Доклад на тему: «Концепт «Счастье» в русской языковой картине мира»

Доклад на тему

«Концепт «Счастье» в русской языковой картине мира»

 Исследование посвящено изучению лингвоэтической картины мира и концепту «Счастье»,  являющемуся этической  категорией.

Исследование выполнено с учетом лингвокультурологических подходов; лингвокультурология относится к наиболее активно развивающимся областям лингвистики, и проблема классификации и описания типов культурных концептов представляет собой один из наиболее актуальных аспектов этой отрасли науки.

Необходимость лингвистического исследования важнейших аксиологических и этических категорий, как культурномаркированных, обусловили актуальность данного исследования.

Объектом исследования выступают лексические и фразеологические средства описания и формирования этических концепта «Счастье».

Предметом исследования являются образы счастья и языковые средства их представления  концепта «счастье» в отечественных литературно-художественных текстах и в фольклоре.

Целью данной работы является изучение особенностей интерпретации этического концепта «Счастье»  в современном русском языке, установление его семантической корреляции.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что осуществлено расширение и уточнение важнейших понятий и терминов теории языка и лингвоконцептологии («концепт», «языковая картина мира», и др.); проведен многослойный концептуальный анализ базового ментального понятия «счастье».

Практическая значимость работы определяется исследованием специфики бытования концепта «Счастье»  как важнейшей этической категории в религиозном, паремиологическом и литературно-художественном наследии русской культуры.

Материалом исследования послужили малые жанры русского фольклора и литературные тексты русских писателей ХIХ-ХХ века.

Фундаментальные исследования в области определения и анализа концепта продолжаются, но единого подхода не существует. Когнитолог Е.С. Кубрякова определяет концепт как ментальное образование, как информационную единицу, а цель концептуального анализа – выявить некие смыслы, интегрированные словом и объясняющие особенности его использования.

Концепт объективируется в языке посредством слова, которое получает статус имени концепта – языкового знака, передающего содержание концепта наиболее полно и адекватно, считает В.И. Карасик. По мнению Д.С. Лихачева, концепт существует не для каждого слова, а для каждого его лексико-семантического варианта. Ю.С. Степанов выделяет всего несколько десятков культурных концептов. Большое значение для формирования концепта имеют повторяющиеся в тесте слова (лейтмотивы, лексические доминанты, чаще – ключевые слова). Истолкование концептов и концептосферы кроется в семантическом пространстве близких по смыслу групп слов – тематических, семантических, и в типовом наборе существенных семантических признаков, - считает Л.Г. Бабенко. Мы считаем возможным принять за основу его общее определение в рамках лингвокогнитивного подхода, в соответствии с которым концепт понимается как ментальная единица, которая отражает знания и опыт человека, сформированные им в результате концептуализации действительности. Концепт может включать темы, отмеченные лингвокультурной спецификой.

Человек, познавая в процессе своей жизнедеятельности объективную действительность, результаты этого познания фиксирует прежде всего в лексике. Сумма знаний о мире, зафиксированных в языке, может быть определена как языковая картина мира.

Языковая картина мира не принадлежит к числу частнонаучных или специальных картин мира, являясь предшественником многих других картин и до определенной степени формируя их. Ю.Д. Апресян называл языковую картину мира наивной и подчеркивал ее донаучный характер. Поскольку процесс познания человеком мира идет постоянно, следовательно, концептуальная картина мира постоянно дополняется и изменяется, тогда как языковая картина мира более консервативна и еще долго сохраняет следы устаревших представлений человека о мире.

Взаимосвязь концептуальной и языковой картин мира обусловлена сходством их внутренней структуры: концептуальная структура может быть организована в виде фреймов или идеальных когнитивных моделей, а языковая - в виде тезауруса, отдельные блоки которого могут быть сходными с семантическими, ассоциативными или тематическими полями.

Языковая картина мира является частью общей картины мира, ее глубинным пластом, то есть представляется подсистемой концептуальной картины мира, включая те ее компоненты, с которыми соотнесены языковые знаки. При этом языковая картина мира не стоит в ряду со специальными картинами мира (химической, физической и др.), она им предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и самого себя благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт как общечеловеческий, так и национальный. Последний и определяет специфические особенности языка на всех его уровнях. В силу специфики языка в сознании его носителей возникает определенная языковая картина мира, сквозь призму которой человек видит мир.

Подводя итоги краткого обзора толкований культурного концепта (Ю.Д. Тильман, Е.В. Иващенко) и наших наблюдений можно сделать следующие выводы относительно его основных признаков:

1) концепт есть ментальное и/или смысловое образование, аккумулирующее знания коллективного субъекта (общества или социальной группы) об определенном фрагменте действительности;

2) он - часть картины мира, существующей в коллективном сознании данной лингвокультурной общности;

3) концепт - многомерное образование, пучок смыслов; содержание его в сознании разных представителей лингвокультурной общности не может быть представлено совершенно одинаково;

4) концепты - совокупные представления оценочного типа, включающие логическую, образную, эмоциональную и поведенческую стороны;

5) культурные концепты существуют в поле культуры и несут на себе отпечаток той социокультурной системы, в рамках которой они сформировались.

На основе вышеперечисленных признаков мы принимаем в качестве рабочего определение С.Г. Воркачева, который считает, что «концепт - это единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой».

«Философская традиция и обыденное сознание, как правило, отождествляют Счастье с высшим благом, рассматривают его в качестве общего знаменателя всех ценностных устремлений человека. Как слово живого языка и категория культуры Счастье имеет многоаспектное, трудно поддающееся систематизации содержание. Польский исследователь В. Татаркевич (1886-1980), написавший фундаментальный труд «О счастье и совершенстве человека», выделил следующие 4 основные значения понятия Счастье:

 1) благосклонность судьбы, удача;

 2) состояние интенсивной радости;

3) обладание наивысшими благами, положительный баланс жизни;

4) чувство удовлетворения жизнью [1].

Философско-этический анализ Счастья связан с разграничением в его содержании того, что зависит от самого индивида, определяется степенью его духовного развития, совершенства, добродетельности, от того, что ему не подконтрольно, предзадано внешними условиями… Этическое направление, рассматривающее Счастье в качестве высшего человеческого блага, получило название эвдемонизма. Сторонником данного направления наряду с Аристотелем был Фейербах. По его мнению, эвдемонизм становится этическим принципом как желание Счастья другому. Эвдемонистические мотивы представлены в подавляющем большинстве этических учений, в т. ч. таких, как, например, этика Платона, Фомы Аквинского и др. Традицию этического эвдемонизма прервал, по сути дела, впервые Кант, полагавший, что Счастье является всего лишь высшей природной (но не моральной!) целью человека».

 «Словарь по этике» предлагает следующее понимание счастья: «Счастье - как понятие морального сознания обозначает такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего человеческого назначении. Как и мечта, Счастье является чувственно-эмоциональной формой идеала, но в отличие от нее означает не устремления личности, а исполнение этих устремлений. Понятие Счастье не просто характеризует определенное конкретное объективное положение или субъективное состояние человека, а выражает представление о том, какой должна быть жизнь человека, что именно является для него блаженством[2].

Судя по данным этимологического словаря Н.М. Шанского, слово «счастье» общеславянского происхождения. «Образовано с помощью приставки съ (в значении «хороший»…) и суф. -иj- от ч сть. Буквально - “хорошая часть, доля“. См. часть» [3]. М. Фасмер дополняет эти данные своих этимологических изысканий, цитируя Бернекера - «счастье - первоначально «доля, совместное участие»... Эта этимология несомненна для позднецерковнославянского» [4]. В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» «часть - «доля», «кусок от целого», «нечто выделившееся, выделенное, изъятое, выхваченное из целого», «отрезок»… »[5].

«Толковый словарь живого великорусского языка» В. Даля трактует понятие «счастье» следующим образом «1. Рок, судьба, часть и участь, доля. 2. Благоденствие, благополучие, земное блаженство, желанная насущная жизнь, без горя, смут и тревоги; покой и довольство; вообще все желанное, все то, что покоит и доволит человека, по убежденьям, вкусам и привычкам его»[6].

Это подтверждается также толковыми словарями современного русского языка, которые трактуют «счастье» как «1. Состояние полной удовлетворенности жизнью, чувство высшего (курсив наш. - О.М.) довольства, радости. 2. Удача, успех. 3. Хорошо, удачно, приятно (в значении сказуемого или вводного слова). 4. Участь, доля (с пометой «просторечное»)»[7-10].

Следовательно, то, «что этимологически исходное значение «участь, доля, судьба», занимающее у В. Даля первое место в словарной статье [11], в словарях современного русского языка перемещается на последнее место с пометой «разговорное» и «просторечное», также свидетельствует об изменении значимостной составляющей концепта Счастье в русской культуре

Учитывая тот факт, что «в языке ... фразеологизируются именно те образные выражения, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами … и которые при употреблении в речи воспроизводят характерный для той или иной лингвокультурной общности менталитет» [12], мы в данном исследовании обратимся в первую очередь к анализу «фразеологического языка» концепта «Счастье».

Материалом для исследования паремиологического представления счастья явились словари пословиц и поговорок русского языка В.И. Даля[13], В.П. Аникина [14], В.П. Жукова [15] .

В результате проведенного анализа «фразеологического языка» концепта «Счастье» мы условно выделили 12 смысловых групп:

1. В обиходном сознании укоренены воззрения на Счастье как на условие (или синоним) богатства:

счастливому и промеж пальцев (в зубах) вязнет; счастливому (богатому) не что деется: живет да греется; кому счастье служит, тот ни о чем не тужит; где нет доли, тут и счастье невелико; кто запаслив, тот и счастлив; тот счастлив, у кого есть хлеба с душу, платье с тушу, денег с нужу и под.

2. В то же время зафиксирована точка зрения, согласно которой деньги не являются необходимым атрибутом Счастья:

не в деньгах счастье, счастье не в кошельке, счастье в руках; счастье за деньги не купишь; счастье лучше (дороже)богатства и под.

3. Часто Счастье отождествляется с удачей и некой привилегированностью:

со счастьем на клад набредешь, без счастья и гриба не найдешь; в схватке - счастье великое дело; счастливый на коне, бессчастный пеш; счастье на коне, бессчастье под конем; не родись красивый, а родись счастливый; не родись ни умен, ни красив, а родись счастлив; тот счастлив плут, где сыщет кривой суд и под.

4. Была выделена группа паремий, в которых отражена точка зрения, что Счастье является результатом труда, личных заслуг человека:

счастье у каждого под мозолями лежит; там счастье не диво, где трудятся нелениво; паши нелениво - проживешь счастливо; каждый человек кузнец своего счастья; счастье не в кошельке, счастье в руках; нового счастья ищи, а старого не теряй и под.

5. В то же время для русского обыденного самосознания характерно восприятие Счастья как некоей непредсказуемой стихии, и, как следствие, - стихии ненадежной, о чем свидетельствуют следующие паремиологические единицы:

счастье не лошадь: не везет по прямой дорожке; счастье, что трясье: на кого захочет, на того и нападет; счастье легко на помине не бывает; счастье вольная пташка: где захотела, там и села и под; счастье, что волк: обманет, да в лес уйдет; счастье - вешнее ведро; счастье с несчастьем двор обо двор живут; счастье без ума - дырявая сума; мужик на счастье сеял хлеб, а уродилась лебеда; легче счастье найти, чем удержать; первое счастье не меняют на последнее и под.

6. На фоне подобных представлений о Счастье вполне естественным представляется сложившееся у русского народа и отразившееся во «фразеологическом языке» определенное «недоверие» Счастью, осторожное отношение к его поискам, некое «предостережение» от него:

счастью не вовсе верь, на счастье не надейся; счастью не верь, а беды не пугайся; счастье пытать - деньги терять; не отведывай счастья, не купи коня хрома; счастье искать - от него бежать и под.

7. Как следствие, у окружающих людей Счастье другого человека может вызывать негативные чувства:

счастливым быть, всем досадить; где счастье, там и зависть и под.

8. Нельзя не отметить также, что Счастье в русском самосознании и фразеологической картине мира очень часто противопоставляется уму его обладателя:

глупому счастье, а умному бог дает; счастье везет дураку, а умному бог дал; счастье без ума - дырявая сума; счастье со счастьем сойдется, и то без ума не разминется; глупому счастье, а умному напасть; (но, счастье ума прибавляет, несчастье последний отымает; мудреному и счастье к лицу) и под.

9. Характерным для русского обыденного сознания является противопоставление Счастья и Несчастья во многих случаях как сна и действительности, прошлого и настоящего:

счастлив бывал, да бессчастье в руки поймал; во сне счастье, наяву ненастье; во снах счастье, а в быль напастье и под.

10. Вполне типичным в языке пословиц и поговорок русского народа можно считать сопоставление Счастья и Несчастья как неразрывного целого:

счастье с несчастьем двор обо двор живут (в одних санях ездят); счастье с несчастьем смешалось - ничего не осталось; счастье ума прибавляет, несчастье последний отымает; кто в горе руки опускает, тот счастья никогда не узнает и под.

Интересен тот факт, что Счастье в русских пословицах и поговорках часто определяется через отрицательные, а не сравнительные конструкции с союзом «как»:

счастье не батрак: за вихор не притянешь; счастье не кляп: в руки не возьмешь; в счастье - не в бабки: свинчаткой кону не выбьешь; счастье не корова: не выдоить; счастье не конь: хомута не наденешь и под.

11. Также в обыденном сознании закрепился ряд условий, без которых Счастье невозможно, наиболее широко из них представлены такие условия, как дружба, общение, правда:

счастлив тот, у кого совесть спокойна; неволя счастья не дает; седина напала, счастье пропало; к людям ближе, счастье крепче; кто дружбу водит, счастье находит; гость на порог - счастье в дом; тому будет всегда счастливо, кто пишет нельстиво; где правда, там и счастье и под.

12. Была выявлена небольшая группа пословиц, в которых Счастье связывалось с положительными эмоциями:

где счастье, там и радость; нет счастья, не жди и радости и под.

Это, на наш взгляд, может свидетельствовать о том, что в обыденном сознании русского народа не оформилось полное представление о Счастье как о полноте и радости бытия, что и нашло свое выражение во «фразеологическом языке». Вероятнее всего, это связано с тяжелыми условиями жизни крепостного крестьянства и религиозными представлениями русского народа в целом.

По результатам проведенного анализа «фразеологического языка» концепта «Счастье» можно заключить, что в зеркале русской паремиологии в большей мере отражаются негативные аспекты понимания Счастья, этимологически не обусловленные, но традиционные для обыденного русского менталитета, что в значительной мере определяется экстралингвистическими факторами и особенностями русского культурно-исторического развития.

Как показывает наш анализ, в текстах художественной литературы широко используется лексема «счастье». На современном этапе развития русской культуры большинством носителей русского языка слово «счастье» воспринимается и интерпретируется в диапазоне следующих значений:

1. Состояние полной удовлетворенности жизнью, чувство высшего довольства, радости.

Человек создан для счастья. (Короленко «Парадокс»); В глазах ее, недавно еще печальных и заплаканных, теперь сияла улыбка счастья. (Саянов «Лена»); Ее сморщенное, всегда испуганное лицо сияло счастьем. (Чехов «В овраге») и т.д.

2. Удача, успех.

- Сыграем в шашки... Ведь это не в банк; тут никакого не может быть счастья или фальши: все ведь от искусства. (Гоголь «Мертвые души); Хаджи-Мурат всегда верил в свое счастье. Затевая что-нибудь, он был вперед твердо уверен в удаче, - и все удавалось ему. (Л. Толстой «Хаджи-Мурат»); Счастье в таежной округе называлось фартом: исстари было переделано на русский лад чужестранное слово «фортуна». (Саянов)

Хорошо, удачно, приятно - модальные слова с утвердительным значением:

Да, счастье, у кого есть эдакий сынок! (Грибоедов «Горе от ума»); Я шепнул ему: - Экое счастье, что мне удалось у вас читать, я вас не выдам. (Герцен «Былое и думы»); - Счастье твое, дитятко, - говорит ему баба-яга, - что ты ко мне прежде зашел, а то не бывать бы тебе живому. (А.Н. Толстой «Василиса Премудрая») и т.д.

Как показал анализ, традиционное для обыденного сознания, зафиксированное в толковых словарях понимание Счастья широко представлено в русской литературе. Кроме этого, собранный нами материал позволяет сделать еще ряд наблюдений, значительно расширяющих имеющиеся научные представления о специфике бытования концепта «Счастье» в русском национальном сознании.

Прежде всего, в отобранном материале следует отметить разнообразие источников Счастья, представленных в текстах художественной литературы, ставших неотъемлемой частью русской культуры:

Что составляет содержание мелких пьес Пушкина? Почти всегда любовь и дружба как чувства, наиболее обладавшие поэтом и бывшие непосредственным источником счастья и горя всей его жизни. (Белинский «Сочинения Александра Пушкина»); Я пошла спать, счастливая от мысли, что завтра … будет хорошая погода. (Л. Толстой) Вы забыли, что человек счастлив заблуждениями, мечтами и надеждами; действительность не счастливит. (Гончаров ) и т.д.

Из приведенных примеров можно сделать вывод о том, что такой феномен, как конкретный источник Счастья, в русской культуре не зафиксирован. (Это подтверждается философскими разработками данной проблемы). Но, на наш взгляд, интересны и характерны именно разнообразие и потенциальное богатство того, что может быть источником Счастья, что и представлено в материале. Значимым представляется положение о том, что источником Счастья может быть только то, что в общественном сознании или в сознании индивида имеет положительную окраску.

В связи с этим необходимо отметить сравнительно небольшое количество примеров, репрезентирующих то, что является своеобразным вместилищем Счастья в человеке (мы зафиксировали всего два случая):

(Царь): Достиг я высшей власти; Шестой уж год я царствую спокойно. Но счастья нет в моей душе. (Пушкин «Борис Годунов»); - Вдруг вижу в глазах этого человека ... засветилось такое счастье, какое, может быть, посторонним и видеть-то не полагается. (Б. Полевой «Любовь») и т.д.

На основании анализа можно отметить, что в языке художественной литературы зафиксирована возможность человека иметь много источников Счастья при сравнительно небольшом количестве вместилищ, хранилищ этого чувства.

Следует подчеркнуть также тот факт, что в языке художественной литературы отразились представления о Счастье как о непредсказуемой стихии, тоже воплотившиеся во «фразеологическом языке» русского народа:

Не всякого полюбит счастье, Не все родились для венцов. (Пушкин «Жуковскому»); Слепое счастие, шатаясь меж людей, Не вечно у вельмож гостит и у царей. (Крылов «Фортуна в гостях»); Солнце не вечно сияет, счастье не вечно везет. (Н. Некрасов) и т.д.

Интересно отметить, что в отобранных нами примерах весьма бедно представлен именно в вербальном плане спектр ощущений и эмоций, сопутствующих переживанию Счастья, что может свидетельствовать о самодостаточности, наполненности чувствами этого феномена, что на языковом уровне характеризует лексему «счастье» как гиперлексему, гипероним:

Он застал супругу и дочку в объятиях одну у другой и обливающих друг друга слезами. Это были слезы счастья, умиления и примирения. (Достоевский «Идиот») и т.д.

Ряд языковых фактов свидетельствует о том, что в художественных текстах, являющихся отражением языкового сознания их авторов, определение «счастливый» употребляется не с именами существительными одушевленными (наименованиями лиц), а с именами существительными неодушевленными, часто с абстрактной, не предметной семантики (счастливые: мысль; пора детства; мелодия; ночь; время; смерть; освещение; минута; исход; монолог; талант; случайность и др.):

Мне пришла в голову счастливая мысль. (Гончаров); Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! (Л. Толстой) и т.д.

Собранный нами материал позволяет отметить то, в чем может состоять Счастье человека (в любви, в игре), что является смыслом/Счастьем жизни и, как следствие, - мотивацией всех поступков, действий, желаний и т.д. человека:

Известно, что истинное счастье человека в науке и труде. (Горький «Репетиция»); Счастлив ты в прелестных дурах, В службе, в картах и в пирах. (Пушкин «Счастлив ты…»)

Во многом благодаря подобным традиционным воззрениям на Счастье, а также на традиционное религиозное понимание жизни как страдания, Несчастье в языке художественной литературы стало выделяться как некое индивидуализирующее начало, то, что выделяет субъект из ряда себе подобных:

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. (Л. Толстой «Анна Каренина»); Несчастные дети умнеют скорее счастливых… на свою беду. (Тургенев «Несчастная»); Русский гений издавна венчает Тех, которые мало живут, О которых народ замечает: «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает…» (Н. Некрасов «Не рыдай так безумно над ним…») и т.д.

Такая частеречная реализация имени концепта «Счастье», как существительные «счастливчик, счастливец(ица)» и наречие «счастливо», представлена в текстах художественной литературы в основном в значении «обладающий удачей», «привилегированностью», «удачно», например:

Леша Шириков был счастливчиком. Ему везло от рождения и везло во всем, за что бы он ни брался. (Лавренев «Счастье Леши Ширикова»); Бывают счастливцы, - сказал человек. - Твоя облигация?- спросил он у Саши. - Да . - Десять тысяч выиграла, - сказал человек. - Повезло. (Панова «Времена года») и т.д.

Наличие устойчивых этикетных формул, включающих в себя имя культурного концепта, свидетельствует, на наш взгляд, о том, что данный концепт является широко используемым, значимым для носителей русской культуры. Нами зафиксированы следующие примеры:

Да и может ли Андрей Федорович составить счастье такой женщины. (Чернышевский «Алферьев»); - Дозволит ли графиня незнакомцу иметь счастье танцевать с нею! (Марлинский «Испытание») и т.д.

Список использованной литературы:

1.      Татаркевич В. 2. «О счастье и совершенстве человека».  — М., 1981. – С. 365.

2.      «Словарь по этике». Под редакцией И.Кона, 1981 г.

3.      Шанский Н.М. 2.      «Школьный этимологический словарь русского языка». Происхождение слов/ Н.М. Шанский, Т.А. Боброва. — 7-е изд., стереотип. — М.: Дрофа, 2004. — 398

4.      Фасмер М. «Этимологический словарь русского языка».— 2-е изд., стереотип. — М.: Прогресс, 1986. — Т. 3 — с. 816.

5.      П. Я. Черных. «Историко-этимологический словарь современного русского языка». – М.  2001, т. 2: 375.

6.      В. Даль «Толковый словарь живого великорусского языка». - Спб., - 1980, т. 4, 371.

7.       «Словарь современного русского литературного языка».  – М.-Л.: Изд-во АН СССР. -  1963, т. 14: - С. 1311.

8.      «Большой толковый словарь русского языка» под ред. С. А. Кузнецова.

1-ое изд., СПб.: Норинт,. -  1998.  - С.  1297.

9.      «Словарь русского языка»: / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999. – т. 4: 320.

10.  Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. –  т. 4. – С. 615.

11.  Даль, В.И. «Толковый словарь живого великорусского языка»:  - М.: Русский язык – Медиа. 1980, т. 4: 371.

12.  Телия В.Н. «Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты». -  М.: Языки русской культуры, 1996. - 288 с.

13.  В. Даль - «Толковый словарь живого великорусского языка в четырех томах» «ДИАМАНТ», «Золотой век». 1996 г. -699.

14.  Русские пословицы и поговорки / Сост. Ф.М. Селиванов, Б.П. Кирдан, В.П.Аникин. - М.,  1988. 

15.  Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. М.: Русский язык, 2000.- 7-е изд., стереотип. - 544 с.