает, так и хорошее, и в этих условиях вырабатывать свое поведение, свою позицию…
Если от воли человека ничего не зависит, если история идет своими путями, независимо от человека, то ясно, что человеку не за что бороться, а значит, и не нужно бороться.
Я лично верю в случайность в истории, то есть я верю в волю человека. От нас зависит, станем мы проводниками добра или не станем. Поэтому такие вопросы, как "Что ждет нас в будущем?", не имеют смысла. Нас ждет то, что мы сделаем сами, потому что таких законов, которые бы вели нас по строго определенному пути и не давали никуда отклониться, в истории нет.
Д. С. Лихачев
Прежде всего я хочу сказать, что позиция абсолютного пессимиста или абсолютного оптимиста нереальна, это скорее персонажи для карикатуристов, сатириков и сочинителей анекдотов. В реальной жизни пессимизм и оптимизм должны сочетаться в человеке, то есть он должен видеть как все дурное и злое в том, что его окружает, так и хорошее, и в этих условиях вырабатывать свое поведение, свою позицию…
Если от воли человека ничего не зависит, если история идет своими путями, независимо от человека, то ясно, что человеку не за что бороться, а значит, и не нужно бороться.
Я лично верю в случайность в истории, то есть я верю в волю человека. От нас зависит, станем мы проводниками добра или не станем. Поэтому такие вопросы, как "Что ждет нас в будущем?", не имеют смысла. Нас ждет то, что мы сделаем сами, потому что таких законов, которые бы вели нас по строго определенному пути и не давали никуда отклониться, в истории нет.
Д. С. Лихачев
<...>На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду извёстка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, – всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека.<...> (ч.1, гл.1)
<...>Когда же он опять, вздрагивая, поднимал голову и оглядывался кругом, то тотчас же забывал, о чём сейчас думал и даже где проходил. Таким образом прошёл он весь Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешёл мост и поворотил на Острова. Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам, привыкшим к городской пыли, к извёстке и к громадным, теснящим и давящим домам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные, раздражающие. Иногда он останавливался перед какою-нибудь изукрашенною в зелени дачей, смотрел на ограду, видел вдали, на балконах и на террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей. Особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел. Встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы; он провожал их с любопытством глазами и забывал о них прежде, чем они скрывались из глаз.<...>(ч.1, гл.5)
<...>Прежде, когда случалось ему представлять всё это в воображении, он иногда думал, что очень будет бояться. Но он не очень теперь боялся, даже не боялся совсем. Занимали его в это мгновение даже какие-то посторонние мысли, только всё ненадолго. Проходя мимо Юсупова сада, он даже очень было занялся мыслию об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на всех площадях. Мало-помалу он перешел к убеждению, что если бы распространить Летний сад на всё Марсово поле и даже соединить с дворцовым Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезнейшая для города вещь. Тут заинтересовало его вдруг: почему именно, во всех больших городах, человек не то что по одной необходимости, но как-то особенно наклонен жить и селиться именно в таких частях города, где нет ни садов, ни фонтанов, где грязь и вонь, и всякая гадость. Тут ему вспомнились его собственные прогулки по Сенной, и он на минуту очнулся. «Что за вздор, – подумал он. – Нет, лучше совсем ничего не думать!»<...> (ч.1, гл.6)
<...>На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы каплю дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и извёстка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть и голова его совсем закружилась, – обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день.<...>(ч.2, гл.1)
<...>Он зажал двугривенный в руку, прошёл шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчётливо разглядеть даже каждое его украшение. Боль от кнута утихла, и Раскольников забыл про удар; одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, – чаще всего, возвращаясь домой, – случалось ему, может раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно прекрасную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразрешимому своему впечатлению. Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина...<...>(ч.2, гл.2)
<...>Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы болот, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхий невод, ныне там
По оживлённым берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Тёмно-зелёными садами
Её покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид.
Невы державное теченье,
Береговой её гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамён победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царский дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лёд,
Нева к морям его несёт
И, чуя вешни дни, ликует.<...>
Часть первая (отрывок)
<...> Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури...
И спорить стало ей невмочь...
Поутру над её брегами
Теснился кучами народ,
Любуясь брызгами, горами
И пеной разъярённых волн.
Но силой ветров от залива
Переграждённая Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Всё побежало, всё вокруг
Вдруг опустело – воды вдруг
Втекли в подземные подвалы,
К решёткам хлынули каналы,
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружён.
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Чёлны
С разбега стёкла бьют кормой.
Лотки над мокрой пеленой,
Обломки хижин, брёвна, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бедной нищеты,
Грозой снесённые мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам! <...>
Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет всё. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных её жителей не променяет на все блага Невского проспекта. <...> Невский проспект есть всеобщая коммуникация Петербурга. Здесь житель Петербургской или Выборгской части, несколько лет не бывавший у своего приятеля на Песках или у Московской заставы, может быть уверен, что встретится с ним непременно. Никакой адрес-календарь и справочное место не доставят такого верного известия, как Невский проспект. Всемогущий Невский проспект! Единственное развлечение бедного на гулянье Петербурга! Как чисто подметены его тротуары, и, боже, сколько ног оставило на нём следы свои! И неуклюжий грязный сапог отставного солдата, под тяжестью которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, лёгкий, как дым, башмачок молоденькой дамы, оборачивающей свою головку к блестящим окнам магазина, как подсолнечник к солнцу, и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая по нём резкую царапину, – всё вымещает на нём могущество силы или могущество слабости. Какая быстрая совершается на нём фантасмагория в течение одного только дня! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток! Начнём с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и сострадательных прохожих. Тогда Невский проспект пуст: плотные содержатели магазинов и их комми ещё спят в своих голландских рубашках или мылят свою благородную щёку и пьют кофий; нищие собираются у дверей кондитерских, где сонный ганимед, летавший вчера, как муха, с шоколадом, вылезает, с метлой в руке, без галстука, и швыряет им чёрствые пироги и объедки. По улицам плетётся нужный народ: иногда переходят её русские мужики, спешащие на работу, в сапогах, запачканных известью, которых и Екатерининский канал, известный своей чистотою, не в состоянии бы был обмыть. В это время обычно неприлично ходить дамам, потому что русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, каких они, верно, не услышат даже в театре. Иногда сонный чиновник проплетётся с портфелем под мышкою, если через Невский проспект лежит ему дорога в департамент. Можно сказать решительно, что в это время, то есть до двенадцати часов, Невский проспект не составляет ни для кого цели, он служит только средством: он постепенно наполняется лицами, имеющими свои занятия, свои заботы, свои досады, но вовсе не думающими о нём. Русский мужик говорит о гривне или о семи грошах меди, старики и старухи размахивают руками или говорят сами с собою, иногда с довольно разительными жестами, но никто их не слушает и не смеётся над ними, выключая только разве мальчишек в пестрядевых халатах, с пустыми штофами или готовыми сапогами в руках, бегущими молниями по Невскому проспекту. <...>
Оставьте свой комментарий
Авторизуйтесь, чтобы задавать вопросы.